Берег любви

На том же фоне стрессового раздражения и одновременно безразличия к окружающему он легко прошел все таможенные и пограничные рогатки. Хотя всем российским гражданам отлично известно, что человек без багажа – крайне подозрительная фигура. А у Николая не то, что чемодана – кейса с собой не было. Деньги и документы замечательно поместились в карманах спортивной куртки, в которую он переоделся еще в офисе. Плюс джинсы и кроссовки. В принципе, нормально для американского миллионера, но совершенно немыслимо для миллионера же российского. Увидели бы коллеги по бизнесу – с ума бы сошли от изумления. Увидела бы Наталья – убила бы презрением на месте.

Наталья… Вот она сегодня вечером точно с ума сойдет от злости. Все ее планы относительно светских мероприятий – коту под хвост, и даже скандал закатить не удастся, по техническим причинам. Мобильник отключен, куда Николай полетел – никто понятия не имеет. Ну, и Бог бы с нею совсем. И с Ульяной – тоже, пусть попробует его еще достать. Фигушки…

Начальник охраны, конечно, выяснит в шесть секунд, куда он, Николай то есть, подевался: мужик правильный и службу знает. Но – еще один его плюс! – будет молчать. Если шефу взбрело в голову экспромтом улететь, хоть на Аляску, хоть в Париж, то это – его право и его воля. Захотел лечь на время на дно – опять же хозяин – барин. Слово – серебро, молчание – золото, а начальник его охраны, как неоднократно убеждался Николай, был золотом самой высокой пробы. Профессионал до мозга костей.

Значит, Париж. Город, в принципе, немного знакомый, но исключительно в плане удовольствий и развлечений для дражайшей супруги. Николаю он представлялся чем-то вроде огромного, дорогого магазина, внутри которого находятся умопомрачительные рестораны и роскошные гостиницы. Париж – непременный пункт остановки по дороге на Лазурное побережье или обратно. Уважающие себя дамы одеваются исключительно во французской столице, в Москве можно покупать только носовые платки, и то – при острой необходимости. Обувь, правда, лучше приобретать в Лондоне или, на худой конец, в Италии, но это пошло и банально. А вот небрежно бросить в светской беседе фразу типа «намучилась я, пока мне подобрали нужный тон лака для ногтей в этом… как его?… ну, этот салон на Елисейских полях все знают.»

И что он в этом самом Париже забыл, если и по-французски знает всего три слова: мерси, амур и тужур? С таким словарным запасом одному в Париже делать нечего. Лак для ногтей он себе искать не собирался.

Правда, Наталья по-французски тоже почти не говорила, но ведь при каждой уважающей себя гостинице обязательно имелась служба секретарей-переводчиков, и какая-нибудь девица всегда Наталью сопровождала. Зачем при этом ей еще был нужен рядом Николай – загадка. Слава Богу, такую потребность в пышной свите она испытывала через два раза на третий. Иначе было бы совсем невмоготу.

Естественно, и в отелях, и в ресторанах все говорят по-английски, только от этого веселее не становится. Вкусно поесть и в Москве можно, а отели Николай вообще еле терпел. Все эти обитые шелком диваны, антикварные столики-шкафчики и телефоны во всех помещениях, включая туалет, наводили на него смертную тоску. Всегда возникало желание расстелить на какой-нибудь бесценной столешнице газетку, отбить воблу и всласть попить пиво прямо из горлышка. Останавливало только то, что никто бы и ухом не повел, только в счет бы включили энную сумму. Скучно.

Нет, делать в Париже, этом городе грез миллионов людей ему решительно нечего. Впрочем… А если закатиться в какой-нибудь маленький, занюханный отельчик? Чтобы ни антиквариата, ни вышколенной прислуги, ни мраморных полов? Чтобы просто шататься по городу, закусывать в дешевых забегаловках, подмигивать хорошеньким девушкам? А вечером возвращаться в крохотную комнатку и просто, без затей, заваливаться спать? Одному…

Ага, интересно, как это он в такое место попадет, не зная языка? Он даже таксисту не сможет объяснить, чего желает. Хотя… Если сказать просто «отель», то вряд ли парижский водила повезет его в шикарную гостиницу, типа «Георга Пятого». Не тот прикид. Но и в мебелирашки искомые не доставит – иностранец.

