Дыхание

Вспоминая своё детство, она заставала себя воображающей, рисующей, рассматривающей. Она любила, чтобы рисунки были как можно более реалистичными, любила линии плавные и многочисленные, и с удовольствием рисовала свои волосы, или ветви деревьев, или траву, росшую на лугу, или птичьи гнёзда. И частенько рисовала свои руки, они были очень художественные – если приглядеться, то в ладони и в пальцах спрятана уйма линий, складок, чёрточек, а ещё есть вены, есть ногти – и это не говоря о том, сколько возможно разных положений! Не пересчитаешь их, сколько ни пытайся! Она рисовала правой рукой левую и левой – правую, – когда она была совсем ребёнком, она рисовала только левой рукой, а мама посоветовала попробовать ещё и правой. И разные рисунки рисовала разными руками, а то и на одном рисунке некоторые места рисовала одной, а некоторые – другой, и могла легко отличить, какие – какой. Если честно, левой рукой она рисовала лучше, и линии получались красивее, но правая рука очень хорошо наносила тени, и она этим пользовалась. Вслед за руками она перешла к ногам, рисовала голени и ступни, ступни рисовать было особенно забавно: приходилось сидеть в мудрёных позах, и затекали ноги, но зато какие ступни получались славные… Она любила рисовать с близкого расстояния, чтобы видеть как можно больше деталей, могла нарисовать ладонь в целый лист – почему нет? И часто, когда была одна, брала зеркало и рисовала выражения лица и глаз, и уже тогда подметила, что каждый раз рисунки получаются разными, особенно это зависело от настроения. Если была чем-то расстроенная и бралась рисовать, то линии получались острее, а сам рисунок проще, черты получались потерянными, неудачными. А в радостном настроении линии были очень густыми, мягкими, они переплетались друг с другом, формы обретали гармонию, присущую им от природы, и она получалась очень красивой, и сама удивлялась, почему это она решила, что нехороша собой, например папа всегда говорит, что она похожа на маму, а про маму он всегда говорит, что она очень хороша…

В это время она почти не читала, хотя у них дома была куча книг, папа очень любил книги, – и вот, к своим девяти годам она прочла всего лишь несколько томов из детской энциклопедии, рассказывавшей обо всём на свете, к примеру, почему небо голубое и отчего зимой изо рта идёт пар, а летом не идёт. Но она подумала, что и сама могла до всего этого догадаться, надо только внимательно смотреть и хорошенько думать, а это она умеет, и что если она узнает ответы на все вопросы из книжки – ей будет не интересно, и она перестала читать. Зато однажды она забралась на стул и вытащила с полки том Жюль Верна – отец говорил о нём, что он писал очень хорошие книги, и она решила попробовать почитать. Это оказался роман Дети капитана Гранта. Она очень быстро поняла, что этот Жюль Верн – наивный фантазёр. С чем не поспоришь, в его романе были описаны разные интересные явления, например, что если лить жир на бушующее море, то оно успокоится, но подобные вещи наверняка открыли моряки задолго до него, и об этом можно прочитать в её энциклопедии, просто она не дочитала, но дело было в другом. У этого Жюль Верна все герои либо очень хорошие и положительные, либо плохие и отрицательные, а в жизни всё гораздо сложнее. Взять хотя бы её учительницу, она обычно очень добрая, а вчера издевалась над ребятами, плохо сделавшими домашнее задание, наверное, с мужем поссорилась… Но что ни говори, а очень любопытно, спасут ли они этого бедного капитана Гранта, она почти сразу подумала, что спасут. И вот, когда она сказала папе, что читает этот роман, он полез в шкаф, и достал оттуда глобус, и объяснил обозначения, хотя это было совсем излишне, всякому ясно, что море голубое, деревья зелёные, а горы коричневые, тут не надо быть семи пядей во лбу. И вот, с этим глобусом было читать ещё удобнее, он как всегда оказался прав. Но она никогда не поверит, что всё это Жюль Верн написал не выходя из своего кабинета, и ни разу в жизни не побывал за пределами Парижа, – и вечно он рассказывает всякие небылицы, а она слушает и верит, но в этот раз она не попалась, уж слишком неправдоподобно звучало. А мама поверила, так показалось, но может, она просто не читала, она давно заметила, что она умеет очень хорошо притворяться, когда чего-то не знает, и не так легко определить, знает она всё-таки или не знает…

