Сведи меня в могилу

«Но воспоминание о первом парне спустя половину тысячелетия не утихли же. А время на прощение уже всё…»

Муж не показался. Не привёз сменной одежды, гигиенического набора. Не позвонил. Вини не обижалась. Ничуть. Ни капельки. Более того, сама волновалась за него. После всего, боялась, как бы не наделал глупостей. Каких? Каких… Тревога – штука нерациональная. Но сама не позвонила. Не надо. Ему есть о чём подумать.

Богату осточертело бояться, и следующим днём на стук в номер он просто открыл дверь, не удосужившись уточнить, кто пришёл. Даже не глянув, удалился в гостиную, будто визитёр отвлек его от дел, не терпящих отлагательств. А всё же дрожь пробежала по спине от чьего-то шарканья.

«Если не Вини?.. Собака, молчит!»

Оглянуться запрещало достоинство и парочка негативных эмоций, с каждой по крошке. Гадкий получается пирог. Ещё и опаской посолил.

«Да чего она, в самом деле? Язык к нёбу прилип?»

Хозяин с королевской манерностью устроился в кресле, обхватив лаковые подлокотники, будто кондор на жерди. С тумбочками по бокам, увенчанными вазами, он действительно походил на императора в алом махровом халате. Незаметно выдохнул, узрев перед собой супругу, усаживающуюся напротив, на такой же «трон». Когда-то миллион лет назад они целовались вот на этом самом диване. Теперь их разделял не только он, но и будто бы невидимая панель, как в комнате для свиданий в тюрьме. Огонь стрекотал в камине. Пожирал протокол допроса. Дымок подсасывал слова.

Успокоившись, что это не мамашка пришла закончить начатое, Богат пробежался взглядом, цепляясь за новенькое. Только не за синяки. Если рассматривать каждый – залипнешь, как перед цветастой абстракцией. Отёк со скулы не спал. Разбитая бровь перекрещена пластырем. Расквашенную нижнюю губу таким способом прикрыть, судя по всему, не получилось. Переносицу обхватывает металлическая пластинка, похожая на канцелярскую скобу. Но самое главное – руки. Правую, опухшую, стягивал компресс. Левую – железный каркас. А всё почему? Потому что одна жадина-говядина, страхуя свою кибер-культяпку, предпочла международному пакету гражданский, не имеющий силы за пределами Русси. Французские врачи только запихнули её руку во что-то, похожее на дырявую тубу, а если литературно – на адскую конструкцию из чертежей маньяков-садистов. Зафиксировали, так сказать, безжалостно порезав дорогое чёрное пальто. А чтобы пациентка, пока летит на Родину к своим докторам, не сошла с ума от боли, в комплект «шины» ввели агрегат по типу широкого толстого браслета с дверцей, прикрученной шурупами, и кнопочкой на корпусе. Через вколотую до самой кости иглу раз в час поставлялось обезболивающее. Вини этого не ощущала. Напрягало лишь присутствие инородного тела в плоти, когда мышцы напрягались. Вот как сейчас.

Жена смотрела на мужа с необычным для неё выражением лица. Нечто среднее между Донном Карлеоне и казнённым на электрическом стуле. Кто-то умеет заглядывать в душу, гипнотизировать, как змея. Вини же будто всадила в голову Богата огромный средневековый меч и держала, как шашлычок.

«Вид у тебя какой-то… побитый», – этой непроизнесённой шуткой целованный смертью попытался сбросить с себя хоть толику напряжения. Из всего, что слагает личность, хихикнул только Ид.

Та будто услышала его мысли. В такой-то тишине. Расслабленно мотнула головой. В темноте зрачков качнулась пустота. Взгляд тут же растаял. Не похоже на напускное. Для человека с тараканьим мегаполисом в голове в сложившейся ситуации это не то, чтобы плохо… Это безнадёжно.