Значит, привезет в современный караван-сарай с тремя звездочками на вывеске, где полным-полно всевозможных туристов. И питаться придется там, где понимают английский язык, то есть никак уж не в закусочных. Тоже не вариант. А что же делать?

Красотка-стюардесса очередной раз материализовалась возле его кресла и осведомилась, что угодно на обед. Хотя за весь день Николай только и выпил чашку кофе на кухне у Ульяны, есть не хотелось совершенно. А вот выпить… Выпить еще он бы точно не отказался, а под второй бокал водки с соком можно взять какую-нибудь закуску.

– Повторите, пожалуйста, мой дринк и что-нибудь поесть.

Да, английский тоже оставляет желать лучшего. Но если эта райская птичка в униформе его понимает, то… То, может быть, сможет помочь ему. Напишет пару фраз на родном для нее французском, а он продекламирует их таксисту. Только и всего. Но вот какие именно это будут фразы, следовало обдумать более тщательно.

Процесс обдумывания после еще одного «дринка» с закуской в виде икры и еще каких-то деликатесов плавно перешел в сладкий сон без сновидений. Когда Николай открыл глаза, выяснилось, что через полчаса самолет приземлится в аэропорту имени Шарля де Голля. Само по себе это было совершенно замечательно, но возникал все тот же вопрос: дальше-то куда?

– У вас есть карта Франции? – неожиданно для себя спросил Николай у почти уже родной стюардессы.

Разумеется, карта Франции у них была. Кто бы сомневался. Жаль, правда, что все надписи – по-французски, так что понять практически ничего невозможно.

– Это что? – осведомился Николай, ткнув пальцем в левую сторону карты.

– Бретань, – с готовностью ответила стюардесса. – Лучшая провинция Франции.

– Почему? – неподдельно изумился Николай.

До сих пор он считал, что лучшая провинция Франции – это Ницца. Правда, ничего, кроме нее, так и не довелось повидать. И вообще называть Ниццу провинцией… на это способны только сами французы. Даже Наталья произносит это название с уважением. Постольку, поскольку она вообще способна это уважение к кому-нибудь или чему-нибудь испытывать.

– Я родилась в Бресте, – скромно ответила его собеседница. – Это столица Бретани, один из лучших наших городов.

Ну, тогда, конечно. Тогда, естественно, лучше этого города, в частности, и провинции вообще ничего на свете нет и быть не может. Нашим бы российским провинциалам такое чувство патриотизма! А то если живешь не в Москве или, на худой конец, в Санкт-Петербурге, то на тебя смотрят, как на человека второго, если вообще не третьего сорта. Причем смотрят даже те, кто в эти замечательные города переселился каких-нибудь два дня тому назад.

– И чем же так хороша ваша родина? – осведомился Николай.

– У нас, в Бретани, самые знаменитые приливы и отливы. Море за несколько часов уходит к линии горизонта и на песке остаются ракушки, водоросли, разноцветные камушки… Каждый день можно попробовать свежайшую рыбу в любом ресторанчике. Палящей жары, как на Лазурном берегу, никогда не бывает: даже летом всегда свежий ветерок с океана. Так прекрасно!

– А как попасть к этой красоте? – не без труда сформулировал Николай следующий вопрос. – Только без людей.

– Без людей? – растерялась стюардесса. – Как это – без людей?

– А так. Пляж. Пустой. И какая-нибудь деревня.

– Ах, вы не хотите курортов? Понятно. Ну-у… Ну, тогда, наверное… Конечно! Круазик!

– Круа.. что?

– Это очень старинный город на берегу. А за ним – пляжи, километров десять. Это немодный район, совсем немодный. Только местные жители, рыбаки…

– То, что надо! – воодушевился Николай. – Модными районами я давно не интересуюсь. Как проехать?

– О, это просто! – обрела прежний апломб стюардесса. – С вокзала Монпарнас экспрессом. А там можно взять такси.

– Волшебно, – согласился Николай. – Могу я вас попросить…

– Всегда к вашим услугам.

Николай бросил короткий взгляд на прелестницу. А что, действительно: всегда к услугам. И, между прочим, этого вовсе не скрывает. Пассажир первого класса – от них всего можно ожидать. И эта, скорее всего, дождется, уж больно хороша. Только – не от него. С него, лично баб хватит, ныне, и присно и вовеки веков. Эта же кондитерская куколка полетает максимум полгода – и выскочит замуж за какого-нибудь американского миллионера или кинозвезду. У них это просто.

