скачать книгу бесплатно
– Значит, мы договорились?
– Так точно, – ответил врач и пожал ему руку.
Пациентку передали медперсоналу, а господа в костюмах шагнули в железную дверь.
Неугомонная девка всё ещё пыталась вырываться из рук санитаров:
– Денис козё-ё-ёл! А ты, Ленка, су-у-у-ука!!
– Она не Лена, она Наташа, – устало вздохнул Денис, обернувшись на пороге, и закрыл дверь с той стороны.
Буйную пациентку освободили от верхней одежды и впихнули в женскую палату. Обитательницы этой палаты глухо роптали, что вчера была бабуля с белкой, теперь молодуха будет реветь как белуга всю ночь. Но слушать рёв не пришлось. Санитары привязали пациентку к кровати и всадили ей лошадиную дозу снотворного. Пусть дрыхнет до утра, не мешая дрыхнуть им. А потом уже будем капельницы ставить.
Зрелище кончилось, толпа рассеялась.
* * *
Следующий день в больнице начался как обычно. Я уже понял, что теперь здесь надолго, и занялся тем же, чем за несколько лет до этого, когда, также помимо своего желания, попал в казарму. То есть, пытался добывать по мере возможности чай, кофе, сигареты и тому подобное.
И во время перекура в умывальнике после обхода врачей гонял в мозгу самооправдание, что это я не опустился, а вспомнил армейскую юность, закурив такие особенные сигареты. Хотя, дым был всё равно противный, потому что курил сигареты без фильтра.
Их уже тогда редко можно было найти в продаже в городе. Но в глубинке области они ещё встречались. И мне удавалось стрельнуть их у деда, которого привезли из села неподалёку от литовской границы.
Похоже, никто не знал имя и отчество этого старика, кроме врачей что его оформляли. Все пациенты его звали просто Дед. Может быть, он и сам их не помнил – я не спрашивал.
Ходили слухи, что он здесь очень давно. Если всех выписывают после двух недель пребывания, то его родные дети сдали по случаю белой горячки после 23 февраля, и он до сих пор лежит в этой палате как неприкаянный.
Никак память восстановить не может.
Каждое утро начинает с одних и тех же вопросов, так что даже никому уже не смешно:
– Где это я? В тюрьме? А какое сейчас время года? Зима?
Но алкоголики – народ циничный. И вместо сочувствия к старому больному человеку, соседи по палате используют в своих интересах то, что он не помнит, сколько у него осталось сигарет и кому он их давал только что. Его дети экономят – покупают отцу сигареты без фильтра. Но и это лучше, чем ничего.
Зашёл татарин с пачкой Мальборо. Этого я сразу заприметил, что он в отделении – нечто вроде смотрящего. Он имел медицинское образование и помогал санитарам ставить капельницы. И за это они его подкармливали разными вкусностями. И позволяли ему некоторые вольности. Кроме выпивки, естественно.
За выпивку выгоняли сразу.
Но из всех пациентов такой борзый, что керогазил прямо в больнице, был только один. Продержался три дня, потом спалился, потому что конспиратор из него никакой.
Но речь сейчас не про него. И даже не про татарина.
Самое интересное событие началось, когда следом за ним появилась героиня вчерашнего вечера.
Она была в тех же кожаных штанах. Но уже без косухи. А в одной майке с открытыми плечами. В начале мая по утрам ещё довольно прохладно, а в умывальнике была постоянно открыта форточка настежь, чтобы выветривался табачный дым. Но похоже, что девчонке, страдавшей от жёсткого отходняка, это было глубоко параллельно.
Завтрак она проспала, тётки добудиться её не смогли. Только после обхода кое-как глаза продрала и медленно побрела в умывальник, держась рукой за стену.
А дойдя до заветного крана, сразу открыла воду и, не обращая внимания, холодная вода течёт или горячая, сунула под неё свои густые длинные волосы, взяла первый попавшийся кусочек мыла и принялась их хаотическими движениями намывать.
Процесс продолжался долго, так что казалось, будто бы она уснула и многократно повторяет одни и те же движения во сне.
Но, рано или поздно она очнулась. Подняла свою шевелюру из раковины, отвела правой рукой волосы от лица, чтобы видеть зеркало, и безнадёжно простонала:
– Ох и лохудра-а-а…
Затем стала смывать мыло с волос, и тут я обратил внимание, что на левом плече у неё наколота рысь, а на правом предплечье крупным готическим шрифтом написано «Лёля», через ё с точками.
