Водка

– Понятно.

– Мам, мне говорили, что тот мужик, который нам все время помогал, умер.

– Да. У его двери и нашли деда.

– А чего он там оказался?

– Пошел в гости, а дверь закрыта. Ему стало плохо. Присел. Никого в подъезде не было.

– В котором часу дед пошел?

– Поздно: часов в девять.

– Этот мужик недалеко от нас живет? Жил, – поправился парень.

– Да. Минут пять ходьбы. Дедушка у него иногда до двух часов ночи засиживался.

– Они что, дружили?

– Очень.

– После такой трагедии? – изумилась вторая женщина.

– Да.

– Так почему дед умер?

– Инсульт: никого не оказалось рядом.

– До утра?

– До утра.

– Какой ужас! – воскликнула вторая женщина, – А где был хозяин, ваш знакомый?

– Мы потом узнали, что его в этот день хоронили.

– Вот это совпадение!

Я тоже подумала: вот это совпадение. Ведь с тех пор я никого не видела: ни Клаву, ни Толика, ни Людмилу Владимировну. Интересно, что узнали они? А главное, хотелось ли им что-нибудь узнать. Или их больше интересовал покой, чтобы не беспокоили.

После только что услышанного появилось первое желание: рассказать. Кому? Людмиле Владимировне, Толе, Клаве? Нет. Даже если встречу, ничего не скажу. В Клаве намертво засел холод отчуждения. А может, это только манера себя вести? Может. Но самое главное, не знаю, нужна ли эта правда? Интересна ли она кому-нибудь из них?

26

Я была несколько лет тому назад полдня в Вене. Успела “галопом по Европам” вместе с экскурсоводом часа за три пробежать центр города. Так что, общее впечатление у меня было. По крайней мере, понимала по карте в какую сторону идти. С вокзала на метро мы приехали на площадь перед собором св. Стефана. Туристов – “море”. В соборе – не меньше. Огромный католический красавец, даже не представляю, какой он высоты. Внутри немного сумрачно. В это время шла служба. Играла очень приятная музыка. Я, неверующая, поставила свечку. Ах, как мне нравятся стремящиеся вверх своды католических церквей. Как там легко дышится. И, конечно же, возникает вопрос, почему христиане так категоричны друг к другу? Я говорю о католиках и православных. Что в божьих пророчествах они не поделили? Может, по-разному трактуют миф о предательстве? Может, у католиков Иуда не так презираем? Может, у славян потому так долго все плохо получается, что они выбрали единым Богом пророка чужого народа? Тут еще другой вопрос. Мне кажется, имя предателя выбрано не случайно: оно олицетворяет народ. И таким образом, у православных, молящихся еврейскому Богу, присутствие антисемитизма повсеместно. Мне жаль, никто не объясняет, что антисемитизм, как, впрочем, любой национализм – это самое распространенное выражение комплекса неполноценности.

Идем по улицам Вены. Каждый дом – история, памятник архитектуры. Какие памятники! Сколько их! Постоянное желание остановиться, рассматривать и даже вернуться назад. А соборы! Маленький – Св. Петра – украшение на украшении, скульптура на скульптуре, росписи из жизни святых. Всего этого так много, что теряется чувство огромного богатства. Мы проходим Королевский дворец и парк, где жители города с детьми, с колясками просто отдыхают и развлекаются на постриженной траве. Вот это демократичность! А белоснежный Дворец Правосудия с потрясающими скульптурами! Как украшают город острые готические крыши! Около ратуши нам преградил дорогу праздник. Это жители Вены прославляли сотни сортов своего пива. Столики, стулья, кресла, киоски, какие-то странные развлечения. И это аристократичные жители Вены.

Пора отдохнуть. Мы сели на скамейке в приятном ухоженном маленьком парке. Недалеко – странный камень. Это памятник еще одному мудрецу 20 века – Фридриху Ницше. Это парк его имени. Помните его самое известное изречение “Милостыню подают только нищие”. Не уповайте на владеющих властью и деньгами. Не стоит.

