Шура. Париж 1924 – 1926

Когда после ужина гости начали расходиться, Константин бережно поднял ладонь Валентины и поднес ее к губам. В тот момент девушке показалось, что ее сердце вот-вот вырвется из грудной клетки. Оно билось и трепыхалось, как пойманная птица в клетке. В ту ночь Валентина не могла уснуть. Теперь она гораздо лучше понимала чувства Шуры к ее молодому крымскому лейтенанту, с которым та познакомилась в Петербурге. Понимала, отчего так горели ее щеки, когда она встречалась с ним, так блестели ее глаза и такой замкнутой и меланхоличной становилась она, когда разлучалась с ним. Вероятно, если бы с Валентиной сейчас не происходило то же самое, ей никогда бы не удалось понять Шуру.

Вскоре после первого ужина матушка сообщила, что пригласила гостей вновь. Валентина почувствовала, что сам Бог ответил на ее молитвы. Она снова увидит Константина!

В тот вечер Екатерина Николаевна пригласила в качестве шеф-повара господина Давыдова, известного своими шашлыками. Стол на этот раз поставили на террасе, и он ломился от всевозможных угощений – от разных видов мяса до вишневой шарлотки и медовика. Однако Валентина от волнения не смогла съесть ни кусочка. Константин вторил ей. Оба почти не притронулись к еде, а вместо этого бесконечно говорили, словно желая рассказать друг другу всю свою жизнь. Так они узнали, что у них очень много общего и даже музыкальные вкусы совпадают. А еще оба недавно потеряли отцов. Красное вино, которое они иногда потягивали, словно помогало им увидеть не только внешнюю оболочку друг друга, но и погрузиться во внутренний мир. А то, как мило улыбались, глядя на них, и матушка Валентины, и Анна Ивановна, давало Валентине понять, что главы семей одобряют и поддерживают это сближение.

Когда после ужина Валентина села за пианино и положила пальцы на клавиши, собираясь сыграть композицию Чайковского, Константин, игравший на виолончели, предложил составить ей компанию. В тот момент все, кто смотрел на них, осознавали, что так начинается большая любовь.

Вечером, уже прощаясь, они нежно соприкоснулись руками и посмотрели друг другу в глаза, как бы давая понять, что хотят скорее встретиться вновь. И правда, спустя несколько дней Константин прислал к ним с письмом дворецкого своей бабушки. В письме говорилось, что Валентина приглашена на концерт.

Молодую девушку, с самого раннего возраста увлекавшуюся классической музыкой, композиции, исполненные той ночью, почему-то впечатлили куда гораздо более, чем прежде. Всякий раз, кода ноты устремлялись ввысь, ее глаза наполнялись слезами, и она начинала думать о том, как сильно будет скучать по Константину, который рано или поздно покинет Кисловодск. Константин же думал о том, как сообщить о своих намерениях девушке, в которую влюбился вдали от отчего дома. Не отрывая взгляд от сцены, он робко протянул руку к Валентине и нежно коснулся ее ладони. Сердце ее словно остановилось и ухнуло вниз. Едва сдерживая слезы, она сидела прямо, не высвобождая свою ладонь из ладони Константина.

Верженская вернулась домой, не чувствуя ног. Вечер был наполнен романтикой, несмотря на то, что Екатерина Николаевна всегда украдкой приглядывала за своими детьми и никогда не ложилась спать, пока все не вернутся домой. Даже когда Валентина ужинала с Константином за одним столом и наслаждалась его обществом и беседой с ним, ей казалось, будто с верхних этажей дома за ней кто-то следит. Однако магия августовской ночи ничуть не слабела от этого, и Валентина с радостью проводила время с молодым бароном, в которого беззаветно влюбилась.

Когда на обратном пути молодые люди вошли в сад, они сразу же взялись за руки, будто бы заключая безмолвный контракт. Летняя ночь окутывала их тела, как теплый невесомый тюль; Валентина и Константин шли, испытывая сладостное беспокойство и словно вдыхая аромат взаимной любви, который смешивался с запахом сырой земли и нежных цветов. Дойдя до беседки, Константин нежно обхватил ладони девушки, медленно наклонился и коснулся их губами. В тот момент Валентина почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Да, это был мужчина, которого ей хотелось любить и оберегать всю жизнь, именно тот, с кем она хотела воспитывать детей и мирно встретить старость.