Без «Здрасте» с намёком на смешинку поинтересовалась:

– Как дела?

Глядя исподлобья, тот тихо, грозно произнёс:

– Зачем ты связалась с моей матерью?

– А мне капу на челюсть поставили, – прошепелявила она. – Сказали, будут резаться, как у младенцев.

– Зачем ты связалась… с моей матерью?

– Ты меня в чём-то подозреваешь?

Побои подходили под аргумент. Но больше – это чистейшее ядовитое негодование. Богат чуть расслабился. Да, Вини относится к той категории людей, кто может и заболтать, если это будет выгодно. Только беседа сейчас не имела бы смысла. Грохнула бы в коридоре, пока шла хвостиком. В конце концов, именно жёнушка позвала его в медвежью берлогу. Кто знает, что на умишках у этих чокнутых?.. Но, Боже мой, как это несчастное создание в теории может навредить ему? У неё и рук-то нет!

Одно счастье – ошиблись они. Оклеветали русскую полицию. Не охотится за Богатом Родина. Значит – не слышали стены, а полковник ФСБ, знойная красотка и, как выяснилось, добрая душа, сделала всё, чтобы не услышали. Жаль, что ошибка привела их к тому, от чего убегали. Первое покушение, по чудовищной случайности, загнало оленей в засаду. У Бога есть чувство юмора. Аж матушка обалдела от такого поворота событий. Ну ничего, пусть отдыхает теперь и не морочится по поводу денег ближайшие лет пятьсот. Дома-то у неё больше нет. Он превращён в улику, что покоится в отделении полиции. В ящичке стола, запертого на ключик. В камере-то всяко теплее, чем на улице, правда?

– Богат, – слова давались Вини с трудом. Уголок рта задёргался от спазма.

– Ты не ответила.

– Не надо. Не надо, дорогой, этого, пожалуйста. Я злая сейчас, – на одном выдохе выпалила она.

У супруга в боку закололо от вида, как её затрясло. В некогда непроницаемых глазах поселилось что-то живое, колючее, мерцающее.

– Мне не сообщили. Я опять дура. Но ты помоги. Скажи, прошу… За что меня… так?

На том словарный запас иссяк. Глядела снизу вверх, с открытым ртом, ожидая, как он сейчас все грехи ей отпустит. И Богат сказал:

– Не надо было ле....

Тут же сжался от звука выстрела, прикрыв ладонями макушку. Даже страха не осталось. Оно само собой происходит, будто защитная поза поможет. Третий раз ему не повезёт. Вот Богат и открылся.

Обнаружил, что это Вини ударила по вазе закованной в железо рукой. Расписной фарфор нашёл свою смерть на мраморном полу. Вселенная треснула, брякнула перебранкой осколков. Облик Вини преломился. Вскочила. Широко расставив ноги, пружинила, не зная, куда себя деть. Сгибалась, чуть не падая. Богат, измученный, рассвирепел от такой выходки. Тоже подорвался, всё держась за подлокотники, как приваренный. А то взлетит.

– Сука! – кричала она. – Сука, за что ты в моей жизни? Только сейчас, за что?!

– Да чего тебе надо, психованная?! – пучил глаза так, что, того гляди, лопнут. – Что ты лезешь ко мне постоянно?!

– Паскуда! Я спасла тебя! Дважды!

Языки адского пламени росли, рвались из камина в комнату.

– Да если бы…

– Меня никогда не били! Никогда! – Вини жестикулировала изувеченными руками, не замечая боли. – Это отрава! Ты – смерть! Я умираю!!!

– Я умираю!!! – Богат со всей силы топнул ногой. Схватился за волосы. Обзор застелила солёная вода. – Из-за тебя меня дважды пытались грохнуть! Зачем я тебе позвонил?! Этот союз проклят! Ты воронка, ты убьёшь меня! – не помня себя, захрипел. – Я же, правда, хотел помочь. Я же делал добро. За что? За что, лять?!

