
Полная версия:
Любовь цвета зебры. Часть 1
Откинул мешающую прядь волос и уселся рядом так, чтобы её лицо было хорошо видно. Хорошенькая мордашка, ничего не скажешь, да и контуры под покрывалом очень даже ничего.
Взял её руку и принялся разглядывать. Кожа у неё, чистая и бархатистая, была того замечательного шоколадного оттенка, какой я уже много лет пытался заполучить, облучаясь под солнцем и рискуя приобрести рак. Тонкие длинные пальцы, казалось, были созданы для игры на арфе, а мягкая узкая ладошка по сравнению даже с моей, не такой уж разлапистой, выглядела совсем крошечной. Я приложил её ладонь к своей щеке и в таком положении стал ждать часа Х.
11
Когда стрелка на циферблате остановилась напротив цифры 11, я разбудил Ребекку. Почему так поздно? Потому что жалко было будить, уж больно сладко спала. Да и чего торопится, не пешком же идти, а на машине здесь совсем недалеко.
– Что, уже пора? – спросила она очень-очень печальным голосом.
Оно и понятно, было от чего печалиться.
– Да. Пойдём, слопаем чего-нибудь.
Макс, ты больной, честное слово. Как можно сейчас говорить о еде?
– Как хочешь. Лично я голоден.
Сходил на кухню, всухомятку запихал в себя несколько бутербродов, на всякий случай шоколадный батончик в карман положил, в общем, подготовился к войне должным образом. Специально для Ребекки вымыл яблочко:
– На, съешь.
– Сказала, не буду.
– Будешь падать от истощения, на руках тебя не понесу, боюсь надорваться.
Съел яблоко, да ещё и облизнулся от удовольствия.
– Ты что, совсем не волнуешься? – спросила она с любопытством.
– Сказанула. Волнуюсь, конечно. Потому и ем. Волнение, страх, все эмоции не что иное, как химические процессы. Значит, расходуется энергия. Вот я её и восполняю.
– Интересная у тебя теория.
– Может быть. Лапуль, – я дотронулся до её волос, – ты не волнуйся, это сделка. Провернём по – быстрому и никто не пострадает. Так что бери ключи, и поехали. Только за руль садись ты, а то с моими навыками вождения наша поездка закончится у первого же столба.
Нельзя было давать время на обдумывание. Постоянное действие, движуха, а то она могла запаниковать. В тот момент я давил в себе чувство вины, иначе бы расслабился и в дальнейшем оказался совершенно бесполезен.
Мы надели курточки, я положил в карман дискету, и примерно без пяти двенадцать подъехали к местному банку. На другой машине, естественно. Вид расстрелянного авто Ребекки наверняка вызвал бы подозрения. А ребята чудаки, они бы ещё возле полицейского участка встречу назначили. Ровно в шесть к нашей машине подкатил чёрный лимузин, и из его окна высунулась физиономия одного из моих старых знакомцев.
– Узнаёшь меня? – спросил он.
– Ещё бы. Это ведь я тебе рожу подправил.
Что-то пробурчал недовольно, сердито взглянул и сказал:
– Поезжайте за нами.
Мы тронулись вслед за лимузином. Сзади ещё один автомобильчик пристроился, так что если бы нам вдруг захотелось изменить маршрут, то было, кому нас подправить.
Вопреки моему ожиданию, поехали не на виллу. Мысль о купании в бассейне пришлось оставить. Выехали на трассу и погнали по ней. Настроение был приподнятое. Кругом ни души, так и ждал выстрела в спину. Проехали десяток километров, затем свернули на узкую дорожку, на которой с трудом могли бы два автомобиля разъехаться, и ещё минут пять плелись по ней, пока не подъехали к маленькому заводику. Если он и не был заброшен, то, во всяком случае, временно не работал. Зато у административного корпуса нас встретила внушительная делегация плечистых парней, среди которых я увидел всех своих знакомых по перелёту и плюс к ним девчонку, удивительно похожую на Ребекку. Такая симпатяга, а с бандитами связалась, обидно даже.