Среди ужаса и хаоса, в которых тонула Россия, было трудно на что-то надеяться и строить планы на будущее, но то была любовь, а она не знает препятствий. И правда, прошло еще несколько семейных встреч и одно свидание, и погожим осенним днем молодой барон встал перед Валентиной на колено и, взяв ее за руки, объяснился в любви и сделал предложение. Девушка давно ждала этого дня, но не могла и представить себе, насколько счастливой ее сделают его слова. Ей казалось, что у нее вот-вот вырастут крылья и она умчится в небо. Она не была уверена, действительно ли сказала «да», ведь пульс, стучавший в ее голове, перекрывал любые звуки. Но после того как Константин радостно обнял ее, она поняла, что все же дала согласие.

После смерти мужа все семейные заботы легли на плечи Екатерины Николаевны. Несмотря на веру в свою страну, неопределенность заставляла ее беспокоиться за будущее своих детей, а поэтому, узнав, что Валентина выходит замуж за наследника одной из самых именитых аристократических семей России, была очень счастлива и не скрывала своей радости. Валентина чувствовала, что после объявления о ее браке одной мыслью из тревожащих ее матушку стало меньше.

Размышляя о Шуре и ее тайной любви, которая никогда бы не закончилась свадьбой, Валентина не могла не думать о том, как повезло ей самой. Она влюбилась во внука подруги матери, их семьи знали и уважали друг друга, и они вступали в брак в полном согласии и с поддержкой обеих сторон. Девушка чувствовала себя очень сильной и защищенной. В ее жизни не было места неприятностям и печалям – она попросту не подпускала их к себе.

Да, Валентине исполнилось всего восемнадцать, она была безумно влюблена и еще не знала, в какую игру с ней сыграет жестокая и своенравная дама, именуемая судьбой. В игру, в которой у Валентины голоса не будет.

Датой свадьбы выбрали 7 января – день рождения Юлиана Верженского. До этого времени Константину нужно было съездить в Одессу и принять участие в семейной сделке по продаже земли. Затем он планировал вернуться в Кисловодск и начать подготовку к торжеству. В тот раз прощание удалось им сложнее, однако их сердца согревала мысль о том, что вскоре они объединят свои судьбы и больше никогда не расстанутся.

Первого октября Константин отбил ей телеграмму: «Выезжаю до 5-го числа месяца. Все в порядке». Именно тогда началось его путешествие в Одессу и, как она надеялась, обратно. Валентина, охваченная новообретенной любовью, верила, что дни пролетят незаметно, а ее жених быстро решит все семейные дела. Однако этого не случилось. Двадцать седьмого ноября пришла другая телеграмма. Константин известил ее, что все еще занят. Больше вестей она от него не получала. Проходили дни, недели… Одни бессонные ночи сменялись другими, а Валентина все ждала и каждое утро просыпалась с надеждой вот-вот получить новую телеграмму. Возможно, он хочет сделать ей сюрприз и объявиться внезапно? Однако недели превратились в месяцы, и Валентина начала терять надежду. От Константина ничего не было слышно… Его родители также ничего не знали о судьбе сына. Было известно лишь то, что Константин покинул Одессу, однако дальше его след терялся…

Дом Верженских погрузился в невиданное доселе отчаяние. С одной стороны, подготовка к свадьбе продолжалась как ни в чем не бывало, а с другой – всех беспокоил пропавший без вести жених. После того, как Екатерина Николаевна пережила горе одной дочери, которая теперь находилась вдали от нее, она пообещала себе не падать духом ради счастья другой. Стремясь поддерживать высокий моральный дух своей семьи, женщина не отступала от плана и продолжала готовиться к церемонии бракосочетания. И это постоянное движение отвлекало Валентину. Потому что, находясь в постоянном обществе портных, вышивальщиц, ткачих, шляпников и модельеров и примеряя многочисленные платья, Валентина спасалась от суеты мыслями о женихе, и они не тревожили ее, а скорее, наоборот, были своеобразным лекарством.

