Гадюка

– Я в порядке, – прошептала я. – Папа, пусть идут отдыхать. Я в порядке.

– Красавица моя, уже давно рассвело. Некоторых теней стоит бояться только ночью, – понимающе произнесла мама. – Поспи немного, я приготовлю завтрак и через пару часов разбужу тебя.

– Ты слышала ее, Диджле, – мягко сказал отец. – Ступай, а я поговорю со своей прекрасной дочуркой.

– Да мы и не думали трогать твою прекрасную дочурку, – со смехом ответила мама. – Ладно, только не засиживайтесь тут. – Она похлопала Мирача по плечу. – Давайте, мальчики, вернемся в постель.

– Сестренка… – услышала я голос Мирача, но мама легонько коснулась его руки и сказала:

– С твоей сестрой все в порядке, большой ребенок. Иди спать.

На кухне остались только мы с папой, и между нами повисла неловкая тишина. Несмотря на это, в его объятьях я ощущала себя в безопасности. В моей голове роились вопросы, а сердце было переполнено переживаниями. Возможно, из-за рассказов Мирача мне показалось, что тень имеет очертания волка, но я никогда не считала себя слишком впечатлительной. Сейчас я чувствовала себя просто ребенком. В этом Миран оказался прав. Может, я и правда испугалась собственной тени, а может, это были лишь игры моего разума. Плод моего воображения…

– Пап, а как ты узнал, что я видела тень? – тихо спросила я. Папа запустил пальцы мне в волосы и нежно поглаживал, как будто водил рукой по морским волнам.

– Догадался, – прошептал он и прижался губами к моей макушке. Его голос всегда звучал глубоко и таинственно, будто доносился со дна океана, из самого сердца морей. Будто мой папа мог повелевать волнами. – Расскажешь мне, что ты видела?

– Не хочу, чтобы ты смеялся надо мной, – обиженно ответила я.

– Если отцы и смеются над своими дочками, то только с любовью, Махинев. – Я чувствовала, что он улыбается, говоря это. Потом он глубоко вдохнул через нос и резко выдохнул мне в волосы. – Детка, что именно ты видела? Расскажи мне.

– Я… – Я нахмурилась и прижалась ухом к груди отца, находя покой в его размеренном сердцебиении. – Мирач сообщил, что в городе появились волки, и я, кажется, слишком прониклась его рассказом. Мне показалось, что я видела на балконе волка, который наблюдал за мной через занавеску.

Папа молча поцеловал мои волосы.

От его молчания мне стало не по себе, и я добавила:

– Не молчи, прошу. Я и сама знаю, что это плод моего воображения, – быстро сказала я. – Когда я впервые услышала об этом, меня это совсем не напугало, но, должно быть, я недооценила свою реакцию, раз навыдумывала себе всякого.

– Махинев, – задумчиво протянул папа, и я на мгновение подняла голову, чтобы посмотреть в его кроваво-карие глаза и понять, испытывает ли он беспокойство. Мне не хотелось, чтобы он переживал за меня. Мне исполнился уже двадцать один год, и я должна перестать волновать его по таким пустякам. – Ты так и не сказала, что подарила тебе бабушка на день рождения.

Я не могла не заметить, как резко он сменил тему.

– Какую-то книгу, – медленно проговорила я.

– Что за книга? – Папа снова прижался губами к моей макушке.

– На обложке названия не было, а внутрь я не заглядывала, – ответила я, медленно облизнув губы. – У меня сейчас и без того полно забот, я не могу посвятить время чтению книг, но скоро начну.

– Не торопись, – внезапно сказал папа, и я нахмурилась. – У тебя много других книг. Ты тратишь все свои карманные деньги на книги, поэтому прочти сначала их. Не думаю, что бабушкина книга придется тебе по вкусу.

– Почему ты так себя ведешь с бабушкой? – Мой вопрос, казалось, заставил его задуматься. Я уже давно хотела задать его. Он очень чутко относился к бабушке, но иногда мог быть очень жестоким. Не разрешал мне проводить много времени с ней. Сердился, когда я, будучи ребенком, засыпала у нее на коленях. – У вас с ней нет золотой середины. В один день вы с ней очень тепло общаетесь, а на следующий ты ужасно холоден.

– При чем здесь мы? Это просто типичная история матери и сына, – отмахнулся папа, а затем обхватил ладонями мои щеки и медленно поднял голову, чтобы заглянуть мне в глаза. Мой папа был мужчиной высоким и худым, но с крепкими и мускулистыми руками. Трудно определить его настоящий возраст. Еще когда я училась в школе, мои одноклассницы засматривались на него и говорили непристойности.