* * *

Однажды ей принесли щенка, хаску. Она решила назвать его Ларом. Этого Лара она дрессировала, так что он умел давать лапку, лежать и не убегать от неё далеко. Предполагалось, что он будет охранять и защищать её, но она не очень понимала, как они это представляют себе. И если весной и летом его ещё удавалось заставить заночевать на участке (хотя, скорее, он и сам был не против), то в остальное время года он ночевал в её комнате и очень любил поутру, когда звонил будильник, ходить по ней как по бульвару, и всячески пытался лизнуть в нос – она пыталась спрятаться под одеялом, но это не всегда удавалось, он залезал под одеяло и добирался до носа… Этот Лар был очень игрив, он любил бегать за палочками, и часто требовал внимания, тыкая холодным носом в икру или царапая её лапой, но пока она делала уроки, оставлял её в покое, лёжа рядом со столом. Ещё он был очень прожорлив, предполагалось, что она будет кормить его кормом, но она не стала, и делила с ним свою трапезу, и кормила теми же продуктами, которые готовила себе, и каждый раз он смотрел на неё так, словно она несправедливо рассудила, и положила ему меньше, чем себе.

Теперь, когда она уходила гулять, она брала его с собой, по городу она водила его на поводке и он шёл более-менее рядом, а за городом она отпускала его, и он бегал и всюду принюхивался своим носом, и очень это любил. И они часто бегали наперегонки, и Лар всегда выигрывал, а она радовалась и теребила его изо всех сил. Набегавшись, он ложился подле неё, так они и сидели вдвоём и любовались миром вокруг. А ещё он очень боялся неизвестного, особенно пылесоса, и лишь завидев, что она завозит его в комнату, исчезал, притворяясь, что по делам.

Она пыталась его рисовать, но позировать он не хотел, и начинал просить с ним поиграться, ничего не могла с этим поделать, его можно было нарисовать только когда он спит. И у него был режим, если поздно вечером после десяти ещё горел свет в комнате, то он начинал сердиться, и требовал идти спать. Только она и сама не любила засиживаться допоздна, в этом она была с ним полностью солидарна, всё равно вечером в голову ничего не приходит…

* * *

Какая я? Начнём с того, что я очень замкнутая. Мне трудно с посторонними людьми, особенно с теми, кого я встречаю впервые: не то что новые одноклассники – новые учителя кажутся мне при первой встрече крайне несимпатичными, и лишь спустя время я могу посмотреть на них иначе и оценить честнее. Откровенна я бываю только сама с собой. А интересно, можно быть замкнутым наедине с самим собой? Я думаю, я могла бы. “Как дела, Ира? – Хорошо. – Как сегодня прошёл день в школе? – Было очень весело и интересно”, – и так далее, в том же ключе. Я ещё бываю откровенна с Ларом, но это почти то же самое, как быть откровенной со своим сарафаном, от него я тоже ничего не скрываю, и он такой нежный… Но с Ларом быть откровенной приятнее, он смотрит всегда мне в глаза своими разноцветными глазами, и такой у него хороший, добрый взгляд… Как жаль, что он понимает одни интонации, и всего ему не объяснишь. Зато он внимательный, никогда не перебивает, он очень хороший слушатель, он качает головой. Мне кажется, ему нравится когда я говорю с ним, он считает нашу беседу признаком глубокого уважения. А это точно почти беседа, и, кажется, для него она значит гораздо больше, чем для меня, просто он сказать не умеет. Странный он, то ведёт себя как взрослый, а то – совершенный ребёнок. И это называется рассуждением на тему “Какая я?”. Вернёмся.

Ещё я очень разговорчивая. Я это в себе знаю, и нечего обманываться. Из того, что я ни с кем не говорю, ещё ничего не следует. Я болтливая до невозможности, каких только вопросов я ни обсуждаю, куда меня только ни уносит, вчера битых полчаса раздумывала над тем, честно ли сравнивать две горы по высоте, учитывая, что сложность восхождения зависит от совершенно других вещей: от маршрута, погоды и тому подобное – это надо же, потратить на такую тему целых полчаса, так я ещё с трудом себя остановила.

