Тайна Моники Джонс

При встрече с девочками я чувствовала некую неловкость за то, как быстро ушла накануне, когда мы так нуждались друг в друге. Но они, сделав вид, что ничего не произошло, только с восхищением похвалили мой внешний вид, и я поняла, что дольше дня без них не протянула бы.

По большей части мы молчали, взявшись под руки, нога в ногу шли по залитым желтыми лучами улицам Эмброуза. Про Эмбер не говорили, накупили фруктов к вину и пришли к дому Фреда. Вдоль тропинки, выложенной щебенкой, росли кусты алых роз. Было видно, что за цветами ухаживают, впрочем, и сам дом с французскими окнами выглядел солидно. Мы встали в круг в десяти метрах от крыльца, уставившись друг на друга.

– Давайте хоть сегодняшний день проведем без драм! – взмолилась Моника.

Как по мне, от нас это зависело наполовину, но я согласно кивнула.

– Вы там что, шабаш устроили? – в дверях появилась лохматая голова Фреда.

Непроизвольно улыбнувшись, мы пошли к нему.

Прежде находиться у него дома нам не приходилось, и мы с любопытством оглядывались. Позабыв, что Фред еще школьник, живущий с родителями, я ожидала беспорядка, достойного ближайшего общежития студгородка. Однако интерьер оказался светлым, уютным, я бы даже сказала, благородным – тут вовремя вспомнилось, что мама Фреда была балериной, пока его отец не перевез ее в Эмброуз.

– Чувствуйте себя как дома, – радушно сказал Фред, отругав нас за то, что мы потратились на фрукты.

Моника кинулась помогать Дэвиду накрывать на стол, а мы разместились в гостиной с высоким потолком.

Здороваясь со всеми по очереди, я наблюдала за Алексом – он, оглядев меня с ног до головы, смотрел на меня с куда большим интересом, нежели даже вчера. Лили о чем-то увлеченно разговаривала с Питером, и я задалась вопросом: все ли мы так меняемся в лице, когда говорим с кем-то душевно близким? Питер, увлеченно жестикулируя, рассказывал ей какую-то историю, а Лили заливисто смеялась и выглядела непривычно дружелюбной.

Моника вернулась с огромной тарелкой разнообразных нарезанных фруктов, Дэвид принес бокалы и вино. Алекс разлил пахнущий виноградом напиток и, сев рядом со мной, молча поднял бокал. Мы повторили за ним.

– Итак, – разом опустошив бокал наполовину и причмокнув губами, начал Фред, – чему вы планируете посвятить время завтра, в последний день лета?

– Идем в школу делать мемориальную доску в честь памяти Эмбер, – тут Анна обратилась к Питеру, – нам, кстати, будут нужны кое-какие материалы.

– Я завтра все равно забегу в школу после обеда, – кивнул тот, – на месте разберемся.

Питер был президентом школы, его выбрали в прошлом году. Он круглый отличник, выигрывает все шахматные турниры подряд, достиг небывалых высот в таком опасном виде спорта, как руфинг, но для голосовавших за Питера школьниц Эмброуза важнее было его природное обаяние – милые каштановые кудри и умные блестящие глаза, задорно смотрящие сквозь стильные очки. Высокий парень с прекрасным вкусом в музыке, он забавно смущается при вручении ему очередной грамоты по химии, физике или истории.

– Будет нужна помощь – вы, надеюсь, знаете к кому обращаться, – сказал он.

– Не ко мне, – гоготнул Фред, – завтра у меня одно важное дельце.

– Кстати, – погрозила пальцем Кэтрин, – вы позавчера обещали нам что-то рассказать, когда мы придем. Мы уже тут.

«Французы» довольно переглядывались и улыбались. Лили, казалось, не собиралась сегодня как-то поддерживать разговор – сидя на краю кресла в коротком темно-синем платье, она размеренно покачивала ножкой, не спеша попивала вино из своего бокала, равнодушно смотрела по сторонам. Меня ее молчание вполне устраивало, но я все равно переживала, не устроит ли она скандал из-за какой-нибудь ерунды.

– Ну, так что? – поторопила ребят с ответом Кэтрин.

– Мы искали место для подъема на первое сентября, – сказал Дэвид, – это не такая простая задача, как может показаться на первый взгляд…

– После Парижа наша планка довольно высока, – расслабленно покачивал ногой Фред, как и Лили, разве что не так сексуально, – вот мы и подыскивали что-то стоящее.

