Времен связующая мысль

Тема эта для меня весьма болезненна Волею разных благоприятственных обстоятельств, совершенно случайно я в конце 1990-го декабря, у подруги тогдашней, на улице Кирова оказался перед телевизором (который годами – многими десятилетьями даже! – совершенно игнорировал) … Горбачев на экране объявляет несколько стеснительно: «Мы вот решили президентство ввести», – у меня: «А как же республики?!!» – в тот же миг, незамедлительно… …Написал я статейку наутро (1 янв. 91-го – ‎10.‎12.‎2017) с изложенной здесь аргументацией чуть выше ниже …Но в полдень вдруг мой друг заявился: прямо в западное окно низкое чуть не уперся лыжами; статейку ему прочел, благодушно он: «Может, Горбачев порядок наведет, набрав полномочия»… Я, ему доказав всю сего невозможность, – тем не менее не пошел с ним на станцию, – или на следующий день хотя бы, – да хоть и через неделю… не отвез в редакцию (да надо было ему статейку и дать! Там же п`ехом меньше километра! … опубликовали бы сразу: с 340-катысячным тиражем – на менее чем 2-хмиллионный Примкрай! – еще крайкома партии «Красное знамя», – еще денежными мешками не оприходованное, – с лёту, передовицами публиковало все мои статьи: чтобы удержать такой тираж, – надо было и разъяснять, и прогнозировать накат событий …а ни одного способного из всех журналистов! Вот и пришлось прибегать к аусайдеру, из КПСС еще в 1974-м по заявлению вышедшего …сам, впрочем, сразу и предвидел… …Дошло таки через … 17 лет… Вот не сумел я тогда сразу умыслить важнейшее …errare humanum est… (В той, к прискорбию, неопубликованной и опустившейся на самое дно в бумажных завалах статье, – доказывалась вся юридическая гибельность для Союза президентства – и предрекалось: окажется лишь роковым инструментом страны разграбления …И много раз корил себя за тот малодушный прослаб; теперь вот только сколько-то искупаю – ‎10.‎12.‎2017) … Не то, чтобы так уж повлияла статейка!, – но часть тяжести с души сняла бы: всё, что мог я сам, – все и сделал для Союза спасения (но ведь тогда его развал мало кому виделся в самом диком сне! Я, правда, сам через два месяца написал в статье, опубликованной 4 марта 91-го в «Красном знамени» («Утреннее размышление» – к тоже дурацкому, притом кощунственному вдобавок: быть или не быть Союзу референдуму): «…ведь, понадеявшись на (благоприятный) результат этого референдума, (бездарный: в скобках – из «сейчасности») Центр этот Союз уже окончательно развалит»). …Это было опубликовано 4 марта 1991-го, – было еще в грядении, – самому себе не хотелось верить, – но вот оно, сбывшееся утверждение, – такое где-нибудь еще есть? Так почему я под сопкой дою козу здесь, – а не преподаю хотя бы в университете!.. Кто хочет, пусть проверит по подшивке газеты… (Да нет, не рвался я и в 30 в преподы, нет: не то, что в привузовских «фимейлах» тех не было мне места: не мог я еще в ту неделю педпрактики одно и то же в пяти классах повторять, всё новую и новую версию сочинял, – что страшно утомляло; еще тяжелее, при чувствительности, – коему еще и не по мозгам были развиваемые мною историософские проблемы; не было мне и в журналистике тогдашней места, – и среди тех «увластных» баб «с яйцами в штанах») … Но как только возможно стало – не упустил в газетах свой шанс… То ведь был точный, ясный прогноз, – а не «то ли будет, то ли нет»… Мне бы тогда не здесь под сопкой в лесу сидеть, а быть в Москве при газетах… Но никак тогда не могло сие «иметь место»! Мое ведь место в Верхсовете занимал Цыпляев красав`ец (в этом ему «сейчас»ному, а тогда сущему в политике «салаге», я, старик сейчас, – тогда не уступал (тоже был с усами – только помужественней были черты лица), – но превосходил несоизмеримо и характером – и, главное, – истории пониманием… На Ники Стрижак позавчерашней передаче он скромненько ввернул: мол, закончил физмат (на почти каждой из частых явлений на телеэкране вворачивает, мельком так, наивно полагая – это хвастанье его реноме прибавит… Мне об его уме этим многое сказано! Но не в пользу ума, как рассчитывал наверняка этой «скромненькой» похвальбой Цыпляев, – совсем обратное… Ему сейчас где-то 50, он моложе меня лет на 20! Значит, где-то в 77-м ему было 17. А мне – в 57-м. В 10-м классе мне как-то учитель математики сказал, когда я много проще, чем в его «решатнике», решил сложную задачку: – Вам бы, Юрий, подавать на физмат! … – но, хотя все будущие «медалисты» списывали у меня (а меня «за правдивое высказыванье» – вкратце и здесь где-то упомянуто, – лишили более чем кому в выпуске положенной медали), – я уже понял (а красавец Цыпляев и через двадцать лет, когда физиков людству гадости уже вполне достаточно обозначились, не понимает), – что карьера-«успех» в простейших из «наук», физике-математике, – не что иное, как «сильным мира сего (мерзавцам)» холуяж, – что человечеству физики-математики очень сильно напакостили… Одна лишь история есть наука точно: хотя в ней нет и не может быть ничего точного, – требует представления точного и обо всех «науках» прочих… Итак, я уже в 57-м, в свои 17, понимал главное, – а Цыпляев не понимает этого и сейчас, в почти 2012-м (иначе бы физматом своим не хвастал!), – не понимает и в свои 50… Ну и продолжал бы в веществе ковыряться, раз историей смладу не интересовался… Ты ведь и сейчас не понимаешь в ней самого главного (и не поймешь, ясно, никогда! Ею надо с десяти лет, как я, серьезно интересоваться, чтобы к 17-ти главное понять, – и с сим общим пониманием частности важные целенаправленно познавать, – чтобы в 50 начать публично высказываться) … А ты главного и в 50 не понимаешь, – раз всё еще скулишь о репрессиях сталинских в 30-х… Ведь что ты там в веществе наковырял – могли бы таких еще, по меньшей мере, десятки, – а в Верхсовете ты место занимал такого, может, как я… Кто не в материи косной (где всегда повторяется найденный результат), – а в обществе бурлящем, постоянно меняющемся, хоть что-то понимал… Впрочем в Москве, месте тогда уже проклятом, и не мог обретаться человек настоящий (сегодня тем паче! Ах, ты ж в Ленинграде, – … вообще в городах… Вы меру своего ничтожества хоть ощущайте, коль уж не дано понимать… Это очень печально, что в верхах так долго отирался – до сих пор отирается столь историософски отсталый, заморокам, преодоленным мною еще в 17, более полувека назад, – до сих пор рабски подчиняющейся…