– Напишите мне, по-французски, что нужно сказать шоферу.

Стюардесса, ни на секунду не задумываясь, начертала на листке из фирменного блокнотика несколько слов.

– Это – тихое местечко, – повторила она. – Прекрасный пляж, теплое море, птицы щебечут, мало людей… То есть их, можно считать, вообще практически никогда не бывает. Я помню…

Тут она осеклась и даже, кажется, покраснела.

– Вы там были с бой-френдом? – спросил Николай.

Девушка кивнула и покраснела по-настоящему.

«Господи, да она же совсем ребенок! – пронеслось в голове у Николая. – Лет двадцать, не больше. Могла бы быть моей дочерью, если по возрасту… А я смотрю на нее, как на… Ладно, не будем усугублять».

Он вытащил из кармана куртки купюру в сто евро и сказал:

– Спасибо. Купите себе что-нибудь на память обо мне.

Стюардесса так изумилась, что даже забыла поблагодарить в ответ…

Когда Николай из прохлады кондиционеров аэропорта вышел к стоянке такси, его тут же обдало настоящим зноем. Убежав из душной и, как казалось, жаркой майской Москвы, он угодил в самое настоящее пекло. Пришлось тут же снять куртку и перекинуть ее через руку. Н-да, просто Экваториальная Африка какая-то, а не европейская столица.

Да, пожалуй, океан – это самое то, права была красавица-стюардесса. В Париже по такой погоде делать решительно нечего, задохнуться он и на родине мог. Теперь нужно взять такси и попросить шофера отвезти его на этот самый вокзал Монпарнас. А там – разбираться по обстановке. Все-таки Европа, надо надеяться, что с местными поездами тут порядка больше, чем с российскими электричками.

Впрочем, справедливости ради, следует сказать, что Николай основательно забыл, что из себя представляют эти самые электрички. Вспоминались только какие-то обрывки: толпа на перроне, давка в холодном и одновременно душном вагоне, кошмарные деревянные скамьи… Давненько это было. Можно считать, в другой жизни.

С первым же шофером такси повезло: куда везти он понял практически сразу. Собственно говоря, понять название «Монпарнас» было не так уж и сложно, а то, что имелся в виду вокзал, Николай изобразил с помощью звуков. «Ту-ту» и «чух-чух», по-видимому, были понятиями интернациональными. Ну, и записочка стюардессы сыграла, конечно, не последнюю роль.

В такси был кондиционер, что Николая несказанно обрадовало. Пока машина медленно ехала по очень оживленной магистрали – своего рода МКАД, только более ухоженной и с многочисленными электронными табло – Николай глядел в окно без особого интереса. Ничего такого, обычные многоэтажки, только разноцветные, да высокие полупрозрачные заборы вдоль шоссе, защищавшие жителей этих домов от шума. Такие сооружения уже появились в Москве, поэтому даже простого любопытства как-то не вызывали.

Но когда такси свернуло на более узкую улицу в сторону центра, и появились дома типично парижской архитектуры, с обязательными мансардами и балкончиками, утопающими в цветах, Николай ощутил, как властно его захватывает неувядаемая прелесть этого города.

«Интересно, почему я прежде не замечал, как это красиво? Почему смотрел на Париж глазами своей драгоценной супруги? Может быть, стоит задержаться на денек-другой, побродить пешком по центру, посмотреть то, о чем только в детстве читал в романах Гюго и Дюма? И вообще посмотреть на город: ведь таких красивых балконов я никогда еще не видел. Да и сами дома: вроде бы, типовые, а каждый – на свое лицо. И как это они умудряются?»

Мысль мелькнула – и исчезла, как только Николай представил себе эти прогулки по жаре, в совершенно чужом городе, да еще без знания языка. Нет уж, надо ехать, куда посоветовала та милая девушка в самолете, – к океану. К прохладе, тишине, подальше от людей. Балкончики, конечно, штука хорошая, но они – высоко, а ходить придется по земле, где полным-полно людей и машин. Надоело…

А Париж никуда не убежит, если захочется – вернется сюда еще раз… осенью. Вон тот сад, который проплывает сейчас за окном машины, он, наверное, очень красив в желто-красной листве. Что это такое, интересно? Можно ли там гулять или это – часть какой-то собственности типа усадьбы?

