скачать книгу бесплатно
Тайра промолчала. Воскресенье было единственным днем, когда можно было выспаться, все дела начинались после десяти, Хи же поднималась в шесть, убирала дом, готовила еду и мыла додзё. Когда на воскресенье оставалась тетя Яся, они втроем молились в домашней часовне, которую дед построил в первую очередь, когда получил земельный участок. Фукуяма-сан был синтоистом.
Хидамари сорвала травинку и начала накручивать ее на палец. Тайра поняла, что сейчас, как и всегда, последуют жалобы на жизнь, и приготовилась слушать.
– У меня самое дурацкое имя на свете! – сказала Хидамари и посмотрела на Тайру. – Ну после твоего дурацкого имени.
– Спасибо, подруга, – Тайра сделала вид, что обиделась – это уже стало ритуалом. Раз в месяц Хидамари, насмотревшись мультиков про великих воительниц, собиралась сменить имя.
– Мой дед – синто, – продолжала сетовать Хидамари. – Моя прабабка была мастером меча! Меня могли бы назвать как-нибудь более поэтично. Устрашающе… Чтобы враги прятались по норам, услышав мое имя! А что такое «хидамари»? Солнечный зайчик! Я что, похожа на зайчика? Я что, зайчик?
Хидамари вскочила, и перед глазами Тайры оказался кусок надписи с ее футболки со словами «я дура». Тайра сдержала улыбку.
– Ну ты не зайчик, конечно, но тебе в любом случае лучше, чем твоей маме. В твоем случае еще надо знать перевод.
– Да, матери повезло, что студенты называют ее «госпожа Танака».
Мать Хидамари звали Ясуко, но детям она представлялась как тетя Яся. Впрочем, и деда Хидамари его родным именем звали только ученики. С легкой руки его недолгой спутницы жизни родом с полтавщины, с нежностью называвшей его Такеша, и соседи звали его Кешей и иногда Иннокентием, к чему Фукуяма-сан уже давно привык.
– Я иногда думаю, как круто было бы, если бы можно было выбирать любое новое имя, когда старое бы надоедало! – мечтательно произнесла Хи.
– Ну и кем ты захотела быть на этот раз? – Тайре было интересно следить за развитием притязаний Хидамари.
– Кумико! – мечтательно протянула подруга, и глаза ее загорелись. – Она такая классная! У нее есть большая дубина, метра полтора высотой, она ей всех вокруг мочит!
– Нельзя замочить хоть кого-нибудь полутораметровым дубьем, – с сомнением произнесла Тайра. – Разве что себя.
– Можно! Она носит ее за спиной, а в нужный момент выхватывает – и все! Всем кранты! И вообще, ты бы видела, как она дерется! А еще она никогда не проигрывает! И у нее белые волосы, длинные ноги и большая грудь! Когда я вырасту, поеду за границу и сделаю себе пластическую операцию, и у меня тоже будет большая грудь! А еще я покрашу волосы! Мужчинам нравятся блондинки с большой грудью.
– Как раз наоборот, по-моему… Им азиатки нравятся, потому что для них это экзотика, – попыталась возразить Тайра. – А блондинок вокруг полно.
– Где? – спросила Хидамари и оглянулась на дедов сад камней, скрытый от улицы за высоким забором. – Не вижу ни одной! Тебе легко говорить, у тебя ведь нет таких проблем, – Хидамари с завистью оглядела Тайру, – а меня так и похоронят с первым размером… Девственницей…
Тайра не ожидала такого поворота.
– А ты какие конкретно мультики смотришь? – в полголоса спросила она.
– Такие! А что? Мне уже скоро пятнадцать! Не дед же мне будет рассказывать!
– Тогда понятно, почему он тебе запрещает анимэ смотреть.
Хидамари покраснела и снова опустилась на скамейку.
– Ну и что там твоя Кумико еще делает? – подколола подругу Тайра.
– Она только дерется. Ей всего семнадцать, а она уже великий воин! Разве ты не хотела бы быть великим воином? – спросила Хидамари, с надеждой на понимание глядя на Тайру.
За прошедший год Тайра много раз хотела рассказать Хи о некоторых подробностях своей новой жизни, и хотя она не получала от Горана и сэра ?т Хоофта прямого запрета, почему-то до сих пор не рассказала. В глубине души Тайра боялась, что для Хидамари, которая жила мечтами о магических поединках, двухметровых мечах и красивой любви с тоненькими анимэшными красавцами, известие о том, что все это на самом деле существует, но у нее ничего этого никогда не будет, станет ударом.
