скачать книгу бесплатно
Сигруд резко останавливается. Дважды принюхивается, а потом оборачивается к одной из дверей по правой стороне коридора. Она ничем не отличается от других дверей: толстое дерево, толстое стекло посередине. Никаких надписей.
– Это кабинет доктора Панъюя? – спрашивает Шара.
– Да, – отвечает Нидайин. – А как он…
– Сюда кто-нибудь, кроме полицейских, заходил?
– Не думаю.
Но Шара все равно морщится. Одна полиция чего стоит…
– Нидайин, Питри, – я была бы признательна, если бы вы прошлись по комнатам и кабинетам этой камеры университета. Нам нужно знать, кто из сотрудников мог находиться рядом, а также в каких отношениях эти сотрудники состояли с доктором Панъюем.
– Вы уверены, что нам следует начинать расследование таких масштабов? – спрашивает Нидайин.
Шара одаривает его не то чтобы холодным – так, еле теплым взглядом.
– В смысле… я бы не хотел показать грубым, но… вы же просто исполняете обязанности Главного дипломата, – выговаривает он.
– Да, – соглашается Шара. – Исполняю. И следую приказам губернатора полиса, в чем вы сейчас убедитесь.
И предъявляет ему розовую ленточку телеграммы.
Нидайин открывает ее и читает:
«К-ПОС ТИВАНИ ПРЕДВ РАССЛЕД ПОЛИС ОКАЗ ВСЕМЕРН СОДЕЙСТВ ТЧК ГШК512»
– Вот оно что, – говорит Нидайин.
– Всего лишь предварительное расследование, – кивает Шара. – Но по свежим следам работать проще, и мы должны этим воспользоваться. Во всяком случае, так меня учили. Вы согласны?
– Да, – кивает Нидайин. – Согласен совершенно.
И они с Питри принимаются обходить соседние кабинеты. Отойдя на двадцать шагов, они снова начинают ругаться.
Ничего, это их должно занять на какое-то время…
Она засовывает телеграмму в карман пальто. Скорее всего, эта бумага больше не потребуется.
Естественно, губернатор полиса Мулагеш никакой телеграммы не отправляла, просто хорошо, когда у тебя в любом Департаменте связи сидят друзья, готовые помочь в любом деле.
– А теперь, – бормочет Шара, – посмотрим, что там.
* * *
Кабинет доктора Ефрема Панъюя по колено заполнен, как водой, клочками бумаги, и письменный стол плывет по этому желтоватому морю подобно огромной барже. Шара включает газовые лампы и оглядывает комнату, пытаясь представить масштабы бедствия: стены увешаны пробковыми досками, в них торчат бесчисленные кнопки. На некоторых еще остались обрывки бумаги.
– Полицейские их содрали, все до единого, – тихо говорит она. – Уверена, что так и было.
Кабинет мал и грязен – и совсем не подходит для такого известного исследователя. В стене окно, но оно забрано витражным стеклом таких темных тонов, что вовсе не пропускает света.
– Нам придется сложить это все в пакеты и отвезти в посольство.
Она делает паузу. Потом спрашивает:
– Скажи мне. За нами следили по дороге сюда, сколько их было?
Сигруд поднимает два пальца.
– Профессионалы?
– Вряд ли.
– Нидайин или Питри их заметили?
Сигруд одаривает ее красноречивым взглядом: сама-то, мол, как думаешь?
Шара улыбается:
– Я же тебе говорила. Развороши гнездо шершней… Впрочем, к делу. Что ты об этом думаешь?
Сигруд принюхивается и трет нос:
– Ну… Очевидно, кто-то что-то искал. Но я думаю, что не нашел.
Шара согласно кивает – приятно, когда кто-то подтверждает правильность твоих выводов. Единственный серый глаз Сигруда обшаривает волны бумажного моря.
– Если бы они что-то искали и нашли это, они бы остановились. Но, судя по тому, что я вижу, они не останавливались.
– Отлично. Я вижу то же самое.
Остается главный вопрос: а что же они искали? Записку из галстука Панъюя? Шара еще не уверена, но ей все больше кажется: нет, Ефрема убили вовсе не из-за того, что он, еретик и чужак, приехал в город богов.
«Предположения ничего не стоят, – напоминает себе Шара. – Ты ничего не знаешь наверняка, пока не узнаешь это наверняка».
– Ну хорошо, – говорит Шара. – Где?
Сигруд снова принюхивается, пробирается сквозь горы обрывков к столу и ногой разгребает бумагу не со стороны, с которой ставят стул, а с противоположной. На каменном полу четко просматривается темное большое пятно. Она подходит все ближе и наконец чувствует запах с медным привкусом – пахнет засохшей кровью.
– Значит, когда сюда вошли, он не сидел за столом, – бормочет Шара.
– Думаю, что нет.
Если бы только знать, как профессор лежал, когда его нашли, что было рядом, что было на нем… В полицейском отчете что-то такое написали, но, как ему доверять, этому отчету, если они даже изрезанную одежду Панъюя не упомянули. Значит, надо работать с тем, что есть.