Айкан Демир разительно отличался от мужчин своего поколения, а его внешность завораживала всех вокруг. Мне очень повезло с таким папой.

– Моя маленькая гордость, – сказал папа, с любовью глядя мне в глаза. – Как бы мне хотелось, чтобы тебе всегда было двадцать.

– Тебе не нравится, что я взрослею? – усмехнулась я. – Не переживай. Самое большое место в моем сердце навсегда зарезервировано для тебя.

В глазах отца отразилась грусть. Он провел большим пальцем по моей щеке.

– Не выходи из дома до окончания новолуния. – От его слов я нахмурилась. – История с волками сильно повлияла на тебя, – добавил он. – Лучше оставайся здесь, пока не появятся новости.

– Мирач наплел тебе про луну? Ты что, веришь словам астролога?

– Я-то не верю, а вот твой разум верит. Посмотри, как ты испугалась. Пока луна не выйдет из тьмы и не сменит цикл, ты должна оставаться в безопасности. Так говорит твой разум. – Он наклонился и шумно чмокнул меня в лоб. – Не хочу, чтобы ты испортила зрение за чтением книг, поэтому дай пока глазам отдохнуть. А потом прочти один из недавно купленных романов и порекомендуй что-нибудь мне.

– Постараюсь. – Я пожала плечами и выдавила улыбку.

– Хорошо, а теперь давай приготовим отличный завтрак, чтобы аппетитные ароматы с кухни разбудили всех.

Он отнял руки от моего лица, взъерошил мне волосы и повернулся к холодильнику. Я так и стояла у него за спиной, спокойно наблюдая за его перемещениями по кухне. Занавески снова всколыхнулись, и мы с папой одновременно уставились на балкон.

– Стало прохладно. Давай закрою дверь, – прошептал папа.

Я просто кивнула, а потом мы вместе начали готовить завтрак. За все это время мы не проронили ни слова, пока домочадцы не проснулись и не пришли к столу.

В последующие часы сероватый цвет неба окрасил гостиную, и я устроилась в своем кресле. На журнальном столике передо мной стояло несколько стопок романов в мягких обложках. Я даже не помнила, в какой момент включила телевизор, где шли полуденные новости. Я уже собиралась взяться за очередную книгу, как вдруг мое внимание привлекли слова ведущей, и я, подняв голову, уставилась на рыжеволосую девушку.

– Сегодня ровно три года со дня исчезновения Ибрагима. В возрасте двадцати одного года он внезапно пропал, и три года поисков не привели ни к каким результатам. Его друзья переживают и продолжают искать родственников этого столь рано осиротевшего молодого человека. – На экране появилась фотография Ибрагима, чисто выбритого, привлекательного парня с темно-русыми волосами и карими глазами. – Сейчас Ибрагиму двадцать четыре, и о нем вот уже три года нет никаких известий. Погиб ли он? Или все еще жив и где-то находится? Ничего из этого нам доподлинно не известно. Мы будем продолжать поиски вместе с баскетбольной командой, но его друзья уже теряют веру в то, что Ибрагим жив.

– Махинев, – позвала мама. Я перевела на нее взгляд, но перед моим внутренним взором все еще стояло лицо парня с фотографии. – Мне пора выходить, сегодня у меня ночная смена. Не забудь приготовить ужин для братьев, папы и себя, детка. – Мама убрала телефон в черную сумку и повесила ее на плечо. – Погода за окном отвратительная, дороги перекрыты. Даже не знаю, как буду добираться. Надеюсь, твои братья заберут отца, и ему не придется в такую погоду ехать на общественном транспорте. Сейчас это совсем не безопасно. – Она развела руками и вышла из гостиной, а я снова повернулась к телевизору. Фотографии на экране уже не было.

Не дожидаясь от меня ответа, мама вышла из квартиры, и хлопок двери эхом отдался от стен и прокатился по комнатам. Опустившееся на меня одиночество начало окутывать мою душу, погружая меня в переживания.

– Одиночество? – Я медленно покачала головой и посмотрела на один из лежащих передо мной романов. – Да, мой самый верный друг.

Я начала читать книгу, но, осознав, что сюжет романа меня не захватывает, отложила в сторону. Забравшись с ногами на кресло, я обняла руками колени, поставила на них подбородок и начала наблюдать за падающим за окном снегом. Снежинки кружились и падали, пока мое сознание медленно погружалось в сонную бездну. Перед моими глазами замаячила пугающая темнота, и я ощутила сильное желание броситься в эту бездну с головой в порыве самоубийства.

