скачать книгу бесплатно
– Я взял билеты в кино, семь часов. Ти любишь кино, да?
– Смотря какой фильм.
– Забиль… Подожди, подожди… камень…
– А! «Роман с камнем»! Я смотрела! – выпалила Надя и тут же пожалела. – Нет, это хороший фильм, с Майклом Дугласом. Я могу посмотреть ещё раз.
– Да? – в его голосе прозвучало сомнение. – До семи ещё целий час. А ти смотрела «Отелло»? Хороший фильм. Чекспир… Обязательно посмотри.
Надя только улыбнулась.
Вместе с другими они сели на троллейбус, добрались до Бессарабки и тут распрощались с его друзьями.
– Хочешь, ми купим билеты другой фильм – пораньше и которий ти не видела?
Но ни в одном из центральных кинотеатров не было в этот вечер билетов на ближайший сеанс.
На улице царило праздничное оживление. По Крещатику разгуливали весёлые компании.
– Пойдём пока посидим в кафе, здесь есть очень хорошее кафе «Солнечный грот». Я там один раз была, – Надя тащила его за руку, а Кидан упирался. Она не понимала, в чём дело. – Пойдём! Там так уютно!
– Посмотрим, как нам там будет уютно, – пробурчал он, сдвинувшись, наконец, с места. Но ещё не дойдя до кафе, Кидан увидел там большую толпу и круто изменил направление.
– Ми туда не пойдём! Есть ещё много времени, пойдём Одесса-бар.
В этом кафе Надя была впервые. Здесь царил полумрак, играла приятная модная музыка, столики были покрыты белоснежными салфетками, а высокие массивные стулья с резными спинками придавали залу респектабельный вид. Закуски, напитки, фрукты, десерты, сладости – на любой вкус.
Надя сидела за столиком, спиной к стойке, и с аппетитом уплетала цитрусовый десерт. Кидан ел очень медленно, смотрел на неё, не отрываясь, и в его тёмно-карих глазах что-то плавилось и переливалось. Но Надя ничего не замечала – она была в восторге от музыки, и её пальцы легонько барабанили по столу, отбивая такт.
Я люблю музыку до умопомраченья. Я едва-едва сдерживалась, чтобы не вскочить и не начать танцевать. И место было. Искушение возникло настолько сильное, что я не могла отвести глаз от этого пространства между столиками, где уже видела себя танцующей. Я не боялась шокировать публику – мне уже доводилось танцевать и в автобусе, и на обочине дороги, и посреди огромного зала под рукоплескание заведённой публики. Но вот как отнесёшься к этому ты?
– Что ти так…ходишь? – мягко спросил он. – Надо так сидеть, как джельтмен.
– Я хочу танцевать!
Он улыбнулся, и его тихий вибрирующий голос прозвучал вкрадчиво:
– Пойдём к нам, там ти будешь танцевать, как ти хочешь.
– Если я буду только танцевать, я согласна.
– Что?
– Если я буду только танцевать…
– Ти грубий! – воскликнул он горячо. – Как ти можешь так говорить? Тебе не жалко?!
На минуту Надя растерялась, но тут же сказала ему тихо и серьёзно:
– Я тебя предупреждала… Я для этого не подхожу. Тебе нужны лёгкие, ни к чему не обязывающие отношения. Я понимаю, ты думаешь, я привыкну и на всё соглашусь, но этого никогда не будет!
– Как не будет?
– Так, как ты хочешь!
– Что здесь плохого, эре, если ми поймём друг друга, э?
Он смотрел ей прямо в глаза, точно ждал чего-то; Надя не знала, как его понять и что ответить.
– Ты очень хитренький, – произнесла она, сбивая на шутку.
– Я – хитренький? – искренне удивился он. – Нет. От моей хитрости нет вреда. Хитрость, от которой нет вреда, это ум.
Надя улыбнулась: неплохо это у него вышло – сделать комплимент себе самому.
– Целюй меня! – попросил он вдруг.
Она удивилась.
– Что? Прямо здесь? – и уже потянулась, было, к нему, но Кидан остановил её, ласково притронувшись ладонью к щеке.