________________________

* Как-то мне не нравится словцо это нацистское – «нация»… Но нелегко от наличного словоупотребления избавиться… Во-первых, отжившей уже, опасной «буржуазностью» не нравится; во-вторых, нацисты (как и «полицаи») навсегда у нас испоганились… И «народ» животностью прямой, «врагами народа», – нравится тоже не очень… Остается одно слово – общество…

Политика временна – поэзия вечна, политика злободневна, не терпит промедллений, – поэзия может ждать своего часа поколеньями… Политика – судьба, поэзия – душа людей, – и пусть далеко не каждый ей привержен, – но без нее нет – и быть не может! – человечества… 28 сентября 2010

СКОРБНАЯ в жанре публицистики САГА о том, как величайшая во всей истории партия, в сражениях грозных всех врагов своих с 1917-го по 45-й посокрушившая, – в свершениях житейских, мирных… неизбежимо завершилась пшиком…

КАК ВЛАСТЬ ПРОСПАЛА ПАРТИЯ ВСЕСОКРУШАВШАЯ*,

НА ЛАВРАХ ПОБЕД ЭПОХАЛЬНЫХ ПОДЗАЛЕЖАВШИСЬ

(НА ОСНОВАНИИ ЛИЧНЫХ ДАННЫХ)

Сложнейший феномен – Победа, – в нем бесконечны переменные, – и много надо разума отваги, чтоб к истине сквозь них пробраться… Победа мнится победителю добычей, – но побежденный должен шевелиться шибче: в итоге будто впереди развитием (да все ведь в этом мире относительно)…

