скачать книгу бесплатно
– Мы называют версиями, ученые – гипотезами…
– А у нас легендами и сказками… Ну, слушай…
* * *
«…Корабль второй раз за год подходил к заливу, но на этот раз была ясная, теплая ночь, легкий бриз гнал судно к острову, дорогу освещала полная луна. В каюте спала императрица, ожидавшая конца пути. За дверью дремал, сидя на полу и прислонившись к стене, римлянин, ее верный, молчаливый страж.
Елена видела чудесный сон. Будто пришел к ней Ангел, самого Господа посланец, и шепнул на ухо: „В трюме твоего корабля, помимо осколков Святого Креста, лежит еще один, целый, невредимый. На этом кресте был распят разбойник Диас, рядом с Христом, и был он прощен Иисусом. Проснись и пошли в трюм своего римлянина, пусть он убедится, а потом скажет тебе. Засни после опять, успокоенная, и слушай чутким ухом мои слова“.
Императрица открыла глаза, осмотрелась, у иконы необычайно ярко светил огонек. Она приподнялась на локтях и позвала стража. Римлянин, пригнувшись под притолокой двери, быстро вошел.
– Иди в трюм и расскажи, что увидишь там, – распорядилась императрица.
Римлянин кивнул и исчез, осторожно прикрыв за собой дверь.
Елена сидела без движения на постели, смотрела на стену перед собой, которая привычно покачивалась в такт волнам. Она терпеливо ждала. Вскоре услышала звук шагов, скрип лестницы, и дверь распахнулась. Лицо римлянина было разгорячено румянцем, всегда спокойные глаза возбужденно горели.
– Что там? – спросила Елена.
– Ваше Императорское Величество, Ваше Величество! Там…
– Говори!
– Там… там…
– Крест! Там целехонький крест, не правда ли?
– Верно. Он лежит на боку. Но это невозможно! Я сам загружал трюм и много раз проверял все! Ключи от замка были у меня! Только у меня!
Елена улыбнулась:
– Не кори себя! Иди отдыхать! Это крест разбойника Диаса, которому простил прегрешения Господь наш, Иисус. Оставь меня теперь.
Римлянин, ничего не понимая, вышел, сел на пол и достал из ножен меч. Он не спал до утра, он ожидал теперь чего угодно, только не добра!
Зато спокойно спала императрица и видела новый сон. Тот же Ангел, посланник Божий, плыл в сиянии перед ее взором и тихо вещал:
„Убедилась ли ты, Елена, в словах моих? Вижу, убедилась! Слушай дальше: крест разбойника Диаса укажет тебе, где ты воздвигнешь монастырь и, сделав это, крест превратится в Кота. Кот убьет гадов и уйдет на побережье, а ты там поставишь другой монастырь, но женский, и будут там жить с той поры коты и кошки, а служить им будут четыре монахини. Четыре, потому что у креста четыре оконечности. Аминь!“»
* * *
– А утром, когда императрица проснулась и все высыпали на палубу, под яркое, теплое солнце, крест разбойника Диаса исчез неведомым образом, столь же неведомым, как и попал в трюм. Замки остались нетронутыми, ни одной щели, ни одного лаза. Но как только все посмотрели на гору, то увидели, что на плоской ее вершине воздвигнут Диасов крест, указуя на то место, где должен стоять монастырь. Вот так появился Ставровуни, где по сей день и хранятся главные фрагменты Святого Креста. Их можно увидеть, если ты мужчина…
– А крест Диаса, бандита этого? Где он теперь?
– Рассказывают, что он превратился в большого черного кота, одноглазого и клыкастого, каким, говорят, был сам Диас. Кот тот извел всех гадов и ушел на берег, в Акротири. Там с тех пор действительно есть монастырь святого Николая, женский, и в нем живут четыре монахини, мрачные старухи. И еще там полно котов. Но я там ни разу не был. И не пойду…
– Почему?
– Не пойду, и все! Мне своих забот хватает! А там человеку нечего делать! Не чисто все это!