До Рождества оставалось три недели. Кисловодск замело снегом. Вестей от Константина все еще не было, а большевики подходили к городу ближе и ближе: новости о поджогах, грабежах и убийствах перестали быть сплетнями и превратились в истории, рассказанные очевидцами. В новогоднюю ночь звуки перестрелок уже доносились до каждого дома. Екатерина Николаевна больше не могла сохранять хладнокровие – стало очевидно, что грядущий день уже не станет лучше прошедшего. Ей вновь пришлось принять трудное решение, ведь от нее зависела жизнь ее детей.

За несколько часов до Нового года Валентина села в грузовой поезд, направлявшийся в Екатеринодар, где жил ее дядя, атаман Богаевский. С собой у нее было приданое, набитое в ящики, и несколько чемоданов личных вещей. Прощаться с матерью и Ниной было непросто. Но Екатерина Николаевна справедливо считала, что находиться в Кисловодске больше небезопасно, и, несмотря на то, что сердце женщины разрывалось от разлуки с любимой Тиночкой, было разумнее отправить дочь в более безопасное место. Та настаивала на том, чтобы они поехали вместе, но женщина не хотела покидать дом, наполненный воспоминаниями о муже и детях. И, несмотря на то, что другой ее дочери, Нине, уже исполнилось двадцать семь лет, Екатерина Николаевна решила оставить под своим крылом эту нежную, скромную и хрупкую девочку.

Когда Валентина прибыла в Екатеринодар, девушку встретил ее младший брат Владимир, служивший в армии. Они встретились с начальником штаба Богаевского в роскошном дорогом ресторане, и Валентина с любопытством наблюдала за офицерами, собравшимися за большим круглым столом. Она все еще надеялась на возвращение Константина. Однако он не ехал и не ехал. Разочарование комом встало в горле. Когда она выпила немного шампанского, тоска усилилась, и девушка не сумела сдержать слез. Молодые офицеры изо всех сил пытались успокоить ее: они говорили, что дороги перекрыты из-за перестрелок и что Константин рано или поздно вернется, а если бы с ним что-то случилось, они бы узнали об этом. Но слова не могли заглушить ее горе. Казалось, будто судьба ни за что не позволит девушке жить так, как она того хочет. Эта неопределенность особенно пугала ее.

Внезапно застучавший по стеклу проливной дождь вырвал Валентину из объятий прошлого. Когда она сложила телеграмму и положила ее на место, с черно-белой фотографии, стоявшей поодаль, ей улыбнулись знакомые лица. Ах, после стольких горьких и тревожных времен она все еще могла и хотела улыбаться им в ответ.

Когда друг, которого они с братом Владимиром навещали в Новороссийске, получил известие о том, что Константин в тот день выехал в Кисловодск, Валентине показалось, что она вот-вот упадет в обморок от радости. Несмотря на то что ради безопасности матушка отправила ее к дяде, девушка убедила брата выехать обратно в Кисловодск, чтобы встретиться с любимым. Они ехали быстро, чтобы все успеть, и в конце концов нашли скрывавшегося в гостинице у дороги Константина. Когда влюбленные встретились, они обняли друг друга настолько крепко, будто и не надеялись увидеться вновь.

По странному капризу судьбы эта встреча состоялась 7 января – в день, когда должна была состояться их свадьба. В тот день Валентина узнала, что Константин не мог ей написать из-за забастовки и полного отключения связи в Одессе и вокруг нее.

Молодые люди быстро приняли решение вернуться к Богаевскому и поэтому сели на поезд.

Неделя, которую они провели в поезде, в предоставленном им вагоне, была наполнена счастьем, смешанным с ужасом перед преследующими их большевиками. Однако вооруженные офицеры тщательно охраняли влюбленных и делали все возможное для того, чтобы им было комфортно.

Атаман Богаевский вызвал генерала Маниковского и попросил подготовить специальный документ, для того чтобы Константина не судили за дезертирство. В нем говорилось, что капитан Клодт фон Юргенсбург прибыл на Кавказ за лошадьми. Документ вполне годился для императорской армии, однако от буйств большевиков средства, увы, не было. Между тем поступали новости о том, что белогвардейские войска вытеснили большевиков из Кисловодска. Вверив свои судьбы Господу, молодые люди вновь решили вернуться туда и через двенадцать дней уже стояли у ворот Верженских. Екатерина Николаевна, полагавшая, что отправила Тиночку, как и Шуру, в неизвестность, обезумела от радости, увидев на пороге своего дома не только дочь и зятя, но также и своего сына.

