скачать книгу бесплатно
Причина надеяться
Дженнифер Бенкау
Liverpool-Reihe #2Young Adult. Причина любить. Романтика Дженнифер Бенкау
Ханна хранит мрачную тайну, о которой знают только ее родные. Она хочет начать все с чистого листа. Но прежние мечты кажутся ей несбыточными: зарабатывать музыкой и песнями, путешествовать по миру и жить, не оглядываясь на свое прошлое.
Поэтому, когда невероятно красивый и очаровательный Сойер, владелец небольшого паба в Ливерпуле, предлагает ей работу певицы, она хватается за эту возможность.
Постепенно Ханна начинает узнавать Соейра, и ее тянет к нему все больше и больше. Но она боится открыть ему свое сердце.
Сможет ли она забыть об ошибках прошлого и отдаться во власть любви?
Дженнифер Бенкау
Причина надеяться
A REASON TO HOPE
Jennifer Benkau
A Reason to Hope / The Liverpool Series c 2022 Ravensburger Verlag
GmbH, Ravensburg, Germany
Перевод с немецкого Ирины Офицеровой
Художественное оформление Янины Клыга
© И. Офицерова, перевод на русский язык, 2023
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
* * *
Предупреждение о триггерах
В книге затрагиваются темы, которые могут сработать как потенциальные триггеры. В конце книги находится отсылка к этим темам.
ВНИМАНИЕ! Отсылка содержит спойлер к сюжету романа.
Всем нам,
кому порой не хватает
по-настоящему хороших друзей.
На пару часов я одолжу вам своих.
Дорогие читательницы и читатели,
я не уверена, что вас действительно нужно предупреждать, о чем эта книга. Но кто я такая, чтобы об этом судить?
Речь в этой истории пойдет о музыке и тишине. О страхах, оковах и панических атаках, а также о смелости, стремлении к свободе и желании разрушать границы. Персонажи в ней, разумеется, не все делают правильно. Да и кто, в принципе, делает все правильно?
Перечень тем, которые могут стать потенциальными триггерами, вы при необходимости найдете на странице 506 – однако там содержатся спойлеры к сюжету.
От всей души благодарю своего бета-ридера, отвечающего за специфичную проблематику, Джоанну М’Баку.
С любовью,
Дженни
Часть 1
Когда я впервые попал в Ливерпуль,
Я сразу пошел кутить.
С трудом добытые гроши спустил я на раз, два, три,
Пил так, что не мог больше пить.
Но стоило всем деньгам уплыть, захотел я большего вскоре.
И лишь ослепнув совсем, можно решиться затем
Опять вернуться в море.
Опять, опять, опять вернуться в море.
И лишь ослепнув совсем, можно решиться затем
Опять вернуться в море.
Отрывок из песни Off to Sea Once More;
Народная песня английских моряков – шанти
Ханна
«Никто не умрет девственником. Жизнь всех поимеет».
Поезд трогается, и нарисованный аэрозольной краской портрет Курта Кобейна рядом с его же цитатой, на буквы которой я смотрела последние двадцать минут с другой стороны окна, уезжает дальше без меня.
На вокзале Лайм-стрит полно людей. Сотни голосов, стук и визг колес по рельсам и шум тысяч шагов по камню эхом поднимаются вверх. Под стеклянным куполом звуки превращаются в густую серую массу, как тесто, если его месить слишком долго. Еще пара-тройка безобидных звуков, и вся эта хрень обрушится на нас сверху. Я невольно втягиваю голову в плечи, желая спрятаться под курткой от какофонии вокруг.
Но идти на попятную уже поздно, так что я направляюсь в сторону нужной платформы. Уворачиваюсь от студентов, компаний увешанных фотоаппаратами туристов и людей с рюкзаками, идущих по следам The Beatles.
Ощущение возвращения домой, которое я втайне надеялась почувствовать по приезде в Ливерпуль, так и не появилось.
В поисках чего-то знакомого выхожу в главный зал вокзала. Джинсы, которые стали велики, с каждым шагом сползают все ниже на бедра. А когда я наконец оказываюсь перед Costa Coffee[1 - Британская сеть кофеен. – Здесь и далее прим. переводчика.] и отмечаю, что тут пахнет как всегда – как раньше, – становится понятно: Ливерпуль остался прежним, но, несмотря на это, я больше не чувствую себя здесь как дома.
Потому что я сама уже не та.
Среди светящихся оранжевых букв и мелькающих цифр ищу нужный поезд: Северная линия, в сторону северо-западного Уигана. «Следующий придет примерно через двадцать минут», – выясняю я, пока ищу в кармане парки кошелек, чтобы заплатить три фунта за кофе – действительно хороший кофе из свежемолотых бобов и горячего вспененного молока. Вау. Одна мысль об этом просто невероятна. Однако все остальные строки на табло все еще приковывают к себе внимание, а названия городов словно нашептывают мне на ухо тихие обещания, так что я застываю с монетами в руке.
Лидс. Лондон. Глазго.