– Что ж тут нечистого?
– Кошки эти, да коты…
– Глупости все это. На поверку окажется выдумками. Вот увидите! Четыре сумасшедшие старухи чешут за ушами у десятка кошек. Вот как получится! Бьюсь об заклад.
– Не скажите, мистер Роман! Их там не десяток, и за ухом у них чесать вряд ли кто захочет. Это уж я точно знаю.
– Откуда? Сами же говорите, не были там.
Старик засопел, поднялся и, не глядя в глаза Роману, стал убирать со стола.
– Нет, погодите, Костас! – сказал Роман. – Ведь вы мне не все сказали.
Старик молчал, глядя на море и не выпуская из рук пустого горшочка из-под «клефтико» и ополовиненного кувшина.
– Что вы туда смотрите, Костас? – засмеялся Роман. – Солнце давно уже село. Ничего же не видно! И почему вы молчите, черт побери?
Старик сел на скрипучий деревянный стул, поставил на стол горшочек и кувшин.
– А вы хорошо говорите по-английски, мистер Роман. Слишком хорошо для русского полицейского…
– В этом нет ничего странного. Я когда-то изучал язык всерьез. Думал заниматься филологией. Даже перевел на русский пару толстых и умных книг. Но время все изменило… Пришлось заняться довольно неожиданным для себя делом. Разве у вас такого не бывает?
– У меня нет. Мой прадед, мой дед, отец и два старших брата делали «клефтико» в этой таверне. Теперь их нет в живых, но есть я…
– А дети, ваши дети?
– Дочь. Вышла замуж, уехала с мужем в Англию. Он инженер по каким-то машинам на железной дороге. У нас ведь нет железной дороги, ему здесь нечего делать. Раньше, правда, была, очень давно, еще при моем деде и немного при отце.
– Что с ней случилось?
– Да она ведь коротенькая была, всего-то несколько миль. Были даже паровозы. Пар от них оседал вокруг колеи, поэтому там росла самая сочная трава на всем острове, и пастухи гоняли туда овец. Поезда не могли ездить, дорогу закрыли…
Роман громко рассмеялся.
– Забавно, это очень забавно!
– Еще бы! Знаете, какой вопрос задают на экзаменах на водительскую лицензию?
– Какой?
– Какого единственного знака нет на Кипре? И все отвечают – «железнодорожного переезда».
Старик тоже засмеялся, дыша со свистом, и похлопал Романа по коленке.
– И все-таки, Костас, чего-то вы мне так и не сказали.
– Про переезд? – старик сощурился и покрутил белый ус. В глазах его плясали хитрые, горячие искорки. Роман пригляделся – это зрачки отражали свет от фонаря над головой.
– Нет. С переездом все ясно. Я бы сдал экзамен на вашу лицензию, точно! А вот с монастырем кошек? Ведь вы были там?
– Не хотелось бы на ночь глядя вспоминать, мистер Роман.
Он отчаянно махнул рукой.
– Не ходите туда! Я действительно там был, много, очень много лет назад, еще совсем молодым и глупым. И я видел… Отец и старшие братья говорили мне – не ходи, не ходи, а я пошел…
– Что вы видели, сэр?
– Я видел Диаса, – выпалил старик.
– Какого еще Диаса?
– Это я не верно сказал. Не то, что самого Диаса, а его крест, ставший котом… похожим на него самого, на разбойника Диаса… Черного, одноглазого, с клыком в алой пасти. Чудовище, да и только! Кровь стынет в жилах, клянусь Зевсом! Огромный котище, как… как… баран! Он говорил…
– Что вы несете! Кот размером с барана, да еще говорящий! Чушь какая-то! Нонсенс!
– Ну, вот видите, сэр, вы мне не верите. Мне никто не хочет поверить! Поэтому я умолкаю.
– Как туда проехать, старик?
– Не скажу… не помню. Я еле унес тогда ноги. И вам не советую туда ходить, мистер Роман!