В тот момент жизнь в городе, пережившем большевистскую осаду, казалась относительно нормальной. Столкновения белых с красными на этой территории происходили не впервые. Однако угроза никуда не делась, и все жили, наслаждаясь временной свободой и страшась будущего.

Валентина чувствовала себя так, будто родилась заново, ведь она вернулась к прежней жизни и к любимому мужчине. Подготовка к свадьбе, брошенная из-за поспешного отъезда, возобновилась, а Екатерина Николаевна вновь бросила все свои силы на то, чтобы и церемония бракосочетания, и гуляния прошли наилучшим образом. Будь даже жив ее муж, она бы все равно проследила за всем сама. Теперь же ей требовалось сделать все, чтобы ни Валентина, ни гости не ощущали отсутствие мужчины, главы дома.

Двадцать второго января состоялась великолепная свадебная церемония, за которой последовал сказочный праздник.

Валентину пьянили не столько комплименты, восхищенные взгляды и шикарное платье, сколько присутствие рядом любимого мужа. Константин был облачен в артиллерийскую форму – темно-синий мундир, черные галифе и лакированные сапоги, на груди у него блестели ордена, а на плечах красовались погоны. Она не отрывала от него очарованных глаз и видела ответную любовь в глазах жизнерадостного и бесстрашного мужа. Константин безмерно обожал свою стойкую и упорную жену и ничуть не стеснялся этого.

Благодаря документу, который атаман Богаевский раздобыл для молодого барона Константина, молодожены целый месяц могли регулярно встречаться и наслаждаться семейной жизнью. Но эти дни миновали, как прекрасный сон. По городу прошли новые слухи: большевики снова приближаются к Кисловодску, и вскоре все узнали, что Красная армия в часе езды от города. На этот раз Валентина и ее близкие знали: нужно бежать вместе. Белогвардейцы вряд ли смогут одержать еще одну победу. Большевики рано или поздно возьмут город, и исход для жителей очевиден – дома и усадьбы разграбят, а тех, кто окажет сопротивление – офицеров, слуг, аристократов, – убьют. Валентина в слезах пыталась убедить матушку бежать с ними, но Екатерина Николаевна отказывалась покидать свой дом, ведь именно в нем она прожила самые счастливые свои годы. Правда, на этот раз она разрешила Нине уехать, но ответ сестры был очевиден – она не могла оставить мать совсем одну.

Разлука на этот раз обещала быть еще более горькой и долгой. Едва теплящаяся надежда подсказывала им, что даже если семья когда-нибудь встретится вновь, то это случится нескоро.

Тепло попрощавшись с Верженскими, Константин и Валентина направились к железнодорожному вокзалу. Вокзал кишел людьми, все кричали и толкались, пытаясь сбежать к лучшей жизни. Как только прибыл первый поезд до Новороссийска, молодая пара еле пробилась к вагону и заняла места. Когда многодневный путь подошел к концу, поезд Богаевского все еще находился в Новороссийске, а сам атаман уже перебрался в Крым и переправил всю свою семью в Стамбул. Он должен был вернуться в любую минуту. Похоже, Белая армия терпела крах на юге – отступать было некуда. Большевики не просто уничтожали все на своем пути, они свергали местную власть и устанавливали свою, ликвидируя всех, кто имел связи с императорской Россией. Так в ее стране заканчивалась целая эпоха…

Валентина внезапно осознала, что устала от воспоминаний, хранившихся в шкатулке. Она настолько погрузилась в прошлое, что не услышала тихих шагов босых ног в коридоре.

Это Александр Александрович Таскин, уже давно заметивший ее отсутствие, отправился на поиски супруги.