Ещё я очень наивная. Где-то месяц назад со мной познакомился один парень на год старше, и мы с ним на перемене проговорили минут десять о всяких вещах, например как первоклассники и второклассники носятся по школе, и что лучше бы на перемене их выпускать во двор – и так далее, и помню, я смеялась, он очень забавно шутил. И я, наивная дура, целых две недели об этом думала, всё ждала, что он пригласит меня погулять, а он только здоровался при встрече – и всё, а тут я его на улице встретила с одной девушкой, такая красавица, только одевается слишком пёстро, как Кот в Сапогах. Вот… Этих мальчиков кроме твоего личика и форм ничего не интересует. Ну и пусть, так им и надо, пусть слушают всякие глупости.

Пока я тут писала, на кухне гречка подгорела. Забыла про неё. Сейчас поем и собаку покормлю, и продолжу.

Да, верно, гречка ещё раз доказала какая я растяпа. Я и в школе если получаю четвёрки, то только из-за своей невнимательности. А ещё говорят, что все девочки очень усидчивые – не знаю как там другие девочки, а я, если увлекаюсь, забываю обо всём остальном. А если мне становится скучно, но делать надо, я с трудом преодолеваю себя и выполняю обычно не очень хорошо. Не знаю, как я ещё учусь на пятёрки, но, во-первых, мне нравится, мне нравятся почти все предметы, да и даются легко, и главное, мама очень гордится, что я отличница, и ни в коем случае не хочу её расстраивать и разочаровывать.

Я вот о чём подумала. Некоторые качества проявляются только в общении с другими людьми: это честность, доброта, доверчивость, щедрость. С этой стороны мне трудно себя охарактеризовать. Положим, мне хочется думать, что я добрая и честная, но как знать, вдруг на поверку окажется совсем не так, все люди хотят быть хорошими, а получается обычно наоборот.

Я сегодня решила ещё добавить, пока не заснула. Я очень часто рассуждаю о себе, рисую себя, рассматриваю себя, думаю о том, какая я. Как называется подобный человек? Нарцисс? Но разве я нарцисс? Нарцисс самовлюблённый. А я самовлюблённая? Нет. Я часто смотрю на себя как посторонняя, словно впервые встретила. Стоит поглядеть на мои рисунки – у меня каждый раз другие руки, другие глаза, волосы. Они каждый день новые. Да, я уже немало о себе знаю, но каждый день узнаю что-то ещё – стоит мне столкнуться с новой мыслью, примерить на себя новую роль – и я обнаруживаю такие черты, которые и не подозревала в себе. Да, я интересна себе, я любопытна себе. Я – это любопытная я. В том-то и дело, что я себе более любопытна, нежели те люди, которые окружают меня. Но всё равно мне себя мало, я это вижу. Я думаю, всё это изменится. Интересно, какой станет моя жизнь?

И я жду, что встречу людей мыслящих, необычных, я ещё не знаю какими они окажутся, но я уверена, что такие люди есть, а другие меня не интересуют, и нечего жалеть, что они со мной не общаются.

* * *

Я подумала, что волосы очень похожи на маленьких детей. Они постоянно растут, и днём, и ночью, и очень хотят вырасти как можно скорее, и ждут не дождутся того момента, когда они будут в полный человеческий рост. Они очень непослушные, особенно когда их вместе собирать пытаешься, и с ними очень трудно управляться, и нужно потратить немало времени, чтобы навести у них порядок. Зато они любят мыться, любят, когда на них куча пены, и обливаться теплой водой, и вытираться, и после ванны чувствуют себя посвежевшими, шустрыми. А как они хотят быть красивыми, ради этого они готовы минутку помучиться и потерпеть. И ещё они очень любят изменяться, им хочется завтра выглядеть не такими как сегодня, они любят новизну, любят превращения…