Шофер, словно прочитав его мысли, слегка повернул голову и сказал:

– Пер-Лашез.

В первую минуту Николай ничего не понял, но потом вдруг его осенило: да это же знаменитое кладбище! Надо же, вот так, в тесном кольце жилых домов, окна которых смотрят прямо на старые могилы… Конечно, тут уже давно никого не хоронят, сюда экскурсии водят, зато тишина, покой, шелест листвы за окном…

А вот интересно, смог бы он жить в доме с таким видом?

И тут же Николай подумал, что не может вспомнить, какой вид открывается из окон его загородного дома. И тем более не может вызвать в памяти то, что находилось перед окнами его теперь практически заброшенной московской квартиры. Господи, он и квартиру-то, оказывается, не помнил! А ведь выбирал, радовался, со специалистами по дизайну советовался…

Квартира в центре, это точно. Наталья тогда без конца говорила о какой-то московской «золотой миле», о кварталах между Остоженкой и Пречистенкой, где только и могут жить «приличные люди». Что там можно видеть из окон? Наверняка, стену здания напротив. В лучшем случае – бесконечно скопление крыш, но уж точно не зеленый массив, пусть и небольшой. Да, правильно, с одной стороны окна выходят на довольно оживленную, хотя и узкую, улицу, с другой – в тесный дворик, где тихо, но почти никогда не бывает солнца. Зато престижно! Как ему надоел этот пресловутый «престиж», кто бы знал…

От этих невеселых размышлений его отвлек голос шофера. Машина уже стояла перед огромным зданием достаточно замысловатой архитектуры. Николай по привычке полез в карман пиджака за кредиткой, чертыхнулся, не обнаружив этого самого пиджака, на секунду испугался, что расплачиваться ему нечем, но тут же сообразил, что деньги – в кармане куртки, а куртка – рядом с ним на сидении. Не без труда, но расплатился с шофером, который, кажется, остался доволен странноватым пассажиром. А может быть, он и не таких еще повидал, при его-то профессии.

Теперь оставалось совершить еще один подвиг: отыскать кассы, купить билет до нужного города и разобраться с расписанием. И все это – без знания языка, без услужливых помощников-секретарей-переводчиков, к которым успел привыкнуть за последние годы. Все нужно было делать самому и писать жалобы, если что-то пойдет не так, как хотелось бы, можно было только на самого себя.

Но кому-то тому, главному, там, наверху, он для разнообразия, кажется, понравился. Кассирша в быстро найденных кассах почти сразу поняла, куда требуется билет, а фланировавший по залу полицейский неплохо знал английский язык. Везение продолжалось и после того, как обнаружилось расписание поездов: нужный ему поезд отходил через полчаса. Так что минут через пятнадцать Николай уже подходил к стоявшему на перроне поезду, готовому отвезти его к мечте. Точнее, увезти из вязкого и липкого кошмара последних дней.

Поезд? Меньше всего это походило на поезд в сугубо российском, привычном понимании. Блестящая, обтекаемая, яркая сигара, или, если угодно, лежащая горизонтально ракета, готовая с места прошить любое расстояние в считанные секунды.

Хотя… секунды, это, конечно, сильно сказано. Время в пути составляло примерно три часа. По европейским меркам – целое путешествие. По меркам опять же российским, всего-навсего поездка на родимую дачу к любимым шести соткам кочек.

Правда, Николай уже и не помнил всех прелестей подобных вояжей; родители, царствие им небесное, подобной роскошью обзавестись не успели, а сам он начинал с полноценного загородного дома, минуя нормированные сотки, удобства во дворе и прочие «прелести» дачного житья-бытья.

Помнил только, как невероятно здорово было закатиться к кому-нибудь из счастливчиков – обладателей щитового домика у черта на куличках, жарить на костре шашлык, пить дешевенькое, кислое вино, петь под гитару… О сне никто и не думал, все были юные, здоровые, сутками могли, как бы сейчас сказали, «зажигать». А потом, как ни в чем ни бывало, отправляться по своим делам – к месту учебы или работы.

