Чёрный викинг

И сказал Равновысокий: «Мировая Бездна на севере вся заполнилась тяжестью льда и инея, южнее царили дожди и ветры, самая же южная часть Мировой Бездны была свободна от них, ибо туда залетали искры из Муспелльсхейма» […] Когда ж повстречались иней и тёплый воздух, так что тот иней стал таять и стекать вниз, капли ожили от теплотворной силы и приняли образ человека, и был тот человек Имир […]

Тогда спросил Ганглери: «Где жил Имир? И чем он питался?» Высокий отвечает: «Как растаял иней, тотчас возникла из него корова по имени Аудумла, и текли из её вымени четыре молочные реки, и кормила она Имира».

Сказал тогда Ганглери: «За что же принялись тогда сыновья Бора, если они были, как ты думаешь, богами?»

Высокий сказал: «Есть тут о чём поведать. Они взяли Имира, бросили в самую глубь Мировой Бездны и сделали из него землю, а из крови его – море и все воды. Сама земля была сделана из плоти его, горы же из костей, валуны и камни – из передних и коренных его зубов и осколков костей».

Тогда молвил Равновысокий: «Из крови, что вытекла из ран его, сделали они океан и заключили в него землю. И окружил океан всю землю кольцом, и кажется людям, что беспределен тот океан и нельзя его переплыть».[5]

Наша сага начинается в 846 году от Рождества Христова.

Во всей Норвегии проживает около ста тысяч человек. Датский город Хедебю является крупнейшим в Скандинавии и насчитывает, скорее всего, пару тысяч жителей. В каждом из крупнейших городов мира – Константинополе, Багдаде и Сиане, столице династии Тан в Китае, проживает около миллиона человек. Спустя несколько лет династия Тан исчезнет под аккомпанемент великолепных стихов знаменитого Ду Фу. В Гватемале в Центральной Америке правят майя, и по ступеням тикальских пирамид скатываются человеческие тела с вырезанными сердцами. Жители Монголии разделяются на бесчисленные кланы, которые убивают и грабят друг друга, и подобное происходит во множестве других стран. Мавры и сарацины поднимаются вверх по Тибру к Риму, крадут алтарь и мощи апостола Петра, а также драгоценную раку и другие сокровища.

Шок от этого происшествия волнами расходится по всему христианскому миру.[6]

В этом году стая из почти 300 волков нападает на людей и скот в Галлии и убивает всех, кто пытается сопротивляться. Незадолго до Пасхи ловят мужчину, который вступил в сексуальные отношения с кобылой. Франки сжигают его заживо. Датский король Харальд Клакк, в чьи обязанности входит защита фризского побережья от нападений викингов, умирает во Фризии. Его добрый друг миссионер Ансгар продолжает нести благую весть о спасителе мира в городе Бирка в Швеции, несмотря на страдания, вызванные страшной экземой. В этот год норвежские викинги совершают успешное нападение на восточную Ирландию. Всё больше викингов с Западного побережья Норвегии, преимущественно из Рогаланда, устремляются к зелёному острову на западе. Амбициозный ирландский король Кербалл (Кьярвал) уже вступил в борьбу за власть. Он вооружается, чтобы сразиться с одним из своих ирландских соперников. В сражении падут 1200 воинов…

Мы отправимся в страну, что ещё не обратилась в веру в Белого Христа, которую Карл Великий насаждает на континенте силой своего меча. В страну, где люди ещё блюдут древние традиции своих предков. В пучине моря резвится Змей Мидгарда, на небесном своде пылает радужный мост Биврёст, в глубинах земли вершат свои дела норны и мертвецы. Идёт вечный круговорот жизни, боги и соль земли проигрывают битву с силами великанов, чтобы с восходом солнца вновь одержать в ней победу. Мелкие князья вступают в распри на этой земле, протянувшейся на несколько сотен морских миль с севера на юг. Страну населяют разные народы, которые, тем не менее, ощущают свою общность, поскольку делят общий путь, стелющийся вдоль длинного побережья: северный путь.

Здесь мало что изменилось за последние несколько веков.

У кораблей появились паруса.

В остальном, в общем-то, всё по-прежнему.

