Нисшедший в ад

– Итак, злодейства оправдываем? – злился Петр.

– Нельзя обвинять, если точно не знаешь, злодейство это было или не злодейство. А если и злодейство, что еще нужно доказать, то Иисус простил его, и мы не должны обижать своего брата. Если Иуда сидит сейчас рядом с Иисусом, значит, он теперь более нас всех нуждается в Его близости.

– Ты прав, Иоанн, – устыдился Петр.

– Не я, а наш Учитель, Который так судил.

– А ты как думаешь, Иоанн? – спросил Петр.

– Я думаю, что Иуда невиновен. Это деньги не твои, не мои, не Фомы и не Филипповы. Эти деньги предназначены для помощи нуждающимся. И, следовательно, каждый может взять эти деньги, если в том будет большая нужда, о чем, конечно, Всеведущий Отец наш знает, читающий в наших сердцах.

– Но разве мы, ученики Иисусовы, в чем-либо нуждаемся? – снова запутался Петр.

– Мы – нет, и Иуда, вероятно, взял эти деньги, чтобы подать милостыню втайне от нас.

– А я у него спрошу, – вдруг решительно двинулся Петр к костру.

Иисус ласково поглядел на подошедшего Петра. Его взгляд вдохнул в Петра радость.

– Прости меня, Господи, за сегодняшнее, – произнес Петр. – И я хочу говорить с Иудой.

Иуда был невозмутим, тут же поднялся и отошел с Петром в сторону. Иуда молчал и был серьезен.

– Иуда, скажи, ты очень нуждался в деньгах, которые… взял?

– Не «украл»? – переспросил Иуда.

– Нет, взял, – твердо сказал Петр.

– Очень.

– Ты их взял, чтобы подать милостыню?

– Да.

– Тот человек очень нуждался?

– Очень.

– Ты прости меня, Иуда, – облегченно вздохнув, сказал Петр. – Мне надо было бы разобраться. Я ведь чуть не ударил тебя, пока волок к Иисусу.

– Надо было разобраться, – ответил Иуда. Видно было, что Иуда хочет прекратить разговор.

– Еще раз прости, – сказал Петр, и сам пошел вперед, к костру. Подошел и сел возле Иисуса, прикоснулся к краю Его одежды и замер.

А Иуда остался на месте. Прислонившись плечом к стволу смоковницы, он глядел, не отрываясь, огненным взглядом на Иисуса. И перед мысленным его взором возник юноша, который тоже просился в ученики, но, когда Иисус сказал ему следовать за Ним, бросив всё, он отошел печален, так как был очень богат. И сказал тогда Иисус ученикам Своим:

– Видите, легче верблюду пройти в игольное ушко, нежели богатому войти в Царствие Небесное.

Костер хорошо освещал Иисуса, и Иуда смотрел на Него, а сердце его билось громко и часто. Сам не замечая того, Иуда шевелил губами, проговаривая вслух те мысли, которые чередой неслись в его рыжей голове:

«Кожа Твоя белая и нежная. Каждое лето солнце сжигает меня до красноты, но любовно и бережно лучи его касаются Тебя. Твое лицо прекрасно, как Солнце, и слепнут глаза Иуды от Твоей Божественной красоты. Ты прекрасен, как пенистая волна, поднявшаяся к небу, как белая роза в лучах восходящего солнца. Ты, Иоанн, со всею красотою твоею, от которой замирают и бешено бьются сердца юных дев, что кактус в пустыне в сравнении с Этой Лилией Всевышнего. С такою красотою можно быть Царем Земли. Но что Твое Царство без золота? На земле царство дано лишь золоту. И будь владелец золота горбат, плешив и покрыт язвами – его царство будет, а будь красавец нищ – и побьют его камнями и выбросят в яму, и вороны расклюют его красоту. Ты обманул Иуду! Если бы при Твоей Красоте у Тебя был трон из золота, раз уж Ты стал подобен человеку! Почему пренебрег Ты троном из золота? Почему не взял плату за Свою Красоту? Ты ведь мог родиться в богатстве. Ты ведь мог быть богатым, как десять тысяч Соломонов! И Ты призвал бы к Себе тогда сожженного солнцем рыжего иудея Иуду из Кариота, который столько лет тосковал о Тебе, ждал Тебя, обливаясь в ночной тишине слезами от любви к Тебе, и мы бы, обнявшись с Тобой, стали править миром, а все народы поклонились бы великому народу иудейскому, у которого есть такой Бог! Римляне уничтожили бы своими руками своих богов, греки оплевали бы своих богов, ассирийцы – своих, финикийцы – своих, персы, египтяне – все, все оплевали бы своих богов. И склонились бы у ног Твоих все народы, и лизали бы языками своими пятки Твоему народу, который верил и ждал Тебя… Но Ты обманул Иуду! Возьми же трон, прошу Тебя, пока не поздно. Не надо так шутить, не надо смеяться над любящим сердцем Иуды. Взойди на трон, покажи всему миру, что не зря народ Твой слезами и кровью измерял время до Твоего Прихода. Поставь народ Твой во главе всех народов. Нет, Ты предпочел обмануть Иуду. Твоя Красота стоит целого мира, а я возьму за нее столько, сколько даст мне скаред Анна. Как же я ненавижу Тебя, Иисус! Как лживая женщина, Ты высосал из меня всю кровь мою и надругался над моей любовью к Тебе. Ты мог быть грозой для земли, Своим Светом поразить умы и души человеков, камни обрушить на их тупые головы. А Ты Сам стал Сыном Человеческим, уподобился нам из любви к нам, нищим пришел на землю и гордо отверг трон! Не хочу я Твоей любви! И не нужен мне такой Бог! Это говорю Тебе я, Иуда из Кариота, ученик Бога, унизившегося до человека».

Иуда ощутил, что лицо его мокро: слезы, не переставая, катились по его щекам. Он вытер лицо правой рукой, протер глаза кулаком и исчез в темноте сада.

Глава 20. Слава Божия

Когда Иуда проснулся, он, еще не открыв глаза, почувствовал, что рядом с ним кто-то сидит. Он повернул лицо свое к неизвестному и только тогда открыл глаза. Перед ним сидел прямо на голой земле в утренней тени зеленеющего сада, в котором заночевал Иуда, какой-то оборванец и видимо дожидался его пробуждения. Но так как оборванец не говорил ни слова, то Иуда привстал и, очень внимательно вглядевшись в него, ахнул.

– И что ты тут делаешь? – неприветливо спросил Иуда оборванца.

– Я пришел, чтобы следовать за Ним, – ответил тот.

– А зачем это тебе, Вефиль? И как ты тут оказался?

– Я давно слышал об Учителе, и когда тогда встретил тебя, обрадовался, что ты отведешь меня к Нему, а ты прогнал меня, как собаку. А теперь я прослышал, что мой друг Вартимей прозрел. Вартимей и сообщил мне, где искать Учителя.

– Вартимей – твой друг?

– Да, он был слепой. Ему подавали больше, но мы милостыню делили поровну, как братья, – ответил Вефиль.

– Да Вартимей из Иерихона.

– А я откуда? Тоже родился и жил в Иерихоне. Я Учителя искал, поэтому и пошел тогда в Галилею.

– Зачем тебе-то Иисус? Ты болен, что ли?

– Нет, Бог наградил меня хорошим здоровьем. Мне нужен Учитель, чтобы следовать за Ним, потому как Он наш Господь.

Иуда подпер голову свою правой рукой и с минуту с интересом оглядывал нищего Вефиля.

– Такая рвань – и он Иисуса называет Господом, – не выдержал Иуда.

– Зачем обижаешь меня? Но я не обижаюсь на тебя, Иуда…

– Так, еще раз скажешь, что тебе меня жаль, я придушу тебя. И я не шучу!

