Вопреки, или Ты меня не купишь

Диана Билык

Вопреки, или Ты меня не купишь

Глава 1

Есения

– Эни, не смотри так! – фыркнула мама.

Вместо того, чтобы обнять меня и сказать что-то ласковое или утешительное, она замерла у ростового зеркала проверить свою идеальную прическу.

Мама беззаботно улыбнулась, слегка приподняла ухоженными пальцами светлые прямые волосы и расправила шелковистые пряди на плечах. Любовно, нежно. Тяжелые серьги поблескивали в зеркале, ослепляя, и мне вновь захотелось отвернуться.

Я ее в тот миг ненавидела. Так сильно, что кровь мчала по венам бурным потоком и, с болью ударяясь в виски, почти оглушала.

– Я тебе лично ничего не сделала, что ты вот так… относишься, – для вида возмутилась мама, хотя не думаю, что ее волновало мое мнение. – Не осуждай. Ты ведь ничего не знаешь и не понимаешь, зайка. Хватит смотреть на меня, как на врага. Не молчи, Эн. Я как лучше хочу, очень стараюсь ради тебя.

Вот бы рассмеяться ей в лицо. Зайка? Ради меня старается? Правда?

– Кажется, ты перестаралась, – тихо выпустили губы.

– И папа тоже все для тебя делает, знаешь ведь, – пропустив мою фразу, добавила мама. Или добила.

Захотелось крикнуть во всю горлянку. А еще лучше – сбежать из этого дурдома.

Но я стояла, как послушный солдат на службе. Стояла и смотрела на свое бледное отражение, не позволяя слезам сорваться с ресниц. Если испорчу свадебный макияж, мама с ума сойдет и меня сведет. Пусть лучше причитает и делает вид, что ей не все равно.

Иногда казалось, что она мне неродная. Все важные события, все теплые воспоминания и яркие эмоции у меня связаны только с отцом.

Были.

Потому что теперь он меня предал. А если точнее – продал. Не отступил от задуманного, не отказался от договорного брака, не сделал возможное и невозможное, чтобы спасти дочь от этого постыдного ига. Бросил голодному псу на растерзание. Ради бизнеса, авторитета и чужой империи…

Вы спросите, как в век высоких технологий, модных приговоров, сексуальной революции, скоростного интернета, соцсетей и космических прорывов могло такое случиться? Элементарно. Нужно было всего-то сделать ставку на рискованный проект, когда компания едва стоит на ногах. И прогореть.

– Эн, хватит дуться! – неискренне вскрикнула мама.

Она красовалась и крутилась около зеркала, будто сама невеста. Зато загораживала половину моего отражения, в этом я могла даже выразить ей благодарность – смотреть на себя было противно.

– Как ребенок обижаешься, – хмыкнула она.

Кремовое платье, что маме шили на заказ, замечательно подчеркивало подтянутые формы, упругие ягодицы, прятало сильные бедра, но открывало угловатые колени и тонкие голени. Высокий каблук делал ее выше, стройнее. На шее и ушах сверкали бриллианты в оправе из белого золота – папа не пожалел роскоши ради моей свадьбы, любая бы девушка позавидовала, а мне все осточертело.

Будто счастье можно найти только в отблесках дорогих камней и количестве нулей на счету. Неправда! Счастье кроется в других вещах, более хрупких, нежных и недостижимых.

Иллюзорных…

– Все в порядке, – с трудом ответила я. Хотелось, чтобы мама просто отстала. – Не причитай, пожалуйста.

– Да я вообще молчу! – вырвалось из ее рта, и я неосознанно зажмурилась.

Никак не могу забыть, что видела несколько недель назад, до краха папиного бизнеса, вот и не получается простить матери. Смотрю на самого родного человека, который меня выпустил на свет, кормил из ложечки, памперсы менял, в сад водил, и горько во рту.