На свет появляется чёрный уродец

В одном из уголков Рогаланда находится королевская усадьба, в которой на родильном ложе лежит женщина по имени Льюфвина. В те времена люди думали, что во время родов являются норны, чтобы определить судьбу новорождённого: продолжительность жизни, меру счастья и богатства. Скальды зовут смерть «приговором норн», судьба закладывается в человека, lagt i en (вспомните слово «lagnad», судьба). Мы можем присоединиться к полёту норн, направляющихся к ложу Льюфвины. Пролетая над полями и лугами, мы видим лошадей и скот, спящий в сырой от утренней росы траве. Мы видим нивы, которые едва начали давать всходы после весеннего жертвоприношения.

Раннее утро становится светлее. Серо-зелёные дерновые крыши хорошо вписываются в окружающий пейзаж. Люди ещё не встали. В море на якоре стоит пара кораблей с высокими мачтами, лодочные сараи на берегу покрыты звериными шкурами. Из дымового отверстия в крыше жилища конунга поднимается дым. Из дома доносятся крики.

Мы пока мало знаем о роженице, известно, что у неё необычная внешность, она не похожа ни на скандинавских, ни на германских женщин. У неё чёрные волосы и такая тёмная кожа, какой большинству из её приближённых не доводилось видеть. На её круглом плоском лице раскосые монгольские глаза. Можно предположить, что она окружена другими женщинами, некоторые из них белые, другие – тёмные, как и она сама. С обеих сторон резного деревянного ложа мерцает пламя масляных ламп из мыльного камня. Темнокожие женщины призывают могущественный дух, скандинавские обращаются к своим богиням. Одна из северянок «радея о помощи, громко запела»[7], другая прижала к животу роженицы родовспомогательные руны, бьяргрунир.

Как только на свет показывается головка младенца, женщины перестают призывать высшие силы. Теперь они обращаются к роженице.

Появляется мальчик.

А потом появляется ещё один мальчик.

Каждого из младенцев заворачивают в суконное одеяльце. У новорождённых тёмная кожа и чёрные чёлки, их лица круглы и плоски, как у матери. Носы плоские, ноздри едва различимы. Монгольский разрез глаз. Младенцы ничуть не похожи на своего отца! Окружающие женщины пребывают в шоке.[8]

Есть все причины полагать, что королю это не понравится. Действительно ли он приходится отцом этим двум младенцам?

* * *

История двух близнецов, Гейрмунда и Хамунда Чёрная Кожа, с самого начала была сказочной, но она больше, чем просто сказка.[9] Она представляет собой отдельное сказание, сохранившееся в «Книге о занятии земли», и её необходимо привести здесь во всей полноте. Такого обстоятельного рассказа о детстве не удостоился ни один другой исландский первопоселенец, и мы вполне можем доверять содержанию этого сказания:

Конунг Хьёр совершил набег на Бьярмаланд. Там он пленил Льюфвину, дочь бьярмского конунга. Она осталась в Рогаланде, когда Хьёр отправился в поход. Тогда она родила двух сыновей, одного звали Гейрмунд, другого Хамунд. Они были совершенно чёрными. Тогда её рабыня родила сына, его звали Лейв, сын раба Лодхётта. Лейв был белым. Поэтому королева поменялась сыновьями с рабыней и взяла себе Лейва. Но когда конунг вернулся домой, ему не понравился Лейв, и он назвал его трусом. Когда конунг в следующий раз отправился в викингский поход, королева позвала домой скальда Браги и попросила его взглянуть на мальчиков. Тогда им было по три года. Она закрыла мальчиков в комнате с Браги, а сама устроилась на деревянном уступе. Браги сложил об этом такую песнь:

Двое внутри,верю обоим,Хамунд и Гейрмунд,Хьёру рождённые,третий же Лейв,Лодхётта сын.Не корми его, женщина:мало кто хуже.