– Добро?! – Вини как крыльями махнула. – Вот твоё добро! Это случилось, потому что ты крысишь. Проворачиваешь за моей спиной!

– Кто бы говорил? Я тебя с убийцей не сводил!

– Конечно. Это я его к себе позвала! Пустила в дом, – девушка искала поддержки в окружении. – Меня все обманывают. Вся ваша семейка. Я ведь доверилась. Дура! Какая же я дура!

– Да.

Богат сказал это так тихо, так жестоко констатировал, что как отхлынуло.

– Мы возвращаемся, – подытожила Вини. – Завтра же. Потерпи недельку, и всё закончится.

– Да поскорее бы.

Испепеляющие взгляды в следующую секунду, как нож – масло, с обеих сторон прорезало что-то холодное. Болезненно-отчаянное, что навеки остаётся на сердце не шрамом – кровоточащей пробоиной. Оба вздрогнули, словно хлыстом стёгнутые. Разошлись.

Ещё минуту назад бушующий в камине огонь теперь теплился светящимися углями. Всеми оставленный, медленно умирающий. Вини не давала себе отчёт, когда крушила всё хрупкое, до чего могли дотянуться парализованные руки. Богат не понял, как оказался на улице, в незнакомом квартале. Как есть, в куртке поверх халата, в ботинках на босу ногу.

Вот и закончился медовый месяц.

Глава 8 – Свидание

Суд над Адали Чекан был назначен уже на следующее утро, однако потерпевшие его не дождались и быстренько «отчалили» под предлогом нездоровья мадам Степанчик. Их присутствие – скорее дань традиции, чем необходимость, и полицейский на том конце провода только пожелал им доброго пути.

Никаких отмен рейсов. Погода лётная. Даже автомобильные пробки чудесным образом рассосались. Париж недвусмысленно указывал гостям на дверь. Богат и Вини со вчерашнего дня почти не разговаривали. В метро, на таможне и в салоне самолёта их можно было принять за случайных попутчиков. Слова, сказанные друг другу, должно пересчитать по пальцам: «Курицу?», «Рыбу», «Я пройду?», «Угу», «А где?», «Чемодан? Вот». Беззлобно, неудобно.

На протяжении всего полёта девушка делала вид, что читает роман, купленный в той самой хвалёной книжной лавке. За три часа перевернула три странички. Бездумно разглядывала буквы – немудрённые узоры без смысла и содержания. Красные строки – ширма, за которой можно спрятаться от мира в собственных мыслях.

За последнее время Вини столько раз успела разочароваться в себе, что было уже не так горько. Как спортсмены не становятся сильнее физически стереотипно быстро. Просто учатся терпеть до предела, заходя всё дальше и дальше. А если это Божьи испытания? Каждый верующий знает, суицид – грех. Выходит, истинные праведники никогда не попадут на Небеса? В любом случае, если Он захотел так отговорить её – получается не очень. Скорее наказать. Репетиция перед прыжком в Ад. Как любезно с Его стороны… А чего, собственно, другого стоило от неё ожидать?

Винивиан не была замечена за страстью к науке, искусству, спорту. С маминой подсказки избрала состоятельность как жизненную цель. От рождения отчисленная из института любви шагала по карьерной лестнице, не спотыкаясь и не сворачивая. Обделённая главными женскими качествами – прелестью и ушлостью, отличалась усидчивостью и терпением. Когда опыт отсеял тех, кто садился на шею, трудолюбие стало приносить реальный доход. Хождение по головам при всей своей эффектности скрывает неоправданные риски. Та, кто «любит всех, а значит никого», предпочитала стоять на твёрдой земле. Тут она слушалась Церковь. Однако и на добрячков находится ненавистник. То нелепое покушение на корпоративе – дело дней минувших. Замглав уже простила клерка. Не стоит обижаться на дурачков… Да, на дурачков.