– Что ти спросила – прямо здесь? Да, правильно. Мне не надо било просить тебя об этом, да? – он как будто ждал опровержения. И тут, глядя ей в глаза, произнёс:
– Голюбчик мой!.. Так можно сказать? Так наш профессор говорит.
– Голубушка.
– Голюбушка, – повторил он, смеясь.
Двое чернокожих парней – из тех, что были с ними в общежитии института культуры, – вошли в кафе и направились к стойке. Кидан едва приметно взглянул на них и произнёс растроганно:
– Им видела – друзья?
Он ещё раз попытался уговорить Надю поехать с ним, а билеты порвать.
– Ти видела, тебе будет скучно.
А она подумала, что скучно, вероятно, будет ему, и погрустнела. Сама по себе она ему не нужна – так ей казалось в эту минуту. А тут он ещё достал из внутреннего кармана маленькую бутылочку коньяка и спросил: «Хочешь?» Надя с возмущением отказалась, Кидан спрятал бутылочку на место и сказал: «Пошли», а у неё почему-то создалось впечатление, что теперь, когда у него не вышло с ней, он спешит «в другое место».
«Да-да! Откуда я знаю, может, у него есть кто-то, а тут ещё познакомился со мной».
Настроение совсем упало. Они встали из-за стола; Надя двинулась к выходу. Кидан внимательно наблюдал за ней, потом подхватил оставшийся на стуле свёрток и протянул Наде:
– Возьми, тут есть подарки для тебя.
– Спасибо, – ответила она безразлично.
Дворец культуры «Украина» светился яркими огнями, в фойе двигались нарядные пары.
Снова подошёл троллейбус, и несколько минут спустя они вышли возле автовокзала.
Кидан затянул Надю в телефонную будку.
– Позвони домой. Скажи, что приедешь поздно.
– Нет, уже и так поздно.
– Надя…
– К тебе я не поеду, – отрезала она.
– Почему ти не посмотришь, что там?
Он сам развернул пакет и извлёк из него красивую коробку в замше с тиснёным золотом орнаментом, распахнул как книжку – там оказался прекрасный набор теней с зеркальцем и двумя кисточками. Ему так хотелось видеть, как она обрадуется, но реакция была довольно скудной – только в первый момент дрогнули ресницы.
– Не показывай никому, – сказал Кидан, снова заворачивая коробку и пряча её в пакет.
– Почему?
– Ну, слюшай меня, не показывай!
– Да почему? Что здесь такого?
– Ува! Если ти покажешь, они будут думать о тебе плёхо.
И он долго целовал её, не вынимая рук из карманов, недовольный отказом, но не решаясь высказать это вслух.
V
Я не знаю, что мне делать.
Да, я решила с тобой расстаться, но теперь, когда ты пошёл на уступки, когда мы только гуляли, и это было так хорошо… «Что здесь плохого, эре, если ми поймём друг друга, э?»
Просыпаясь по утрам, я в первые же секунды с восторгом и замиранием думаю: «У меня есть ты!» Но следующая мысль бывает менее радужной.
Меня мучают сомнения. Да, ты мне нравишься, очень нравишься, я даже не могу определить границы этого чувства: иногда мне кажется, что наша встреча – только точка на прямой, продолжающейся в обе стороны, как будто я знала тебя ещё до нашего знакомства… Но физическая близость – камень преткновения! Камень на моей шее! Каменная стена между нами! И я… я не верю тебе!
– Надя, скажи, какое твоё отношение?
Кидан стоял в комнате Менгисту, спиной к двери, потому что она вновь пыталась сбежать от него.
– Ну, ты мне понравился, и я хотела тебя видеть.
– Сначала «нравится», а потом? А потом? – спрашивал он, пытаясь привлечь её в свои объятия, но она отворачивалась и не хотела отвечать. – А потом любить, – заключил он, сжимая её так сильно, как только мог, не задумываясь, что в порыве страсти причиняет её боль.
Но она всё не сдавалась – ни его нежности, ни его силе.
– Оставь! Ты меня не любишь!