Мы с Ребеккой вышли из машины и встали рядышком. Я крепко схватил её за руку, а то ещё побежит к отцу и спутает все мои планы.
К нам с победной ухмылкой подошёл «профессор»:
– Дискету принесли?
– Да, вот она.
Я вынул её из кармана куртки и показал ему. Тут он захохотал. Его примеру последовали остальные, кроме нас двоих, естественно.
– Ты ещё больший дурак, чем я думал, – обратился он ко мне. – Неужели надеешься, что мы вас в живых оставим?
– Конечно, – ответил невозмутимо, – у меня ещё кое – что есть.
Достал бутылочку с кислотой, открыл колпачок и наклонил её над дискетой. Откашлялся и стал спокойно объяснять:
– В этой склянке кислота. Одно неосторожное движение, и она проливается и сжигает дискету. Здорово придумано?
– Сукин сын!
Стоило так распространяться, чтобы услышать подобное. Впрочем, пускай ругается. Ругань – признак слабости. Наверняка ему свою «пластинку» терять не хочется, так что, может быть, и договоримся. По крайней мере, хоть какой – то шанс.
– Что ты хочешь?
– Совсем другой разговор.
Я немножко подумал. Может, потребовать чего-нибудь сверх того, что хотел раньше? Нет, буду действовать по плану.
– Приведите сюда её отца и дайте нам возможность уехать. Вы забудете о нас, мы забудем о вас. Я даже не требую обещанных пять тысяч, оставьте их себе на шампанское.
Вот так, коротко и ясно. Нечего нахальничать, главное спасти свои шкуры. Не до жиру – быть бы живу. Такой вариант им не то чтобы очень понравился, но делать было нечего. Да они, собственно, ничем и не рисковали. Не пойдём же мы в полицию требовать возврата инструмента для ограбления банков.
– Приведите его! – нехотя приказал «профессор».
– Но шеф! – начали было другие протестовать.
– Я сказал, приведите! – заорал он.
Пока ребята бегали за Джеком, я ни на минуту не сводил глаз с остальных головорезов.
– Должен признать, ты не так уж глуп, – заявил вдруг «профессор».
– Да, старик, внешность бывает обманчива.
До прихода Джека прошла целая вечность. Я уже раз пять собирался психануть, но каждый раз, посмотрев на Ребекку, успокаивался, как ни странно. Ведь ей было ещё хуже, так что закатывать истерику стыдился.
Но вот, наконец, показалась группа, впереди которой со связанными руками шёл Джек. И тут случилось то, чего я так опасался. Ребекка рванулась к нему:
– Папа!
– Беки, назад!
Увы, было поздно. Конечно, им не составило труда её схватить. «Профессор» снова повеселел. Вынул пистолет и подошёл к ней:
– Очень трогательно. Теперь я выиграл, не так ли, – обратился он ко мне. – Или хочешь посмотреть на её мозги?
Три выстрела прогремели прямо у неё над ухом. Она зажмурилась, закусила губу и закрутила головой. Когда открыла глаза, в них стояли слёзы. За них убил бы его, если б мог. Зачем же над девчонкой так издеваться? А этот подонок посмотрел на меня, полюбовался произведённым эффектом:
– Дай сюда дискетку, дружок!
– Да на, жри!
Бросил её ему к ногам, а склянку с кислотой швырнул в их автомобиль. Она разбилась о капот и мгновенно съела краску вместе с железом.
– Моя машина! – завопил «криворожий».
Подбежал ко мне и с размаха пнул носком ботинка в живот. Очень это неприятное ощущение. Хорошо ещё скромно позавтракал, а то не миновать осложнений.