Она посмотрела на старую фотографию: там, перед огромной церковью, в которой поженились Валентина и Константин, выстроились офицеры. Она осторожно касалась указательным пальцем каждого лица, напрягая память, чтобы вспомнить имена. Многих из них, друзей ее младшего брата Вовы и Константина, она тогда увидела в первый раз. В первый и последний… Она хранила о Константине только самые теплые воспоминания. Он уезжал от нее в открытом грузовом вагоне, сидя на груде вещей, словно верхом на лошади, улыбаясь и маша рукой своей жене. Поезд, набитый военными, направлялся в Каховку, которая в те годы была последней линией огня в противостоянии с большевиками…

Валентина вновь вспомнила их прощание, когда они с мужем долго махали друг другу, пока поезд не исчез за горизонтом. Хотела бы она, чтобы память застыла на этом месте и не двигалась дальше. Хотелось бы, чтобы то прощание так и осталось незавершенным, неопределенным. Чтобы дядя Богаевский в их последней беседе говорил более определенно… Возможно, он передал ей все, что знал…

Но Валентина не хотела мириться с реальностью. Потому что несколько друзей Константина, переживших засаду, уверяли, что его только ранили и забрали в плен. Возможно, он сбежал и теперь где-то скрывается. Возможно, он еще вернется к ней… А если и вернется, то как она объяснит ему свой второй брак? Если они снова встретятся, найдет ли она в себе силы бросить Александра и вернуться к своему Косте? От этой мысли ее сердце забилось как сумасшедшее. Тот юноша, которого она полюбила, всегда был единственным мужчиной в ее жизни. Их разлучил поезд, уходивший на фронт… Ах, Костя! Если бы он вернулся, захотел бы вновь увидеть свою жену?..

Валентина захлопнула крышку шкатулки и смахнула со щек слезы. Ей показалось, будто бы часть ее души навеки осталась там.

Александр, сонно повернувшись, приобнял ее и поцеловал плечо супруги.

Глава пятая. Екатерина Николаевна

Тем же вечером, Петроград

Зима пушистым одеялом укутала легендарный город, двести лет носивший гордое звание столицы государства. Петербург, облаченный в белое, встречал новый день. Грузное, темное небо, снег и серые облака – теперь солнца здесь не будет до весны. Холодная дымка поднималась с поверхности Невы, которая причудливыми линиями пересекала весь город, и дымка та сливалась с мрачным небом, почти касавшимся земли, и окружала собой мосты, улицы, здания, людей, пропитывая округу тоской и будто бы поглощая любой цвет.

С августа 1914 года, когда Санкт-Петербург был переименован в Петроград, город, казалось бы, проливал слезы по самому себе. Впрочем, это касалось многих городов державы… Не только зима была причиной печального образа Петрограда. Боль и потери, которые в Первую мировую войну перенес не только фронт, но и тыл, а также кровопролитная революция и смена режима – все это истерзало город и наполнило сердца его жителей страхом.

* * *

Большевики, верша революцию, не гнушались кровопролития. Царь Николай II и его семья, первые лица огромной империи, были одними из тех жертв, чья гибель лучше всего демонстрировала жесткую цель нового режима. Всего через несколько недель после их расстрела в одной из газет, которую выпускали красные, появилось следующее объявление:

Мы безжалостно уничтожим всех, кто окажет нам сопротивление. Пусть буржуазия утонет в собственной крови – такова наша месть за выстрелы в Ленина и Урицкого.

Выступая на заседании партии в сентябре 1918 года, Григорий Зиновьев четко обозначил позицию новой власти:

Мы должны увлечь за собой девяносто миллионов из ста, населяющих Советскую Россию. С остальными нельзя говорить – их надо уничтожать.

Однако после того как большевики окончательно прибрали власть к рукам, убийства и преследования не прекратились, скорее наоборот – участились.

Лишив буржуазию и аристократов их богатств и титулов, Ленин представил коммунизм как систему равенства, свободы и счастья для народа, таким образом став символом для рабочего класса. Несмотря на это, все теперь жили в страхе и боялись друг друга. Не обязательно было быть врагом, чтобы попасть под горячую руку. Даже самые близкие друзья и родственники нередко писали доносы на членов своей семьи, лишь бы выслужиться перед системой.

Наряду с этим Ленин также продемонстрировал первый крупный пример жестокости самого коммунизма.

Помимо той части населения, что вынужденно подчинялась новому режиму, разочарование вскоре настигло и тех, кто считал эту систему эталоном всеобщего равенства и свободы. В местах, освобожденных от аристократов и буржуазии, расположились руководители Коммунистической партии и представители ВЧК – беспощадные, бесчувственные и амбициозные люди с неограниченными возможностями.

Многие просветители и интеллектуалы сравнивали новый режим с прежним, утверждая, что между коммунистами и царской властью нет никакой разницы.