Победа – есть такой закон, – побольше к побежденным благосклонна, – их заставляя шибче размышлять, как победителей и где ужать… В итоге победители – в немилости у Ники: она стагнации у них причиной! Зане Победа – стык противоречий, – и воплощение той самой «диалектики»: в итоге «черная ирония» истории, – вся суть которой разрушая – строить…

Вот так напрасно прошел века 20-го остаток – с шестидесятых – наш, – за исключеньем самым малым: – кто наделен был силою характера… И я тем паче жизни благодарен, что есть еще чем жить мне в старости, есть чем еще себя занять: могу помочь векам двадцатый век понять… 28 сентября – 6 октября 2010 г. – 16 апреля 2011 г.

________________

*Из песни на слова Сергея Михалкова «Партия – наш рулевой», мелодия коей торжественно-величавая в отдаленные годы моей молодости частенько звучала… И хотя я уже летом 64-го определил в дневнике верхи партии, как новый паразитический класс (а в 74-м подал заявление из КПСС, – грандиозными ее в прошлом делами (как поэт неявный, латентный, – всю жизнь восторг в душе неся) не мог не восхищаться. В поэзии это нашло наивысшее отражение (по моему, разумеется, мнению) в поименованном выше стихотворении, – в коем наисильнейший куплет: «Думы народные в жизнь воплощая, / в бурях крепка, как скала, / в грозных сраженьях врагов сокрушая, / партия наша росла»; выделенной строкой куплета до сих пор восхищаюсь, невзирая на полнейшую солидарность с Гафтом («Россия, слышишь страшный зуд? \ Три Михалкова по тебе ползут»). …Только бы я, для полной точности, у Сергея Михалкова расплывчато-популистское «Думы народные» (каковые всегда розны: народ это и трудящиеся – и захребетники, – искоренить коих у нас доблестно стремился век прошлый), заменил бы на «Волю трудящихся»; с таковой моей поправкою строфа выражает уже возможно точно ту судьбоносную эпоху И хотя уж лет двадцать у нас давно проклятого историей старья архинапрасная реставрация, – но впереди – без сомнения (под угрозой всеобщего нет!) – к тем великим идеям возвращение…

8 сентября …Поскольку езжу уже четвертый год не далее Надеждинской, то пополняю свою четвертую библиотеку отобранной второпях букинистикой из тамошнего книжного магазина в двух-трех моих на люди вылазках Оттуда и 128-страничная «Избранного» С. Михалкова книжица, 1975-го года выпуска В ней, помимо того, что Сергей Владимирович с 1913-го, моего отца ровесник, – очень для меня интересная характеристика Александра Фадеева, которая ярко характеризует и самого Михалкова Сергея – и, в Гафтовском преломлении (см. начало под * пояснения), – не только михалковский род весь, – но и всё российское высшее холопство с самого его зарождения… Видна вся недалекость михалковского ума – при несомненной службистской талантливости, – вплоть до высших проявлений: шедевров поэзии отца Сергея (актерства – но уже не режиссуры сына Никиты, – и уже откровенного сексизма другого сына, забыл имя… Андрона, вспомнил):

«Решающую роль в моей литературной судьбе сыграло знакомство с замечательным человеком и писателем А.А.Фадеевым. … Он был щедр и скромен, добр и отзывчив, резок и принципиален… даже …когда в чем-либо ошибался. Он любил читать вслух стихи, петь протяжные русские песни, бродить с ружьем по лесам и болотам, общаться с друзьями. Он умел спорить, защищать то, что ему нравилось, и нападать на то, что было противно его натуре. … Он был демократичен в самом прямом смысле этого слова, и его подкупающее человеческое обаяние покоряло собеседника раз и навсегда. … Таким я знал Александра Фадеева на протяжении двадцати пяти лет. Мне было 23 года, когда я, почитатель его „Разгрома“, опубликовал в „Огоньке“ стихотворение, посвященное А. Фадееву. Это ему не понравилось (право на восхваления в стране имел лишь один человек! – Ю.Б.). Он заподозрил начинающего поэта польстить ему, одному из руководителей Союза писателей. Увидев автора, он так и сказал ему, глядя прямо в глаза…».