– Я бы хотела куклу Барби, – с грустью сказала Тайра.
– Ты дура, – незло ответила Хидамари.
Хи жила на другом краю города в корейском квартале возле тракторного завода, и чтобы добраться до ее дома, от конечной станции метро нужно было сделать еще две пересадки автобусом. Когда-то это был одноэтажный район с садиками, прудами и крышами-пагодами, но теперь садики превратились в палисадники, частных владений почти не осталось – всех переселили в однотипные девятиэтажки, а дед Хидамари чудом сохранил нетронутым свой дом в самом центре района.
Фукуяма-сан с ностальгией показывал свою старую фотографию, на которой он, опираясь на черенок лопаты, с блаженной улыбкой нашедшего свой дом странника стоял посреди пустыря в советских кальсонах и с газетным корабликом на голове. Глядя на эту счастливую фотографию, Тайре хотелось плакать, как будто спрятанная внутри тоска просыпалась и начинала царапаться, пытаясь прорваться наружу.
Тайра всегда удивлялась, как Хидамари со своей семьей занесло так далеко. В городе было много корейцев, индийцев и уйгуров, но японцы попадались редко. Хи однажды рассказала, что Фукуяма-сан с матерью бежали из Японии после Хиросимы. Они были единственными из всей семьи, кому повезло выжить: в тот день они навещали могилы прадедов в Киото. Они осели во Владивостоке, Фукуяма-сан женился, у него родилась дочь, через восемь лет мирно скончалась его мать, а еще через шесть умерла от менингита жена, и он остался с дочерью один. Когда Ясуко исполнилось пятнадцать, и молодые парни стали задирать ее на улицах, Фукуяма-сан перебрался дальше на юго-запад. На родину он так и не вернулся.
Он построил дом в старом японском стиле, с прямоугольным внутренним двориком, пристроил к нему додзё и разбил сад камней. Занимаясь ерундой у Хидамари в комнате, с высоты второго этажа Тайра наблюдала, как сэнсэй часами неподвижно сидит на низенькой узкой скамеечке и, глядя на свой каменный сад, созерцает вечность внутри себя. Иногда, когда говорить с Хи было не о чем, они сидели так вдвоем и созерцали свои вечности, и в эти моменты Тайре казалось, что она знает, что имеет в виду Аиша, когда говорит, что опять общалась с Аллахом.
Дед никогда не говорил об этом, но Хидамари была уверена, что он всегда хотел внука. Он надеялся, что Ясуко родит сына, но она родила дочь, и теперь ему, последнему наследнику мужского пола, Такео Фукуяма, признанному мастеру боевых искусств, некому было передавать свои секретные знания. Все странности Хи были обусловлены желанием доказать деду, что она достойная продолжательница рода, но как бы Хи ни старалась, она была Танака, а это с точки зрения сэнсэя было неисправимым недостатком, особенно после того как отец Хидамари развелся с его дочерью и уехал работать в США.
Хидамари противилась деду только внешне, а Фукуяма-сан был достаточно мудр, чтобы так к этому и относиться. После ссор Хи брала бамбуковый меч и тренировалась до изнеможения, чего дед крайне не одобрял, считая, что в додзё нужно входить только с добрыми мыслями и без злости. Тайра была с ним полностью согласна и не любила драться с Хи в такие моменты. Хидамари теряла контроль, и в ее глазах появлялось странное, почти отрешенное выражение камикадзе, идущего на таран, и Тайра была уверена, что все это ей не чудилось, а было на самом деле. Она сделала вывод, что Фукуяма-сан все-таки обучает внучку тайным техникам: Хи дралась слишком хорошо, и даже Лена-сэмпай, старшая наставница, девица двадцати лет с рабочей окраины, понимавшая только язык силы, относилась к ней с уважением. А Тайре доставалось за двоих. Хотя ей и удавалось побеждать подругу в поединках, с Хидамари ей было не сравниться, и наказания Лены-сэмпай Тайра воспринимала как дополнительную возможность потренироваться, а у Хи и правда были все шансы стать великой воительницей.
Хи дожевала травинку, когда солнце выползло на середину неба. Фукуяма-сан вышел из дома, неся деревянные грабли с редкими зубцами.
