скачать книгу бесплатно
Принцесса, сыщик и черный кот
Андрей Бинев
«Эта странная история начинается в седой древности, именно туда уходят ее корни… Горькие слезы, кровь и страдания выпали на долю людей, лишь коснувшихся тех забытых далеких событий. Англичане говорят: «Не будите спящую собаку», но всегда найдется кто-то, решивший, что это не мудрость, нажитая человеческим опытом, а всего лишь пустая фраза.
Есть у тех же англичан и другая пословица про братьев наших меньших – «у кошек, мол, девять жизней». И к этому многие относятся так, будто ничто не скрыто за набором нескольких, казалось бы, абсурдных слов.
Но тихо в веках бьется бесконечное время, словно сердце в груди Вселенной, и чья-то неясная речь звучит роковым предостережением. И вьется дымкой путаная и противоречивая древняя легенда…»
Андрей Бинев
Принцесса, сыщик и черный кот
Дмитрию Иванову и Виталию Кабакову,
моим литературным крестным ангелам.
Одно око, да видит далёко.
Русская народная пословица
Часть первая
Кошки
Пролог
Эта странная история начинается в седой древности, именно туда уходят ее корни… Горькие слезы, кровь и страдания выпали на долю людей, лишь коснувшихся тех забытых далеких событий. Англичане говорят: «Не будите спящую собаку», но всегда найдется кто-то, решивший, что это не мудрость, нажитая человеческим опытом, а всего лишь пустая фраза.
Есть у тех же англичан и другая пословица про братьев наших меньших – «у кошек, мол, девять жизней». И к этому многие относятся так, будто ничто не скрыто за набором нескольких, казалось бы, абсурдных слов.
Но тихо в веках бьется бесконечное время, словно сердце в груди Вселенной, и чья-то неясная речь звучит роковым предостережением. И вьется дымкой путаная и противоречивая древняя легенда…
* * *
«В сизой дымке жаркого утра, в горячем мареве зарождающейся новой жизни, темнела вершина лесистой горы. Ни облачка на небе в этот ранний час, ни даже самого малого ветерка над морем, ровным, точно бескрайнее изумрудное стекло.
Паруса бессильно повисли.
Пустыми глазницами смотрит на близкий берег деревянное чудовище, вбитое в нос судна и грозно нависшее над спокойной водой. Горгона Медуза ли это? А быть может, Сирена из Сциллы, до поры до времени упрятавшая свои хищные птичьи когти под скрипучую, пересохшую палубу? Или же это злобная Гарпия, безжалостная богиня вихря?
Время и люди разрушили идолов, и ныне никто уже не сможет сказать, кем они были в действительности, эти колдовские создания: исчадиями ада, посланцами ужаса или же богами надежды путников и моряков. Вода, соль и ветра уравнивали их, одинакого полировали лбы, носы, подбородки, глазницы – делали похожими на состарившихся близнецов.
В каюте под капитанским мостиком уже давно не спит императрица. Среди ночи она пробудилась, завороженная удивительным сном. Будто пришла к ней Дева Пречистая, овеяла благоуханием белого покрова и тихо, проникновенно зашептала на ухо:
„Вернись, Елена, в Иерусалим, откуда держишь путь свой в Великий Рим к своим дворцам и подданным, поднимись на Голгофу вслед за Сыном Его, вскопай Святую землю ногтями своими и подними Святой Крест Животворящий, на котором в муках распят был Сын Его. Раздели на части Крест тот и привези одну часть его на остров, что назвал Геродот „Лесистым“, где заблудшие души тысячи лет трудами своими изыскивают из глубин медь, которую зовут римляне купрумом. Увидь высокую гору, овеянную ветрами с моря, с плоской каменистой вершиной, изгони гадов с нее и поставь во славу Святого Креста Животворящего мужской монастырь, и оставь в нем на вечное хранение ту часть, что привезешь с собой со Святой Земли.
Но прежде чем поднимешь Крест Святой и пойдешь обратно с ним на остров, прозванный Геродотом „Лесистым“, заполни трюмы кошками и котами Египетскими, большими и малыми, окраса разного, нрава жестокого, и выпусти их первыми на берег Острова. Пусть стелятся они полчищами несметными к той Горе и пожирают гадов, пусть изгоняют нечисть адову. И только после этого поднимись, Елена, на Гору и схорони там то, что везешь с собой из Святой Земли, с горы Голгофы. И будет имя твое и сына твоего императора Константина свято во веки веков, и да святится Остров „Лесистый“, и да прорастут на нем зерна Истины, Иисусом Христом посеянные и Кровью Его орошенные. И да поднимутся здесь храмы и церкви Святые числом не меньше пяти, и монастырь на той горе пусть вечно манит морских путников к себе, и да назовут гору на языке эллинов „Ставровуни“, что значит „Гора Святого Креста“. Аминь!“
Императрица поднялась на сухую, горячую от многодневного зноя, палубу и подошла к самому носу судна, уперев левую руку в шершавое тело вбитого в него чудовища. Тут она и узрела в утреннем мареве вершину горы. Елена вздрогнула и прижала руки к груди. В ушах ее с необычайной силой вновь зазвучал голос из беспокойного сна:
„Увидь высокую гору, овеянную ветрами с моря, с плоской каменистой вершиной…“.