28

Меня пригласили на творческий вечер одной известной в нашем городе поэтессы. Я с ней знакома. Мы, наверно, ровесницы. Ее стихи –воплощение вкуса, интеллигентности, чувства ритма и рифмы, они безупречно грамотны. Но в них есть одна странность – нет эмоций, нет чувств. Поэзия, созданная женщиной, отличается, именно этим. Однажды мне пришлось с ней беседовать. Нам было по пути, возвращались после приятно проведенного вечера в одном из элитных клубов. “Элитный” он не потому, что там собираются “сливки” общества. Сейчас это, в первую очередь, обеспеченные люди. Нет-нет. Там собираются те, кто любит и понимает, кому доставляет удовольствие все то, что мы называем искусством. В общем, два раза в месяц в городском Доме художника по воскресеньям собирается элита в моем понимании. Там постоянно демонстрируют свои новые работы художники, выступают певцы и певицы, работающие в городском оперном театре, поэты, барды. Это не только выступления, это и обсуждение того, что увидели и услышали в этот вечер, что нового в наших театрах. В общем, там хорошо, приятно и, главное, интересно. Общение людей со схожими вкусами и предпочтениями, мне кажется, всегда доставляет удовольствие.

В клубе наши поэты и писатели дают волю и критике, и самокритике. Хотя бы потому, что в этих стенах самокритике не нужно выливаться в самобичевание. Мне пришлось слышать, как любители самоусовершенствования самоутверждались на тему о том, что никому не нужен технический прогресс, что, возможно, инквизиторы были правы, сжигая ученых на кострах. Что они пытались направить человечество в сторону развития собственных возможностей. Вот такие мысли, оказывается, имеют люди в ХХ1 веке.

Один из “маститых” поэтов, лауреат чего-то и член союза писателей, обращаясь к старику, прославляющему в рифме подвиги былой войны, безапелляционно, не жалея его сказал: вы посмотрите, сколько художников, музыкантов, поэтов и писателей бросается на кровавую память о войне, как шакалы.

Мне стало жаль человека, который уважал себя и свою страну за победу. Может, в его жизни это было единственное, за что он сам себя уважал.

Я промолчала, а сама подумала: ведь те, кто работает для людей, по большому счету, их не любят, не понимают и не хотят любить, понимать и помогать. Я не о политиках – это особая каста лицемеров. Я о тех же музыкантах, писателях, поэтах и артистах. Нужны ли им те, для кого они работают? А может, в первую очередь, деньги? Нет, деньги во вторую. А в первую – собственные желания, воплощенные в произведениях искусства. Зритель и читатель – это источник удовлетворения их личного самомнения. Ах, как нравятся аплодисменты. А потом, конечно, деньги. Интересно, у адвоката есть сочувствие к клиенту?

Как только мой монолог “про себя” закончился, я услышала рядом защитника “голубых” кровей.

– Крестьяне крепче здоровьем, чем дворяне, но почему же бастарды несут в себе дворянскую сущность? Чем “голубая” кровь сильнее?

Две его собеседницы промолчали: то ли не согласились, то ли не знали, что ответить.

Уже одевшись и распростившись со всеми, я на выходе столкнулась с дамой, которая, насколько я знаю, не может согласиться с тем, что нашу жизнь определяет не только Бог, но и Сатана.

– Вы знаете, что три шестерки – это цифра дьявола? – она почти схватила меня за рукав.

– Слышала. Что прикажете мне делать по этому поводу?

– Я считаю, что каждый человек обязан об этом помнить.

– Всегда? – съязвила я.

– Всегда, – ответила моя собеседница.

– Скажите, а если я встречу человека, которого зовут Ефим Ефимович Ефимов?

– Ну, и что? – удивилась она.

– Вы, наверно, не обращали внимания что в русском алфавите буква Е – шестая по счету?

– Не обращала.

– У этого человека в имени три шестерки. Как с ним общаться?

Она посмотрела на меня, как на злейшего врага, и отошла.