Новенькую стали обсуждать, не стесняясь её присутствия.
– И чем же она так жёстко вмазалась, что так жестоко страдает? – выпалил непонятно кто.
– Коньяк с амфетамином, – сердито буркнул татарин, точнее других знающий диагнозы.
– Смелое сочетание, – заметила одна тётка и прокомментировала, – допрыгалась девка. Муж закрыл сюды, слишком резво буянила пьяная и обдолбанная. Мне бы так – с моим начнёшь бузить, костей не соберёшь.
А татарин продолжал не менее сердито, хрипя и покашливая от крепкого табака и прохладного сквозняка:
– В другом бы пример с неё брали. Настоящая женщина. В любом состоянии следит за собой. Не то, что некоторые, без слёз не взглянешь.
– Себя-то в зеркало видел, со своей трёхдневной щетиной? – обиженно надулась тётка, начавшая этот разговор, – тоже мне, мачо, блин.
Я мысленно понимал, что прав татарин, но возразить обидевшейся женщине вслух у меня духу не хватило, потому что за несколько минут до этого я, решив разнообразить свой табачный рацион, стрельнул у неё вкусную сигарету с фильтром. С учётом того, насколько вообще позорно мужчине стрелять сигареты у женщин, я тем более молчал в тряпочку.
А настоящая женщина и внимания на этот трёп не обращала. Закончив водные процедуры, она выжала хвост волос прямо на пол, попала струёй ледяной воды на свои босые ноги в открытых сланцах, от этого матюгнулась, как прораб на стройке, и пошла в обратный путь до палаты, также держась рукой за стену.
Перед обедом к ней пришли какие-то быки, вероятно от крутого мужа. Она стояла рядом с ними, понуро опустив голову, а выслушав, злобно гаркнула «Да пошёл ты!» и ушла в палату, не дождавшись пока они сами уйдут. И весь день до ужина лежала в своей кровати, свернувшись калачиком, как замёрзший бездомный котёнок.
У меня к тому времени уже начали восстанавливаться естественные рефлексы, так что я после ужина открыто высказывал своё недовольство маленькими размерами порций, способных насытить разве что первоклассника.
И с нескрываемым сочувствием смотрел на стол той девушки. Весь ужин она сидела неподвижно, даже не притронувшись к еде – так и ушла, оставив тарелку наполненной. Полная потеря аппетита – это серьёзно. Либо очень сильный бодун, либо очень сильная депрессия. Либо и то и другое вместе.
Когда в палате на несколько человек кто-то храпит, наиболее везучими считаются те, кто засыпает раньше него.
В эту ночь первым заснул сильно храпящий старик в углу.
Не тот, что потерял память, а ещё один. Этот ещё не выжил из ума. Между обедом и ужином его навестила супруга. Чай привезла, сладости. Курева, правда, не привезла – он был некурящий.
Под чаёк он разговорился и рассказал о том, что запил на радостях оттого, что вылечился от рака.
Вот как бывает – от одной страшной болезни вылечился, в другую вляпался.
А ночью нам всем своим храпом спать не давал.
И я, будучи не в силах заснуть в таком шуме, в который раз гонял в своей голове мысли о том, как жизнь несправедлива.
Я помнил, как всего неделю назад случайно встретил молодого парня, умирающего от рака, что пьянствовал, пытаясь забыть страх смерти. Сколько бы он мог сделать полезных дел себе и людям, если бы Бог продлил ему жизнь.
А тут зрелый дядька получил офигенный второй шанс с небес. И вместо того, чтобы срочно проводить инвентаризацию своей жизни, пошёл по пути наименьшего сопротивления и продолжил её растрачивать на алкоголизм.
Кто бы дал второй шанс мне? Физически моей жизни ничего не угрожает. К сожалению. Потому что моё социальное положение таково, что моя жизнь кончена. Работу я уже почти на сто процентов потерял. И куда мне идти с учётной записью в наркодиспансере и с записью в трудовой книжке «Уволен за пьянство»? Разнорабочим на стройку за минималку без контракта – с красным дипломом инженера-радиофизика и семью годами опыта работы в IT?