– Послушайте, я должен знать, я хочу это видеть своими глазами…
Но старик поднялся и быстро, пошел к сараю, из трубы которого теперь летели в ночь искры. Костас щелкнул выключателем, и внутри, за небольшим пыльным окошком, вспыхнул желтоватый свет. Старик обернулся к Роману и крикнул:
– Уезжайте отдыхать, мистер Роман. Пора закрываться.
– А как же счет, Костас?
– Какой еще счет, никакого счета! Все было за счет заведения, сэр!
Он вошел в сарай и захлопнул за собой дверь. Роман поднялся, потянулся и взглянул в сторону моря – очень далеко, на невидимой в темноте мачте, раскачивался желтый фонарь.
«На том корабле, на котором сюда возвращалась святая Елена, наверное, горел такой же фонарь, и далекий предок Костаса, быть может, тоже смотрел на него в ночи. А в трюме в это время видела вещие сны императрица…» – подумал Роман, идя к машине, которая стояла на обочине дороги, прямо на повороте к таверне.
Глава 3
Козмас
Роман выехал на шоссе и, как всегда, перепутал полосы движения: две недели пребывания на острове, усвоившем более чем за 130 лет подданства британской короне левосторонний вектор, оказались явно недостаточными даже для опытного русского автомобилиста. Неожиданно из-за поворота прямо на него вылетели две яркие, слепящие фары. Первой мыслью Романа было: «Идиот! По встречной едешь!» Второй: «Идиот-то я! Потому что это я несусь по встречной!» Он успел съехать влево, сопровождаемый возмущенным ревом клаксона встречного такси. Притормозив, вытер лоб ладонью.
«Да уж! – размышлял он. – Старик-то прав, черт возьми! Не на ночь глядя черных котов поминать!»
Не доезжая до поворота на Лимассол, он вдруг вспомнил о полицейском офицере Козмасе, который отправился пару часов назад к ирландскому военному полицейскому посту в Пиле, и развернул машину к столице, к Никосии, откуда тянулась вдоль границы узкая тропа к Пиле. Его «Ниссан» проглатывал освещенную фарами ленту дороги, словно голодный зверь. Иногда на перекрестках скоростного шоссе праздничными гирляндами подмигивали разноцветные отражатели, влитые в асфальт. Шоссе уходило вправо от основной трассы, на проселочный путь, крадущийся вдоль «зеленой» границы острова. Роман притормозил и съехал на него, стараясь унять раскачивающуюся из стороны в сторону машину.
«Граница – не граница! – размышлял Роман, поглядывая на дорогу и неспешно объезжая рытвины и глубокие сухие ямы. – Почему „зеленая“? Никем не признается: ни турецкой, ни греческой стороной. Так, разрезала остров почти напополам, отсекла посередине, с обеих сторон, узкую ленту земли, по которой катаются на своих белых джипах только „голубые каски“, и все тут! Ни тебе демаркации, ни пограничных столбов! Только колючая проволока, ограничивающая ничейную полосу! Нужны воздух, пыль и „голубые каски“, чтобы враги не дотянулись до глотки друг друга?»
Роман вспомнил, как в одной горной деревеньке на «греческой» стороне он обратил внимание на старые нежилые дома, на дверях и притолоках которых кто-то старательно выводил черной краской дату за датой, раз в год.
– Что это? – спросил Роман.
– Турки, – коротко ответил Козмас. Потом выяснилось, что это его деревня, он тут родился и вырос.
– Как так турки? Что они здесь делают?
– Ничего! Они здесь не бывают.
– А даты?
– Вот послушай, друг… Мой старший брат играл в футбольной команде здесь, в этих местах. Знаешь, бывают такие школьные команды: мальчишки мяч гоняют… Деревня на деревню. Мы тогда здесь жили. Так вот, с ним вместе мусульмане, то есть турки играли, и греки, и даже один русский был, из эмигрантов. В одной команде играли, понимаешь! Мы тогда все тут жили. Учились в одной школе, играли в одной команде, а по вечерам крутили головы девчонкам. Понимаешь? А однажды ночью сюда пришли какие-то люди. Собрали всех на площади и велели туркам грузиться в машины, в огромные такие, с тентами.