Как она могла? Как? Я не понимаю…

Корсет дорогущего изысканного платья от Завьялова невыносимо сжимал, выдавливая воздух их легких. Грудь ныла в тесноте тканевой клетки, и я белела от слабости, задыхалась. Но больше не от одежды, а от страха. Мерзкого страха, что будто железными когтями царапал спину.

Кем я буду завтра? Кем стану сегодня ночью? Шлюхой богача? Игрушкой толстосума? Как заиграет мой позор в лентах новостей…

– Да ты будешь в богатстве купаться, не бледней, Эн, – продолжала мама. На ее лице была такая обиженная мина, будто она крутую тачку мне подарила, а я не оценила щедрый жест – носом кручу, привереда. – Эн? Ну разве ты не понимаешь, что семьи нашего уровня никогда не выигрывают куш в любви? Зато у нас другие преимущества, Эн.

Только она сокращает мое имя до неузнаваемости, и звучит оно слишком на западный манер, будто я – заморская принцесса, а не русская девушка, названная в честь бабушки.

Да и о каких, к черту, преимуществах мама говорит?

И это «не выигрывают куш в любви» – удар пяткой в живот. Будто в любовь играть нужно! Захотелось матюкнуться маме в лицо, чтоб отстала. Я даже губу закусила, душа в себе ярость, – хотя на меня это совсем не похоже. Только Андрэ имел право выводить меня из себя, потому что вызывал однозначно положительные эмоции и заставлял смеяться до слез.

– Мне не нужны роскошь и лоск, – все-таки вырвалось. Губы защекотало, щеки стали горячими, глаза налились влагой.

Я выдержала мамин злой взгляд, не шелохнулась, хотя по коже табуном помчались мурашки. Сейчас ударит. Ударит же! Было ведь не раз, пока отец не узнал, что она руки протягивает. Наказал ее тогда, лишив свободных средств на месяц. Это и правда помогло: больше она не смела по щекам меня хлестать.

Маму в отражении аж перекосило. Зря я лишнее брякнула, нужно было промолчать.

– А что, тебе любовь нужна? – фыркнув, мама потерла тыльной стороной ладони нос. Тот у нее красивый, ровный, подправленный в клинике, избавлен от малейших дефектов и родинок.

Я бросила взгляд на себя – пугало писанное, в изысканных шмотках, но блеклое, на поганку смахивающее. Веснушки спрятались под тоналкой, отчего я казалась восковой фигуркой на подставке. Без косметики я будто в чан с корицей свалилась, вся в пятнышки. Веснушек ни у папы, ни у мамы нет. Откуда они только взялись? Бабуля по маминой линии наградила? Уже не помню, какой она была, ее не стало – я еще в садик ходила, а на старых черно-белых фото не сильно заметно детали. У второй бабушки кожа бледная… была. Как и у ее сына, моего отца.

Удалять природные пятнышки чисткой, по совету мамы, я отказалась. Мне мои недостатки не мешают жить, в отличие от некоторых, которые продолжают пилить-пилить-пилить, что я – лишь дорогой товар и должна быть совершенством.

Чтобы в итоге лечь под нелюбимого?

Ну ладно, мне-то понятно почему неприятно.

Но на кой я сдалась богачу? Мало что ли в нашем мире желающих быстро и легко озолотиться, более утонченных, стройных красоток? Нет, меня подавай. У него других вариантов не было? Слабо верится. Лучше б я прыщавой и косой уродиной родилась, спокойно жила бы себе и горя не знала. Хотя мой будущий муж меня вживую даже не видел! Ну что там по фото можно разобрать? Будь я хоть единственным страшилищем на земле, ничего бы не изменилось. Олигарх именно меня хотел почему-то, запросил медицинское заключение, что я ничем не болею, и сразу дал согласие на брак. Чудик какой-то…

– Чувства и страсть в семейном благополучии не главное, – противно защебетала мама, не обращая внимания на то, что я мотаю головой и отмахиваюсь, умоляя прекратить этот разговор. Снова и снова. Не слышит.