– Не мог бы ты принести мне сумку для этих бумаг? – тихо говорит она.
Сигруд кивает и уходит.
Шара оглядывается. Делает осторожный шаг вперед, наклоняется и поднимает обрывок бумаги:
…проблема в том, что биография каджа и в особенности необычная история его восхождения к власти не делают менее значимыми его действия. Да, его отец был из коллаборационистов, но нам ничего не известно о его матери. Мы знаем, что кадж был ученым, увлекался естественными науками и экспериментаторством, и, хотя никто из его близких не погиб в резне, он…
Она поднимает другой:
…остается только догадываться, в каких целях использовалась в изначальном университете камера Олвос. Рассказывали, что она не одобряла действия континентцев и других Божеств. Она считалась Божеством надежды, света и стойкости, и, когда Олвос покинула мир в 775 году, на заре Золотого Века Континента, это восприняли как огромную трагедию. Точные причины ее ухода стали предметом жаркой дискуссии: появился ряд текстов, в которых прямо говорилось, что Олвос предсказала: на пути, избранном другими Божествами, всех ждет лишь горе. Многие из этих текстов были мгновенно уничтожены, возможно другими Божествами…
И еще один:
…судя по всему, пребывание каджа на Континенте, до самой его смерти от инфекции в 1646 году, не изобиловало событиями. Он спал, ел, жил один, к другим обращался, только чтобы отдать приказ. Его бессменный помощник Сагреша вспоминает в одном из своих писем: «Он словно бы увидел родину тех, кто нас завоевал и так долго нами правил, и до боли разочаровался. И хотя он ни разу не сказал этого вслух, я словно бы слышала его мысли: „Разве не должна земля богов быть под стать богам?“» И хотя кадж, конечно, не мог знать, что на нем лежит прямая ответственность за бедственное состояние земель Континента, ибо именно кадж убил Божество Таалаврас, и именно это вызвало Миг…
Знакомые строки – она уже читала это. Старые опубликованные работы. Видимо, он привез сюда свои книги, а полиция изодрала их в клочья во время «обыска». Возможно, уничтожение знаменитых сайпурских монографий доставило им море удовольствия. А может, это вовсе и не полиция сделала.
Тут взгляд ее наталкивается на что-то большое и толстое в углу. Это что-то оказывается внушительным сейфом с мощной дверью. И дверь эта, заметьте, распахнута настежь. Шара осматривает замок – сложный. Очень сложный. Сама она не эксперт-медвежатник, но нескольких знавала. Знакомцы спасовали бы перед таким замком. Однако видимых повреждений нет, следов взлома нет, на двери тоже ни царапины. И внутри сейфа пусто. Словно так оно и было всегда.
Шара садится подумать. И тут на глаза ей попадается уголок бумажки – он торчит из кучи мусора, но выглядит совершенно иначе: это не клочок страницы из академической публикации, а официальный бланк с печатью Министерства иностранных дел в левом углу и печатью губернатора полиса в правом.
Шара выуживает его из кучи. Это запрос. Заполнен от руки лично Ефремом. Что именно он запрашивал, не очень понятно – в бланке есть только код. ACCWHS14–347. Ефрем расписался внизу, но требуется еще одна подпись. Внизу на бланке читается: ТУРИН МУЛАГЕШ, ГУБЕРНАТОР ПОЛИСА, МИРГРАД.
– Нашла что-нибудь? – доносится из-за двери голос Сигруда.
– Пока не знаю, – отвечает Шара.
Пока они запихивают в сумку бумаги, Шара обнаруживает, что это не единственный документ, имеющий отношение к губернатору полиса, который попал в руки Ефрема: среди обрывков – множество пропусков, явно выданных охранником, когда Ефрем проходил… куда-то.
Собрав все, она пересчитывает: девятнадцать пропусков. Ефрем вряд ли специально хранил их: они же наверняка все одноразовые. Просто приходил в кабинет и выворачивал карманы.
Шара поглядывает на сейф в углу: а ведь наверняка Ефрем приносил сюда не только пропуска…
Тут в дверь вваливаются очень задерганные Нидайин с Питри. У Нидайина в руках длинная, захватанная бумажка.
– Вот, – говорит он. – Мы закончили. Всего получилось шестьдесят три человека, и мы записали, с каких они кафедр, на какой должности, в каких отношениях состояли с профессором и…
– Отличная работа, – кивает Шара. – Сигруд, присовокупи это, пожалуйста, к нашей коллекции. Думаю, мы сделали все, что нужно. Пора отправляться обратно в посольство. И да, Питри. Думаю, тебе придется снова заправить машину. Полагаю, нас ждет небольшая поездка за пределы Мирграда.
– А куда мы едем? – спрашивает Питри.
Шара перебирает в кармане пропуска:
– Честно говоря, пока не знаю.
* * *
Они выходят из университета и подходят к машине. Шара замедляет шаг.
Сигруд идет сзади. И с легким присвистом выдыхает через нос.
Она смотрит вниз и в сторону, на его руки.
Он едва заметно пристукивает по правому бедру указательным и средним пальцами. Шара смотрит вправо.