На выходе из Дома художника поэтесса с каким-то почитателем таланта никак не могла проститься. Увидев меня, поняла, что я единственная спасительница от долгих, многословных реверансов.

Быстро попрощавшись с благодарным читателем, взяла меня под руку, как будто мы близкие подруги, быстро пошла и я засеменила в такт ей.

После обсуждения всего, что было на вечере, она перешла к размышлениям вслух. Творческие люди очень любят это занятие.

– Обратите внимание, как часто в истории остаются люди, ничего для этого не сделавшие. Кто бы знал Наталью Гончарову? Россия красавицами всегда славилась. А Понтий Пилат? Вот не отдал бы он приказ о распятии Христа, и Бог его знает, как повернулась бы история веры.

– Но ведь говорят, что толпа решила оставить Варраву и распять Иисуса?

– Это все не более, чем разговоры. У жестоких и воинствующих римлян не поговоришь. Вы много знаете военных начальников, всю жизнь карабкавшихся по лестнице карьеры, которые интересуются философией, вопросами морали и нравственности? Что-то мне мало верится в то, что были беседы Пилата с Иисусом. Тем более, никто не знает, о чем они говорили. Давно известно, что сила больше всего не любит моральное сопротивление. Потому, что не может ответить. Нечем.

29

На трамвайной остановке я столкнулась “нос к носу” со своим первым мужем. По тому, как он со мной поздоровался, у меня закралось сомнение: может он меня ждал? Странно. Откуда мог знать, что я сегодня, в это время буду в этом месте? Нет – такое невозможно. Мы с подругой оказались тут случайно. Хорошо, что ее трамвай подошел раньше, и она уехала. Не люблю комментариев по поводу и без повода. Тем более, что точно уж не поверила бы в случайность встречи. Честно говоря, мне все равно, кто во что верит, но комментарии и разглагольствования по поводу событий моей жизни очень не люблю.

Я так и не поняла, зачем понадобилась мужу, что он хотел, о чем была нужда поговорить? Так, разговор ни о чем. Но ведь явно обрадовался. Странно. Страсти давно улеглись, все поделили, сказали, что нужно и что совсем не нужно. А сейчас? Не равнодушие, не спокойствие, не любопытство. Может, такое наступает, когда все друг о друге поняли? Ведь давно известно, что в семье люди чаще предают друг друга, чем вне ее. А может, все-таки чаще обиды? Предательство – это уж слишком. Непонимание, нежелание понимать, помогать, быть опорой. Мне кажется, слово “предательство” предполагает другое: например, угроза жизни и в результате смерть. Нельзя все-таки очень резкие слова часто и без повода употреблять. Не зря нас называют агрессивным обществом. Видимо, потому, что у нас агрессивная манера говорить и агрессивные характеристики без разбора. А то, что добрые дела чужие люди ценят больше, чем родные – это не секрет. Родные считают, что так должно быть, то есть, из серии обязанностей.

Возвращаясь домой, думала о разговоре с мужем. Он меня не затронул, но не забывался. Сама себя успокаиваю, чего так долго об этом думаю? Нет, я думала не о нем, а о том, что чужие люди с благодарностью оценивают наши добрые дела.

Я вспомнила, когда-то Анастас говорил мне: бывают странные сплетения обстоятельств, когда враги превращаются в друзей, а убийцы в спасителей. Иду по улице в полумраке (уже вечер), отгоняю мысли о последнем разговоре, вспоминаю беседы с Тасиком, и как-то само собой начинаю понимать, что тогда это были откровения в отношении семьи “того” мужчины. Сопоставляя рассказ его племянника и разговор в вагоне поезда Будапешт-Вена, понимаю, что речь шла именно о таких поворотах жизни. Без имен, без указания событий.

Я не знаю профессии “того” мужчины. Количество членов его семьи, вроде, понятно: жена, сын, дочь. Наверно, тогда материально жили неплохо: двадцать-тридцать лет назад собственная машина была редкостью. Но, видимо, хуже моего полковника. Это я о многолетней материальной помощи.