– Да хватит! – вылетела злость через зубы. – Я уже дала согласие, прекрати, прошу тебя…

– Со временем привыкнешь к мужу. – Тщетно. Мама будто оглохла. Она всегда все делала по-своему. – В будущем прихоти мужа не будут казаться чем-то ужасным и противным. Первое время будешь думать, что жизнь разделилась на «до» и «после», но позже, может, даже полюбишь его… Если он чуть лучше обезьяны, свыкнешься. И без глубоких взаимных чувств можно прекрасно наслаждаться жизнью.

Меня перекосило.

Видела я, как она умеет наслаждаться. До сих пор горько, и смотреть на лицо, что тогда опускалось над… Нет! Даже вспоминать тошно!

– Ты тоже привыкала? – процедила я, зло уставившись на маму. Убила б взглядом, если бы могла.

Рассказать отцу правду? Нет, не посмею – он слишком ее ценит и доверяет. Это уничтожит его, особенно сейчас.

Сбавив тон и опустив голову, я спросила:

– Ты любила папу хоть немного? Любишь?

Глядя в зеркало, я проследила, как изменилось положение тела мамы, спина натянулась струной, неприятно скривились подкаченные губы. Ухоженные пальцы скользнули по виску и, стерев выступившие капельки пота, забрались в копну гладких волос.

– Когда-нибудь ты меня поймешь, – с шумным выдохом ответила она и увела взгляд на дверь, будто боялась, что нас кто-то услышит.

– Это вряд ли.

Я устало выдохнула и посмотрела в окно, где солнце пышно распустило лучи по саду, просеяв их сквозь ветви и кроны.

Моя нежеланная свадьба скоро начнется, и старую жизнь придется отпустить, мечты закопать, а сердце раздавить в кулаке.

– Я тоже вышла замуж за незнакомого и не очень привлекательного мужчину, – вызверилась мама, говоря мне в спину. – Зато дедушка сколотил на этом браке состояние, которое твой отец бесталанно разбазарил.

– Я бы никогда… – хотелось многое сказать. Словно после правильных слов смогу не чувствовать себя продажной сукой.

Я выхожу замуж по договоренности ради самого важного человека в жизни – отца. Будто подобное оправдание поможет смириться с тем, что я набрасываю на шею петлю и согласна подчиниться чужому мужчине, которого не знаю. Я ведь должна спасти папину компанию. Должна?

Все-таки я не сдержалась, сказала:

– Я бы никогда не пошла замуж из-за денег, если бы не… – Слова будто прострелили грудь. Навылет. Меня сжало, руки взмокли, я немного отступила и вцепилась пальцами в комод у стены, боясь упасть.

– Но идешь. – Мама змеисто ухмыльнулась, от ее слов стало еще больней. Неужели она не понимает, чего мне стоит этот шаг?

– Ради семьи, – шепнула я, уронив голову на грудь. Как же фальшиво!

Отвернувшись от окна, я вцепилась в край комода, словно твердая поверхность не позволит упасть в бездну, в которую уже давно сорвалась.

Меня потряхивало, бросало в жар, как будто я пекусь на сковородке.

Краем глаза зацепившись за отражение в зеркале, с усилием улыбнулась себе, пересохшие губы неприятно растянуло.

Я справлюсь. Даже если всю жизнь придется притворяться прилежной женой. Справлюсь. Смогу.

– Ради папочки, ты хотела сказать. – Мама всегда умела кольнуть поглубже. Это еще не все, на что она способна. – Его слова для тебя всегда что-то значили. – Она цокнула языком и махнула ладошкой «пока», будто вот так небрежно простилась со мной навсегда. – Меня же ты всегда держала на вытянутой руке. Или думаешь, я не замечала?