* * *

Я сегодня думала, почему драконы огнедышащие. Интересно, они гнездятся парами или поодиночке? Я думаю, обычно поодиночке. И рассуждают они примерно так. Какой у меня длинный чешуйчатый хвост, какие лапы сильные, какие крылья замечательные, сколько я всего знаю и умею, и почему мне не встретился за всю мою жизнь ни один дракон? И сколько я прочитал о них, сколько слышал от людей – а где они все? Не пойму. И думаешь, а вдруг сегодня повезёт, взлетаешь высоко-высоко и дышишь огнём, чтобы другие драконы могли увидеть издалека и заметить. Конечно, это тяжело, дышать огнём, и очень устаёшь, когда подышишь такое наступает ожидание на сердце, надеешься, думаешь, вот бы увидеть вдалеке ответный огонь, как бы было здорово, если именно сегодня. Но ничего не происходит, и грустно становится, и думаешь, ничего, если не сегодня – значит, в другой раз, не может же быть, что всё, что написано о нас, драконах, – выдумка, сам же я дракон, я существую, и родители у меня драконы, я их помню, когда я был маленький они мне овец приносили на ужин и в шахматы со мной отец играл. А затем они улетели, у драконов так принято, вырастив дракона родители улетают в другие края, это традиция наша, драконы любят традиции и свято их чтут. А какая у меня была мама, она удивительная, и на ночь всегда носом прикасалась к моему носу, это так мы, драконы, желаем спокойной ночи друг другу. А бывают пасмурные дни, и совсем мрачно на душе становится, и думаешь: полечу и сожгу дотла какую-нибудь деревню – во-первых, видно будет издалека, а во-вторых, весть об этом разнесётся в другие края, и всюду узнают, что в этих местах живёт дракон, и драконы сюда потянутся. Но потом думаешь: это же бесчеловечно, подумают ещё, что мы, драконы, жестокие, а мы вовсе не жестокие, просто нам одиноко. И конечно, жечь никого не станешь. А бывает такая радость, наткнёшься в заброшенном горном замке на древние фолианты о драконах, сдуешь с них пыль и листаешь, и так хорошо, какие там красивые драконы нарисованы, сколько в них благородства, сколько глубины, и в то же время – какое могущество! А ещё там вирши драконьи написаны, мы пишем прекрасные вирши и всегда признаёмся друг другу в любви виршами – а Вы разве не слышали об этом?

* * *

Я сегодня рассматривала почки каштана. Они очень крупные, обёрнуты тёмно-коричневыми крылышками, а у края заострённые и светлые. Но главное – они липкие на ощупь, я их потрогала и на пальцах осталась каштановая липкость, очень приятная. А я пальчики облизала и почку поцеловала, совсем невинно, и на губах осталась её своенравность. Мне очень понравилось с каштанами целоваться, они особенные и дарят тебе на память частичку себя.

* * *

А ещё в твоих жилах текут твои мечты, они омывают каждую частичку тебя, они стучатся в сердце и оно начинает биться в радостном предчувствии. И если ты нечаянно поранилась, то несколько капель твоей мечты вытечет, и их можно рассмотреть, на вид она яркая и незабываемая, а на вкус – неведомая, таинственная, причудливая, волшебная, сокровенная, заповедная, может, запретная. А со временем ранка заживёт, и мечты текущие в твоих венах и артериях снова станут неосязаемыми и недоступными, даже для тебя. А ещё, говорят, встречаются люди, внутри которых текут такие же мечты, как и у тебя, и если встретишь такого человека, то будешь очень счастлива, но найти его нелегко, и может, за всю жизнь ни одного не встретишь. А бывает и такое явление, называется, заражение: когда несколько капелек чужой мечты попадают в твою кровь, они заражают тебя и могут стать твоей мечтой, и они изменят всю тебя. И бывают эпидемии, когда много-много людей заражаются одной мечтой, это и прекрасно, но и опасно, очень опасно. Береги свои мечты, они самая главная часть твоя, они стучатся в твоё сердце! И если ты раздаришь их другим – что останется тебе?

* * *

Я сегодня удивительную картину наблюдала. Мы гуляли с Ларом и наткнулись на опушке леса на стайку цветов – целое небо в траве! Это были незабудки. Они почти все были голубые, но среди них, как облачка, встречались и белые. Они крошечные, славные. Я их с Ларом осторожно обошла, потому что он потоптать мог, и примостилась на краешке и смотрела. И что ещё меня в них привлекло – у некоторых в центре голубой звёздочки лепестков белая звёздочка, а у некоторых – жёлтая как солнышко, с тёмной точечкой внутри. Но это если вблизи рассматривать, а если смотришь издалека – настоящее небо, а по нему словно птицы мошки летают. Вот. А среди этой стайки росли ландыши, да так скромно, словно совсем не хотели мешать и выглядывать – спрятались себе и думают: цвести или не цвести? И некоторые цветут, и так свои белые колокольчики опускают, чтобы никто не мог разглядеть, что там внутри прячется – любят эти ландыши загадки, и прятаться любят, небось думают, что никто их не заметит. Я долго ими всеми любовалась – я их запомнить хотела, чтобы, когда я буду скучать по раннему лету, их вспомнить и улыбнуться. И Лар со мною любовался – он понял, какие они все красивые, и только понюхал цветочки и сидел, довольный очень. А я ещё перед уходом заметила там паутинку – очень она старательно спряталась, но я её всё-таки разглядела.