Даже те, кто полагал, что царская эпоха была не чем иным, как тиранией и жестоким угнетением народа, и выступал на стороне коммунизма, спустя несколько лет начинали сомневаться в правильности своего решения. Радикалы, прежде утверждавшие, что кровопролитие необходимо для революции и неизбежно в ее процессе, разочаровывались в безжалостном деспотизме большевиков, которые никак не могли остановиться и жаждали все большей власти. Все те, кто прозрел, осознавали одно – царская Россия, впрочем, как и сама революция, сильно отличались от того образа, который создали большевики.

В царской России монархический строй означал то, что за царем всегда было последнее слово. Лишь небольшая группа людей имела влияние на политическую жизнь страны, а основу страны составляли крестьяне и рабочий класс. И стоило помнить о том, что во времена правления Николая II уже существовали профсоюзы, были провозглашены свобода прессы, мысли, собрания, и люди имели право на частную собственность.

Даже в самый критический для России момент, когда она воевала с немцами на одном фронте и с революционерами – на другом, газеты, публиковавшие карикатуры на царицу Александру и Распутина, не были закрыты.

Более того, власть с терпением относилась даже к таким заклятым врагам, как Ленин.

Российская экономика стабильно развивалась вплоть до начала Первой мировой войны, а с 1890 по 1913 год финансовая стабилизация и рост промышленности империи достигли невиданных высот и скоростей. Значительно выросла протяженность железнодорожных путей. В период между 1900-м и 1913 годами производство железа увеличилось на пятьдесят восемь процентов, а угля – вдвое. Русское зерно экспортировали в Европу.

Новый режим принудительно забирал у крестьян все выращенные ими продукты, что вкупе с неурожаем и последствиями Гражданской войны привело к разрушительному голоду. Сначала люди ели то, что находили вокруг, подъедали овощи, фрукты и оставшийся скот, а когда от них ничего не осталось, перешли на листья и траву. От отчаяния они кипятили кору деревьев и пили получившийся отвар. Спустя какое-то время исхудавшие и обессиленные люди начали есть кошек и собак. А потом – все, что могли поймать. Голод не оставлял места выбору, и в пищу шли крысы, тараканы, жуки. Люди страдали и до последнего держались за жизнь. Погибли миллионы. Трупы больше не были телами, которые требовалось оплакать и похоронить, они, как и все остальное, стали пищей. Поначалу голодавшие съедали тех, кто уже умер, но нередко вокруг свежих трупов начинались драки, и так наступила самая страшная стадия каннибализма – люди начали убивать друг друга только для того, чтобы поесть самим и прокормить семью. Голод вынудил сотни тысяч людей позабыть о человечности и пробудил в них животные инстинкты.

Большевики пришли к власти, чтобы ликвидировать буржуазию и вернуть рабочему классу свободу, право голоса и выбора. Но они также жестоко преследовали поверивших им людей, позабыв о патриотизме и сосредоточившись исключительно на силе и тотальном контроле.

С конца 1917 года, по решению Ленина, началась политика ликвидации частной собственности, и, как следствие, земли крестьян были национализированы, а урожай – изъят. Красноармейцы и представители ВЧК обходили деревни и под дулом пистолета заставляли крестьян, живших в очень тяжелых условиях, сдавать в общее пользование нажитое имущество и продукты питания. У каждого домохозяйства имелась своя квота, которую требовалось поставлять большевикам, и большинство по итогу продразверстки оставалось ни с чем. Некоторые пытались прятать пшеницу, чтобы не остаться без средств к существованию, однако такой поступок был сопряжен с огромным риском, ведь большевики не щадили «предателей» и жестоко их наказывали.

Инспектор, отправившийся в Сибирь для проверки, 14 февраля 1922 года описывал практику продразверстки в Омской области следующим образом:

Злоупотребления реквизиционных отрядов достигли невообразимого уровня. Практикуется систематически содержание арестованных крестьян в неотапливаемых амбарах, применяются порки, угрозы расстрелом. Не сдавших полностью налог гонят связанными и босиком по главной улице деревни и затем запирают в холодный амбар. Избивают женщин вплоть до потери ими сознания, опускают их нагишом в выдолбленные в снегу ямы.