– Прополете сад и можете быть свободны. Я сегодня добрый, – он улыбнулся, вручил Хидамари грабли и пошел в додзё.
– Добрый он, как же, – буркнула Хи. – Просто к нему сегодня какой-то особо ценный ученик должен приехать, и мы ему тут на фиг не нужны. Дед сказал – великий воин.
– Ты уже влюбилась?
– Как я могла влюбиться, если я его ни разу не видела? – возмутилась Хидамари. – К тому же любить то, что любит дед… – Хи скорчила рожу.
– Но он же великий воин, – издевалась Тайра.
– Он слишком великий воин. И он уже старый.
– Грабли вторые тащи. Вдвоем быстрей закончим.
Посреди прямоугольного двора без всякой видимой связи были расставлены большие угловатые валуны, вокруг которых на расстоянии сантиметров двадцати по неровной окружности росла зеленая травка. Все остальное пространство двора было засыпано бело-серой галькой, которую и надо было выровнять волнами, соблюдая логику дзен. Дед заставлял Хи ухаживать за садом только в качестве наказания, считая, что во время этой кропотливой работы у внучки будет время подумать и поработать над ошибками. Когда Тайра первый раз застала Хи за этим занятием, она подумала о том, что расскажи она кому-нибудь, что ее подруга пропалывает гальку, их обеих назвали бы сумасшедшими.
– За что на этот раз? – спросила Тайра, когда они уже ровняли гравий.
– Я взяла отсюда камни для террариума. Не понимаю, как дед заметил? Их же тут тысячи!
– Он наверняка применил тайное дзюцу… Ты могла бы не тырить камни из собственного сада. Это то же самое, что ночью тайком таскать колбасу из холодильника.
– Не знала, что ты по ночам таскаешь колбасу из холодильника.
– Я ничего такого не делаю. И вообще, я не люблю колбасу.
– А я не люблю американцев, – Хи услышала «не люблю», и Тайра поняла, что сейчас будет второй раунд. – Я просто ненавижу американцев! Когда я вырасту, я поеду в Америку и отрублю голову американскому президенту!
Эту историю Тайра слышала уже много раз. Все в семье Хидамари не любили американцев: дед – за Хиросиму, тетя Яся – за развод и иммигрировавшего мужа, а Хи за все подряд.
– Я иногда лежу вечером и думаю: вот стоит американский президент на синем фоне с эмблемой ЦРУ и беседует с журналистами. Все смотрят на него, как бараны, и слюни пускают, какой он великий и крутой. И тут я иду через весь зал, блондинка с большой грудью, улыбаюсь, типа, я его тоже обожаю, все расступаются, я подхожу к нему, достаю катану и сношу ему башню одним ударом! Кругом кровища, все визжат, охрана мечется! Красота! – Хидамари размахивала граблями, как мечом. Тайра успела увернуться. – А еще, прикинь, лужайка перед Белым домом, я стою в центре, а меня окружили все американские президенты, какие у них уже были, и идут на меня, как зомби, руки вперед протягивают, хотят съесть мои мозги! И тут я достаю катану и рублю их всех в клочья! Кругом кровища, руки отрубленные, головы из-под ног выкатываются, а я им кричу: «Сдохните, сволочи, свободу Ирландии!» Супер, да?
– А Ирландия-то тут при чем?
– А черт ее знает, они все равно по-русски не поймут ни слова. Вот поэтому мне надо больше тренироваться. Я крута?
– Конечно, – сказала Тайра, чтобы не спорить.
– Бросай грабли, поехали к Аишке за персиками, – предложила Хидамари, – пока дед не решил скормить нас своему волчаре.
– Какому волчаре? – Тайра подумала, не спятила ли Хи окончательно.
– Ученичку своему любимому. Я разве не сказала, что он оборотень?
– Лечи голову, Хи, – посоветовала Тайра, – пока все еще не так критично.
В метро было прохладно и пусто. Всю дорогу до дома Аиши Тайра размышляла о том, серьезно ли Хи говорила об оборотнях, или подруга продолжала играть в свою игру по правилам своего придуманного мира. Тайра никогда не встречала оборотней, а все, что она знала о них из книжек, не делало им чести. В лучшем случае оборотней можно было только пожалеть.