Наконец, не силах больше бороться с собственным разумом, я закрыла воспаленные от недосыпания глаза и погрузилась в глубокий сон. Головная боль была настолько невыносимой, что тело сразу обмякло, хотя сознание оставалось кристальном чистым. Мой мозг буквально пульсировал. Когда я с трудом разлепила веки, то поняла, что квартира уже погрузилась во тьму, а серебристый свет луны нарисовал круг посреди гостиной, словно озарил актера на сцене. Мое сердце забилось быстрее, и я немного приподнялась, упираясь руками в подлокотники кресла, как вдруг услышала шепот. Казалось, пульс в запястье отдается ударами в голове.

– Кто вы? – в страхе прошептала я.

Сердце ушло в пятки.

Увидев на полу змею, извивающуюся и отливающую серебром в тусклом свете комнаты, я захотела встать, но мои запястья словно приковало к креслу. Я не могла сдвинуться с места. Крик ужаса подступил к горлу. Змея остановилась в центре лунного круга и медленно подняла голову, выпятив назад ядовитую шею. Наши глаза встретились. Я не могла ни закричать, ни пошевелиться.

Алые змеиные глаза смотрели прямо в мои.

Она выглядела как пустынная черная змея, но, присмотревшись повнимательнее, я заметила на чешуе синие отблески и поняла, что это была пустынная черная гадюка.

Я впервые в жизни видела гадюку, но как же она отличалась от других представителей своего семейства… Раньше я не то чтобы не видела, даже никогда не слышала о существовании гадюки с черно-синей чешуей, не говоря уже о ее названии.

Змея высунула язык, и по комнате разнеслось громкое шипение. В тот же момент из моего горла вырвался душераздирающий крик. Я вскочила с дивана, будто разорвав невидимые оковы, и побежала прочь. От нестерпимого страха у меня из глаз брызнули слезы. Внезапно я с кем-то столкнулась, потеряв равновесие, но чьи-то сильные руки схватили меня за запястья и помогли устоять на ногах. Я испуганно подняла голову, чтобы посмотреть на этого человека. Меньше всего на свете ожидала увидеть бабушку. Слезы все еще текли по моим щекам, но было уже не так темно. Стало светло почти как днем.

– Махинев, – позвала бабушка, продолжая крепко сжимать мои запястья. – Что происходит?

– Бабушка! – Я в ужасе оглянулась, а потом уставилась в такие же, как у меня, кроваво-карие глаза бабушки, которая наблюдала за мной. – Я…

– Что ты? – Она странно посмотрела на меня. Одета она была как обычно: в черное платье и черный кружевной платок, под которым прятала свои волосы. Веки она подводила черным карандашом, который отпечатался прямо на мешках под глазами. Бабушка хоть и выглядела привычно, но во мне все равно продолжал нарастать ужас.

– Просто испугалась, – задыхаясь, ответила я. Вырвавшись из ее цепких рук, я перевела дыхание и посмотрела ей в глаза.

– Тебе уже двадцать один, ты должна научиться противостоять своим страхам.

Я согласно кивнула. Никак не могла избавиться от странного чувства внутри меня. Какая-то неестественная смесь любопытства и беспокойства.

– Когда ты пришла? Я не слышала, как звонили в дверь.

– Твой отец дал мне запасной ключ. Я вошла как раз в тот момент, когда ты закричала. – Бабушка оглядела гостиную поверх моего плеча. – Ты ведь одна, да?

– Да, – ответила я, медленно отступая назад. – Проходи.

– Нет, – сказала бабушка. – Я просто хотела кое-что тебе передать.

Я в сомнении выгнула бровь.

– Что же?

Моя бабушка Махинур была, пожалуй, самым чудаковатым членом нашей семьи. Отношения между ней и моим отцом складывались настолько странные, что я не могла охарактеризовать их ни как хорошие, ни как плохие. Иногда мне казалось, что они – единственная опора и поддержка друг для друга, а порой они становились чуть ли не заклятыми врагами. Бабушка запустила свои накрашенные черным лаком ногти в вязаную сумочку, висевшую на плече, и я уставилась на ее мертвецки бледные руки, замерев в ожидании. Сердцу снова стало тесно в груди от того необычного щемящего чувства. Бабушка достала карту и двумя ногтями протянула ее мне. Я опустила на нее взгляд.