Как счастлив бывал он когда-то возле таких костров, рядом с какой-нибудь незамысловатой девчушкой. Как правило, и до серьезного-то не доходило, так, поцелуйчики да касание плеч. Но это самое касание давало куда больше, чем теперь приносят самые изысканные постельные радости…

Николай встряхнул головой. При мысли о «постельных радостях» тут же появлялось неотвязное видение: Ульяна Прекрасная, с заспанной, полу-испуганной, полу-недоумевающей мордашкой и ее так и оставшийся неизвестным юный партнер по койке. Разбросанная по всей спальне одежда, запах незнакомого мужского одеколона… да просто незнакомый запах! В общем, ничего приятного.

Хотя… Предшественницы Ульяны вряд ли соблюдали ему нерушимую верность, во всяком случае, иллюзий на сей счет Николай никогда не питал. Но хотя бы соблюдали видимость приличий, черт побери! Или это сейчас так принято: богатый содержатель для красивой жизни и молодые красавцы-жеребцы для радостей более интимных? Неужели он действительно настолько никудышний любовник, что с ним можно и вовсе не считаться – никуда, убогий, не денется? Пусть радуется, что ему вообще что-то обламывается от таких красавиц.

Но почему – никудышний? До женитьбы, кстати, проблем с женщинами у Николая никогда не было, и претензий он ни от кого не слышал, разве что упреки в легкомыслии и черствости. До женитьбы подруги ему втихаря не изменяли, если уж уходили, то после серьезной ссоры, или если вдруг встречали действительно «мужчину своей мечты». А легкомыслие и черствость… Так покажите мужчину, который хотя бы раз в жизни не услышал подобных упреков!

За невеселыми своими размышлениями Николай и не заметил, как оказался в вагоне. Тут его настроение вдруг и намного улучшилось, словно поднялась ртуть в градуснике, на который подышали. Мягкое кресло у огромного, чуть ли не во всю стену, окна, выдвижной столик, полно места, чтобы с комфортом устроиться, даже не устроиться – развалиться. И постараться насладиться путешествием по полной программе.

Ростом Николая Бог не обидел: за сто восемьдесят сантиметров парнишка перемахнул еще в седьмом классе, а после службы в армии добрал еще сантиметров шесть. «Кинг сайз», короче говоря, «королевский размер». Но с таким ростом всегда было проблематично удобно устраиваться в отечественном общественном транспорте, который, по-видимому, изначально рассчитывался на граждан сугубо средних параметров. А тут – пожалуйста, вытягивай ноги во всю длину, все равно еще останется свободное пространство до следующего ряда кресел.

Предстоящие три часа, таким образом, выглядели очень даже привлекательно. А когда поезд незаметно, очень мягко тронулся и довольно быстро набрал «крейсерскую» скорость, Николай понял, что не ошибся в выборе дальнейшего маршрута своей импровизированной поездки. За окном проносились незнакомые, но крайне приятные для глаза пейзажи с домиками-игрушками, ухоженными полями и небольшими рощицами, удушливая жара осталась где-то там, в Париже, а в вагоне было тихо, прохладно и даже уютно.

Вместо обворожительной стюардессы, правда, имелся проводник, но и против этого Николай ничего не имел, тем более что молодой человек вполне прилично объяснялся на английском языке. Помимо всего прочего, он проинформировал пассажира-иностранца, что при поезде имеется вагон-ресторан, а если нет желания туда идти, то можно заказать еду и напитки прямо на место. Все доставят максимум через десять минут, если, конечно, не захочется чего-то эксклюзивного. Тогда, разумеется, придется подождать, но тоже не слишком долго.

– А что вы можете предложить? – заинтересованно осведомился Николай, к которому вместе с нормальным, почти хорошим настроением вернулся и аппетит.

– Лично я – ничего, – приятно улыбнулся проводник, – но ресторан может предложить очень многое. Вот меню, выбирайте, а я потом сделаю заказ по телефону.

– Вот так даже? – в очередной раз поразился Николай. – Такой сервис в поезде, с ума сойти можно.

Многоопытный, судя по всему, проводник даже глазом не моргнул. Что взять с иностранца? Тем более, не англичанин, не американец и уж точно – не немец. Судя по акценту – откуда-то с восточных окраин Европы, а там еще не успели привыкнуть ко многим достижениям цивилизации. Возможно, его теперешний клиент и в подобном поезде-то оказался впервые в жизни.