– Ты слишком горд, Иуда, – тихо и беззлобно сказал Вефиль. – Я тебе в отцы гожусь и говорю тебе: это может плохо, очень плохо быть для тебя. Вот ты рванью обругал меня. Эх, Иуда, неправильно ты смотришь на людей. Ты думаешь, остальные ученики – так: мытари, простые рыбаки из Галилеи. И в этом ты ошибаешься. Ты и представить себе не можешь, кто они такие и почему именно их призвал Господь. А на то, что я грязен телом да весь в рванине, не смотри, я ведь когда-то был учен и богат. Учен-то я и теперь, это у меня не отнимется, но нищий. Забрали мой дом, имущество за долги, торговля не пошла, а я ведь тоже горд был, как ты, а может, даже и больше. С тех пор я стал нищим, встретил Вартимея. Он уже был слепой, но как хорошо пел псалмы! У него чудесный голос. Так проникновенно у него выходит. Ты любишь псалмы, Иуда?

– Люблю, – как-то сухо ответил Иуда.

– Теперь он прозрел и письмо мне написал.

– Куда же он тебе писал, если у тебя нет дома?

– Он в гостинице оставил, у нашего знакомца, тот и передал мне, когда я по дороге в Иерихон зашел к нему.

Иуда усмехнулся.

Общее движение во дворе дома заставило их прервать разговор. Они пошли узнать, что случилось. Утро было раннее и было очень прохладно. Многие из учеников, собранные Иисусом во дворе, зябли.

Иисус сказал:

– Мы снова идем в Иудею.

– Учитель, – прогремел встревоженный Петр, – давно ли иудеи искали побить Тебя камнями, и Ты опять идешь туда?

– Во дне двенадцать часов, и кто ходит днем, не спотыкается, потому что видит свет мира сего, а кто ходит ночью, спотыкается, потому что нет света с ним. Наш друг Лазарь уснул.

– Три дня назад Марфа присылала сказать, что он болен. Если уснул, значит, болезнь отступает, – сказал Фома и огляделся вокруг, как бы ища поддержки у других учеников. Все молча с этим согласились.

– Я иду разбудить его, – сказал Иисус.

Непонятны были эти слова ученикам.

– Лазарь умер, – тогда сказал Иисус и пошел в сторону Вифании.

Ученики стояли в нерешительности.

– Нет, мы не пойдем, там убьют Его, – растерянно бормотал Петр.

– Пойдем и мы умрем вместе с Иисусом, – твердо сказал Фома…

Утром в первый день нового года, первого нисана, они уже подходили к селению Вифания. В дороге Иуда, как всегда, держался несколько в стороне и наблюдал за странной, как ему казалось, парой, которая старалась держаться ближе к Иисусу. Это были Вартимей и Вефиль.

«Я – нищий!» – вспоминал Иуда с какой даже гордостью произнес эти слова еще хмельной Вефиль. «Он гордится тем, что он нищий! – с удивлением думал Иуда. – И носит свои лохмотья так, словно на нем золотые одежды!»

Тут надо сказать, что Вефиль уже был не в тех обносках, в которых Иуда его увидел в первый раз и в которых он видел его в Перее в саду. Теперь на нем был коричневый хитон, – правда, тоже поношенный, но не рваный, – и на ногах даже были сандалии; лицо свое он умыл и волосы свои с бородой привел в некоторый порядок.

И далее вспоминал Иуда пьяный разговор с Вефилем, тот, самый первый: «Что нужно человеку? – спрашивал тогда Вефиль и сам же и отвечал на свой вопрос: – Вот солнце, чтобы меня согреть и дать мне свет, вот дерево, чтобы мне укрыться от дождя или отдохнуть в его тени в жаркий день, вот плоды на дереве, чтобы мне было питание, вот земля, на которой я могу найти отдых. И всё это сделал Бог для меня, и жизнь мне дал, чтобы я жил».

Когда они совсем близко подошли к селению, то увидели одинокую женскую фигуру, стоящую у края дороги. Женщина пошла им навстречу, и они узнали Марфу. Хотя трудно было узнать ее: она почернела лицом, осунулась и была так худа, что, казалось, ветер ее мог преломить, как хрупкую ветку.