* * *

Как я представляю любовь? Любовь – это тихая песня, льющаяся в вашей душе, она не просит ни подвигов, ни жертв, она только просит побыть рядом, в тишине задумчивого неспешного вечера, и смотреть в любимые глаза, и изредка прикасаться друг к другу улыбками, любовь это таинство обретения и таинство утраты, когда приходит время попрощаться, чтобы снова встретиться завтра, любовь это карусель, на которой вы катитесь на соседних лошадках, всегда вместе, он катится на вороной, а ты – на пегой, любовь это качели, ты качаешься на них, а он стоит рядом и смотрит на тебя любуясь, и вам больше ничего не надо, только вечерняя прохлада сентября да детские качели – вот и всё счастье, любовь это гирлянды цветов в твоих волосах, это гирлянды стихов которыми он украшает тебя, это его голос, такой близкий, который желает тебе на прощание Спокойной ночи, а ты желаешь в ответ Спокойной ночи, как когда-то, когда тебя укладывали, маленькую, спать, и тебе снилась мама, ведущая тебя за руку. Любовь это его глаза, ты видишь только их когда он рядом, и часто смотришь в них когда его нет, они всегда поддержат, всегда подскажут, улыбнутся в трудную минуту, и никогда не оставят. А какой праздник на сердце, когда в его жизни случилась радость – ты ликуешь, ты так счастлива, пусть всегда в его жизни будет праздник – а разве может быть иначе, когда вы вместе?

* * *

Земля – это планета людей, которые сажают одуванчики. Они думают только об этом, и больше ни о чём не думают, и весною ходят и ждут, когда все поля и луга покроются солнышками одуванчиков, и когда это произошло, они радуются и веселятся, и начинают ждать, когда же они созреют. И когда одуванчики созревают и превращаются в пуховые шарики, и ветер сдувает их и разносит семена, то люди начинают ходить и искать среди одуванчиков свои, те, которые посадили они, они определяют их по особым, одним им известным приметам, ведь все одуванчики разные, и если постараться, их можно отличить, только люди очень часто в них ошибаются по неведомой причуде природы. И вот, если они находят свой одуванчик, они сразу сдувают его, чтобы он не достался больше никому другому, ради этого мгновения они и живут, а затем собирают вокруг те его семена, которые удастся найти, и идут искать место, где можно посадить ещё одуванчики. И все ходят, подглядывают друг за другом, вдруг кто-то другой найдёт неизвестную заповедную полянку, где ещё нет одуванчиков. И все разговоры у людей только об этом, одни расписывают красоту своих одуванчиков, другие пытаются выведать, где можно ещё посадить, третьи сокрушаются, что их опередил ветер или завистник, вор чужого счастья. А когда подходит нужный момент, все начинают сажать семена, сажают по ночам, чтобы никто не видел, где именно ты посадил, все ходят с фонарями и делают вид, что не замечают и не узнают друг друга, и сердятся, если знакомый попадётся. И мужья от жён скрывают, куда они идут, говорят, что по неотложным делам, и жёны мужей обманывают, говорят, что у подруги день рождения, и они задержатся, – и всё же ревнуют, подозревают неладное, терзаются – а вдруг она или он сейчас, в этот самый момент, где-то в тишине ночи…

А осенью так становится тяжело, идёшь и всюду вокруг лишь понурые листья одуванчиков, и думаешь, а вдруг попадётся уцелевший одуванчик, и размечтаешься, он снится тебе по ночам, целёхонький, и ты в поле один на один с ним, и незачем спешить, тут только ты и он, и можно насладиться его красотой, но сон вдруг превращается в кошмар, к тебе со всех сторон начинает бежать толпа людей, они кричат: “Не трогай!”, “Он мой!”. И ты в ужасе сдуваешь его, и не успеваешь сдуть, кое-что от него уцелело, и вот они уже отбрасывают тебя, набрасываются на бедный одуванчик, дерутся, кричат, разрывают его в клочья, стонут, плачут…