Вини смело может записываться в этот клуб. Хотя он её так злит. Так злит! Страшно раздражает человеческая тупость. Потому что не может быть, чтобы кто-то был глупее неё. Не может, слышите?! Знания её – зубрёжка, опыт – выведенные до автоматизма действия. Не харизмой и азартностью, так статусом и состоятельностью она представляет ценность для общества. А если ты не «девочка» крупной птицы, однако при деньгах – это какое-никакое свидетельство ума. Не дура же она, в самом деле! Глупая, но не дура. Иначе не смогла бы ворочать миллиардами долларов. Но поведение её роботоподобно. При всей охоте нести груз ответственности Вини не умеет принимать быстрые смелые решения. Пусть сии задачи перекладываются на отдел маркетологов и финансистов, для неё самой-то ничего не меняется.

Богат разрушил её идеальный долгострой. Сначала нейтральный образ тёмной рабочей лошадки канул в лету из-за грязных сплетен. Плевать даже на Тару Луз, растрепавшую журналюгам о случайной беременности новой жены её бывшего («Дружка-то своего, предполагаемого отца, не сдала ведь. Да, коза?»). Эта история растворилась в бульоне прочих. А всё из-за муженька. Из-за этих его посиделок с ФСБ-шницей. Помочь он, видите ли, пытался! Потом киллер… Оставалось только свалить. Переждать. Вини и правда рискнула, подорвалась. Глупое решение? Единственно верное. Но дальше… Матерь Божья! Ситуация с психованной свекровью – надгробный камень, проломивший Вини голову. Так нелепо повестись! Душевное истощение – дешёвое алиби. У замглавы на рабочем месте каждый день Конец Света, и как-то справлялась. Упёрлась рогами и вперёд. А все эти внезапные, отвлекающие манёвры – семейные перипетии Чекан и Громыка, недомолвки, поцелуй – кислотой разъедают её броню. Убивают. И, умирая, Вини протягивает Богату руку. Хотела как лучше, получилось как всегда.

Он едва не погиб. Из-за неё. Безрукая отвернулась к иллюминатору, чтобы муж не увидел мокрых глаз. Как это можно оправдать? Как простить?

«Господи, помоги продержаться. Ещё чуть-чуть. – Слезинка отразила солнечный лучик. Вот она – свобода, безмятежность. Голубая пустота. Только прикоснись. Но даже будь руки не закованными шинами, мешало проклятое стекло. – Посмотри. Запомни. Помаши апостолу Петру и катись к дьяволу!»

Если до Нового года Вини приняла решение сбежать от трудностей в другую страну, теперь задумала решить проблему кардинально. Перенести дату похорон на ближайший месяц. И уже озвучила своё решение, там, в каминной гостиной, распаляясь бранью, разбивая посуду. Смелая же! А признание собственных ошибок требует мужества. Не могла она так поступить с Богатом. Оставить без крыши над головой, как его похитители, с послевкусием израды. Её проклятие скудоумия без того здорово потрепало ему нервы и подставило под удар карьеру дамского угодника, а у них уговор. Старый друг всегда был к ней добр. Альфонс, а о завещании не вспоминал. На карманные расходы не тянул. Чуть не расстался с жизнью, потому что попытался найти чужую ему девочку, пропавшую по вине супруги.

«Я больше не буду для тебя проблемой. Обещаю», – молча клялась Вини, прожигая взглядом книжку. Будто страницы были зеркальными, и в них можно было бы увидеть того, кто сидит рядом.

Откинувшись в кресле, Богат смотрел в другую сторону с выражением глубокой задумчивости. В наушниках играло что-то агрессивное, но музыка звучала точно из мобильника в чужом кармане. Текст вовсе был пущен пеплом по ветру грузных аккордов. Рокеры из кожи вон лезли, чтобы отвлечь слушателя, чтобы изгнать его прочь из собственного тела. Они облажались.