– Что это? – вскрикнула императрица.
– Остров „Лесистый“. Другие зовут его Купрумусом, а Эллины – Кипром, Ваше императорское Величество, – услышала она за спиной хриплый голос кормчего, кривоного бородатого фракийца, сына дикого племени.
Императрица резко повернулась к нему, и фракиец, отпрянул при виде лица императрицы, просветленного неожиданным восторгом.
Глаза Елены пылали.
– Как ты сказал, фракиец? – прошептала императрица.
– „Лесистый“… Кипр. Лесистым его назвал великий Геродот. Я десятки раз проходил мимо него и дважды бросал здесь якорь, госпожа моя. Он запечатлен на всех картах.
Императрица вновь повернулась к острову и вытянула вперед руку, указывая на него.
– Что это за гора, фракиец?
– Мне не известно это, госпожа. Мы не ходим туда, мы мореплаватели, а не солдаты. Но рассказывают, что ходить туда небезопасно…
– Почему? Говори, почему!
– Змеи. Там полно гадов! Человеку нет места на той горе.
Императрица вновь задумчиво посмотрела на остров и, не глядя на кормчего, твердо произнесла:
– Поворачиваем назад, к Синайской земле. Мы возвращаемся!
– Как вы сказали, госпожа моя? – остолбенел фракиец.
– Назад, кормчий! Я видела сон, ко мне явилась Пречистая Дева. Идем назад!
Елена вернулась в свою темную душную каюту.
– Да святится имя Твое, Господи! – прошептала Елена и истово перекрестилась, глядя на древнюю икону, под которой мерцал коптящий огонек.
Рассказывают, будто попутный ветер наполнил паруса, и очень скоро судно, которому теперь не требовались усилий гребцов, причалило к берегам Святой Земли.
Еще говорят, что Елена, мать императора Константина, собрала землекопов, облачилась в рубище и под палящим солнцем поднялась с ними на Голгофу. Они вгрызлись заступами и лопатами в ссохшуюся землю, в серые, обветренные камни.
„Здесь дух Его крови!“ – шептала коленопреклоненная Елена.
И на десятый день свершилось. Под заступом безвестного землекопа, а кто-то говорит, что и под обломанными ногтями самой Елены, показалось почерневшее за три столетия дерево.
Императрица опустилась на землю и, рыдая, выцарапывала из сухой земли Святой Крест, на котором в муках был распят Иисус из Назарета.
А еще рассказывают, что римская императрица, тяжко искупавшая вину своих предшественников, воздвигла храм над тем святым местом, куда принесли когда-то тело Его, вскоре воскресшее.
Потом плотники отделили ей от Святого Креста малую часть и погрузили на судно.
Тут Елена и вспомнила о гадах на горе, и велела, заполнить трюм „кошками и котами Египетскими, большими и малыми, окраса разного, нрава жестокого“. И только после этого подняли якорь и взяли путь на Остров. Попутный ветер бойко гнал судно и надувал паруса так, что кормчему, диковатому фракийцу, не нужно было искать в открытом море невидимый человеческому глазу путь – ветер был его компасом и рулем.
Тихим ранним утром подошел корабль к песчаному берегу, над которым нависала огромная гора, кишащая злобными гадами, союзниками Врага Человеческого.
И выпустили с корабля оголодавших в пути животных. И кинулись кошки, злобно рыча, на гору, и завязался долгий, кровавый бой Света с Тьмой. Страшно шипя, змеи отступили от горы и уползли в древние, заброшенные шахты, из которых когда-то добывалась медь. Там и шипят злобно по сей день.
А кошки и коты Египетские потянулись узкой лентой через южную оконечность Острова на широкий мыс Акротири, и зажили там своим племенем в оливковой роще.
Но, помня свой долг перед ними, освободителями Ставровуни, горы Святого Креста, императрица воздвигла им дом – женский монастырь и призвала им в защитники святого Николая.
Тогда же началось строительство другого монастыря на плоской вершине горы, возвышавшейся над островом более чем на шестьсот метров. И там, за высокими стенами, в Храме Святого Креста Животворного по сей день хранится то, что привезла со Святой Земли Елена, мать императора Константина.
И весь христианский мир доныне помнит Святую Елену и сына ее Святого Константина, что первый принял в Великой Римской империи новую веру, как „дозволенную“, хоть сам вошел под ее святое лоно лишь перед смертью своей. Восточная Римская Империя с центром в основанном им на древних камнях Византии великом граде Константинополе есть вечный памятник ему, как на острове Кипр святым памятником его матери Елене является монастырь Ставровуни.