Он стукнул веретеном по уступу, где стояла королева. Когда конунг вернулся домой, она рассказала ему об этом и показала его сыновей. Он сказал, что никогда прежде не видывал такой чёрной, как у Хель, кожи, так их и прозвали, обоих братьев.[10]

Стих Браги важен: наверняка именно он спас сказание о происхождении Гейрмунда от забвения. В древнескандинавской культуре скальдические висы использовались для того, чтобы помнить сказания о важных событиях. Как пишет Снорри Стурлусон: «Лишь по прошествии более двух сотен двенадцати зим с основания Исландии люди принялись записывать саги, и вряд ли они так долго сохранились бы в памяти, если бы не скальдические висы, новые и старые, которыми подкреплялась истинность сказанного».[11]

Из небольшой висы о братьях мы узнаём об их королевском происхождении и об отречении матери от них, а также о том, что ей предлагается сделать. Стихотворение Браги существует в шести различных рукописных вариантах, все они тематически идентичны, но различаются подбором слов. Подобная вариативность появилась, скорее всего, из-за различных традиций устного пересказа из поколения в поколение до момента записи[12]. Многое указывает на древнее происхождение висы[13], значит, таково и сказание. Благодаря стиху Браги Старого мы можем представить себе драматические события первых лет жизни Гейрмунда.

Браги Старый сочинил свою знаменитую «Драпу о Рагнаре» приблизительно в то же время, когда Гейрмунд и Хамунд сделали свои первые шаги. Многое говорит в пользу того, что Браги служил скальдом у короля Хьёра, но поскольку Харальд Прекрасноволосый едва ли потерпел бы восхваление своих старых противников, о королях вроде Хьёра не сохранилось скальдических вис.

* * *

Общим для всех источников является то, что мальчиков называют не только чёрными, но и ужасно уродливыми, furðu ljótir. Существует также описание происшествия, когда Гейрмунд и Хамунд увидели, что сын раба Лейв играет с золотым самородком. Они подошли к нему, отобрали золото и оттолкнули так сильно, что Лейв заплакал. Эта история, видимо, является декоративным элементом сказания, который призван помочь скальду Браги понять, кем на самом деле являются близнецы.

В «Саге о Хальве» описывается, как их отец, конунг Хьёр, едва не лишился чувств, впервые увидев своих сыновей – им тогда шёл четвёртый год. Он захотел отослать их прочь, сказав, что никогда раньше не видел, чтобы у людей была кожа, «как у Хель». Это отсылка к Хель, женскому образу смерти в старейших скальдических стихах. У Хель лицо чёрное, как и у покойников, которыми она правит. Прозвище Heljarskinn, Чёрная Кожа, которое мальчикам дал их отец Хьёр или Браги Старый, означает «человек с кожей, как у Хель», то есть с чёрной кожей. Хель произвели на свет Локи и злая великанша по имени Ангрбода, то есть «несущая горе». Во времена викингов позитивных ассоциаций этот образ не вызывал. Но вернёмся к загадочному сказанию.

В нём не все концы сходятся с концами, и мы должны попытаться выяснить причину этого. Первое, что лишено смысла: сама королева считает, что её сыновья чёрные и уродливые, их невозможно полюбить, как говорится в Пряди о Гейрмунде в «Саге о Стурлунгах» (прядь – это короткий рассказ), и поэтому она решает обменять их на белого сына рабыни. В «Саге о Хальве» королева носит древнескандинавское имя Хагни Хакадоттир. Абстрактные сведения, как правило, подвергаются изменениям при передаче сказания из поколения в поколение, то же самое касается имён собственных. В данном случае просматривается тенденция к враждебному отношению к чужакам в исландской традиции сагосложения: тот, кто пишет, концентрирует внимание на норвежском происхождении первопоселенцев и изо всех сил покрывает туманом представителей других культур. При дальнейшем переписывании кто-то дал «бьярмской» женщине древнескандинавское имя. Суть самого сказания при этом остаётся неизменной.

Если представить, что речь идёт о древнескандинавской королеве, выходит, она изменила конунгу, возможно, с рабом. В таком случае она боится, что внешность мальчиков выдаст её тайну, и поэтому обменивает их на белого ребёнка.[14] Однако происхождение мальчиков не подвергается сомнению ни в стихе, ни в тексте: они сыновья Хьёра. Королевское происхождение постепенно начинает проявляться в качествах мальчиков, кроме того, их принадлежность к знати становится заметной, невзирая на внешность, которая говорит об их низком статусе. В то же время «низкая» природа проступает в белом сыне рабыни, он становится всё хуже, пишет Браги Старый.