От себя не убежишь. Как жаль. Если даже не из самолёта, так спрятаться под шкурой другого человека. Того же мальчишки с соседнего ряда, и смотреть со стороны на избитую подружку какого-то мрачного мужика.

«Улыбнись жизни, и жизнь улыбнётся тебе!» – так говорила любимая сестричка, одной фразой описывая всю суть своего братика. Очень быстро Богат обнаружил источник жизненной силы в душе. Пока бьёт ключ – от жажды не умрёшь. Даже если пресмыкающийся или крыса сухопутная – в своём болоте будешь королём. А судьба регулярно проверяла работоспособность схемы. Била по морде – подставлял другую щёку и смеялся. И жизнь – дама капризная, своенравная, в конце концов, таяла, покорялась.

Вот выкинули из дома, например. Так ёлки-палки, миллион и два варианта бесплатного ночлега! Хотя бы приют. Но, проведя там ночь, Богат зарёкся переступать порог сих заведений. На крайний случай всегда можно развести клубную барышню, даже не тратясь на выпивку. Только на то он и крайний, что оплачивать крышу над головой через постель как-то… уничижительно.

«Я всё-таки себя не на помойке нашёл!» – молча вспылил Богат. Вспыхнула картинка, где сидит среди мусорных контейнеров. Грязный, бедный, бездомный.

Он всегда оставался оптимистом. Пусть со временем это деградировало из черты характера в навязчивую идею. Ибо в связи с последними событиями родник души его стал как-то иссякать. Похитители все соки выпили («Или это сушняк от этой дряни?»). Неожиданно в худую минуту к нему, подлецу и богохульнику, снизошёл Он. Рука Всевышнего коснулась его, чтобы остановил скроллинг телефонной книги на Вини.

Милая девочка ещё в далёком прошлом имела неосторожность выдать свои альтруистические наклонности. На безрыбье носом особо не поводишь, а эта рыбка оказалась лобстером. Одинокая, бездетная, добренькая. Надой с новой козочки обещал возврат утраченного, непременно с бонусами! А то, что собралась на тот свет, оставляя наследство… ну, это уже заявка на самого везучего! Вот только сыр из дарёного молока лежал не просто в мышеловке – в медвежьем капкане. Богат обнаружил себя в тисках слишком поздно. Самоубийца проваливалась в могилу и, вцепившись в свою жертву, тянула за собой. Оно и страшно. Не состыковка обёртки и начинки. Что это, если не проклятие?

Богат не верил ни в Бога, ни в проклятия. Череда неудач – не больше, чем стечение обстоятельств. Достаточно притёрся с клиенткой, чтобы это понять. И ведь проникся. Заварил всю эту кашу с ФСБ, лишь бы найти Мариду. Потому что пришла идея зайти с другой стороны. Потому что… его потрясла ошибка святоши. Ещё и такая простая – жадность. И Вини несёт свой крест. Столько лет каждый день стучит в запертую дверь. Он поддался очарованию драмы. Самолично полез в этот улей – искать ключи. И чем всё обернулось? Из-за её алчности едва не подох!

Богат вздрогнул, отвернулся к проходу. Прижал висок к спинке кресла. Она приятно холодила. Медленно выдохнул, прикрыл глаза. Вспомнил. Стечение обстоятельств. Сказал «А», говори «Б». И если посмотреть внимательнее, увидишь, что проблемы его уходят вглубь. Из всех женщин, с кем ему посчастливилось иметь дело, худшей в который раз оказалась мама. Она заказала его, навела убийц на «Пессимиста». И минутки не колебалась! Ангел-хранитель его спасал, из раза в раз. Вырвал ампулу из спины, на руках нёс в больницу, бросался под огонь. Заслонив крылом, увёл в безопасное место. Но, так случилось, там и пряталась лукавая. Заморочила голову, чтобы Вини привела его на расстрел. И что «бессердечная» поимела в итоге? Загубленную репутацию, выбитые зубы, сломанный нос, изувеченные руки и, самое главное, персонального Иуду. «Акция! Первый и последний поцелуй… за миллиард!».