Разумеется, всепобеждающая михалковская искательность, вкупе с юношеской обаятельностью победили быстро некоторое фадеевское к искательству отвращение, – все вскоре же, несомненно, стало совсем о`кей… Мой к Фадееву в том интерес, – что в нем отражается суть 20-го века… (Кроме того – где он в юности партизанскими тропами ходил, – я, через 37 лет, путешествовал) … Строка, чуть выше выделенная курсивом, о врожденной демократичности Фадеева, – отражает в нём и со Сталиным общее: то есть демократичность та была сущностная, не показная, – из самых глубин духовного* нутра… То была демократичность рыцарственная, боевая, – потому беспощадная… В жизни она прикрывалась самыми разными психологическими ипостасями – в зависимости от общественных обстоятельств, – но все силы личности к главной цели направлялись – освобождению трудящихся… Великие цели достигаются лишь к себе и другим беспощадностью… Все Это проясняет также сродство Сталина с Лениным весьма важное: как то – ненависть последнего к тунеядцам-попам, – и гнев сталинский к перерожденцам-соратникам, из рыцарей революции пролетарской переродившихся в животных- пи… дострадателей»… _____________

*Людство – огромнейший есть рой, – скрепленный не вещественным – духовным… Не запахами-феромонами, как муравьи и пчелы: идеями-эмоциями, – стремлением обеспечить в людстве – довление человеческого… Что к правде есть стремление, – к красоте между людьми отношений…

Михалков Сергей не только превосходной аллитерацией, – по-моему, наиболее созвучной грозовому 20-му веку («в грозных сраженьях врагов сокрушая, партия наша росла»), – в ней более чем даже в симфониях Шостаковича и Оннегера слышатся раскаты тяжких канонад, планету сотрясавших, и скрежет страшный грандиозных сражений танковых (все-таки, поэзия – царица искусств!: – в восьми всего словах – суть века судного; но сам автор по своей природе холопской этого не мог ни понять, – ни даже прочувствовать: тому доказательство – дебильный новый гимн, доказательство немного ниже), – но и соавтор, наряду с Регистаном великого СССР Гимна, – редактором которого был сам Сталин, – тоже в юности поэт, опубликовал по-грузински и предчувствие своего возвышения выше самых высоких гор, и грядущей (возможной) гибели отравлением от людей, которым слишком тяжела несомая им правда, – это Иосиф Джугашвили опубликовал в 17 лет; позднее он был захвачен всецело грандизнейшей поэзией колоссальнейшего политического действия, каковое происходило только один раз в истории всей человечества (и в Гимн СССР, эпохе соответствовавший, внес существенные уточнения)…

И вот Михалков Сергей, более всех из русских поэтов (Федора Глинки, разве, тоже пережившего 90-летие, за исключением) одарен долголетием, – пишет гимн и «новой» России: – от «старого» энергичного Гимна отличие ухудшительное разительное! В том разве «сплотила навеки великая Русь» несколько самонадеянно, – в новом… лепет какой-то детский, притом с реальностью в постыдном расхождении… «широкий простор для мечты и для жизни грядущие нам открывают года» – после 25-ти уже не мечтают люди самостоятельные, – маниловы разве; что простора касается – попробуйте оформить на «дачный» участок без дачи на лапу «кадастр»!.. И совсем уж дебильные, сверхлицемерные слова: «одна ты на свете, одна ты такая, хранимая богом родная страна» того же самого автора, – некогда написавшего: «Слава борцам, что за правду вставали, знамя свободы (в том числе и от мракобесия поповского – Ю.Б.) высоко несли, партию нашу они создавали, к цели заветной вели. Долгие, тяжкие (и поповским засильем! – Ю.Б.) годы царизма жил наш народ в кабале. Ленинской правдой заря коммунизма нам засияла во мгле»…

В позапрошлом еще январе, отслушав нынешний гимн чуть свет в «модерновом» издевательском, пожалуй, исполнении, – и без того в самом нестерпимом диссонансе мелодии величавой (бывало, лет в 15, заслышав Гимн, даже вставал) дебильно-детским, мракобесным словам текста, – в негодовании сочинил за час снаружи на морозе на сопке, «на дровах», основу своего обращения к России (с прицелом на текст грядущего гимна, – когда, наконец, выздоровев, страна сбросит все же – сто лет назад отжившего старья – корыстно-лицемерно-бездарных реставраторов); после ряда, понятно, более чем трехлетних поправок, текст окончательный:

К РОССИИ

Страна громадная, Россия, – / по северам Евразии раскинувшись, – / венчаешь главный материк Земли… / Трудами к жизни вызвала великими / земли лесные, зимами остылые… / Людьми ты сильными заселилась, / что за свободой век от века шли – / в края суровые и дикие…

Народы многие, Россия, ты объединила / порывом страстным к справедливости – / в Союз могучий, путь заступивший злу – в век судный… /Ты их речения, обычаи сохранила – / и языком своим великим наделила…

Невзгоды многие ты испытала, / ты все нашествия покуда сокрушала, – / и в грозные последние века не раз – / ты мир ценой сынов своих народам даровала…

Тобою выстрадано право / и образ жизни здравый устанавливать… / И, – путь примером к лучшей жизни пролагая, – / в который раз, себя спасая, – / и человечество спасать…

(Слова «в Союз могучий, путь заступивший злу», – считаю своим высшим достижением в поэзии, – искал аж три дня, – обычно же слова подбираются при импульсе эмоциональном сразу, как бы написанные заранее; «в век судный», продолжив грозное гуденье этих «у», – добавились с год назад, – хотя много раз за почти три года продумывал… … В предпоследней строке сначала заменил сеутре «образ жизни новый» на «верный» – но запашок религии, потом на «честный» – но относится в норме лишь к мужским особям, – и, наконец – «здравый»! 04.01.12…Первую строку закончил 05.01.12)…

Летом того же, 9-го, года, днем, на прогулке, – и о Союзе:

Советского Союза нет? Неверно! / В грозном веке людство к добру он повернyл – / жив потому теперь во всех живущих… / Остались ведь на месте страны, народы те же населяют… / Пускай попробуют свободы – / и вместе вновь объединятся в семье великой мировой, – / объединятся по призваниям… / Русский язык великий скрепой станет, заветы советской эпохи славной, – / вместе с интересами неизменновечыми добрососедства… (последнюю фразу добавил только что окончательно)…

С Александром Фадеевым связь имею… через старую (уже в конце 50-х) женщину – Головнину Тамару, с которой будущий над писателями наместник Сталина, – над «инженерами человеческих душ», словами вождя, – в юность свою боевую партизанскую даже спал как-то на одной лежанке (по его собственному в письме объекту безнадежной отроческой влюбленности Асе Колесниковой владивостокской признанию), – ничего больше не было, намекает… Ровесник 20-го века был Фадеев (с 1902), спал когда с (тогда не лишенной миловидности) Тамарой, – было ему, как и ей 20, – трудно удержаться в такие-то года от объятий (разве что очень уж сильно устали, – или уж очень страшненькая) … …Искре, дочери Тамары, было как раз лет 37 в 59-м (как и моей красивой еще матери) … Мне было тогда 19, Искра поглядывала на меня, еще «девственника» тогда, масляными глазками «плотоядненько», – но меня «размагнитить» тогда могла (лишь два с половиною года спустя) только молодая скромная красавица (нежная блондинка полулатышка синеглазая). …Искра же краснолица была, с румянцем тугим на щеках полноватых; энергия в ней ключом била, – казалось, коснись – брызнет, – но дебела, полновата, фигура никакая (у меня и на ликом милых, но полноватых, – при всем желании и уже опыте немалом – «падало», – и никакими стараньями вновь естество мое было не поднять). …А Тамара, с которой раза два на детской турстанции – еще одноэтажная деревянная была на перевале к заливу Амурскому от вокзала, почти впритык к торцу школы 13-й, – в гулянках участвовал: мне она глубокой старухой (в 60) тогда казалась, – многоедливостью от всех отличалась (может, у себя голодала, ела, так сказать, «в запас»), красота там «и не ночевала» (у матери моей следы до 85-ти, как последний раз видел, сохранялись) …Вряд ли у лопоухого хотя, но красавца Саши, на такую грубую связную что-то там «встало» (8.12.2017 …позднее, увидев ее тех лет девичью фотографию, – беру назад! О, время, ну до чего же ты безжалостно!) хотя… далеко не у всех такая избирательность, как у меня (один в армии друг-«политик», парень тоже красивый – и несравненьей меня речистей, – такую страшненькую (но, видно, податливую) облюбовал, – что мне только и оставалось (про себя) удивляться)…