– Что это, бабушка?

– Я забыла вложить закладку для книги, которую подарила тебе, – ответила она, продолжая держать один палец на обратной стороне карточки, а другой – на лицевой.

Потом она медленно повернула ее ко мне лицом, и я увидела силуэт женщины, чье лицо закрывал бабушкин ноготь. Это была карта Таро, изображающая Верховную Жрицу.

Стоило мне только взглянуть на карту, и я почувствовала, как кровь с бешеной скоростью понеслась по венам, а в лицо будто ударил свет прожектора.

– Как тебе? Красивая, правда? – Бабушка протянула мне карту. – Возьми.

Какая-то часть меня хотела прикоснуться к ней, взять в руки и внимательно рассмотреть каждую ее деталь, но другая часть продолжала удерживать меня от этого поступка. И хотя бабушка была доброй и чуткой женщиной, я чувствовала, что в ней есть и некая темная сторона, которая иногда пугала до ужаса.

– Это же карта Таро, верно? – хмуро спросила я, не отрывая взгляд от карты. – Зачем использовать ее как книжную закладку?

– Тебе она что, не понравилась?

– Нет, наоборот, она мне очень понравилась, но…

– Тогда бери, – проговорила она, буквально сунув карту мне под нос. – Некоторые книги идут только с закладками.

Я приняла карту и развернула ее лицевой стороной к себе. Бабушка не отрываясь наблюдала за мной, и хотя мне было немного не по себе от ее внимания, я не могла отвести взгляд от Жрицы.

– И как? – спросила она, не скрывая любопытства в голосе. – Каково держать ее в руках, Махи?

Время от времени она называла меня Махи, и хотя я не знала, что это значит, мне нравилось слышать уменьшительное имя с ее уст. Я кивнула головой, глядя на карту как завороженная.

– Она будто зачарована, – прошептала я. – Бабуля, а ты веришь в предсказания карт Таро?

– Да, – тихо ответила она, а затем обхватила мои ладони своими. Карта, по-прежнему зажатая в моей руке, оказалась между нами двумя, словно связывала нас вместе. – Махи, – продолжила бабушка, глядя мне прямо в глаза. – Пообещай мне, что всегда будешь осторожна. Ты обязана быть осторожной. А еще пообещай мне, что не станешь меня убивать, черт возьми. Давай, пообещай мне. Ты будешь очень сильной и осторожной.

– Бабуля, что-то не так? – спросила я, и голос выдал мое беспокойство. Тревога внутри меня нарастала, как огонь, готовый вот-вот перерасти в настоящий пожар.

Бабушка смежила веки и глубоко вздохнула. Когда она снова открыла кроваво-красные глаза, в них виднелись налитые кровью сосуды, а взгляд был затуманен.

– Ты – важная часть меня, Махи. Я не показываю тебе это, но ты… ты для меня самый родной и близкий человек.

Да, порой мы и правда были друг другу словно чужими, но я всегда ощущала ее любовь. Каждый раз, когда смотрела в ее глаза, я одновременно чувствовала и страх, и безопасность. То, что другие люди считали чудаковатостью, мне таким не казалось. Некоторые мои друзья со школы называли ее странной. Они боялись ее, склоняли голову при виде нее и часами не могли проронить ни слова. И хотя я никогда по-настоящему не вливалась в компанию, я отчетливо помнила, как большинство моих друзей, которых я приглашала к себе делать домашнюю работу, убегали из моего дома, лишь завидев мою бабушку. Но кое-чего они не знали: пугающая красота бабушки имела чистые истоки. Сердце у нее было добрым, пусть и немного холодным, потому что таило в себе лед.

– Знаю, – прошептала я в ответ на столь неожиданные нежные слова. Недавнее ужасное происшествие уже отпечаталось в моем сознании, превратившись в далекое воспоминание. Бабушка улыбнулась мне, крепче сжимая мои руки, и впервые за долгое время я увидела искреннюю улыбку на ее губах. – Я тоже тебя люблю.

– Любишь, – согласно кивнула она, отпуская мои руки и прижимая ладонь к моему сердцу. – Я слышу это даже в биении твоего горячего сердца. Но ты так и не дала мне обещание, Махи.

– Я не знаю, что тебе пообещать, ба, – сглотнула я. – Я правда ничего не понимаю.