Я много думал, пытаясь придать этому сказанию смысл, и вернулся мыслями к тому, что сообщает нам «Книга о занятии земли», а именно: королева Льюфвина приехала из Бьярмаланда. Конунг Хьёр происходит из западнонорвежского королевского рода, он древний скандинав с германской физиогномикой – в общем, белый человек. Откуда же тогда взялось уродство и тёмный цвет кожи? Историк Петер Андреас Мунк решил довериться традиции, считающей, что корни мальчиков находятся в Бьярмаланде, и написал, что тёмные волосы мальчиков и цвет их кожи можно объяснить их «происхождением от чуди по материнской линии».[15]

Мы также можем полагаться на описание внешности Гейрмунда и Хамунда, поскольку оно идёт вразрез со стереотипами своего времени. И в сагах, и в поэтическом искусстве рабы последовательно описываются как чёрные и уродливые.[16] Поэтому существует лишь один способ придать смысл описанию внешности сыновей конунга, а именно считать, что оно основывается на фактах. Все источники описывают внешность братьев одинаково, а это подтверждает, что конунг Хьёр действительно имел связи с Дальним Севером.

Однако, если вспомнить Прядь о Гейрмунде, возникает новая загадка. Почему королеве не понравилась внешность братьев, раз они были похожи на неё?

Сказание говорит, что её пленили в Бьярмаланде: [Hjǫr] tók þar at herfangi Ljúfvinu dóttur Bjarmakonungs. / Хьёр взял Льюфвину, дочь бьярмского конунга, в качестве военной добычи. Человек, который записал всю историю на пергаменте в Средние века, добавил кое-что по собственному усмотрению – тоже пытался вложить смысл в отрывочные сведения. Вдобавок к страху перед чужаками мы обнаруживаем другую явную тенденцию у пионеров записи саг, а именно отношение к прошлому, основанное на уверенности в том, что единственным способом разбогатеть во времена викингов был грабёж и разбой. Если человек, живший во времена викингов, умудрился приумножить своё богатство, в средневековых источниках он наверняка будет описан как варвар-грабитель. Такой взгляд мы можем назвать «предубеждением против викингов»[17].

Давайте пока предположим, что писец прав: Льюфвину взяли в плен, и она стала конкубиной конунга Хьёра, ведь мы знаем, что зачастую именно так и случалось. Но если она была конкубиной и имела статус рабыни, то она обрадовалась бы, если бы её сыновья походили на неё, а не на людей, которые захватили её в плен!

Более подробное изучение вопроса заставляет усомниться в том, что она была конкубиной. Во-первых, её имя в переводе с древнескандинавского означает «милая подруга».[18] Во-вторых, говорится, что она была полноценной королевой, супругой конунга – в «Книге о занятии земли» так и написано, королева. Она обменивает мальчиков на сына своей собственной рабыни, сказание не сложилось бы, если бы Льюфвина имела менее высокий статус, чем рабыня.

Из этого можно сделать множество важных выводов. Сведения о том, что Льюфвина была захвачена в плен у врага и стала рабыней, безусловно внесены в сказание средневековым писцом. Он пытался дать объяснение длительному походу Хьёра в Бьярмаланд: наверняка он отправился в викингский набег (подобно, например, Ториру Собаке из «Круга земного»). Но мы скоро увидим, что конунг Хьёр поехал туда по другим делам, а это переписчик сказания совершенно упустил из вида. Тот факт, что Льюфвина была королевой, доказывает существование в XI веке н. э. брачного альянса между северонорвежскими аристократами откуда-то из Рогаланда и пока ещё неизвестного народа из далёкого Бьярмаланда. Пока что мы знаем, что представители этого народа не похожи на германцев. У них тёмная кожа, они кажутся уродливыми. И, тем не менее, конунг Хьёр взял себе жену с такой внешностью? Мы смутно догадываемся, что со скандинавской стороны едва ли речь идёт о girndarráð, т. е. о «браке, заключённом из-за страсти», который совершенно естественен для нашего времени. Скорее, мы наблюдаем случай, довольно распространённый во времена викингов: брак как альянс между двумя группами, имеющими общие экономические интересы.

И мы начинаем понимать: мнение о том, что с мальчиками что-то неладно, едва ли возникло у самой королевы, наверняка она думала и действовала в соответствии с тем, что, по её представлениям, являлось мнением и волей конунга и «белых людей».