12
Джека опять куда – то увели, а нас затащили в грязную, замусоренную комнату. Связали руки, ноги, усадили рядышком на пол спиной друг к другу. Все вышли, кроме «криворожего». Вечно мне с ним дело иметь приходится, надоел уже. В руках у него красовался АКСУ. Для тех, кто не знает, что это такое, поясню. Это автомат Калашникова с откидывающимся прикладом и сильно укороченным стволом. Оружие мента и танкиста. Разброс пуль большой и прицельность плёвая, а так, в принципе, неплохая штука, я бы предпочёл иметь её у себя, а не сидеть бревном. Всё – таки приятно в Америке что-то родное увидеть.
«Криворожий» нагнулся и взял Ребекку за подбородок:
– Не бойся, детка, я тебя не сразу убью. Сначала дружка твоего «кончу».
И потянулся к ней губами. Я затылком почувствовал, как её голова резко повернулась в сторону. Мой долг был вмешаться:
– Отцепись от неё!
Он встал и направил на меня автомат. Отвёл предохранитель, оттянул затвор, так что мне был виден вышедший из магазина патрон, затем отпустил его. Раздался характерный щелчок. Посмотрел на меня и направил дуло прямо в мой лоб.
– Пу! – произнёс он и захохотал.
Ему смешно, а я уже с жизнью распрощался. Вот так живёшь, считаешь себя до невозможности крутым, а стоит навести на тебя оружие – в миг покрываешься противным липким потом. Ненавижу чувство страха, но куда от него денешься?
Выждав несколько секунд, полюбовавшись на мою перепуганную физиономию, он переложил автомат в левую руку, а правой ударил меня в челюсть. В результате мы с Ребеккой пострадали оба. Только ей чисто по затылку досталось, а у меня ещё и зубы заболели. Уже ему в спину крикнул:
– Ты покойник!
Ответом мне снова был хохот. Действительно, странно было слышать такие слова от безоружного паренька, который к тому же крепко связан. Поржал и вышел в коридор, оставив нас наедине.
Хорошо, конечно, было сидеть, вплотную к Ребекке прижавшись, но надо было что-то делать, причём очень срочно.
– Сидеть удобно? – не без сарказма спросил я Ребекку.
– Я не виновата, – начала она оправдываться.
– Разве сейчас важно кто виноват? Одно могу сказать тебе в утешение: ты психопатка чокнутая, да ещё идиотка в придачу.
– Большое тебе спасибо! – обиженным тоном прогнусавила Ребекка.
– Большое пожалуйста! Теперь тихо, я думать буду.
– А ты это умеешь?
Стану я на всякие глупости отвечать. Есть дела поважнее – развязываться надо. К счастью, руки мне связали по – дилетантски: ладонями вовнутрь, а не наружу. Так что, немного попыхтев, петлю удалось скинуть. Сорвал с себя остальные верёвки и встал. Хоть и недолго сидел связанным, но ручки затекли изрядно. Стал их растирать, при этом смотря на Ребекку весьма нахальным взглядом.
– А меня? – спросила она сердито.
– Что, тебя тоже развязать? А я вот думаю, может не стоит?
Взглянул на неё оценивающе и продолжил:
– Да, пожалуй, не стоит. Сама посуди: руки связаны, вот только ноги развяжу, и будет как раз то, что мне нужно.
– А если закричу?
– Значит, я не один буду, тебе же хуже.
– Макс, кончай шутить.
Голосок встревоженный, неужели действительно думает, что я на такое способен?
– Я не шучу.
Сказал и нагнулся к её плечу. Там узел был, хотел его развязать. А она не поняла моего манёвра. Взбрело ей в голову, что изнасиловать хочу, и точка. Ну и выплюнула мне на рожу месячный запас слюны. Я назад отскочил, глаза протираю, ругаюсь:
– Вот дура! Я тебя развязать собирался, а ты что? Раз так, сиди здесь, верблюдица!
Фыркнул сердито и к двери потихоньку отхожу, а сам прислушиваюсь, чего она скажет. И вот послышался долгожданный лепет:
– Макс!