В одной из мужских палат лежит строитель, работающий на руководящей должности. Уже отошёл и выздоравливает. Он обошёл всех присутствующих здесь мужиков и спрашивал, есть ли рабочие строительных специальностей, чтобы из них сколотить бригаду. Эти ребята, наверно, по выходе из больницы бросят пить, хотя бы из чувства благодарности к нему, не побрезговавшему взять их на работу, и к Богу, что дал им второй шанс.
А что же я? Кто даст мне второй шанс, кто?
В нашей палате тоже есть бизнесмен. Только спившийся. Мы обменялись телефонами, и он после выписки обещал посодействовать в моём трудоустройстве. Вот только надежды на него никакой. Алкоголик, наркоман. Такой подставит – недорого возьмёт. По себе знаю, как спьяну людей подставлял – много чего обещал, но не выполнял обещания.
А есть бывший крутой бизнесмен. Точнее, он думал, что он крутой, в начале нулевых. Когда поднимал по 400 тысяч рублей в неделю. Этими воспоминаниями о прошлом он и живёт. Потому что в настоящем, перед тем как попасть на лечение от алкоголизма, стрелял на автобусной остановке мелочь на портвешок у прохожих. Жизнь сурова, и тот, кто сегодня упивается в дорогом ресторане армянским коньяком или французским шампанским, лет этак через десяток-другой непременно начнёт глушить в парке на скамейке «Три семёрки» из горла.
Неужели и меня такая участь ждёт неизбежно?
Один раз я уже был вынужден побираться.
В уже упомянутом ранее случае, когда был избит и ограблен в Москве, у станции метро Речной вокзал. У меня не оставалось другого выхода, кроме как добираться до одного из московских друзей, жившего у станции метро Семёновская, но это в другом районе, 22 километра от места, где я пострадал. А в метро проехать зайцем невозможно, вот и пришлось просить у случайных прохожих мелочь. Стыдно было – не то слово.
Справедливости ради замечу, что тому досадному происшествию тоже виной алкоголь. Ну разве пришло бы в голову трезвому в чужом городе распивать водку со случайными собутыльниками? И конечно же я после этого не досчитался наличности и телефона.
Да что уж теперь ворошить давнее прошлое.
В недавнем прошлом картина, тем более, безотрадная.
Чуть только начинаю подниматься – устраивается карьера, материальное положение, личная жизнь. Как вдруг запил и всё потерял. Различается только продолжительность периодов между злосчастными днями, когда я слетаю с катушек и пускаюсь во все тяжкие. И какой бы мне ни выдался счастливый день, к радости жизни примешивается страх, что всё равно когда-нибудь я, сам того не желая, в очередной раз наступлю на алкогольную мину, и улетит моё счастье, словно и не бывало.
Напрашивается историческая аналогия.
В средние века русский народ жил (точнее, выживал) в условиях татаро-монгольского ига.
Женились, рожали детей, сажали деревья, строили дома.
И вдруг, когда меньше всего ожидают, приходят татары – сжигают дома, срубают деревья, убивают жён, детей в рабство угоняют. И приходится снова начинать жизнь с нуля.
Так и я: приобрёл материальное положение, уважение близких, профессиональные навыки. В одночасье всё спустил. И всё сначала.
Кто избавит меня от ига злобных демонов, которых хлебом не корми, дай только поиздеваться над попавшей в их лапы игрушкой из живого человека?
Боже мой, Боже мой, для чего ты меня оставил?
* * *
Восьмого мая заместитель главного врача совершил обход, и на все выходные ушёл домой.
Больные остались предоставлены самим себе.
Если не считать оставшийся в больнице дежурный персонал.
Штат этих врачей и санитаров представлял собой довольно пёстрое сочетание людей с весьма различными взглядами на жизнь.
В принципе, их можно разделить на три больших категории.
Первая – самые нормальные. Те, кто просто делает свою работу. Т. е., следят чтобы больные соблюдали правила, но не слишком строго. Нет анархии, но нет и тирании. Золотая середина.
Другая категория – худший вариант. Фанатичные чистюли, ничего крепче маминой сиськи не пробовавшие. Страшно гордятся своей рафинированной трезвостью. Пациентов тихо ненавидят, и в отместку пытаются максимально ужесточить им казарменный режим.