Зная Анастаса, даже не представляю другую реакцию при так трагически сложившихся обстоятельствах. Благородство, порядочность, сердобольность и щедрость – это все о нем.

Интересно, как его жена реагировала на многолетнюю нехватку причитающихся семье денег? А может, он платил из премий или каких-то других заработков?

Хочу представить себе: катастрофа, милиция, “скорая помощь”, искалеченные люди, разбитая вдребезги машина, а за рулем второй машины пьяный летчик. Но не могли же пострадавшие вызвать помощь. Значит, все это сделал он. Даже тогда, когда не мог произнести “Вестминстерское аббатство”, он не терял способности думать. Значит, своевременно все сделал, все успел и, таким образом, спас эту семью. Какая должна была быть реакция пострадавших в такой ситуации? Отчаяние? Понятно. Боль? Понятно. Растерянность? Понятно. Ненависть или благодарность? Не знаю. А может, тогда был тот самый момент, когда в душе одновременно эти несовместимые чувства?

Ненависть за содеянное и за то, что стали надолго зависимы от него. Благодарность, что не только не оставил, а сделал все и наилучшим образом. Он просил прощения не словами, а делами. Больницы, врачи, операции, лекарства, уход – все он взял на себя с присущей ему щедростью. Его репутация осталась на высоте, так как не было заявления. Но главное, я думаю, что эта семья с самой первой минуты была ему очень симпатична.

Постепенно все выздоровели. Анастас продал свою машину и дал им деньги на покупку новой. Мальчик тоже выздоравливал, но его травма, к сожалению, привела к тому, что он хромал. Совершенно не помню, как дальше складывались их отношения на Дальнем Востоке. Но пришло время: Тасик демобилизовался, и уехал с женой в европейскую часть страны. А Галя с мужем и сыном осталась “служить” там.

Мне кажется, семья Анастаса не имела ни малейшего представления об этой истории.

Прошли годы. После развода с женой Тасик получил причитающуюся ему квартиру, и тут же разменял на две. Не знаю, не помню, через сколько лет пострадавшая семья опять появилась в его жизни. Но мне кажется, что уже в качестве хороших знакомых. А хорошим знакомым всегда помогают. Он убыстрил процесс получения причитающейся им квартиры в Европейской части страны и помог мальчику с поступлением в институт.

Мне припомнилось, что в тот единственный раз, когда я застала Тасика беседующего за столом без бутылки, “этот” мужчина был уже одинок. Был ли он таким же любителем женщин, как мой милый, не знаю. Думаю, что это была простая мужская дружба, основанная на доверии, на взаимопонимании, на поддержке и на общих интересах, в которых не было любви ни к водке, ни к женщинам.

Я никогда больше не пойду на его могилу. Хотя Толик, его племянник, меня несколько раз приглашал. Не хочу объяснять ему ничего. Пусть в душе у него останется уважение к дяде: конечно же, достойному человеку. А боль, которая была связана с пьянством, оставлю себе.

В качестве поучительного рассказа напечатаю эту книгу.

Милая моя, Мишель!

Можно я поплачусь Тебе “в жилетку” (Ты знаешь такое специфическое русское выражение?)?

Давно не писала: дела, заботы и еще небольшая поездка в Будапешт и Вену. Сразу отвечаю на вопрос, который не задан: не могла. Моя приятельница предложила туристическую путевку в Будапешт за совершенно символическую плату. А оттуда, Ты же знаешь, “рукой подать” до Вены. Во-первых, у нас было всего четыре дня, и “командовала парадом” (поняла это выражение?) она. Вена, так Вена. Но я все равно буду в Брюсселе. Я точно знаю, потому что очень хочу. О-очень.

Какое-то осеннее настроение. Может, потому, что третий день льет дождь. Останавливается на несколько часов, дает надежду, что это уже все, и опять начинает. А дождь, грусть и тоска чего-то всегда рядом. Не понимаю, почему льющаяся, все очищающая вода вызывает такой пессимизм и совсем невеселые мысли.