Богат дрожал как от озноба. Зажмурился до тёмных пятен в глазах. Заплохело. Будто сейчас вывернет. И хоть бы. Только б этот мерзкий склизкий комок перестал ворочаться в груди. Нет, нельзя делать финал таким. Муж говорит: «Нет». Смерть Вини ведь в его руках? Здесь ему вольно отныне диктовать условия.

«Моё хобби – делать женщин счастливыми. – Богат склонил голову к плечу. Послал мысленный сигнал. – Клянусь, ты не разочаруешься».

В Московском аэропорту возобновить какое-никакое общение так и не получилось. Отмалчиваясь продолжительное время, ожидай наперёд светских речей нелепое «кря». А желание крякнуть первым не выказал никто.

Французские врачи запретили Вини управлять транспортным средством до встречи с русскими докторами. У Угунди, как и у любой другой машины, вопреки фантазиям давно умерших людей, отсутствовал автопилот. Потому что это искусственный интеллект, а значит бомба замедленного действия. Первый звоночек был уже в две тысячи восемнадцатом году, когда самоуправляемый автомобиль впервые сбил человека. Что до диска с сознанием упокоенного? Так у него нет ни колёс, ни культей. Пленник зеркального блинчика не представляет никакой угрозы мировому сообществу, и это точно. А вот автопилот – теоретически да.

«Мама, – вспомнила блудная дочь. – Рассказать ей о том, что произошло? Стоит ли? Имеет ли смысл?»

Богат без прав. Кто его знает, почему. Увиливает от ответа. Супругов вёз нанятый водитель, а они молчали на заднем сиденье. Посторонний человек почему-то сильно смущал.

Вини позвонили. Достать надутой как перчатка перебинтованной рукой телефон из кармана смогла, а вот для активации горящих кнопок приходилось клевать в экран сломанным носом. Богат порывался, да не помог.

С каждым новым «да» жена оживала. Поблагодарив кого-то, сбросила. Задышала глубоко, сдерживая радость.

– Что такое? – заволновался муж.

Игриво прикусив губу, взглянула прямо ему в глаза. Жар волной прокатился по телу.

– Приглашаю на свидание.

Его передёрнуло.

– Без подстав! – пообещала она. – Тебе понравится, вот увидишь.

Свежее белое утро разлилось по стеклянным граням небоскрёбов, которые, словно бамбук, устремлялись в небеса. Горький смог клубился над мокрым асфальтом. Земля остывала, и от влажного, тёплого дыхания её кружилась голова. Разодетые, как друзья президента, в жакеты да пиджаки, двое шли грязными проулками. Завернули за мусорный бак, взошли по ступенькам, чудом не цепляясь штанинами отутюженных брюк за торчащие из бетона ржавые прутья арматуры. Захлопнулась за ними тяжёлая, точно в храмах, дверь. Богат хорошо ориентировался в Москве, а теперь не мог даже предположить, куда его привели. В полумраке узкого коридора глаза Вини светились ярче этих тусклых ламп. Напускная таинственность нагоняла смуту. Ради чего отсрочила починку протеза? Какое свидание стоит мук боли?

Интриганка попросила нажать на звонок. Неразговорчивый парнишка в мятой фуражке впустил их в просторный зал, полностью обитый деревом.

«Как в склепе», – Богат застыл на пороге, но стражник настойчиво протолкнул его вперёд.

Длинные скамьи, обитые бордовым бархатом. Четыре стола, расставленные буквой «С», с приставленными к ним резными креслами. Кафедра под русским гербом, с флагом по правую руку. Присутствующие тихонько переговаривались друг с другом. Только и оставалось вертеть головой. Вини легонько тыкала раненой рукой в спину, подводя к первым рядам.