* * *

Когда у представителей германского народа и монгольского или азиатского народа рождается ребёнок, он с большей степенью вероятности унаследует монгольские гены, а не германские.[19] Льюфвина, конечно, поменялась детьми не только потому, что древние скандинавы были не в восторге от их внешнего вида, но ещё потому, что во внешности детей совершенно не просматривается биологическое наследие отца.

Таким образом, древнее сказание обретает смысл. Льюфвина желает нравиться своему мужу, она знает мнение «белых людей» о её внешности и о внешности её сыновей, она стыдится, что мальчики унаследовали её внешность.

И поэтому мы можем понять реакцию конунга Хьёра, когда он наконец видит своих сыновей. В сказании говорится, что, когда Льюфвина взяла мальчиков обратно к себе и по совету скальда Браги показала их Хьёру, мальчикам уже шёл четвёртый год. Льюфвина, очевидно, страшилась встречи с конунгом. Почти четыре года она дурила ему голову и совершенно забросила своих сыновей. В её истории немало оскорбительных моментов.

Как утверждает «Сага о Хальве», увидев своих сыновей, Хьёр воскликнул: Ber í burt! – то есть: «Унеси прочь!» Он не вынес вида своих детей. С точки зрения детей, это вряд ли можно назвать приятным знакомством. Наверное, самый большой шок вызвал тот факт, что дети ни капли не были похожи на конунга.

Конунг Хьёр преодолел шок то ли сразу после первой встречи с ними, выслушав примирительные речи мудрого скальда, то ли позже, когда мальчики подросли. По обычаям того времени, конунг должен был пригласить своих чёрных сыновей в новую жизнь в королевской усадьбе. Мальчиков положили на колени сидящего на троне конунга, это называлось «установление», после чего конунг окропил[20] их чёрные чёлки водой и дал им имена и наверняка бормотал при этом сквозь зубы, что мальчишки с чёрной кожей совершенно на него не похожи. Но эту горькую пилюлю ему пришлось проглотить, поскольку, по свидетельствам источников, других сыновей у него не было. Только после завершения ритуала мальчики стали полноправными членами семьи конунга.

Именно в этот момент началась их настоящая жизнь.[21] Несмотря на то что конунг Хьёр и другие обитатели королевской усадьбы привыкли к внешности мальчиков, ведь люди перестают считать других уродливыми или красивыми после продолжительного знакомства, с другой проблемой примириться оказалось сложнее. Их было двое. Исходя из известных нам сведений о праве наследования во времена викингов, для устойчивости королевства престолу требовался лишь один наследник. Ситуация была серьёзной, она предрекала внутреннюю борьбу за первенство и конфликты, способные ослабить королевскую власть. Если доверять сведениям об обмене сыновьями сразу после родов Льюфвины, трудно представить, что кто-то мог знать, кто из двух мальчиков родился первым, а по правилам первый рождённый наследовал земли и власть. Судя по всему, мальчики были очень похожи друг на друга, вполне вероятно, они были однояйцевыми близнецами.

Взглянем на Гейрмунда более пристально

Итак, конунг Хьёр имел контакты с далёким народом из места, которое средневековые писцы называли Бьярмаландом. В середине IX века жена Хьёра, представительница этого чужого народа, где-то в Рогаланде родила ему близнецов.[22]

Так где же родился Гейрмунд? Поскольку источники утверждают, что он вырос в какой-то королевской усадьбе в Рогаланде, выбирать приходится между ограниченным количеством локаций. Судя по всему, в IX веке важнейшие центры власти располагались в Эгвальдснесе на острове Кармэй, на Рейннисэйе (Утстейн) и Норд-Ярене (Сула). Значит, Гейрмунд связан с одним из этих мест.

Генеалогическое древо Гейрмунда немедленно ассоциирует его с королевской усадьбой в Эгвальдснесе. Западнонорвежский королевский род, к которому он принадлежит, связан с местом, имеющим стратегическое расположение у старого северного пути: «Гейрмунд Чёрная Кожа и Хамунд Чёрная Кожа были сыновьями Хьёра Хальвссона, сына Хальва, сына конунга Хьёрлейва Женолюба, сына Хьёра, сына Йёсура, сына Эгвальда из Эгвальдснеса».[23] Принадлежность Гейрмунда к такому знатному роду заставила бы любого его современника, алчущего власти, захлебнуться от зависти. Возможно, род Гейрмунда был единственным аутентичным норвежским королевским родом в южной Норвегии, сведения о котором сохранились в источниках. Харальд Прекрасноволосый едва ли мог похвастаться принадлежностью к такому роду[24], поэтому у Гейрмунда Чёрная Кожа по многим причинам имелись лучшие предпосылки для того, чтобы стать королём всей Норвегии, чем у Харальда.[25]

Королевский род из Эгвальдснеса связывают с разными доисторическими и мифологическими предками, как это было принято в Средние века, но нам будет достаточно начать с короля Эгвальда, в честь которого, как говорит сказание, названо это место.