Молчу.
– Послушай, откуда я знала, что ты шутишь? Если бы ты не был таким идиотом….
– Хорошенькое извинение. Я пошёл.
Развернулся, сделал два шага.
– Хочешь, чтобы я тебя умоляла? Хорошо. Развяжи меня, пожалуйста. Доволен?
Смотрю на неё, а она чуть не плачет от такого унижения. Надо же, за оплёванную харю даже прощения не попросила, а получается, что это я её обидел. Женская логика, одним словом, мужик всегда виноват.
– Вот какие мы обиженные – разобиженные. К стенке отвернулись и тихо, гордо страдаем. Уговорила, развяжу, только не плюйся больше.
Развязал узел, распутал верёвку, высвободил кисти рук. Она встала и принялась их растирать. Я ей по дружески так, интеллигентно предложил:
– Давай помогу.
– Отстань, я сама.
И смотрит на меня дикой кошкой. Подумаешь, принцесса какая! Пускай обижается сколько хочет, а мне надо с охранником разделаться. Ещё когда был связан, усмотрел в углу среди мусора дохлую крысу. Так-то она мне не очень нужна была, я грызунами не питаюсь, но, в связи с тем, что требовалось проучить одну обидчивую особу, вполне с моим замыслом увязывалась. Взял её брезгливо за хвостик, и самого чуть не стошнило. Уж больно она неприглядная и вонючая оказалась. Подошёл сзади к Ребекке, поднял зверюшку на уровень лица и сладким голосом проговорил:
– Поверни ко мне свою мордашку.
Эффект оказался ошеломляющим. Я на такой даже не рассчитывал. От её визга из оконных рам последние стёкла чуть не повылетали, а из коридора тут же раздался топот ног. Но когда дверь распахнулась, и появился наш сторож, я был уже рядом и ударом ноги отправил её ему в голову. И так это удачно получилось, что он тут же грохнулся без сознания. Подбежал к нему и для большей уверенности треснул его затылком об пол.
Чтобы втащить его в комнату, потребовались буквально все мои силы. Не подумайте, что у меня сил мало, просто протащить такую тушу несколько метров совсем не лёгкая работа.
– Здорово я его? – с ноткой хвастовства спросил Ребекку.
А та ещё под впечатлением от крысиной улыбки находилась и кинулась на меня с кулаками:
– Я тебя убью сейчас!
Вот и помогай после этого такой капризуле. Герой, то есть я, с риском для жизни её освободил, а она его, то есть меня, убить собирается. Неплохое начало спецоперации.
– Убьёшь? Кто тогда будет твою драгоценную шкурку защищать? Сама попробуешь или папочку попросишь? Только сама ты через минуту на пулю нарвёшься, это я тебе гарантирую, а твой психованный папаша сейчас сам в помощи нуждается. Так что держись меня, красавица, и не рыпайся.
Она обидчиво надулась и попыталась меня покритиковать:
– Хорошие парни так с девушками не разговаривают!
Но я критику тут же пресёк:
– А я не хороший, я разозлённый парень. С этого момента я здесь командир, а тебя, так и быть, назначаю своим заместителем. Иди к двери, посмотри за коридором.
Никакого эффекта от моей зажигательной речи! Как стояла, руки скрестив, так и стоит. Пришлось вспомнить сержантский тон:
– К двери, живо!
Так всегда: не накричишь, ничего не получается. Только рявкнул – она уже на месте, хоть и продолжает из себя несчастную корчить. Меня это обстоятельство нисколько не трогает, пусть обижается сколько угодно. А впрочем, огорчительно, для неё же стараешься и никакой благодарности, хоть бы «спасибо» сказала.