– Думаю, что ты знаешь истинные причины. – Мама на мою речь только покачала головой, а я все-таки договорила: – И правда нужно вспоминать об этом именно сейчас?

Я опустила руки по швам, сжала кулаки. Тонкая, воздушная ткань платья коснулась кожи, меня неприятно тряхнуло: даже платье выбрали за меня. Но не это главное: все тело в жутком ознобе от мучительного ожидания неизвестного.

– Не хочу, – почти ласково протянула мама, – чтобы ты страдала из-за егорешений.

– Можно подумать, тебе не все равно, – огрызнулась я.

Как же противно от этой фальши.

Мама повела головой, пробормотала:

– Эн, ты справишься с этим. Ты же…

– Довольно. – Хотелось махнуть рукой на нее, запрещая говорить, но я не могла шевельнуться. Только слова вылетали дробью: – Я. Справлюсь. Ты верно говоришь.

Расправив дрожащими руками заломы на белой многослойной юбке, я на негнущихся ногах отошла от комода и снова замерла напротив зеркала во весь рост.

Кукла. Настоящая, бездушная, пластмассовая… дрянь.

Пальцы покалывало ручной вышивкой, дорогой чешский стеклярус и бисер нежно переливались от малейшего движения. При наклоне корпусом корсет сплющивал грудь, пошло выделяя полушария и едва не выталкивая из плена острые напряженные соски.

«Шлюха – дочь знаменитого Брагина, вышла замуж за баснословно богатого, но неизвестного общественности олигарха, чтобы спасти утопающий бизнес отца».

Именно так завтра напишут газеты. Именно так растопчут мою душу, замарают…

Не о такой судьбе я мечтала. Не о таком счастье грезила.

Но поздно метаться, когда уже вышел на эшафот.

Глава 2

Есения

– Мам, оставь меня в покое… Очень прошу.

– Моя дочь выходит замуж с лицом бледнее, чем у мертвеца. Не отстану. Да, я волнуюсь. И мне, представь, не все равно!

– Не представляю, – холодно произнесла я, едва сдержавшись от язвительного тона.

– Я бы никогда не предложила тебе такой брак.

– Хватит.

– Я бы лучше бизнес загубила. – Мама точно решила замучить меня нелепыми оправданиями. – И не подкладывала бы единственную дочь под незнакомого мужика, пусть и богатого.

Я покачала головой. Какое противное вранье. Хоть бы постыдилась.

И колкие слова сами выпорхнули изо рта:

– Ты это и сделала, когда трахнулась с главой холдинга – папиным конкурентом, и наш уютный мирок рухнул. Может, это ты слила ему важные документы? А?

Я редко бываю так жестока в словах, обычно умалчиваю негодование или обиды, но сегодня мне можно все, даже исполнить маленькую прихоть – побыть стервой.

Мама сдержала удар, не вздрогнула и не поморщилась, стояла возле моего плеча березкой и спокойно смотрела сквозь отражение.

А я ехидно продолжила, очень уж хотелось расправы:

– Или ты думала, что я по голому заду его не узнаю?

– Молчи… – мама на глазах преобразилась, сгорбилась, взгляд потемнел. – Эн, как ты могла такое подумать? Я ничего не сливала! – не сказала, а прошипела она.

Мама таращилась на меня сквозь зеркало, ее фарфоровое лицо покрылось алыми пятнами, а сжатые руки побелели.

– Я так тяжело тебя рожала, грудью кормила целый год, как примерная мать, сопли вытирала и ночами не спала, когда ты болела… Неблагодарная.

– Спасибо! – выплюнула я и прошипела: – Это не отменяет того, что ты изменяла мужу в его доме у него под носом с его конкурентом и врагом!

Нашла что сравнить!

Глупо психовать, но в тот момент, мой мир дробился на куски, и виновата во всем она!

И я не могла остановиться:

– Ты изменяла человеку, который дал тебе все. Не больно ты растекаешься благодарностью.