На Хидамари наличие в природе оборотней, казалось, не производило никакого ошеломляющего эффекта, разве что по ее интонации можно было понять, что она не жаждет с ними встречаться. Тайра не сомневалась, что доведись Хи увидеться с оборотнем в действительности, она без разбора и колебаний достанет катану и снесет ему голову одним ударом, как это и предполагалось в классической развязке во всех ее мечтах. За одну остановку до нужной Тайра поняла, что битых сорок минут размышляет черт знает о чем, и заставила себя думать о персиках.
Аиша жила в отдаленном районе, признанном памятником культурного наследия, и потому, несмотря на годы коммунизма и перестройки, в нем сохранились булыжные мостовые, глинобитные дома и настоящие, выложенные бутовым камнем, колодцы с холодной артезианской водой. Над Старым Городом возвышалось медресе с цветной мозаикой на стенах и куполами цвета безоблачного неба, обсаженное высокими белоствольными тополями. Рядом с медресе находилась мечеть, в которой служил имамом Муззафар-ходжа, отец Аиши. Сторож держал собаку, но, памятуя о запрете, днем гонял ее палкой; собака думала, что с ней играют, улыбалась во весь свой собачий рот и радостно виляла хвостом. Поодаль от медресе располагался базар, пахнущий спелыми фруктами и горячим, только что испеченным хлебом. Женщины в Старом Городе ходили за покупками с плетеными корзинами, носили штаны и платья из радужного шелка, мужчины неторопливо тянули зеленый чай в чайных, разбитых прямо над узкими каналами с бегущей водой. Время остановилось здесь двести лет назад.
Тайра уважала закон Старого Города. Собираясь к Аише, она надевала длинное платье с закрытыми плечами, не разглядывала мужчин и почтительно обходила в людском потоке белобородых стариков. Хидамари было на все это наплевать. Хи знала, что она везде чужая, и поэтому везде чувствовала себя как дома. Тайре казалось, что на самом деле Хи никогда не покидала своего безумного выдуманного мира.
Аиша и Ильхан были близнецами. Ильхан имел абсолютный слух и с удивительной светлой печалью играл на саксофоне, на год раньше окончил музыкальную школу, срывая овации на отчетных концертах, и мечтал поступить в консерваторию. Тайра была на прошлогоднем его выступлении. Они сидели за одной партой в самом конце класса, и пока учитель истории водил указкой по карте, объясняя ход сражения (Хидамари на первой парте слушала, затаив дыхание и представляя себя во главе войска), Ильхан потихоньку подсунул Тайре под тетрадку два пахнущих типографской краской голубоватых билета. Тайра знала, что он был в нее влюблен.
С тех пор как Ильхан заболел, Аиша выбиралась в центр только в школу, поэтому Тайра и Хи ездили к ней. Хидамари сидела с Аишей уже три года, и они были идеальной парой: тихая и скромная Аиша нашла в Хи защитницу и покровительницу. После того как Хи взяла ее под крыло, девчонки из параллели оставили Аишу в покое, она впервые подняла взгляд от земли, и тогда Тайра увидела, что глаза у нее удивительного василькового цвета.
Над выкрашенным нежно-розовой краской глухим забором нависали вишневые деревья. Аиша открыла дверь, прорезанную в створке ворот, и впустила подруг во двор.
– Ну и жара! – сказала никогда не унывающая Хидамари, утирая со лба капли пота. – Пойду умоюсь, – и по-хозяйски направилась в летнюю кухню, в которой, стуча ножом о деревянную доску, что-то строгала бабушка.
Аиша проводила Хи взглядом, и когда та исчезла за виноградником, тихо произнесла:
– Брат умрет утром через три дня. Я видела.
Тайра почувствовала, как ее сердце сжалось в ледяной комок и ухнуло вниз. Она хотела спросить, может ли быть, что Аиша ошиблась, но в горле пересохло, а глаза предательски защипало.
– Я не ошиблась, – отвечая на немой вопрос, сказала подруга и тихо добавила: – Да и врачи говорят, что немного осталось. Даже домой его отпустили.
У Аиши был взгляд женщины, прожившей сотню жизней. Тайра долго не могла понять, почему, пока однажды Ильхан не признался, что иногда его сестра видит будущее. Мальчишки считали Аишу слегка помешанной и, от греха подальше, боясь Ильхана, не трогали; девчонки толкали ее на переменах и смеялись, пока за ее спиной не встала воительница Хидамари. Даже ее собственная бабушка временами суеверно складывала ладони и молитвенным жестом омывала лицо.