– Ты все поймешь со временем. – Она убрала руку с моей груди и перевела взгляд на карту с Верховной Жрицей. – Махи, не спрашивай меня, в чем дело. Просто пообещай. Что бы ни случилось, ты всегда будешь сильной и осторожной. Ты ведь будешь такой, не так ли?

Понять ее было так же трудно, как разобрать слова сквозь толщу воды. Я не знала, что творится у нее в голове, но слегка кивнула в знак согласия.

– Обещаю, – медленно произнесла я, даже не зная, что именно обещаю.

Бабушка опустила руки и тихо спросила:

– Ты еще не начала читать мою книгу, верно? – Я кивнула, и она закивала в ответ. – Когда планируешь начать? Ты должна начать сейчас же.

Я замерла.

– Но у меня нет времени…

– Ты должна, – отозвалась бабушка. – Пожалуйста, прочитай ее ради меня.

– Хорошо… – Я в растерянности смотрела на нее.

– Но читай ее лишь на рассвете, когда в лесу и на небе рассеется тьма. – Она покачала головой. – И не читай ее в сумерках, когда лес и небо, погружаясь во тьму, принадлежат им одним.

– Кому? – нахмурилась я. – Бабуль, ты говоришь загадками. Скажи мне, что происходит.

– Членам стаи, – ответила она, и по моей коже пробежал холодок. – Пока не придет их вожак, они будут бродить под темными небесами, точа зубы. – Бабушка посмотрела мне прямо в глаза. – Они – властители ночи.

Я впервые слышала, как бабушка произносит слова, которые другим могли бы показаться бессмыслицей, но на меня наводили неподдельный ужас. Все это звучало донельзя ненормально, но раньше она никогда ничего такого не говорила. Мысль настойчиво билась о стенки моего разума, практически умоляя освободить ее, и я с трудом сдерживала ее, чувствуя, что теряю самообладание. Я не могла позволить страху преследовать меня.

– Ба, ты в порядке? – Я положила руку ей на плечо и заглянула в глаза, стараясь проявлять понимание, но и скрывать того, что боюсь ее, я тоже не могла. – То есть… Ты говоришь какие-то странности, и я ничего не понимаю. Давай мы позвоним папе, и ты расскажешь ему все, что хотела рассказать мне, а?

– Ох, прости, деточка, – горько улыбнулась она. – Я напугала тебя? Я просто рассказала о книге, которую ты должна прочитать. Иногда я забываю половину предложений. Кажется, я стала неверно трактовать книгу. Тебе лучше самой начать читать, с самой первой страницы.

Неужели поводом для всех этих мрачных и бессмысленных слов послужила книга, которую она мне подарила? Говорила она о ее художественном замысле или сюжете? Но зачем тогда просила меня быть сильной? В конце концов, я не персонаж книги. Конечно, я иногда представляла себя на месте героинь романов, которые читала в тот или иной период жизни, но то, что бабушка слезно требовала от меня каких-то обещаний, казалось мне смешным и нелепым. Почему я должна быть осторожной? Наверное, с возрастом ее разум стал играть с ней злые шутки.

Впрочем, мой разум тоже не отличался примерным поведением.

– Я… – Бабушка бросила на дверь взгляд, будто время поджимало, и я уже начала думать, что она куда-то торопится. – Ладно, лучше я пойду. Но помни: начинай читать книгу сегодня на рассвете.

– Хорошо, – пробормотала я, пытаясь не гримасничать.

Внезапно раздался звук ключа, проворачиваемого в замке, и мы с бабушкой переглянулись друг с другом. Дверь медленно открылась, и в квартиру вошел Мирач. Только расстегнув молнию на черной куртке, он заметил бабушку.

– Бабуля? – вопросительным тоном сказал Мирач, а потом снял куртку и повесил ее на вешалку. Увидев, что под ней была лишь тонкая баскетбольная майка, я невольно нахмурилась. Неужели он совсем не чувствует леденящего холода? – Не знал, что ты придешь.

– А ей что, надо у тебя разрешение спрашивать? – огрызнулась я и снова посмотрела на бабушку. – Не ходи на улицу в такой холод. Посиди у нас. Я сварю тебе кофе.

– Нет, нет, – ответила бабушка, яростно замотав головой и протестующе выставив вперед руку. – Лучше приготовь чего-нибудь брату. Он наверняка замерз. – Она с улыбкой посмотрела на Мирача. – Хотя у этого мальца кровь такая неистовая, что она всегда будет горячей.

– Я не малец, – сказал Мирач с наглой ухмылкой, приподняв бровь, а потом покачал головой. – Не парься, сестренка, у меня есть руки. Я могу сам о себе позаботиться. Не переживай.