* * *

О человеке много говорят его сны, и было бы здорово, если бы при встрече люди обменивались снами. Только рассказывать о них сложно, для этого нужно большое количество откровенности, бывает, привидится такого, о чём бы я рассказывать не стала – но так никто и не заставляет, расскажи что можешь, любопытно как… Случается, снится всякая бессмыслица – я тут во сне рисовала тарелку с вермишелью – это надо же, весь сон потратить на тарелку с вермишелью – да пусть лучше ничего не приснится, вот. О таком сне я бы постыдилась признаваться, подумают, что я глупышка, а это всегда обидно, но в чём моя вина, что мне вермишель снится? Хотя, наверное, моя. Ну, проехали, зато я тут во сне строила замок из песка и тумана, я такие замки очень люблю, надо взять горсточку песка, полоску тумана, добавить щепотку фантазии, замешать – и чудесным образом возникает замок, он похож одновременно и на детскую песочницу, и на средневековый форт, и на пирс на морском побережье в туманное северное утро, на котором сидишь, свесив ноги, и смотришь в невидимую даль. И такими снами не стыдно поделиться, они показывают тебя с самой лучшей и подобающей стороны, такие сны и должны сниться всякой порядочной девушке, я так считаю. А то снятся некоторым малознакомые мужчины, да ещё разные каждую ночь – это просто предел легкомысленности, просто нет слов. А свежие сны очень полезны, это уже доказано, в них содержится букет витаминов, они вкусные, морковные, грейпфрутовые, и приходят единожды в жизни, дают себя попробовать – и исчезают. Но на то тебе и память дана, чтобы запомнить его вкус и сохранить его, хотя бы на протяжении дня, – и как хорошо поделиться им, разрезать пополам и крошки собрать и скушать. Берём нас с мамой – мы всегда обмениваемся снами, и мне её сны нравятся, они очень красочные, и мои сны капельку похожи на них – бывает же такое?! Мне ей трудно рассказывать свои дневные мысли, и я рассказываю о себе снами, и получается ещё лучше. А вчера мне снился Лар, мы с ним играли в палочку – ему было одиноко, и он пришёл ко мне, поиграть. А интересно, что снится ему? Он изредка рычит во сне, а бывает такой довольный, будто нюхает вкусную косточку.

* * *

Я сегодня думала, почему у первобытных людей не получались наскальные рисунки. И я себе представляю, что всё это давалось им нелегко, им самим надо было получать краску из животных кишок, и получалось не сразу, ты хочешь одну краску, а выходит другая – может, кабан какой не тот вчера на охоте попался, или буйвол больной, и уже руки опускаются. Но всё равно, так хочешь нарисовать что-то красивое, и терпишь, и снова идёшь на охоту, находишь подходящего буйвола, охотишься на него, побеждаешь его, чувствуешь себя сильным, думаешь: сегодня обязательно получится. И вот, получил ты нужную краску, нашёл самую лучшую скалу в округе, и идёшь к ней и рисуешь. Рисуешь пальцем, можно и кисть сделать из щетины или волос каких, скажем, из быка, но думаешь: это в другой раз, а пока буду пальцем рисовать. И рисуешь час, два, три… А нарисуешь – и смотришь, что получилось. И вот, стоит он в старой воловьей шкуре, всё лицо в морщинах, с колючей бородой, смотрит на свой наскальный рисунок, и грустит. И так ему тяжело, он же видит оленя перед своим взором, он превосходно знает какой он грациозный и лёгкий, какой свободный, слышит его запах, шорох при малейшем движении, стук копыт – и видит, что совсем это не похоже, никакой это у него не олень, а что-то между козой и буйволом, и толком ничего общего с оленем нет, и так ему грустно от этого. А ещё подходят другие люди из племени, и потешаются над ним, ты, говорят, что, кабана, что ли, нарисовал? Не знаешь что ли, как кабан выглядит? И так ему тяжело, думает, брошу, пусть сами рисуют кого хотят. Приходит домой расстроенный, говорит жене: “Ничего у меня не получается…”. А она говорит: “Не расстраивайся”, и ещё говорит: “Хочешь, нарисуй меня, я же не олень, и никуда от тебя не убегу”. А он волнуется, думает: “Я её плохо нарисую, а она обидится на меня и уйдёт, к вождю племени…”. И так ему хочется её нарисовать, и думает, что обязательно на этот раз получится, какая она у меня хорошая, я её в шкуре леопардовой нарисую, так она будет ещё красивее.