Требовать объяснений супруг не спешил. И без того сам себе казался беспричинно жалким и маленьким в чужом окружении. Спутница хранила молчание, но для неё это нормально. Богат брал с неё пример. Только сейчас, с чужими, обезличенными голосами, с запахом свежей бумаги и соснового спила, с подожжённой солнцем пылинкой, пролетевшей перед носом, пришло осознание, а с ним и запечатанный на семь замков гнев. В свой праздник, в номере Парижского отеля, юбиляр не психанул. Супруга напрасно дразнила истерикой – не поддался. А теперь полыхнуло. Вскочил со скамьи. Нет иной причины их нахождения здесь, чем депортация матери из Франции. И только дверь далеко позади хрустнула, потерпевший шагнул к ней. Сгорбленная спина, сжатые кулаки, оттопыренная верхняя губа – всё это не сулило ничего хорошего для женщины, которую сюда введут. Никто не остановит. Примут за драку – плевать!

Но у реальности были другие планы. Истина обнулила азарт, пригвоздила обратно на место. Вместо матушки под конвоем шли четверо – мужчины самых разных на вид возрастов с разбегом от двадцати до сорока. Тот, что якобы постарше, обводя зал тёмным взглядом, не отметил Богата среди присутствующих. А вот вроде бы самый молодой нашёл, оскалился. В воцарившемся молчании чирикал только замочный механизм «аквариума».

Очень скоро судья произнёс среди прочих имя Богата. Душа оборвалась, но, повторяя за другими, названный встал. По указке «вашей чести» подтвердил дату рождения и место проживания. К вселенскому облегчению потерпевшего, из-за стола поднялся тип в флоковом пиджаке и объявил себя представителем господина Громыка. Потребовалась секунда, чтобы признать в нём нотариуса Вини – Михайло. Супруга никак не отреагировала на вопросительный взгляд в её сторону. Как на троне восседала, наблюдала свысока.

Угрюмые бурканья одного из подсудимых навеяли чувство déjà vu25. Терпя холодок по коже, Богат будто заново увидел, как тонул в патоке опьянения. И обладатель этого голоса не кидал ему тогда спасательного круга. Лишь повторял про недвижимость, так бесконечно долго, что слова вплелись в генетический код.

Риэлтерская компания «Global project» бросала свои сети куда попало. Без смерти и старости развод слабых на ум, доверчивых пенсионеров стал невозможен. Но у одного предприимчивого, нечестного человека не было причин для опасений. Препарат, поставляемый Московским Научно Исследовательским Институтом (подозреваемые задержаны, следствие идёт), не только отшибает память, но выстраивает определённые нейронные связи в мозгу. Ничто не омрачает дальнейшую жизнь жертвы. Одно только призрачное неприятное воспоминание о произошедшем, а то и жажда правосудия, мгновенно оборачивается оправданиями, опасениями, смирением. Ведь неприятный эпизод перекрыт другим – железным алиби, закалённым действием вещества. Если пытаться в этом разобраться – начинала болеть голова. Оттого никто и не обращался в полицию.

Один вопрос – почему Богат не смолчал? Вопреки механизму действия препарата рассказал супруге? Что же, преступники зря крутили ему виртуальную прогулку по Новому Арбату, чтоб этот пьяный принял её за чистую монету? Потому что при первой встрече произвести впечатление на Вини было для него жизненно необходимо? Потому что по молодости перепробовал столько всего, что химия не подействовала должным образом?.. Или всё вместе?

Молоточек стукнул. Чёрные риэлторы уехали недалеко, но надолго. По решению суда все их активы определятся потерпевшим (тем немногочисленным, доверенности коих не успел пожрать шредер). Услышав сумму, которая ему отведена, господин Громыка вытянулся в лице. Это сон. Не может быть… По щелчку пальцев Богат стал миллионером.