– Если бы я тебя… – он на миг запнулся, словно подыскивая другое слово, – не любил, я бы не мог!
Но она всё не сдавалась.
И когда вышли на улицу, быстро пошла вперёд, а потом вдруг неожиданно остановилась под фонарём и дрожащим голосом произнесла:
– Нам не надо больше встречаться.
– Почему? – спросил он спокойно.
– Потому что для этого нужно любить!
– А ти меня не любишь?
– Нет.
– Надя! Это не правда.
– Почему? Надо же, какого ты о себе высокого мнения!..
– Ти хочешь, чтоби ми сейчас просто сказали: до свидания – и больше не виделись?
Она долго молчала, точно пытаясь совладать с собой, и в конце концов выдавила из себя:
– Да.
Ему ещё никогда не приходилось видеть, чтобы человек так явно желал одного, а вслух произносил совсем другое. Он видел, как она боролась сама с собой, и сила воли этой маленькой женщины поразила его. Он обнял её за плечи, запрокинул голову, и они шли, целуясь, то и дело натыкаясь на фонарные столбы. И когда на прощание он сказал:
– Я жду тебя в субботу, – у неё не было сил возразить.
V
Утро, когда все расходятся кто на работу, кто в школу – самое любимое время для меня.
Я иду в детскую, прибираюсь, сажусь за машинку… Но очень скоро замечаю, что не печатаю, а сижу, уставясь в пространство с глупой улыбкой на губах, пока какой-нибудь звук или бабушкин голос не вернут меня к реальности. Ты смеёшься? Часто звонит телефон, а когда беру трубку – там играет музыка. Думаю, это Вовочкины приятели развлекаются. Я как-то раз сходила с ним на тренировку по каратэ, посмотреть, и вот с тех пор началось. А когда прохожу мимо них на улице, шепчут вслед: «Сестра С-а пошла».
Знаешь, Люд, я за работу не волнуюсь, я чувствую – даже несколько странно! – абсолютную уверенность, что всё уладится, но я обнаружила, что мои главные цели, ради которых я приехала в Киев – работа, учёба, творчество – отодвинулись куда-то на второй план, а впереди – он. Я шагу не могу ступить, чтобы не погадать. Понимаешь, Люд, когда я поняла, что Кидан – тот, кого я ждала и о ком мне говорила баба Таня, меня начало пугать это «если».
Мне на днях приснился сон: иду, а навстречу – цыгане, цыганка посмотрела мою руку и говорит: «Ну, у тебя всё хорошо». Я возмутилась: «Вы хорошенько посмотрите и скажите толком». Она ещё раз взяла мою руку, присмотрелась и как-то странно взглянула на меня: «Первый раз такое вижу! У тебя есть две дороги – одна главная, очень ясная – твоя судьба, но если ты пойдёшь по ней, ты будешь несчастна. А другая – боковая, еле заметная, но если свернёшь на неё, тебя ждёт счастье». Она расхохоталась и убежала, оставив меня в полном недоумении.
Так и наяву.
Я влетаю в любовь, как в бездонную пропасть. «Вам надо разойтись. Ты ведь знаешь, что вместе вам не быть…» Ты права, надо остановиться, но… Я всё говорю и говорю с ним об этом в моих мыслях, от которых болит голова.
Днём, когда Костик возвращается из школы, я отправляюсь бродить по Киеву, открывая для себя всё новые и новые чудесные уголки. Но ты знаешь, моя дорогая, меня мучительно, точно гигантским магнитом притягивает в одно и то же место.
Догадываешься куда?
Повсюду были слышны песенки «Ласкового мая» – из раскрытых окон домов и из проезжающих мимо машин, в кафе и подземных переходах – в воздухе, на земле и под землёй. Надя тоже раздобыла себе кассету и заслушивалась ею, напевая целый день то «белые розы, белые розы», то «ветер холодной зимы, вечер – и вновь вместе мы», ничуть не смущаясь насмешливыми замечаниями братьев, которые были поклонниками совсем иного стиля. Они не понимали, что музыка только фон для её мечтаний и грёз наяву.