– И как?

– Два слова – Безымянный дом.

В гостиной воцарилось гробовое молчание. Не знаю, какой реакции ожидали «французы», но мы разом помрачнели.

– Я надеюсь, это шутка? – Моника надула губы, как часто делает, когда она чем-то недовольна. Поняв, что сказанное Фредом отнюдь не слова на ветер, она осуждающе покачала головой: – С ума сошли…

– Просто после Эйфелевой башни…

– Да что там ваша башня по сравнению с Безымянным домом! – моментально вспылила Моника. – Да, она в разы выше, и все такое, но уж точно надежнее… Сколько лет это здание стоит заброшенным? Двадцать? Тридцать? Его не реставрировали с прошлого века. А постоянные дожди Эмброуза, по-вашему, подпитывают фундамент магией? – она фыркнула. – На этот дом смотреть больно – четырнадцать этажей кирпичной развалюхи.

Сольное выступление Моники «французов» не впечатлило, Лили только прятала презрительную усмешку, делая вид, что отпивает из бокала.

– Когда все высоты покорены, приходится идти на крайние меры, – пожал плечами Алекс.

– Такие, как самоубийство?

– Там нет ничего опасного, – беспечно отмахнулся Фред, – мы обошли каждый этаж – состояние здания, конечно, аварийное, но что это для нас…

– Неужели ты с этим согласен? – расстроенно спросила я Дэвида, предполагая, что в их компании голосом разума является он.

– Я? – удивленно переспросил Дэвид, а Питер, толкнув приятеля в бок, рассмеялся:

– Да это его идея и была!

«Французы» захихикали, а вот нам смешно не было.

Безымянный дом – давно заброшенное здание, которое почему-то еще не снесли. Полуразвалившееся, с непристойными граффити на стенах, оно явственно выделялось, не вписываясь в общую атмосферу Эмброуза. Почему «французы» выбрали именно его, ясно: после подъема на историческую достопримечательность Франции высотой в триста метров все остальное будет казаться скучным.

– Да вы чего, – заметив наши кислые лица, воскликнул Дэвид, – мы ведь не дураки, не зря ходили на проверку, выбрали самый безопасный участок, который, считай, девственно не тронут.

Слова Дэвида, как ни странно, вызвали у меня еще большую тревогу. Казалось, у меня уже не осталось сил, чтобы о чем-то переживать, но новость «французов» убедила меня в обратном.

– Подъем будет завтра на закате, – не подозревая о ходе моих мыслей, продолжил Дэвид. – Какой прекрасный вид нас ждет в конце подъема, просто непередаваемо!

– Все будет хорошо, не стоит так близко принимать это к сердцу, мы миллион раз проделывали подобное, – приобняв меня за плечи, лучезарно улыбнулся Алекс.

– Ну, знаешь ли, – бесцветным тоном ответила я, – Эмбер тоже до пятницы была на сотнях похожих вечеринок.

Воцарилась неловкая пауза. Кажется, я самый настоящий профи в их создании.

– Я понимаю сейчас твое состояние, – как можно аккуратней начал Алекс, – по сути, ты права. Вот только мы будем действовать как профессионалы своего дела, прости за нескромность. А Эмбер, как бы грустно это ни звучало, просто стала жертвой неизвестных обстоятельств.

– Но результат может быть тот же. К сожалению, у нас нет машины времени, чтобы вернуться в прошлое и узнать, кто убил Эмбер, или заглянуть в будущее, чтобы узнать, как пройдет для вас подъем.

– А вот тут я поспорю, – Питер подмигнул мне, – ты просто, наверное, не очень сильна в квантовой физике, верно?

Ожидая любого другого ответа, я в недоумении уставилась на него, а он продолжил:

– Видишь ли, возможность есть, а смысла нет.

– Не уверена, что правильно тебя понимаю…

– Вот смотри, – воодушевленно начал Питер, – ты говоришь, было бы неплохо заглянуть на огонек в будущее, убедиться, что для нас завтрашний подъем пройдет успешно. И тут я не смею с тобой не согласиться, могу даже предложить пару вариантов.

– Наверняка до них не додумался ни один из живых или мертвых ученых, – скептически хмыкнула Анна.