– Господи! – обратилась она к Иисусу. И голос ее был неузнаваем, он стал гнусавым и низким. – Господи! Если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой.

– Воскреснет твой брат, – ласково сказал ей Иисус.

Марфа печально поглядела в очи Иисуса.

– Верую, что воскреснет в воскресение, в последний день, но теперь уже его нет с нами.

– Я есть Воскресение и Жизнь, верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий живущий и верующий в Меня не умрет вовек. Веришь ли сему? – спросил ее Иисус.

– Так, Господи! Я верую, что Ты Христос Сын Божий, грядущий в мир.

Слезы выступили на ее глазах, и она, повернувшись, пошла назад, к дому, чтобы позвать Марию, сестру свою. В доме толпилось много народа. Лазаря любили. Человек он был очень добрый, никому не отказывал в помощи, даже если к нему приходили ночью. Мария была в дальней комнате. Она лежала на ложе и смотрела в потолок. В ее неполные шестнадцать лет это было не просто горе, смерть брата была катастрофой. Она уже не плакала, слезы высохли и взгляд был ее застывший, отрешенный.

– Мария, Господь наш идет к нам.

Мария сначала не поняла ее, и Марфа повторила свои слова. Мария сразу же вскочила с постели, засуетилась, отыскивая свою накидку. Не найдя ее, махнула рукой и выбежала из дому. Многие, увидев Марию, пошли за ней, думая, что она пошла к гробу, а она бежала навстречу Иисусу. Она подбежала к Нему и упала в ноги Его.

– Господи! – шептала она сквозь хлынувшие слезы. – Если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой.

Иисус помог ей подняться и обнял ее за трясущиеся плечи, чтобы ее утешить, и спросил у подошедшего народа:

– Где положили его?

На очах Иисуса были слезы.

– Господи! Пойди и посмотри, – ответил кто-то из мужчин.

Все двинулись к гробу. Гробы, небольшие каменные скалы, выдолбленные изнутри, находились за селением, внизу, в долине, где наливалась соком жизни молодая зелень. Гроб Лазаря, серый обломок скалы, вход которого был завален огромным камнем, был сейчас весь окружен зеленью и цветущими деревьями.

У гроба была также Марфа и несколько мужчин и женщин. Явились и скорбно завывающие плакальщицы.

– Отнимите камень, – сказал Иисус.

Плакальщицы примолкли, люди переглядывались, не понимая, зачем отнимать камень от гроба. Но несколько мужчин вышли. Пока мужчины отнимали камень, Марфа подошла к Иисусу и сказала встревоженно:

– Господи! Зачем это? Ведь смердит уже, четыре дня, как он во гробе.

– Не Я ли сказал тебе, что если будешь веровать, увидишь славу Божию? – сказал ей Иисус.

«Глупая, глупая женщина», – шептал Иуда, а сам, как завороженный, смотрел только на Иисуса, пожирая Его глазами. Иуда весь дрожал, все внимание его поглотил Иисус. Уже Иуда не замечал ни Марфы с Марией, ни толпы вокруг, ни взволнованных учеников. Иисус был для него сейчас и светом, и воздухом, и землей – был для него самой жизнью.

Вход в гроб освободили, и мужчины отошли. Иисус прошептал слова молитвы и громко произнес:

– Лазарь! Выйди вон!

Эти слова прозвучали для всех громче небесного грома, небывалый свет вдруг ослепил всех на мгновение.

В гробе послышалось шуршание, и через некоторое время вход загородила странная, вся в пеленах фигура с платком на лице.

– Развяжите его, пусть идет, – устало сказал Иисус.

Но никто сразу не двинулся, все почему-то оказались на коленях. Один Иуда стоял, все еще пожирая глазами своими Иисуса. Наконец люди опомнились и бросились к Лазарю, который пытался, но никак не мог самостоятельно распутать погребальные полотенца. А Иисус повернул в обратную сторону и потянулись за Ним ученики и те, кто пришел с Ним. Никто не знал, куда направлялся Иисус, но Он все дальше и дальше отходил от Вифании в сторону пустыни. Иисус обернулся и сказал:

– Мы идем сейчас в город Ефраим.