– Это другое, – мама помрачнела и осунулась. Но тут же вскинулась. – Все давал?! Не смеши! Да и нас с тобой, мои отношения с отцом не касаются.

– Вот как? Я, наверное, чужак с улицы! Для меня не другое! Это! Предательство! Твой муж – мой папа. Любимый и единственный. – Жутко хотелось влепить ей по лицу ладонью, чтобы запомнила, как больно она делает другим, осознала, как неправа… Но, чтобы не сорваться на совсем уж агрессию, я завела руку за спину.

Злость не поможет нашей семье. Я все равно изменить ничего не могу, мне придется выйти замуж.

– Эн, я не прошу понять, прошу… – мама впервые увела загнанный взгляд в сторону. – Прости, что ты видела это. Я не хотела…

– Я не прощу тебе измену, – сквозь зубы. Мне вдруг захотелось зашипеть змеей, но воспитание не дало выйти из себя – я намного сильнее всего этого. Поэтому договорила спокойно и ровно: – Никогда не прощу, но и напоминать не буду. И сдавать тебя не стану в надежде, что ты…

Я посмотрела ей в глаза, они сверкали, будто там притаились слезы. Никогда не видела, чтобы мама плакала.

У нас дома слезы бывали только по поводу радости, папа запрещал нытье и уныние.

– Обещаю, доча, – кивнула мама. – Обещаю. Никогда больше.

– Хватит обещаний, – просипела я, заломив пальцы. Они неприятно покалывали, словно перемерзли. – Просто попытайся.

Мама закусила губу и медленно хлопнула густыми ресницами. И почему я ей не поверила?

Руки от переживаний стали жутко холодными и влажными, дрожали безудержно. Соединив их в замок перед грудью, я тяжело выдохнула.

Вот бы улететь в Париж, спрятаться в любимой кафешке с чашечкой горячего имбирного чая, послушать, как щебечут французские птицы, как смешивается городской шум с постукиванием каблучков прохожих, как лирически смеется молодая и влюбленная девушка в легком платье, что спешит на первое свидание. Вот бы посмотреть ей вслед и умереть от зависти.

Мне придется закрыть сердце на замок, мечты сжечь и пепел развеять над Елисейскими полями.

Почему именно там? Не знаю. Наверное, греки лучше знали, где покоится счастье. Где нет болезней, нет страданий, нет забот. И там, где, как воспевают древние легенды, – вечная весна.

– Уходи к гостям, – через силу обратилась я к притихшей маме. – Я сама здесь справлюсь. Аня уже все сделала с макияжем и прической, сейчас вернется с фатой. Уходи. Прошу тебя. У-мо-ля-ю. Мне неприятно стоять с тобой рядом.

Мама болезненно поморщилась, а я не смогла остановиться. Будто скоростной поезд, катилась с откоса, прямо в любимый домик, угрожая его разрушить.

– Мне противно, что я согласилась папе помочь вот так – фактически предложив себя. Противно, но другого выхода нет. Мы останемся на улице, если я этого не сделаю. Твои брюлики, операции, дорогие шмотки, путешествия – все на кону. И не смей говорить, что тебе это не нужно!

– Эн, – мама повернулась ко мне, разорвав взгляд через зеркало, и я впервые увидела на ее лице сочувствие. – Я не уйду, потому что понимаю твое смятение. Я была такой же юной и неопытной, когда шла под венец. Мне тоже хотелось встретить принца, верить в любовь, а я вышла за твоего отца, – последнее она вымолвила загробно низко и бросила быстрый взгляд в окно. Вороватый такой, с надеждой. Словно солнечные лучи, что с утра неласково обжигали кожу, помогут ей искупить свой грех.

Я, не сдержавшись, прыснула. Можно подумать, ее в жены какой-то монстр взял.