– Конечно, ты ведь уже взрослый парень, – усмехнувшись, поправила себя бабушка. – Ладно, я пойду. Будьте осторожны!

– Ты тоже, – прошептала я.

– Ба, будь осторожна, на улицах водятся волки, зуб даю, – бросил Мирач, и на его губах заиграла кривая ухмылка. Бабушка на мгновение окаменела, уставившись в пол, а потом в ее кроваво-карих глазах возникла невиданная мною ранее тусклая дымка, поднявшаяся, словно океанская волна, когда она посмотрела на Мирача.

– Что?

– Говорю же, в город пробрались волки, – усмехнулся Мирач. – Кажется, они и сестренку напугали прошлой ночью…

– Ну ты и шутник, – сказала я, глядя на него отстраненным взглядом. – Не слушай его, бабуль. Он вечно несет какой-то бред.

– Просто поверьте мне, дамы… – Мирач вразвалку прошел по коридору. Бабушка так и не сдвинулась с места, но теперь в ее глазах плескалось кровавое море, которое с трудом сдерживает буйные волны, скрывавшие необъятные глубины.

– Ты видела волков? – спросила она, не поднимая на меня взгляда. Выглядела бабушка в этот момент, надо сказать, неважно. – А тебя они видели?

– Нет! – ответила я и скривилась. – Нет, как я могла видеть волков?

Воспоминания об инциденте на кухне змеей заползли в мое сознание, и я изо всех сил попыталась собраться с мыслями.

– Значит, ты не видела их, а они не видели тебя? – Бабушка внезапно обернулась ко мне. – Что напугало тебя прошлой ночью?

– Просто тень… – Я растерянно посмотрела на нее. – Бабушка, ты меня пугаешь. Ты задаешь такие странные вопросы… говоришь такие странные слова…

– Махи, время идет, – нетерпеливо сказала она, тем самым удивив меня. – Сегодня ночью в три часа не забудь открыть книгу. – Она погладила меня по щеке.

Прежде чем я успела задать вертевшиеся у меня на языке вопросы, бабушка быстро отступила, прикрыв глаза, распахнула дверь и тут же захлопнула ее за собой. Я так и осталась стоять перед закрытой дверью, а у меня в голове царила полная неразбериха.

Я посмотрела на карту Верховной Жрицы, которую по-прежнему сжимала в руках, и поняла, что мысли, оставившие глубокий след между бровями, еще долго не оставят меня в покое. Либо бабушка начала сходить с ума и заразила меня безумием подобно гриппу, либо и правда в мире происходит что-то странное.

Незадолго до наступления ночи, прямо перед вечерним призывом к молитве, домой вернулся отец. Поскольку я весь день слонялась бледная как смерть, а моя голова была перегружена кипящими, как котелок на огне, мыслями, я ничего не успела приготовить, поэтому мы заказали пиццу. Дождавшись заказа, мы, как обычно, обсудили за ужином насущные темы, и все шло своим чередом. А потом раздался настойчивый звонок отцовского мобильного телефона. Он посмотрел на экран, бросил на меня короткий холодный взгляд и тут же вышел из гостиной.

Мирач неотрывно следил за баскетбольным матчем по телевизору, а Миран с кем-то переписывался. Казалось, звонок папиного телефона, напоминающий змеиное шипение, раздражал только меня. Поднявшись с дивана, я будто освободилась от пут ядовитого плюща, обвившегося вокруг моего тела. Стараясь не привлекать внимание братьев, каждый из которых был занят своим делом, я тихо прокралась в коридор и встала у стены, всматриваясь в темноту.

– Нет, – донесся до меня шепот отца. – Я пытался. Сделал все, что от меня требовалось. Все. Я тренировался защищать ее, знал, что однажды этот день настанет, но у меня была надежда, потому что я хорошо подготовился. Я не могу пойти на риск. Понимаешь? Не могу так рисковать.

О чем он говорил? Я чувствовала, что поселившиеся у меня в сознании личинки теперь перебрались на сердце; они раздирали его в клочья и утаскивали кусочки в мысли, пятная кровью и их тоже.

– А теперь надежды не осталось. Я не могу ее потерять. Я не позволю ей ускользнуть сквозь мои пальцы, – прошептал отец и сделал паузу, вслушиваясь, что ему говорит собеседник на другом конце провода. – Круг не работает. Даже наслоения теней не хватило, чтобы спрятать ее.