Затем, помолчав, Он спросил:

– Почему с нами нет Иуды?

Огляделись, но Иуды, действительно, не было.

– Может, он остался в Вифании? Я сбегаю за ним, – предложил Фома.

– Не надо, – сказал Иисус и пошел дальше…

…Иуда, оставив под деревом в кустарнике свой денежный ящик, бегом пробежал те пятнадцать стадий, которые разделяли Вифанию и Иерусалим. Только у ворот дворца Анны он остановился, чтобы отдышаться. Несмотря на то, что на улице было еще прохладно, пот градом катился по всему телу Иуды, а его раскрасневшееся лицо пылало жаром. Еще нормальное дыхание не возобновилось, а Иуда бешено застучал в ворота кулаком. Долго не отворяли и, когда Иуда в нетерпении стал бить в ворота ногами, наконец дверь в воротах отворилась и показалась приземистая фигура привратника.

– Мне нужно к первосвященнику Анне, – все еще задыхаясь, кричал Иуда. – Я – Иуда из Кариота. Немедленно доложи, чего стоишь, как каменный.

Привратник медленно затворил дверь, оставив Иуду одного среди улицы, долго возился с запорами, и лишь некоторое время спустя Иуда услышал, что шаги его стали удаляться. Долго ждал Иуда. Уже устало небо, всё вокруг готовилось погрузиться во мгновенно наступающую ночь, когда Иуда вновь услышал шаги. Снова привратник долго возился с запорами, прежде чем отворить дверь. Он кивнул головой Иуде и отступил в сторону, пропуская его. Наконец Иуда вошел во дворец. Он не заметил, сколько галерей, балконов, ступеней и коридоров пришлось пройти. Он просто следовал за привратником, пока тот не привел его в большую комнату. Оставив его в одиночестве, привратник исчез. И тут Иуде пришлось долго ожидать. От нечего делать он рассматривал золотые и мраморные украшения комнаты, освещенные пляшущим огнем огромного треножника, стоящего в ее центре. Наконец за ним явился темнокожий слуга-ливиец, знаком указал следовать за ним и повел его каким-то темным длинным коридором, пока они не уперлись в низкую металлическую дверь, возле которой горел прикрепленный к грубой каменной стене одинокий факел. Здесь слуга поклонился и пропал в темноте коридора. Дверь отворили изнутри. Огромный детина, один из служителей Храма, пропустил Иуду, запер за ним дверь, а сам ушел в другую, которая была напротив. Эта комната была небольшой, даже тесной, и освещена двумя светильниками. Прохлада вместе с многоголосым шумом большого вечернего города врывалась сюда через узкое высокое окно. Здесь также стоял треножник, но совсем маленький, со скупым огоньком; кроме него здесь было кресло с мягкой спинкой и стол перед ним, а слева вокруг крошечного столика, на котором забыли кувшин, стояли почему-то два ложа, а не три, как принято.

Вскоре вошел и сам старый Анна. Он вышел из той двери, в которую перед тем прошел служитель Храма. Анна был одет по-домашнему и даже небрежно, а на его лице было написано недовольство, что его посмели обеспокоить. Анна сел в кресло, затем взглянул на Иуду и произнес:

– Ты Иуда из Кариота?

– Да.

– Что ты хочешь?

– Видеть первосвященника Анну.

Тут взгляды их встретились – взгляд больших с зеленью Иудиных глаз и взгляд маленьких щелочек с припухшими красными веками Анны. Они сразу поняли друг друга. Иуда понял, что Анна прекрасно осведомлен о том, кто он, а Анна понял, что не зря он следил за Иисусом и сделал ставку именно на этого ученика, рыжего иудея. Но все же они продолжали странную игру, будто не понимают что и к чему.

– Зачем тебе, пес, понадобился первосвященник Анна? – грубо спросил Анна.