– Я сказал, что могу предложить, а не реализовать, – улыбнулся Питер, – так что раз уже мы подняли эту тему…

Я заинтересованно переводила взгляд с одного парня на других, а Питер пустился в объяснения:

– Согласно теории относительности, если объект передвигается со скоростью света, для него время останавливается, а для нас проходят многие годы, даже столетия.

– Есть пара «но», – сверкнув голубыми глазами, сказала Анна, – скорость света приблизительно триста тысяч километров в секунду, а самый быстрый космический зонд «Гелиос-Б» развивает скорость двести сорок тысяч километров в час. И даже такое оборудование стоит миллиарды долларов. Плюс масса человека при скорости света становится бесконечной, что в свою очередь тоже немного неудобно, знаешь ли.

– Хорошо, – кивнул Питер, явно начинавший получать от разговора удовольствие, – можно воспользоваться биологическим способом перемещения во времени. Например, остановка метаболизма.

– Погружение в анабиоз пройдет гладко, правда, при условии, что ты – Капитан Америка, – парировала Анна, но тут сама задумалась. – Но если ты находишься в области сверхвысокой гравитации – вблизи горизонта событий черной дыры, то можешь совершить скачок во времени. Правда, конкретно у этого способа сразу столько «но», что я сама состарюсь, пока их перечислю.

Питер, внимательно посмотрев на Анну, сказал:

– Я читал книги твоего отца. Должен признать, он своеобразно, но очень интересно рассуждает о квантовой физике.

Анна улыбнулась краешками губ, в ее голосе послышалась еле заметная гордость:

– Да, он порой писал достаточно эксцентрично для ученого, но зато более доступно для тех, кто заинтересован в квантовой физике, просто путается и теряется с ее формулами и теориями. Он вообще любил цитировать фразу Эйнштейна о том, что на самом деле люди, верящие в физику, знают, что различия в прошлом, настоящем и будущем лишь иллюзия.

– Да уж, у Эйнштейна порой были очень философские размышления о времени.

– А вот я считаю, – начала Кэтрин, и нам всем стало страшно, но интересно, – что путешествовать на машине времени нельзя по одной-единственной причине: будущего пока попросту не существует.

– Как по мне, то это уже другая тема – веришь ли ты в судьбу? Если да, то будь уверен, будущее уже однозначно и настигнет тебя таким, каким есть. Если же нет – сотни тропинок ветвятся от твоих решений. Эффект бабочки. А может, все эти дороги приведут тебя к одному-единственному финалу.

– А может, все, что должно произойти, уже когда-либо было? – Кэтрин начертила в воздухе восьмерку, знак бесконечности.

Почему-то ее предположение показалось мне самым интересным, более всего приближенным к действительности.

Питер поправил очки.

– В любом случае обширные знания квантовой физики, наличие ресурсов и владение высокими технологиями позволили бы хоть сегодня построить у Фреда в спальне машину времени.

Перед моим взором вспышками белых молний пронеслась картина, она затуманила разум – лежащая у ступенек Эмбер, которая бездонными глазами смотрела в никуда. Даже не пытаясь снять с себя оцепенение, я спросила:

– А прошлое? Как можно вернуться во времени назад?

Анна неоднозначно хмыкнула, дернув плечами.

– Специальная теория относительности допускает такую возможность, говоря «можно», а вот общая теория относительности на каждое такое заявление твердит «однако…». На любое «да» найдется «но», которое в конечном итоге все портит.

– Эй, ребят, может, в бутылочку сыграем? – с робкой надеждой в голосе спросил Фред.

– Так как, это возможно? – переспросила Моника.

– Как я уже говорил – да, – Питер разливал вино, одновременно стараясь как можно понятнее объяснять, – назад в прошлое можно вернуться с помощью космических струн, правда, дело в том, что пока нет доказательств их существования.

– Уравнения Эйнштейна допускают, что они реальны, и я сомневаюсь, что он ошибался. – На удивление Анна выглядела теперь сговорчивее, нежели пять минут назад. – Вот сами мы их, конечно, создать не можем – не хватит энергии всего человечества.

– Хорошо, а как тебе мысли о существовании замкнутой времениподобной кривой вне горизонта событий черной дыры?