– Ты сказала кому-нибудь?
– Брату сказала, – грустно ответила Аиша и, подумав, добавила: – Он говорит, я молодец, что его предупредила. И папе еще сказала. Только пусть Хи не знает, ладно?
– А мне почему сказала? – спросила Тайра, предугадывая ответ.
– Ты стоишь на границе миров. Ты все равно почуешь.
Тайра хотела в очередной раз спросить Аишу, с чего она это взяла, но вспомнила, как в прошлый, и в позапрошлый, и в позапозапрошлый раз она ответила, что ей рассказал об этом Аллах, поняла, что другого ответа не будет, и промолчала.
Хидамари вернулась с кухни, мокрая и пахнущая тмином и зирой.
– Бабушка готовит плов. Говорит, Ильхану стало лучше?
Аиша пару раз мотнула головой, что при большом воображении можно было бы расценить как знак согласия. Тайра сделала вид, что разглядывает птицу на верху ворот.
– А к нему можно?
– Он во внутреннем дворике, попросил утром отца его вынести, погода хорошая… Пойдем персиков нарвем, может, он поест, – предложила Аиша, прекрасно зная, что брат ничего есть не будет.
– Не вопрос, – быстро согласилась Хи.
– Я это, – сказала Тайра, – вы за персиками, а я пойду поздороваюсь…
Аиша еще раз кивнула, словно давала разрешение подруге поговорить с братом наедине, и они с Хидамари направились вдоль стены в сад за домом.
Тайра пересекла залитый солнцем большой ухоженный двор, прошла насквозь прохладный коридор, устланный песочного цвета сотканным бабушкой ковром, и оказалась в тенистом внутреннем дворике.
Ильхан полусидел в кресле-кровати под сенью старой яблони, откинувшись на большие подушки. Тайра знала, что он слышит и узнает ее шаги, но не в силах повернуть голову и поприветствовать. На какой-то миг ей показалось, что он спит, а может, уже ушел, и она хотела повернуть назад и вернуться в большой двор, где были слышны крики соседской ребятни, и текла жизнь, на секунду остановилась, но потом все же подошла.
Ильхан попытался улыбнуться.
– Я слышал, что это ты, – ровным голосом сказал он.
– Привет, – ответила Тайра и присела на старенькую табуретку возле его ложа. Она заметила, как сильно он похудел.
– Аиша тебе сказала? – спросил Ильхан, намекая на печальную неизбежность, и Тайра кивнула. – Ну и хорошо, а то я все думал, как тебе сообщить.
– Ты боишься?
– Нет, не боюсь, – если бы мог, Ильхан бы покачал головой, как он всегда делал, когда категорично отказывался. – Я устал от боли.
– Я не хочу, чтобы ты уходил, – тихо сказала Тайра, чувствуя, как глаза наполняются слезами.
– Ты поэтому такая грустная?
Тайра знала, что если сейчас скажет хоть слово, то разревется и навряд ли сумеет остановиться, и поэтому просто опустила голову, стараясь не смотреть другу в лицо.
– Бери пример с Хи, – порекомендовал Ильхан. – Вот уж кто умеет радоваться каждой фигне. Не девчонка, а танк!
Тайра постаралась улыбнуться.
– Я не боюсь смерти, – сказал Ильхан. – Жалко только сестру оставлять. Она добрая, мы с ней даже и не ругались, как положено. И с музыкой жаль, что не получилось… Но я играл джаз на сцене консерватории. Может, Бог захотел послушать меня поближе, – пошутил он.
Тайра почувствовала, как по правой щеке покатилась слезинка. Она попыталась вытереть ее, и еще одну, но это было только начало: слезы и не собирались останавливаться.
– А я счастливый человек, оказывается, – слабо улыбнулся Ильхан. – Еще не умер, а любимая девушка уже оплакивает меня.
Пальцы были мокрыми и почему-то холодными, будто их намочило осенним ливнем, Тайра вытирала их о платье, но избавиться от слез не получалось, получалось только размазать их по лицу. Ильхан дал ей поплакать, а потом попросил:
– Обещай, что вы с Хи не бросите Аишу. Без вас в школе ей будет тяжело.