Есть женщины особенно прелестные каким-то милым сочетаньем мимики лица, игры глаз, – и, главное, голоса звучаньем – в незлобивих высказываньях их возмущаюшего… Такою – неподражаемой – из райкома комсомола Валя Ильина в годы далекие 55-57-й, школьные старшеклассные мои, комссекретарские памятно-определяющие, была… Раза-то всего два на тротуаре обочь шоссе Калининской, между райкомом внизу и гастрономом вверху встречалась, и, уважая особо юнца меня, жаловалась голоском тем неподражаемым, такое тем или иным негодование милое высказывая, – что навсегда остались те ее интонации в моей памяти… Ей было лет 20—22, мне – лишь еще только шестнадцать… Она стройненькая была, рост женский нормальный, шатенка, голова маленькая, черты лица островатые, не красавица, – но очень, очень, очень мила… Больше не встретилась такая…

Во мгле ночей, в полдневный зной сонливый, иль на лыжне среди зимы, вдали от шумных толп и гула клятой техники, – отшельник думает за всех

В народе росском мощь духовная огромна: вобрал он бодрость с Азии, с Европы… со всех сторон… И суть этой мощи – слово

И только в тишине возможно мозгу бренному вобрать и заострить, – и испустить суть мысли всех столетий

Возникло человечество в борьбе – с природою и между собою, – и каждого с самим собою

Стихи мои сирые поздновато родились совсем неожиданно. Подытожить формацию на закате явились. А сие не под силу никаким молодым, – осознанье истории, полножизненный опыт только могут осилить. Не под силу и прозе – много емче стихи… И не ждать им привета в ошалевший наш век… Но надежда не меркнет, – впереди у них вечность …будет жить человечество

4 января 2012… В 64-м, вскоре после Хрущева на ЦК смещенья еще глупее и подлее Брежневым, – Слуцкий, поэт значительный наш последний, еще надеялся на что-то пару месяцев, – но написал слова такие в декабре: «Устал тот ветер, что листал страницы мировой истории, какой-то перерыв настал…» … – и по декабрь сего 2011-го … 47 лет, без трех годов полвека, продолжался… Истории вдох-выдох несоизмерим с нашим…

Дальше – чрезвычайно важное! Не помню когда и где купил двухтомник Конрада «Жизнь Гете», перечитывал его десятка за два лет раза три, – и пропускал потрясающее! Не обращал внимания на не слишком талантливый перевод (двумя женщинами-переводчицами с немецкого): «Чего от меня хотела судьба? Вопрос этот дерзок: не требует ведь она слишком многого от других… Ей наверное удалось б создать поэта, не ставь ей в этом немецкий язык препон»… …И только когда сам стал… вроде бы… поэтом на старости лет, – воспринял всё этих строк значение! …Тут же – когда-то раньше сочинено будто – улучшил перевод довольно неуклюжий — и в размере явно не подходящем (не предназначен объективный гекзаметр для субъективных признаний (так и сыплю афоризмами):

Судьба! Чего ты от меня хотела? Спрошу тебя, прости меня за дерзость. От всех других, за малым исключеньем, – не ждешь ведь ты чего такого экого… Тебе наверно удалось б создать поэта, – будь благозвучнее язык немецкий

И тут же мой моментальный ответ. Не Судьбе – самому Гете через почти два столетия:

А у меня нет ни малейшей к языку претензии! Любая мысль чеканится в стихе, любые чувств оттенки И не предъявишь их причудливой судьбе, что поздно так открыла мне поэзию …Но нет мудрее времени и места, – и случая! – когда родиться, где… …На деньги я не разменивал дары бесценные: поэзия не стала в жизни средством, – а под конец лишь средством осмысления, – и, значит, жизни продолжения, – когда других уж не осталось средств