– Я хочу предать Иисуса, – сказал Иуда, несколько согнувшись перед стариком.

– Кто это? – безразлично спросил Анна. – И почему ты хочешь предать Его?

– Он говорит, что Он – пророк из Галилеи, – сказал Иуда.

– Пророк не приходит из Галилеи. Нас не интересует пустая болтовня и нам не нужен никакой Иисус. – Анна поднялся, чтобы уйти и прекратить тем самым «ненужный» разговор.

– Это тот самый Человек, Который два года тому назад грозился разрушить Иерусалимский Храм, – торопливо сказал Иуда.

Анна помолчал, делая вид, будто он силиться вспомнить, но в памяти своей никак не может отыскать воспоминаний об этом случае.

– Разрушить Храм? Это невозможно, – наконец сказал Анна. – Уж не сумасшедший ли твой знакомец?

– Это тот самый Человек, Который смущал и сейчас смущает многих из иудеев, верных Закону, Который говорит, что Он исцеляет болезни и воскрешает мертвых. Многие считают Его Мессией, – продолжал Иуда.

– То пророк, то Мессия… Что ты путаешь меня? Кто Его считает Мессией? Он – иудей? – притворно сердился Анна, и все же снова сел в кресло.

– Разве иудей пошел бы против иудейской веры и нарушал бы он священную субботу? – ответил Иуда, заискивающе улыбаясь.

– Не иудей? – задумчиво сказал Анна. – Теперь припоминаю. Был какой-то небольшой глупый беспорядок в Храме. Замешан в нем был какой-то галилеянин Иисус, как ты говоришь, сын Иосифа-плотника из Бет-Лехема, [Бет-Лехем (евр.) – Вифлеем. – В.Б.] города Давида. Это так выяснилось, потому что мы на этот скандал большого внимания не обратили. А ты говоришь, не иудей. Иосиф, отец Его, – иудей?

– В Галилее есть небольшое селение. Оно тоже называется Бет-Лехем.

– Ты хочешь сказать, что Иосиф – галилеянин? Ну а мать Его? Кто она?

– Вот она-то точно не из иудейских дочерей. Достоверно мне ничего неизвестно, но говорили, будто она персиянка или халдейка. А может, она и из кельтов. Ты же знаешь, уважаемый Анна, что северные земли заселены очень пестро. Представителей какого народа там не встретишь!

Анна взглянул в глаза Иуды особенным взглядом: тот сделал рискованный шаг к более открытому разговору, назвав первосвященника по имени. Решился на риск и Анна.

– А правда ли, что Его отец – римский солдат сириец Пантер?

Иуда вовсе не ожидал такого вопроса, он вздрогнул и выпрямился. Все шутовство и игра спали с него. Он слегка прищурился и прямо, в упор, серьезно посмотрел на Анну. Иуда много раз слышал и в детстве в синагоге, и от учеников, и от других людей, что Мессия есть Сын Партеноса, то есть Сын Девы. Саддукей Анна не знает пророков, он признает лишь Тору; фарисеи, следуя за своим учителем Шаммаем, так увлеклись различными обрядами и запретами, что редко заглядывают в книги. Так и возникло, стало быть, заблуждение, и «Партенос» превратилась в несуществующего римского солдата Пантероса или во множество существующих солдат, имеющих созвучные с Пантером имена. Иуда, впервые услышав здесь от Анны о Пантере, сделал паузу, а, подумав, решил пока не указывать Анне на его ошибку. «Ему почему-то хочется верить в солдата Пантера. Почему?!» – недоумевал Иуда. Тем более, – и это факт, – Иисус совсем непохож на Своих сводных братьев – сыновей Иосифа от первой жены и, как говорили знающие, на покойного Иосифа непохож, на которых и не мог Он походить, будучи Сын Божий и Девы.

– Кто знает, с кем делят ложе язычники, – осторожно произнес Иуда.

– Ты не ответил, пес. Правда ли, что римский солдат сириец Пантер – Его отец? – раздраженно спросил Анна. – Отвечай или ты желаешь, чтобы тебя подвергли пытке?