– О, Гёдель… помню, с каким трудом папа пытался объяснить мне его теоремы о неполноте, а я ничего не понимала, пока из его уст не прозвучала фраза, разъясняющая все проще простого: «Я сказал, что я лжец, тогда я лгу только в том случае, если говорю правду».

– Эхе-хе, – прокомментировал Фред, допивая залпом свое вино.

Мне тоже сказанное казалось слишком запутанным, но, прокрутив это у себя в голове пару раз, я поняла, что все проще, чем кажется на первый взгляд.

– Курт Гёдель был другом Эйнштейна, он нашел решение уравнений гениального ученого, которое допускало возможность путешествия во времени. Поговаривают, Эйнштейну это не очень-то понравилось.

– Еще бы! – развел руками Питер. – Гёдель доказал, что решения уравнений Эйнштейна допускают возможность путешествий во времени. Так, Курт обнаружил первую замкнутую времениподобную кривую в общей теории относительности. Проблема в том, что, следуя цепочкой рассуждений Гёделя, его гипотетическую вселенную можно исключить, так как наша Вселенная расширяется, а не вращается. Хотя… существует мнение, что это допустимо, и так есть на самом деле. В таком случае путешествия уже более чем реальны.

– Жаль, что Эйнштейн опроверг эти предположения о замкнутых времениподобных кривых на экспериментальных основаниях.

– Так он это сделал, потому что не верил во что-то подобное или в страхе, что этот ваш Гёдель прав? – спросила Кэтрин, ненароком разбудив громким голосом задремавшего Фреда.

– Я считаю, он таки побаивался, что его друг прав, – сказал Дэвид, и я кивнула в знак согласия. Эйнштейн был слишком умен, чтобы радоваться возможным путешествиям во времени.

– Как по мне, то самая правдоподобная возможность вернуться в прошлое – это воспользоваться червоточиной, – мечтательно глядя куда-то поверх моего плеча, сказал Питер.

– Кротовые норы любят все писатели-фантасты, да и ученые от них не отмахиваются, – согласилась Анна.

– А простым смертным можно объяснить? – поинтересовался Алекс.

– Это такие… туннели в пространстве. Общая теория относительности предполагает существование кротовых нор, но не дает точный ответ, существуют ли они на самом деле.

– Ой, дай угадаю! – Алекс поднял руку, как школьник, желающий ответить на вопрос, который не был задан. – Даже если эти… норы существуют, то не факт, что ими вот так просто можно будет воспользоваться?

– А ты неплох, – закатил глаза в притворном восторге Питер. – Проблема в том, что кротовая нора в пространстве времени «закроется» раньше, чем сумеет пропустить лучик света. Для того, чтобы она стала проходимой, для нее, как, кстати, и для замкнутой времениподобной кривой, понадобится отрицательная энергия, та, что создает эффект антигравитации, а именно, экзотическая материя.

– А что нужно, чтобы достать эту материю? – хихикнула Кэтрин. – Обмазаться кровью единорога и спеть гимн лепреконов в третье полнолуние?

Питер хохотнул.

– Так было бы проще, Кэтрин. Многие твердят, что создали экзотическую материю или близки к этому, но это едва ли правда. Сомнительно, что в природе есть возможность существования вещества с отрицательной энергией, – это приведет к неустойчивости вакуума.

Почему-то все мы разом приуныли.

– А Торн говорит, что существование экзотической материи, во всяком случае, не противоречит ни одному известному закону физики.

Что-то щелкнуло у меня в голове при знакомой фамилии.

– Торн? Кип Торн?

– Ты его знаешь? – округлил глаза в небывалом удивлении Питер, после чего смущенно откашлявшись, добавил: – То есть я, конечно, не то что поражен…

– Он был у нас в учебниках по физике.

– Разве? – неуверенно переспросила Моника.

– …и по телевизору его показывали. Анна, это не про него рассказывал тебе отец?

Анна радостно закивала.

– Да, они с папой были знакомы, у нас даже на камине их общая фотография стоит. Папа всегда с особой теплотой о нем говорил. Один из самых талантливых физиков-теоретиков нашего времени.

Питер с восхищением качал головой в такт ее словам.

– Торн придумал свою, так называемую «проходящую червоточину», перелет в которой был бы безопасным: время внутри нее не замедлялось бы, вход не закрывался, вас бы не разорвало из-за силы гравитации черной дыры поблизости. Но для этого в центре его «червоточины» должна находиться та самая экзотическая материя.