Вот так выглядит генеалогическое древо Гейрмунда Чёрная Кожа и его родича и побратима Ульва Косого (см след. стр.). Как мы видим, отец Ульва, Хёгни Белый, был братом Сигни, жены Эрлюга Бёдварссона, который стал ближайшим сподвижником Гейрмунда в Исландии. Сын Эрлюга и Сигни, Кетиль Гува, стал зятем Гейрмунда в Исландии.

Источники сходятся в отношении этой генеалогии – единственное несоответствие заключается в том, что Отрюгг и Облауд помещаются в линию Ульва Косого.[26] Основываясь на моих расчётах времени первых экспедиций в Исландию под предводительством Гейрмунда, я присоединяюсь к мнению Гвюдбрандюра Вигфуссона о том, что братья родились в 846 году. Если отмерять одно поколение тридцатью годами, то конунг Огвальд родился во второй половине VII века.

И всё же этих сведений недостаточно, поскольку королевский род, естественно, мог перемещать центры власти.

В исландских средневековых источниках размеры Рогаланда не так велики, как сегодня. Говоря Jaðarr, (Йадарр, совр. норв. Йэрен), исландцы, скорее всего, имеют в виду Южный Рогаланд, а говоря «Рогаланд», подразумевали район к северу от Бокнафьорда, возможно, доходящий на севере до Сторда и Квиннехерада.[27] У нас нет источников, которые связывают Гейрмунда с каким-либо центром силы в Йадарре. Если же следовать старинным представлениям о Рогаланде, то и Утстейн, и Сула буду располагаться в Йадарре, поскольку они находятся южнее Бокнафьорда. Если рассуждать подобным образом, то вопрос решается сам собой: Гейрмунд должен происходить из Эгвальдснеса. К сожалению, всё не так просто, потому что не существует единого мнения о том, как именно древние источники делят местность Рогаланд.

Нам необходимо произвести более глубокие изыскания.

* * *

Мои поиски Гейрмунда постепенно начали приобретать черты детективного расследования, в котором 1100-летний труп уже давно превратился в прах. Я задумался, существует ли нечто, что люди обычно берут с собой при переселении в другую страну, и может ли это нечто поведать нам о родине переселенцев? Предметы? Строительные традиции? В Исландии все физические следы исчезли, но кое-что для решения загадки всё же осталось: географические названия! Во всяком случае, существует более поздняя традиция. Например, когда норвежские и исландские эмигранты в XIX веке переселялись на Средний Запад, они привозили с собой знакомые географические названия из дорогих сердцу родных мест. В научной литературе это называется «переприсвоением географических названий». Когда я начал копать в этом направлении, оказалось, что в древнескандинавских письменных источниках присутствует довольно много подобных примеров.

Конкретным примером является Восс, или Vǫrs, как эта местность называется на древнеисландском. Исследователи сходятся во мнении о том, что этот норвежский топоним имеет очень древнее происхождение, но на этом единство и заканчивается. Одни связывают его с рекой Воссоэльва, другие с возвышенностями ландшафта. Этот топоним появился в праскандинавские времена (200–600 годы) и был настолько старым, что люди времён викингов, совсем как мы, не могли точно знать, что оно означает или с какой природной формой связан. И всё же в Исландии существует по меньшей мере пять усадеб под названием Восс. Воссцы привезли это название с собой в Исландию, десять из них упоминаются в «Книге о занятии земли». Одним из этих воссцев был Торвид Ульвссон, который «уехал из Восса в Исландию, и Лофт, его друг дал ему землю в Брейдамюри, и он стал жить в Воссабэ» (Н324). Его друг Лофт сам приехал из Гаулена и жил в «Гаулверьябэ во Флои».