Выглядят они как обычные люди, которые решили выпить чашечку чая в кафе. С другой стороны, а как им еще выглядеть? Вот мужчина в плотном сером пальто, с масляными волосами и двухдневной щетиной медленно разворачивает обертку сигары. А вот женщина, пятидесяти или пятидесяти пяти лет, изможденная, несчастная, с красными стертыми руками. Седые волосы стянуты в тугой узел. Женщина не поднимает глаз от шитья, но Шара видит: ее руки дрожат.
Нет. Это не профессионалы.
– Мы высадим тебя за углом, – тихо говорит Шара. – И ты проследишь за ними.
Сигруд кивает и лезет в машину.
* * *
Выехать из Мирграда не так-то просто: бесконечно предъявляешь пропуск – один, другой, на блокпостах, перед блокпостом, конечно, пробка, машина подолгу стоит в заторах, потом опять возникает полосатый красно-белый шлагбаум, и постовой ищет имя-фамилию в бесконечных списках… И все служащие – затянутые в черную или фиолетовую униформу с рядами медных блестящих пуговиц – все как один континентцы. Неужели мы навели в городе такой порядок, что местные готовы задушить Мирград собственными руками? Однако документы Шары, как по мановению волшебной палочки, поднимают любые шлагбаумы, постовые лихорадочно машут рукой – проезжайте, мол, быстрей-быстрей, иногда даже отдают честь. Поэтому они с Питри выбираются из лабиринта блокпостов всего-то за полчаса – рядовым гражданам Мирграда это удается, только если они встают очень и очень рано.
Со «штаб-квартирой» губернатора полиса на Континенте всегда очень непросто. Шара знает: официальная позиция Сайпура такова, что штаб-квартира губернатора, будь то регионального, будь то полисного уровня, – явление временное. Она, как сайпурский чиновник, сама не раз повторяла это на разные лады. Далее обычно утверждалось, что губернатор и его штаб-квартира пребывают на территории Континента исключительно в целях наблюдения за деятельностью ограниченного воинского контингента Сайпура, целью которого является обеспечение мира и безопасности на Континенте. Каковой контингент будет пребывать на Континенте до тех пор, пока мир и безопасность не укрепятся, и Континент более не будет нуждаться в усилиях по их обеспечению. И с тех пор каждый континентец каждый день повторял: ну и когда же придет это время?
Судя по бетонным стенам в двадцать футов высотой, пулеметным гнездам, железным воротам и доносившимся с верха стены командам часовых (кстати, стены Мирграда находились всего-то в двух милях), мир и безопасность Континента еще нуждаются в укреплении. Во всяком случае, такое впечатление производит штаб-квартира губернатора полиса Мулагеш. Впечатляющее сооружение – такие на века строят.
Внутри все выглядит аскетично – ничего лишнего. Из больших, от пола до потолка, окон за губернаторским столом прекрасно просматриваются пологие зеленые холмы, обнесенные бетонной стеной. На плацу маршируют солдаты, дюжины голубых тюрбанов поворачиваются по команде.
– Губернатор Мулагеш скоро будет, – говорит адъютант – молодой человек с точеным и голодным злым лицом. – Она на дистанции.
– В смысле где? – переспрашивает Шара.
Адъютант улыбается, явно думая, что вот это вот – вежливая улыбка.
– Пробежка у нее.
– О. Понятно. Что ж, я подожду – не проблема.
Он снова улыбается, словно бы желая сказать: можно подумать, у тебя выбор есть.
Шара осматривается в чужом кабинете. Интерьер прост, как топор: сплошные гладкие серые поверхности. Голая функциональность.
Боковая дверь открывается, и в комнату входит невысокая женщина лет сорока пяти в обычном спортивном сером топе, голубых бриджах и в сапогах. Она мокра от пота, пот крупными каплями стекает по широченным и очень смуглым плечам. Женщина останавливается и окидывает Шару очень холодным изучающим взглядом. Потом так же холодно улыбается и направляется к столу. Берется за угол, вскидывает правую ногу, хватается за лодыжку правой рукой и растягивает мышцу бедра.
И небрежно бросает:
– Ну привет, что ли.
Шара улыбается и встает. Турин Мулагеш – под стать своему кабинету: жесткая, холодная, подтянутая и профессиональная. Она рождена, чтобы сражаться и наводить порядок среди хаоса, и иначе жить не может. А еще она очень мускулистая, таких женщин Шаре еще видеть не приходилось: бицепсы бугрятся, шея и плечи перетянуты канатами сухожилий. Шаре приходилось слышать о подвигах Мулагеш во время кампании по подавлению восстаний, вспыхивавших тут и там после Лета Черных Рек. Что ж, теперь она видит чудовищный шрам на левой скуле губернатора, разбитые костяшки пальцев – и верит каждому слову. А еще очень странно видеть на совершенно бюрократической должности такого человека…
– Добрый день, губернатор Мулагеш, – говорит Шара. – Я…
– Я знаю, кто вы, – обрывает ее Мулагеш.
Опускает ногу, выдвигает ящик и вытаскивает сигариллу.
– Вы – новенькая. Как там вас называют? Главный посол?