– Всего-то! – в притворном удивлении сказала Моника.

– Торн считает, что машина времени – это вопрос технического оборудования. Возможно, более разумные расы легко смогли бы осуществить эту затею.

– НЛО подъехало, – укоризненно покачал головой Дэвид, а Кэтрин выглядела более заинтересованной, чем когда-либо.

– Знаете что, – обиженно пробасил Фред, – вы добиваетесь, чтобы я капитулировал, как Лили?

Только тогда я заметила, что подружка «французов» уже не сидит с недовольным лицом на краю кресла. С кухни доносились характерные звуки льющегося вина, и я была вынуждена признать, что Фред еще не такой неженка, как казалось, хотя он ведь хозяин, и даже если мини-вечеринка пошла не по плану, не будет сбегать с корабля. Правда, никто не придал исчезновению Лили особого значения, скорее, этого даже никто не заметил, и я, к своему стыду, глубоко внутри позлорадствовала по этому поводу.

– В общем, путешествия во времени реальны, несмотря на многочисленные «но», – Анна подвела бы черту, если бы не Кэтрин:

– Все равно как-то страшно возвращаться в прошлое. А вдруг я сделаю только хуже?

Анна понимающе погладила ее по плечу, а Питер пожал плечами:

– В таком случае вступают в дело временные парадоксы. Один другого интереснее, хотя, как по мне, только один на самом деле правдив.

– Не будь столь категоричен! – возмутилась Анна. – Каждый из них имеет право на существование, хоть от некоторых мурашки по коже.

– Ты же сейчас не о синдроме убитого дедушки?

Фред уже пил вино из горла бутылки.

– Объясните, – нахмурился Алекс.

– Вот смотри, – Анна забрала у Фреда бутылку, разливая что осталось нам, – есть множество вариантов, как будут развиваться события, если ты вернешься в прошлое. Один из таких парадоксов называется «синдром убитого дедушки». Если человек вернется в прошлое и убьет своего еще маленького деда, то рождение этого человека окажется невозможным. Но если «убийца» не родится, то дедушка останется жив и рождение упомянутого человека станет возможным. Так что же произойдет на самом деле?

– Я бы лучше убил Питера за то, что он испортил своей болтовней вечер, – глотнув вина из бокала Моники, грустно промолвил Фред.

– Ладно, а как насчет парадокса, не имеющего начала? – хитро сощурившись, спросил Питер, игнорируя Фреда.

– Папа мне о нем и рассказывал, посчитал его особенно интересным. Мне же было как-то не по себе, когда я впервые о нем услышала.

– Что с ним не так? – спросил Дэвид.

– Все. Вот послушайте. К нищему изобретателю является богатый мужчина, дает ему схему машины времени и деньги на ее создание. Бедняк строит машину времени, путешествует, богатеет, покупая акции и делая всевозможные ставки, зная результаты наперед. Будучи уже в возрасте, он возвращается в прошлое и дает сам себе деньги и схему машины времени. Вопрос: откуда у нас взялась идея путешествия во времени?

Мне тут же стало не по себе – казалось, такой вопрос мне задавали ранее, но, может, это уже разыгравшееся воображение?

– Этот парадокс самый… таинственный, – почему-то вполголоса промолвил Питер, – но я останусь верен себе.

После этого он внезапно повернулся и, глядя на меня неотрывно, спокойно сказал:

– Наша жизнь – мировая линия. Если человек, вернувшись назад, сделает то, что убьет его – мировая линия этого путешественника во времени исчезнет, как и он сам. Согласно Эйнштейну, мировые линии не прерываются, то есть в теории относительности изменение прошлого невозможно – вернувшись во времени назад, мы лишь воспроизводим прошлое, а не меняем его. Такого же мнения другие авторитетные ученые. И я не смею с ними не согласиться – как по мне, это самое здравое и правдивое, о чем мы сегодня говорили. Поэтому, вернувшись назад, ты не спасешь Эмбер, как бы тебе и нам этого не хотелось. Ты либо сама ее случайно убьешь, либо просто станешь свидетелем, который не сможет этому противостоять. Я потому и сказал: путешествия назад во времени… возможны, но смысла в них нет.