А потомки тех котов и кошек живут по сей день на берегу соленого озера, в чаще оливковой рощи, в монастыре Святого Николая. И если Ставровуни виден издалека морским путешественникам, то дом кошек недосягаем для глаз приезжих. Там хранится великая тайна Острова, под неусыпным оком четырех посвященных старых монахинь и сотен кошек и котов, возглавляемых несколькими умнейшими особями невероятной величины и жестокого нрава. Это тайный орден, несущий свою службу в веках. Лишь роятся над ними осы с жалами, похожими на копья, да палит их солнце и сушит шкуры соленый ветер».
Глава 1
Козмас
Роман, среднего роста, лет около сорока, светловолосый, крепкий телом, голубоглазый и белокожий, слушал этот рассказ поздним летним вечером, сидя в маленькой таверне на берегу моря. «Клефтико», тушеная много часов на медленном огне баранина, уже давно остыла в глиняном горшке. Худой, высохший грек-киприот, местный полицейский майор, довольный произведенным эффектом, улыбался.
– Вот так, русский! А вы всё говорите – у вас, мол, там Третий Рим. Зато здесь – Второй! – он сильно постучал пальцем по столу. Роман слушал его английскую речь, окрашенную колоритом местного звучания, и тоже улыбнулся.
– Спасибо, Козмас. Это интересно. Хорошо бы еще увидеть монастырь.
– Вот же он! – воскликнул Козмас и показал на гору, над которой возвышались древние стены.
– Я о другом…
– О монастыре кошек?
– Пусть так… Хорошее название.
– Я туда не поеду. И тебе не советую!
– Почему? Что-нибудь не так?
– Так. Все так! Но там нечего делать людям. И потом… ты не найдешь его. Там английская военная база. Въезд закрыт.
– Монастырь на ее территории?
– И да, и нет. Формально – да, но фактически…
– Что «фактически»?
– Они убрали посты ближе к берегу, к Ледис-майл, к старому пляжу, но… сам понимаешь, все же авиационная база. На ней ночевали их боевые машины перед бомбежками. Это – тайна!
Он поднял кверху палец и огляделся вокруг себя, не слышит ли кто. Посмотрел на полного, усатого старика, собиравшего посуду с соседних столиков. Тот вздохнул и покачал головой. Полицейский нахмурился.
– Какими бомбежками, Козмас?
– Какими, какими! Какими надо! – и перешел на шепот:
– Когда Ирак утюжили! И в первую, и во вторую войну, и вот… недавно.
– А причем здесь кошки?
– Ни при чем. Кошки здесь ни при чем.
Он поднялся, взял со стола фуражку и надел ее на коротко подстриженную, черноволосую голову.
– Я поехал, Роми. Пора. Ночью я в патруле на дороге к Пиле. Обязательное дежурство раз в месяц, черт бы их всех подрал! Если будет время и желание, заскакивай. Там работают ирландские военные полицейские – неплохие парни, только пьяницы, как вы.
– Может, поэтому и неплохие, а? – засмеялся Роман и отхлебнул вина из глиняной кружки.
– Может быть! Тогда мы, киприоты, какие? Мы ведь так не пьем…
– Вы трезвые! – строго сказал Роман.
Козмас кивнул и, ворча себе под нос «трезвые… трезвые…», пошел к машине. Он сел за руль, завел двигатель и что-то сказал в переговорник радиостанции. Ему, шипя и хрипя, ответили. Козмас вспылил, взмахнул рукой и, провожаемый улыбкой Романа, выехал на шоссе. Колеса, подняв тучи пыли, зашелестели на мелких острых камешках.
Глава 2
Костас
– Он все наврал, этот чертов Козмас! – услышал Роман за спиной скрипучий голос.
Русский повернулся и с удивлением уставился на седоусого мужчину, протирающего уже пустые деревянные столы.
– Почему вы не едите? – мрачно спросил старик.
– Я сыт.
– Я готовлю клефтико на этом самом месте уже почти двадцать лет. Всю ночь оно тушится, тушится… Наша баранина не пахнет, как ваша. Хотите, я подогрею, или подам что-нибудь другое?
– Нет, благодарю вас. А почему вы сказали, что он все наврал?
– Все было не так.
– Что, не было Елены, не было кошек?
– Почему! Были – и кошки, и Елена. Но только к ней не являлась Пречистая Дева… – он поднял кверху глаза и перекрестился. – К ней снизошел Ангел. Было очень ветрено и необычайно холодно даже для ранней весны…
– Я вас не понимаю.
– А что тут не понять… Хотя мой английский.… Но ведь вы не говорите на настоящих языках, на греческом, например! Вы что-то бормочете на своем, на русском, и на этом чертовом английском… Вот возьмите, например, это блюдо… – он указал толстым кривым пальцем с обожженным ногтем на холодное, застывшее белым жиром варево, которое все еще стояло перед Романом.
– И что же?