Теперь, когда дозор выставлен, можно приступить к обыску. В карманах ничего, кроме колоды порнографических игральных карт не оказалось, зато к ремню были прицеплены два набитых патронами автоматных магазина. Хорошая находка, теперь хоть целый день воюй. Я их тут же запихнул во внутренние карманы куртки и стал рыться дальше. Ключи какие – то, зажигалка, пачка сигарет, в общем, ничего стоящего. Только зажигалку прихватил на всякий случай, а остальное имущество вежливо сложил кучкой у его головы. Да ещё карту с изображением голой бабы, обозначающей даму пик, ему на лицо водрузил.
Встал, подхватил автомат, отвёл предохранитель и резко щёлкнул затвором, досылая патрон в патронник. Забыл, что затвор уже дёргали, из-за чего потерял одну чью-то смерть в куче хлама. Затем снова поставил на предохранитель. Не обращая внимания на испуганно обернувшуюся Ребекку, подошёл к ней, осмотрелся и хлопнул её по плечу:
– Пойдём.
И пошёл. Она за мной. Вот и хорошо, даже тащить её за собой не пришлось. Когда дошёл до угла, остановился и прислушался: нет ли там кого. Ребекка уткнулась лбом мне в спину и тоже ушками работает. Так простояли около минуты, наконец, она не выдержала:
– Что там?
– Откуда я знаю? Помолчи немного, ладно?
Обернулся и продолжил:
– Я сейчас пойду дальше, а ты стой здесь. Если услышишь выстрелы – беги отсюда подальше. Поняла?
Она кивнула. Я потихоньку двинулся по коридору. Что-то не нравился он мне. Во-первых, он был не освещён, а во-вторых, очень узкий: в случае чего подстрелят запросто. Иду, от страха трясусь, но ничего ужасного не происходит: тишина как в склепе. Так дошёл до пересечения с другим коридором и здесь нос к носу столкнулся с двумя бандюгами. Они тоже шли на цыпочках и меня не слышали. А дальше события развивались довольно-таки забавно. Вместо того, чтобы прошить друг друга очередями, мы кинулись бежать каждый в свою сторону. Лишь добежав до Ребекки, я услышал выстрелы, и пули искрошили стену в том месте, где я находился секундой раньше.
– Беги! – крикнул Ребекке, отвёл предохранитель и пустил короткую очередь вдоль коридора, после чего незамедлительно отбежал подальше, так как целый град пуль буквально срезал угол. Поднялось облако цементной пыли, которым я и воспользовался: выкатился в коридор и, не жалея патронов, из положения лёжа прошёлся от стенки до стенки.
Когда пыль рассеялась, перед моими глазами предстали два неподвижных тела, притом ближайшее находилось в каких-то десяти шагах от меня. Я не стал заморачиваться сбором трофеев. Честно говоря, просто побоялся подходить, да и вдруг они просто авангардом были, а за ними куча таких же. Очень мне надо с ними встречаться, обойдусь без подобных знакомств.
Поднимаюсь, рожа вспотевшая, цементной пылью обсыпанная – хоть сейчас фотографируйся и посылай снимок в газету для статьи «ожившие мертвецы». Делаю шаг и натыкаюсь на Ребекку.
– Почему не убежала? – спросил её, скорее с любопытством, чем с гневом.
Она глазки потупила, достала платочек и вытерла мне физиономию, не всю, но и на этом спасибо.
13
Эта перестрелка оказалась первым звеном в длинной цепи кровавых кошмаров. Пришлось мне немало греха на душу принять. Хорошо атеист, а то до конца быстротечной жизни не отмолиться. Собственно, если бы данная история не была насыщена криминалом, я её и рассказывать бы не стал. Никому ведь не интересно читать, как дружили мальчик с девочкой, затем в один прекрасный день /утро, вечер, ночь/ поцеловались, и сразу по обычаю подумали – это любовь. С драками и перестрелками как-то покруче, верно?