– Зачем?
– Тогда никто не знал, зачем. Турок собрали и увезли. Я был еще совсем ребенком, в пятый класс ходил. Мы все стояли вот на этой дороге, – полицейский огляделся, будто вспоминая место. – Я стоял вон там, около столба. Мы махали им руками, а мой отец, он тогда уже был болен, кричал, что будет приглядывать за их домами, за цветами. Думал, они вернутся через пару недель.
– Не вернулись?
– Нет, как видишь. До сих пор не вернулись. Но чтобы за ними сохранилось имущество, дом, двор, сад, раз в год нужно отмечаться здесь. Вроде как у всего этого есть хозяин. Иначе никто не сможет вернуться. Некуда будет. Продадут все с молотка. Таков закон.
– И что же?
– Люди ночью, скрываясь друг от друга, выходят из своих домов и пишут на дверях уехавших даты с разницей в год. Сначала, первые четыре года, пока был жив, это делал только мой отец. Ему не мешали, но и не помогали. Он приходил под утро усталый и хмурый. Потом он слег, пошли мой брат и я. Еще сестра, ее муж. Потом другие…
Роман приблизился к надписям и вгляделся в них.
– Вот эта.… Это отец, а это уже брат. Понимаешь? – услышал он за спиной.
– Абсурд! Полный абсурд.
– Для тебя – да. Ты русский, чужой. Для нас – нет. Мы здесь все вместе были. Их кое-кто еще ждет назад. Первая девочка, которую я заметил в жизни, была турчанка. Не помню уже, как ее звали. Жива ли?
Глава 4
Рой
Роман ехал в ночи, боясь потерять дорогу. Кое-где вдоль колючей проволоки могли остаться старые мины. Фары выхватили из темноты серую стену стадиона, давно не знавшего ни азарта игры, ни горечи поражений, ни счастья побед. Стадион умер в ту ночь, когда в греческие селения приехали тентованные грузовики, такие же, как и те, что ждали своих заспанных пассажиров на той, другой теперь половине. Они встретились, эти грузовики, на узкой дороге и поехали в разные стороны, увозя в прошлое все, что казалось нерушимым. Стадион попал в закрытую зону. За ним начиналось Пиле, пограничное селение со специальным проходом для «голубых касок» и постоянным постом ирландской военной полиции.
Роман въехал городок и остановился на центральной площади. Сверху над ней нависала сторожевая будка с солдатом и голубым ооновским флагом, с другой стороны над площадью, словно скворечник на вековом дубе, примостился полицейский командный пункт. К узкой двери тянулась винтовая лестница. В глубине площади светились окна таверны. Было тихо, только где-то на турецкой территории, за Пиле, лаяла собака.
«Исламские собаки брешут так же, как и христианские! – подумал Роман и усмехнулся невольной двусмысленности этой фразы. – И исламские коты орут так же как христианские! Может быть, потому, что у них души не бессмертные, и ничто не в состоянии заставить их придерживаться конфессиональных регламентов? Что же тогда те египетские исчадия, которых Елена привезла на Кипр? Живут себе в христианском монастыре, под сенью Николая Чудотворца! Они что же, христианские коты? Метят своими христианскими железами святую территорию и ни-ни туда исламским сородичам. Порвут!
Люди сами как коты, разве что с бессмертными душами! Тоже метят территории, а в случае чего, порвут любого чужака на куски! В крайнем случае, подгонят серые машины с тентами, погрузят в них перепуганных насмерть жителей и выкинут вон с помеченных земель! Для котов место есть, а для людей – нет! Бессмертные души!»
Роман вышел из машины, погасив фары. Глаза привыкли к темноте, стали различать серые тени, и под командным пунктом, около винтовой лестницы, ведущей наверх, в комнату дежурного офицера, он разглядел машину Козмаса.