– Не смеши! – ярость и обида сквозили из каждого моего слова и вздоха. Если бы не ее интрижка, может, все сложилось бы иначе. Пусть лучше заткнется, потому что я точно сорвусь. – Жених на пятнадцать лет меня старше! Папа же был твоим ровесником. Он был красивым и надежным, впрочем, это и сейчас не изменилось. И ты хочешь сказать, что я иду по твоему пути?

– Такая наивная, Эн, – мама потянулась, чтобы погладить меня по щеке, но я с брезгливостью отступила и повела плечом. – Все еще мечтаешь, витаешь в облаках, малышка моя. Ты ведь ничего о жизни не знаешь, и жаль, что я тебя не научила защищаться от ударов судьбы.

– Ты – научила? Чушь какая! Ты всегда занята только собой.

Мама вдруг стушевалась, сжала пальцы и опустила руки вдоль тела. Она хватала ртом воздух, явно желая высказаться, но я придержала ее ладонью.

– А еще, – пришлось длинно выдохнуть, чтобы озвучить остальное, – я будущего мужа не видела никогда! Только на фотографиях. – Что я пыталась доказать, не знаю, но мне хотелось высказаться. – Что за богач такой, которого мало кто видел в лицо? В соцсетях нашла несколько снимков: размытых и нечетких. Настоящий мистер Х.

– Все с ним нормально, – мама смахнула прядь светлых волос со лба и снова отвернулась к зеркалу. Выражение «сочувствующая мать» исчезло с ее лица, быстрее чем искры падающей звезды. – Немного отрешенный и мрачный. Помнишь, встречу в Париже, когда отец открывал филиал? – Ее губы выглядели идеально, но она все равно проверяла и поправляла края пальцем. – Ты еще тогда на выставку уехала с Андрэ. В тот день Волгин был на ужине. Ничего жуткого я в нем не заметила, весьма симпатичный мужчина, на свои тридцать пять не тянет, дала бы ему около двадцати восьми, не больше. Поджарый, крепкий, волосы такие, как стержень карандаша – темные, а руки… – мама задумалась, показала на себе, – будто канатами, венами оплетены по фактурным мускулам. О, точно. Смуглый, как молочная шоколадка. Нормальный мужчина, вот увидишь. Разве что огромный, как медведь, всё углы сбивал, даже стол с едой перевернул в ресторане, а еще немного грубоватый в общении. Хотя конкретный, говорит, что думает, не фильтрует речь. На дикаря неотесанного похож, будто из глубинки выбрался, внезапно окунувшись в миллиарды. Подозреваю, что ненасытный в сексе, потому что от одного его взгляда пробирало мурашками. – Мама выставила грудь напоказ, поправила кружевное белье, что выглядывало из декольте и подытожила: – Мужчина и должен быть чуть красивее животного, главное, чтобы за ним, как за каменной стеной…

Хороша поддержка, затошнило что-то.

Упоминание об интиме сжало нутро, бросило пригоршню холода на спину и скрутило внутренности.

Это случится сегодня…

Я берегла себя для любимого, хотела быть чистой, нетронутой, а тут… придется пожертвовать всем ради отца и его империи. Какой-то олигарх-вдовец решил, что молоденькая девочка – самое то на потеху и для удовлетворения дикой похоти, можно и прикупить игрушку.

Я даже повернулась в профиль, чтобы посмотреть, не висит ли на моей спине бирка в несколько миллиардов и надпись «Потаскуха. Продано».

Мама продолжала монотонно бухтеть, а я пыталась представить будущего супруга. Грубого, жуткого медведя, разрывающего в порыве голода и страсти мое кружевное белье, без прелюдии пронзающего, выбивающего из меня острую боль.

На миг в глазах помутнело от страха, а к горлу поднялась кислота. Стиснув шею ладонью, я поняла, что еще чуть-чуть – и сбегу с этого спектакля-кошмара.