Итак, на чём я остановился? Ага, на своей физиономии. После того, как Ребекка оттёрла мне глаза от цемента, мы пошли прочь от этого места. Именно пошли, а не побежали. Для очень любопытных также сообщу, что ещё и за руки держались. Немного сентиментально, зато приятно. Так как я был настолько глуп, что не запомнил дорогу, когда нас сюда вели связанных, то выход мы не нашли, а попали в крошечный по размерам цех. Дверь была всего одна, та, в которую мы вошли. Цех, как цех, ничего особенного: станки разные стоят и кругом кучи железок.
Тут меня на суперменство потянуло, захотелось принять вид крутого парня. Ребекка просто присела отдохнуть, а я начал перед ней выпендриваться.
Снял я, значит, куртку, повязал себе лоб тряпкой, а как же без этого: если супермен – изволь повязку на голову с концами подлиннее, и чтобы узел обязательно возле уха находился.
Принялся разминаться на глазах своей дамы сердца. Всякие там выкрутасы: удары, блоки и всё в таком духе. И для здоровья полезно, и пригодится может, да и покрасоваться лишний раз тоже приятно. Взглянул на Ребекку победоносно, а эта бяка пальцем у виска крутит: дурак мол. Вот и старайся для неё. Повосхищалась бы немножко, трудно, что ли. В качестве тренировочного мероприятия вытащил из хлама деревянный щит, который решил расколошматить. Одну доску легко кулаком сломал, правду сказать, она сильно подгнившая была, вот когда по второй ударил, то схватился за руку и заметался как тигр в клетке:
– Мать, мать, мать, мать!
Мне больно, я страдаю, а Ребекка смеётся, ей весело, видите ли.
– Очень смешно, да? – спросил её.
– Макс, извини, – и смотрит виновато.
– Ни за что.
Вот так, пусть ей будет стыдно.
– Ну Макс!
Прощения просит, извиняется, а я спиной к ней повернулся, потому как сердит очень. Вот когда поцелует, тогда прощу, а раньше ни-ни, пускай научится уважать моё самолюбие.
– Что это? – вдруг спросила она.
И тащит у меня из заднего кармана какую-то бумажку. Я взглянул – ё-ё-ё, это же сувенир из борделя: фотография по пояс обнажённой красотки, да ещё с телефонным номером на обратной стороне. Со страхом на Ребекку гляжу, жду урагана. И вот он грянул:
– Так ты мне всё врал? Меня искал, как же!
– Беки, ты не…
– Молчи, слушать тебя не хочу. И вообще я сейчас уйду, ни секунды с тобой не останусь.
Хотела вскочить, но я её удержал. Пробую что-то сказать, но на ум ничего не идёт. Пропади пропадом эта фотография вместе со всеми борделями мира. Объясняй теперь, откуда она взялась.
– Отпусти меня сейчас же!
Клац – и укусила за руку, да так больно, как будто собака цапнула размером не меньше сенбернара. Поднялась, и тут же – тра-та-та, пули об железо застучали. Она обратно рядом со мной присела. Сидим, над головами пули пролетают, романтика! Я схватил автомат и в ответку послал очередь. Когда стрелял, в проёме двери увидел оживший труп, один из тех, что недавно на полу валялись. Кровью весь залит, но живой, зараза. Он в этот момент как раз свою тарахтелку перезаряжал. Нажал на курок: щёлк, щёлк – пусто. Так обидно, ещё бы один патрон – и отправил я его туда, откуда не возвращаются.
Однако «живучка» всё-таки испугался и спрятался за дверь. Так что передышка. Пока не очухается, вряд ли сунется. Магазин отстегнул и в состоянии глубокой задумчивости напеваю:
– Жил-был у бабушки серенький козлик.
– Что случилось? – поинтересовалась Ребекка.
– Да так, ничего, просто патроны кончились.
– Как кончились?
– Обыкновенно. Только что были, а теперь их нет.
– Что же теперь делать?
Испугалась. Поиздеваться над ней, что ли?
– Есть один выход, – говорю.
– Какой?