В отношении смерти Анастаса все стало известно: ничего особенного. Одиночество почти всегда сопровождает смерть без помощи. Я знаю, что когда случается удар инсульта, главное – это помощь в первые четыре часа. Увы. А может, он уже не очень дорожил жизнью? Думаю, дело не в том, что жил один. Многим на старости лет это нравится: ни от кого не зависеть, никому не угождать. Дело в разочаровании. Ведь самым близким, для которых столько старался делать, оказался не нужен и не интересен. К сожалению, в такие часы редко включается самокритика. Хотя, если ее включить, ничего не изменится: ни в событиях, ни в чувствах, ни во взглядах. Ну и что? Понимаешь, оборачиваясь назад, что не раз были возможности изменить судьбу. Не пользуемся. Почему? Не знаю. Боимся изменений? Ищем пути полегче? Боимся обидеть тех, кто рядом? Думаем, что будут еще возможности? Будут. Только большинство из нас ими опять не воспользуется.

Мне так хочется поделиться своим опытом, возможно, предупредить. Но Ты оказалась единственной, кому это интересно.

Мысли о нем приводят меня к себе: к собственным разочарованиям и поражениям. Я ведь почти всегда все решала сама: и в личной жизни и в работе. Почему выбирала не тех? Успокаиваю себя и думаю, с теми, может быть, было бы еще хуже. Ни понимания, ни тепла, ни желания как-то украсить жизнь, ни нежности, ни заботы. Одни слова, слова, слова. Почему не пошла в тот институт, куда душа тянулась? Боялась провала? Послушала взрослых и опытных? А потом всю жизнь делала то, что не интересно и не нужно. И специалистом была хорошим, и уважали, и прислушивались к моему мнению. Но не моя была работа. Не моя. И почему-то взгляд свой останавливала на самых настойчивых. И принимала решения в их пользу, хотя почти всегда понимала – не мое. Не это нужно. Я понимаю, что большинство людей поступает так же. Или еще неразумней. Но это не успокоение. У меня-то жизнь одна. Почему собственными руками разделила в жизни два понятия: любовь и судьба? Развела в разные стороны. Нет у меня ответа. Вроде не самая глупая, а столько ошибок! Если бы это были только слова “ошибки”! Если бы. А ведь это годы жизни, то есть, жизнь. Мне кажется, что единственный луч любви, который сопровождает меня – это любовь к сыну и любовь сына. Боже мой, как хотелось еще другой, мужской, настоящей. Искренней, заботливой, нежной. Я имела ее, Мишель, только она была замешана на водке. То есть, пьяная. То трезвая, то пьяная. Но любовь! Интересно, часто женщин, перешагнувших серьезный возраст, посещают такие мысли? Думаю, что я не одинока.

В уме крутится аналогия: пьяниц и собак. Стоит в руках оказаться водке, как тут же исчезают все желания: любви, нежности, внимания, заботы. Как часто люди разглагольствуют о верности собак. Помнишь, я рассказывала о моем английском спаниэле (он, к сожалению, умер)? Такой умный и ласковый пес, всегда рядом. Но как только моя рука тянулась к его миске (собачья тарелка), наполненной едой, его глаза становились красными, полными ненависти и начиналось угрожающее рычание. Вот такая любовь собаки. Попробуй забрать у пьяницы водку. Реакция не заставит себя ждать.

Все устала. Допишу завтра.

Мишель! Прошло два дня – дописываю. У меня большая радость: открыли шенгенскую визу, и мы скоро увидимся. Боже мой, я полна нетерпения. Хочу видеть Тебя, видеть Брюссель, и в тайне надеюсь хотя бы на один день съездить с Тобой в Париж. Хочу, чтобы показала мне свои любимые места, и мы вместе получали удовольствия от всего и, в первую очередь, от общения.

Я с таким нетерпением жду встречи с Тобой, Мишель.

Лизет.