– Уж очень ты строг, Анна. Разве не затем я пришел, чтобы предать вам Иисуса? – тихо и серьезно сказал Иуда.

– Отвечай!

– Мне надо подумать, – ответил Иуда и улыбнулся.

– Что?..

– Ах да, припоминаю, – сказал Иуда с той же интонацией, с которой «припоминал» Анна, кто такой Иисус. – Постой, постой, Анна… Вспомнил! Верно, Его отец – римский солдат… как ты сказал его имя?

– Да ты издеваешься, мерзкий пес? – вскричал в гневе, настоящем гневе, Анна и даже с силой хлопнул сухой крошечной ладонью по массивному дубовому столу.

– Не сердись. Я забыл его имя, подскажи. Не может ведь старый, голодный Иуда помнить о таких мелочах.

– Пошел вон! – тихо прошипел Анна и побагровел.

Иуда немного растерялся, он подумал, что со стариком сейчас случится удар, до того страшное у Анны сделалось его маленькое личико, а это в его планы не входило. Но Анна встал с кресла и, топнув о пол ногой, закричал:

– Пошел вон! Иди к римлянам. Нам не нужен твой Иисус.

– Вот! – вскричал осененный Иуда. – Мы подошли к самому главному. Итак, благородный Анна желает, чтобы Иисуса, Который смеется над нашей верой, нарушает субботу, не моет рук Своих и посуды Своей, исцеляет больных и воскрешает давно, – повторяю, давно умерших, – ведь тебе, благородный Анна, уже доложили о воскресшем иудее Лазаре из Вифании – так, благородный Анна желает, чтобы Его судили римляне, поскольку Он – сын римского солдата и должен подчинятся римскому закону? А с другой стороны, сын-то незаконнорожденный…

Анна с неподдельным удивлением глядел на предателя и даже не нашелся, что сказать.

– Это возможно. Но бедному Иуде, которому пришлось бросить свой дом, чтобы идти за Иисусом – и в этом доме уже живут другие люди – римляне не дадут денег, а без умного и хитрого Иуды они не найдут Иисуса. Он обидел многих из иудеев, но Он не обижал римлян. Наоборот, Своим ученикам Он говорил, что и языческие религии являются откровениями определенных Божественных сил.

Гнев Анны улетучился, он прищурился и усмехнулся:

– Что же, умный и хитрый Иуда, ты можешь сделать так, чтобы Им заинтересовались римляне?

– Конечно, – ответил Иуда, понимающе улыбаясь. – Иначе разве я позволил бы себе потревожить столь могущественного человека, как ты, благородный Анна. Но Иуде нужны деньги, – заключил Иуда.

– Деньги? И сколько ты хочешь?

– Разве мне, ничтожеству, решать это? Только тебе, Анна, дана такая власть.

Анна в третий раз опустился в кресло и, немного подумав, сказал:

– Если так, вот и цена – тридцать серебряников.

Иуда был настолько потрясен, что на мгновение потерял самообладание и, ступив шаг к Анне, сурово сказал:

– Как? Тридцать серебряников? За Иисуса? Да ты знаешь, Кто Он?

Но Анна злорадно глядел на Иуду, и Искариот опомнился и принял смиренный вид.

– Да, да, я понимаю. Пока дело не сделано, кто поверит и заплатит деньги. А вдруг я обману? Это задаток. Остальные деньги после работы. Ведь так? Но Иуда не обманет. Ему очень, очень нужны деньги, чтобы купить дом, завести семью и прокормить ее.

– Ты, пес, думаешь разбогатеть на этом деле? – презрительно усмехнулся Анна.

– А разве служение Закону не стоит того, чтобы одним богатым человеком в Иудее стало больше?

– Тридцать серебряников – и ни оболом больше. Твой Иисус не стоит и того. Что же мне из-за тебя сокровищницу Храма разорить? Те, кто служит Закону, платы не требуют. Не согласен – убирайся. Мы найдем других, которые бесплатно послужат Закону.