Питер говорил это, будто извиняясь за свою категоричность. После того, как он замолчал, я так же хмуро и неотрывно смотрела на него. Мама постоянно твердит мне быть молодой душой и не думать о финале, но что, если его можно переписать, когда он внезапно настигнет врасплох? Как Эмбер… каков шанс, что, приручив время, мы бы жили долго и счастливо?

– А есть еще какие-то оптимистичные прогнозы касательно изменения прошлого?

– Стивен Хокинг скептически относится ко всем машинам времени, – прокашлявшись и покосившись на меня, сказала Анна, – но он верит, что если такое и произойдет, то, возвращаясь назад и изменяя прошлое, мы просто попадем в альтернативную реальность. Гёдель утверждал, что мы так же просто можем попасть во временную петлю.

– Что является лишь доказательством того, что прошлого не изменить, – упрямо сказал Питер.

– Придлахаю выпеть, – икнув, предложил Фред и взмахнул своим бокалом.

– Меня интересует вот что, – Алекс задумчиво провел рукой по волосам, – неужели с этими всеми знаниями о времени и пространстве не нашлось сумасшедшего гения, который, сам того не ведая, приблизился к созданию машины времени?

– Есть множество слухов о разного рода экспериментах, но, по-моему, по большей части это чушь еще та, – Анна взяла последнюю дольку апельсина, посмотрев на Питера, согласен ли он с ней.

– Только не говорите, что вы имеете в виду «Филадельфийский эксперимент», – откровенно разочарованно протянул Алекс, – иначе обесцените в моих глазах все, сказанное вами до этого.

– Я сомневаюсь, что остались еще люди, слепо верящие конкретно в этот случай.

– Филадельфийский эксперимент? – переспросила я. – Что-то знакомое…

– Ты должна была про него хоть раз слышать, но это не отменяет того, что это выдумка, – решительно сказал Алекс.

– Я вот не понимаю, о чем вы? – Дэвид вопросительно посмотрел на ребят.

– В 1943 году на одной из баз в Филадельфии изучали проблему невидимости военных кораблей для вражеских радаров, – затараторил Питер. – В ходе исследования под руководством такого яркого ученого, как Джон фон Нейман, был создан «электромагнитный пузырь», который отводил излучения мимо корабля. В ходе эксперимента, в качестве главного объекта которого выступал эсминец «Элдридж», он внезапно исчез, потом возник в другом штате, а затем снова в Филадельфии. Члены экипажа пребывали в неконтролируемом ужасе, не могли передвигаться, они утверждали, что побывали в будущем. Их признали сумасшедшими, определили в психлечебницу, а все документы об эксперименте засекретили. Спустя все эти годы моряки отрицают, что Филадельфийский эксперимент вообще существовал.

– Сказка, да и только, – хохотнул Алекс, – придуманная для тех, кто любит таинственные истории с правительством, и чем меньше ответов, тем лучше. Но на самом-то деле, если внимательно изучить случай, притом сейчас, в открытом доступе к интернету, то становится ясно, что все это фантастическая история, не более.

– Я с тобой абсолютно согласен, – кивнул Питер, – но ведь еще есть проект «Монток». Под наблюдением того же фон Неймана на военной базе вблизи города с этим названием проводили эксперименты над людьми: их мозг облучали высокочастотными радиоволнами, вызывая галлюцинации и бред. Испытуемые так же рассказывали, что их забрасывало в будущее. Но после того, как люди начали сходить с ума, проект был закрыт, результаты эксперимента засекречены, а место, где это происходило, залили бетоном.

– Подозрительный тип этот ваш фон Нейман, – поежилась Кэтрин.

– Говорят, он сошел с ума, – заговорщически подхватил Питер, – ведь на проекте «Монток» ничего закончилось. После провальных, на первый взгляд, попыток со всеми предыдущими экспериментами фон Нейман с другими такими же заинтересованными людьми применил полученный опыт и понял, что проблема в том, что, когда электромагнитное поле бросает вас через пространство и время, человек теряет рассудок, так как «душа» отделяется от «тела». Он сконцентрировал свои усилия на том, чтобы путешествия во времени стали безопасными. Они похищали бездомных и детей, гуляющих без присмотра. Результаты были ошеломляющими: сначала у них получилось контролировать разум испытуемых, внушать им свои идеи. Даже контролировать погоду. Ну и, уже в конце, путешествовать во времени.