– Морскую кухню не рекомендую, – с доверительным видом добавил проводник. – Вы едете в Бретань, там и попробуете свежайшую рыбу, прямо из океана. А на нашей кухне…

Николай подумал, что в таком поезде рыба может быть максимум вчерашней, что в России однозначно считается «первой свежести», но спорить с проводником не стал, тем более что морская кухня особых восторгов у него никогда не вызывала. Жареная треска – это когда-то было сказочно вкусно, как и судак «по-польски». Обычно дело ограничивалось кильками в томате или – если уж очень повезет – селедкой из бочки.

Но это было давно. А с тех пор, как появилась возможность есть любую икру хоть ложками, а осетровым балычком или кетой закусывать пиво, Николай к дарам морей и рек стал крайне равнодушен. А уж всякие изыски типа устриц, омаров или акульих плавников откровенно недолюбливал: вкус в общем-то специфический, на гурмана. Даже раков, которые в России традиционно считаются лучшей закуской к пиву, никогда не любил, равно как и отечественный хит – воблу. Все равно самая лучшая рыба – это колбаса. Причем любая.

Колбаса в меню ресторана тоже нашлась. Правда, в виде блюда под названием «маленькая закуска». По какому-то наитию Николай решил ограничиться только им, плюс бокалом хорошего пива. И не пожалел.

«Маленькая закуска» оказалась огромным блюдом с мясным ассорти. В любом московском ресторане из него сделали бы по меньшей мере четыре порции, причем средних размеров. И хлеб оказался необыкновенно хорош: белый, теплый, ничем не напоминающий ту безвкусную жвачку, больше всего похожую на вату, которую продают в той же первопрестольной под гордым именем «французских багетов».

А пиво… оно и во французском поезде пиво. Хотя… Николай внезапно вспомнил рекламный ролик, который частенько крутили по телевизору, и хмыкнул. «Неважно, где ты находишься, важно, какое пиво ты пьешь». Чепуха. Неважно, какое пиво ты пьешь, важно, где ты находишься. В данное время он находился там, где ему было почти хорошо. Нет, не почти, просто хорошо. А главное – спокойно: телефон отключен, никто не пристает с псевдоважными деловыми (и не слишком деловыми) вопросами, и вообще ничего из себя не изображать. Просто сидеть в мягком кресле, пить пиво и закусывать. Красота!

Николай подумал было, что снова придется три часа не курить, но порядки на железной дороге оказались значительно либеральнее, нежели в самолете. Для курящих имелся специальный отсек с креслами и диванами, где, судя по всему, была и отменная вентиляция: запах табака практически не ощущался. Впрочем, и курильщиков было немного. Пожилой джентльмен с трубкой, типичный коммивояжер с американскими сигаретами и пара молоденьких девушек с какими-то непонятными сигаретками.

Девицам было очень весело, они строили глазки всем подряд и хихикали. Николай привычно насторожился, но тут же вспомнил, где он находится и в каком виде. Нет, расчетом тут и не пахло: молодые грации кокетничали исключительно из любви к искусству, а не в попытках завлечь в свои сети миллионера. Тем более, что ни один из трех курящих мужчин по внешнему виду на миллионера ну никак не тянул. Так, средней руки буржуа.

Одна, черненькая, очень стройная даже подошла к Николаю с новой сигареткой в прелестных, пухлых губках. Прикурить решила. Николай щелкнул зажигалкой, девица что-то прощебетала…

– Не понимаю, – покачал головой Николай.

Брюнетка напряглась и выдала что-то по-немецки.

– Не понимаю, – повторил Николай.

Девушка хихикнула, игриво прикоснулась пальчиком к подбородку чудака-иностранца и вернулась к подружке. Было похоже, что неудача ее ничуть не расстроила. Да и наверняка она ни на что серьезное не рассчитывала.

«Играют… котята, – подумал Николай, – отворачиваясь от девиц к окну. – Такие прелестные, забавные… беспомощные, в общем-то. Хотя, наверное, уже не очень беспомощные. А скоро вырастут кошечки, отточат коготки и начнут охоту за глупыми, толстыми котами. Всюду одно и то же…»

Он вдруг вспомнил, как познакомился с Натальей. Девушка пришла в его офис наниматься референтом по объявлению. Красотой она не поражала, фигурка, правда, была первоклассная. Вряд ли, впрочем, ее бы взяли на работу: менеджер по кадрам предпочитал набирать женский персонал по принципу «отрада для глаза, услада для рук» и, по слухам, устраивал соискательницам весьма своеобразные кастинги.