– Вот поцелуешь, тогда скажу.
– А если нет?
– Тогда не скажу.
– Опять шутишь?
– Ни в коем случае. Всё равно без твоего поцелуя умру, так лучше уж от пули.
Она голову между коленок спрятала, думает. А я едва сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться. Тут пули свистят, а мы в детские игры играем: любит – не любит.
– Что скажешь? – спрашиваю.
Ребекка подняла на меня глаза и медленно, с выражением произнесла:
– Какой же ты подонок!
И зажмурилась, насилия ожидает. Я же на неё смотрю – и ни с места. Она ресницы свои пятисантиметровые распахнула, а когда я к ней нагнулся, снова захлопнула. Стал под аморальные действия подводить теоретическую базу:
– Нехорошо использовать подобную ситуацию в своих личных, гнусных целях. Правда, нам, подонкам, можно, на то мы и подонки. Конечно, будь ты уродиной, я бы не стал к тебе приставать, но тебе не повезло – ты красивая. Хочешь что-нибудь мне сказать?
– Иди к дьяволу!
– Не сейчас, чуть попозже, лет этак через много, вместе с тобой. Не переживай, тебе недолго придётся страдать: один разик чмокну, взасос, и всё.
Жду, ничего не предпринимаю, наблюдаю за ситуацией. Только в веки ей дую и посмеиваюсь. Наконец, она не выдержала и открыла свои ясные очи. Вот теперь полный вперёд. Прилепился и не отпускаю. Сперва хотел чисто символически чмокнуть и всё, но не удержался от соблазна и не стал торопиться. И на самом интересном месте пришлось это занятие прервать. И всё из-за неё, недотроги этой. Взяла и ни за что прикусила мой язычок. Я и так, и сяк, и во рту им болтаю, и наружу высуну, и руками обмахиваю – всё равно больно. Даже её о помощи попросил:
– Подуй на него, пожалуйста.
– Ещё чего!
Зло так сказала, как будто ей меня совсем не жалко.
– Чего кусаешься?
– А ты не засовывай свой язык куда попало!
– Не умеешь целоваться, так хоть у меня научись, – пробурчал я.
С недовольным видом взял куртку, достал из её кармана рожок и вставил его в автомат.
– У тебя есть патроны?!– ахнула Ребекка.
– Стал бы я с тобой в любовь играть, если бы их не было.
Она разразилась потоком выражений, причём единственным словом, которое я понял, было «мать». Нетрудно догадаться, что меня ругали.
– Да успокойся ты, чего разволновалась?
Но успокоить её оказалось непростой задачей. Хоть и старался избежать ударов, но всё-таки моим рёбрам маленько досталось. Правда, когда она своими когтями чуть не расцарапала мне лицо, я рассвирепел. Схватил её в охапку и встряхнул так, что у неё зубы клацнули.
– Прекрати, слышишь?
Когда она немного успокоилась, высказал всё, что думал:
– Мне очень не хочется тебя расстраивать, но знаешь, Беки, ты редкостная стерва, честное слово.
После этих слов она от меня отодвинулась и притихла. Интересно, нашу ругань тот парень слышал или нет? Если слышал, вот позабавился. Мне же тогда было совсем не до смеха. Зря, конечно, нагрубил, но что делать, сама виновата. Всё-таки неловко себя почувствовал, ещё заплачет, совсем будет здорово.
– Обиделась? – спросил я у неё.
– А ты как думаешь?
Разговаривает, и даже голову в мою сторону не повернёт. Уж такая обиженная, дальше ехать некуда.
– Не знаю. – И честно признался: – Я бы обиделся.
Она вздохнула, скрестила на коленях ручки, уткнулась в них подбородком, и задумчиво произнесла:
– Я бы тоже.
Совсем мне стыдно стало, хоть провались. Покраснел даже. Поверить в это, глядя на мою нахальную физиономию, конечно трудно, но, тем не менее, всё так и было.