Зачем слово дала? Отец ведь не настаивал, лишь предложил подумать, а я, дура, сразу согласилась. Это же папа, как отказать? Он просил помощи, был разбит поражением, я должна была что-то сделать, как-то поддержать. Возможно, тогда надеялась, что он сможет найти выход из тупиковой ситуации, выберется за месяц из долгов, выхватит меня из лап жениха-покупателя.

И хуже всего, что этот богач-кукарач не пришел со мной познакомиться за долгий срок подготовки к свадьбе. За месяц ни разу не появился. Это унизительно.

Не так я хотела начинать семейную жизнь. Совсем не так!

Купил, а теперь на полочку поставит, как трофей? Даже поговорить со мной не захотел? На фото глянул, медсправки забрал и достаточно, чтобы понять, что на меня встанет? Ублюдок… Уже его ненавижу.

– Если боишься первой ночи, – мама внезапно поняла, куда уплыли мои мысли. Красные щеки, что будто перцем натерли, скорее всего, меня и выдали. В проницательности она неподражаема, всегда чувствует, кто и что думает. – Ты просто закрой глаза, Эн. Представь кого-то, кто тебе нравится. Да хоть актера! И расслабь мышцы. Самое важное, не сопротивляйся, чтобы Волгин тебя не порвал.

– Мама! – я зажмурилась до сильной боли в глазах и крепко сжала шею. – Молчи…

Не могу. Не могу. Не… мо-гу!

Паника накатывала, голос проваливался в живот, где с самого утра развернулась настоящая огненная буря.

– Голодные мужики – могут слетать с катушек, не перечь ему, будь…

– Пожалуйста…

– Не перебивай. – Мама встала слишком близко. Я попыталась отступить, но было некуда – позади стена.

Как я очутилась в углу комнаты? Отползла в ужасе?

– Есть вещи, о которых мы никогда с тобой не говорили, – не умолкала мама, а я не могла ее заткнуть – мне было плохо, будто кислота вот-вот горлом пойдет. – Не в девятнадцатом веке живем, все понимаешь сама. Я не хочу, чтобы ты страдала и лечилась от разрывов, поэтому и советую не напрягаться. Согласилась на брак? Согласилась и на постель. На все согласилась. И на детей тоже, имей в виду. Ни один мужик не будет воздерживаться ради бабских нежных чувств. Тем более, если ты для него – просто выгодное приобретение. Вещь.

Она права. Как бы больно не звучало, права.

– Любовь не особо нужна, чтобы регулярно выполнять супружеский долг, – произнесла мама. – Ее можно и вне дома найти. Главное, научиться прятать чувства. Да, придется выживать. Не кривиться от его неприятных запахов, не отворачиваться от похотливых взглядов и позволять себя целовать, не вздрагивать, когда обнимает или дышит в ухо, и ноги пошире раздвигать, когда ему припекло, и где бы ни припекло. Быть готовой ко всему.

Мама расщедрилась на советы, но я молчала, давилась горькой слюной и слушала. Лицо горело от смущения, неприятия и обиды.

Это все она пережила с отцом?

Умолкнув и задумавшись, мама провела кончиками пальцев по ожерелью на своей шее, а затем внимательно осмотрела меня с головы до ног и, все-таки коснувшись прохладными ладонями плеч, немного отодвинула от себя. В ее глазах переливался настоящий глянец слез, и это поразило в самое сердце. Оглушило на несколько тихих минут.

– Великолепно выглядишь, – выдохнула она, наконец. – Чудно. Чистый секс. Если Ренат не сойдет с ума от твоей красоты, я его лично придушу, а ты… с такими идеальными данными должна научиться вить из мужа веревки. Только так можно выжить в нашем жестоком мире.

Мама не меняется. Увы.

Мне ее слова не помогали, а делали хуже. Душили, крутили, разрывали на части. Я чувствовала себя потаскухой, которую одели получше, чтобы продать подороже.