Вроде бы так легко сесть в какой-нибудь поезд и уехать подальше отсюда. Куда-нибудь, где меня никто не знает и где можно просто начать все заново.
Но прежде чем воображение добирается до момента, в котором я зарабатываю себе на жизнь при помощи старой, купленной где-то по дешевке гитары, его резким голосом осаживает мозг: «Тебя не было рядом, чтобы держать бабулю за руку в ее последние часы. Тебя не было рядом, чтобы выслушать слова, которые она, возможно, хотела тебе сказать. Тебя просто не было. А теперь ты мечтаешь о побеге, хотя последнее, о чем она просила тебя, – спеть на ее похоронах. Неужели ты всегда была такой отчаянной эгоисткой, Ханна? Или это они с тобой сделали за тот год, пока…»
– Эй, осто..!
Не успеваю я дослушать оклик или хотя бы что-то понять, как в меня кто-то врезается, больно ударив по груди и плечу. У меня выбивает весь воздух из легких. Столкновение такое сильное, что я падаю и жестко приземляюсь на пятую точку. Монеты со звоном рассыпаются по каменному полу, а ладони простреливает обжигающая боль.
– Вот черт, прости, пожалуйста! Извини, изви… – Виновник столкновения приблизительно моего возраста. Он хватает меня за руку, нерешительно тянет, но тут же отпускает, прежде чем я достаточно приподнимаюсь, чтобы встать на ноги. – Извини! Но тот бродяга… Я просто пытался его догнать. – Он лихорадочно мечется вокруг меня, подбирая рассыпавшиеся деньги. Потом тянет меня за руку и наконец поднимает. Пожилая дама и мужчина с длинными кудрявыми волосами, разгуливающий босиком, невзирая на температуру чуть выше нуля, тоже предлагают помощь, но я отказываюсь.
– Все хорошо, спасибо. Все в порядке. – Они так дружелюбны и внимательны, что становится неловко.
– Как мне загладить свою вину? – У парня большие темные глаза, и он, похоже, искренне переживает из-за нашего столкновения.
– Да ничего страшного. – Я выдавливаю улыбку, пытаясь не смотреть на свою ладонь. Кажется, там ссадина. Но если этот бедолага увидит хоть каплю крови, то, наверное, хлопнется в обморок.
Он все еще держит меня за рукав и теперь неуклюже сует монеты в здоровую руку.
– Мне правда очень жаль.
– Я не поранилась. – Не сильно, по крайней мере. Я указываю рукой в сторону лестниц позади нас, которые ведут к платформам. – Ты опаздывал, да? Поезд уходит?
Парень пару секунд в замешательстве смотрит на меня, затем мотает головой.
– Хотел догнать этого ублюдка. Он украл у меня мобильный.
– Черт, сочувствую. Но у входа всегда стоит охрана. Подойди к ним.
– Точно все в порядке? – После моего кивка он бормочет последнее извинение, а потом уходит в направлении главного выхода: в этот раз тоже бегом, но хотя бы смотрит под ноги.
Ладонь щиплет, а на заднице к завтрашнему дню, кажется, расцветет сине-зеленый синяк. Желание пить кофе пропало. Решив сразу пойти на перрон, я собираюсь убрать деньги обратно в кошелек, а когда запускаю руку в карман парки, меня вдруг охватывает холод. Ледяной холод.
Черт.
Черт, черт, черт.
Карман пуст. Другой тоже, а беглое ощупывание всех оставшихся подтверждает, что в маленький узенький внутренний карман или в карман штанов я кошелек не запихнула. Он исчез! Обвожу взглядом пол в том месте, где упала, хотя в этом нет нужды. Естественно, я уже давно сообразила, что он не вывалился из кармана. Мне хочется кричать от ярости на саму себя. Я напоролась на мелкого грязного мошенника! Я! Всего год меня не было в городе, и вот я уже попалась на трюк одного из этих мерзких гадов, как какая-то туристка.
Злость на собственную наивность на какое-то мгновение бьет больнее, чем потеря денег. В кошельке все равно лежало не больше десяти фунтов. А потом я осознаю, что еще находилось внутри. Мои документы. И билет в Сент-Хеленс, где всего через полтора часа начнутся бабулины похороны. Без последней песни от меня, если я вовремя не доберусь до кладбища.
На глаза неожиданно наворачиваются слезы. В судорожно стиснутом кулаке осталось три фунта. Этого не хватит на новый билет. Все это просто не может быть правдой!
Несколько человек в офисных костюмах оттесняют меня с дороги, и я едва не спотыкаюсь о маленькую лохматую собаку возмущенно ругающейся женщины.
– Соберись, – шепчу я самой себе. – Ты споешь для ба. Думай! – Пес оглядывается на меня, как будто я разговаривала с ним.
Просто. Думай.
Я спешу к главному входу. У меня нет ни малейшей надежды снова увидеть воришку. Да и что бы я тогда сделала? Поймала бы его и избила? Просто смешно. Тем не менее я быстро заглядываю в каждый мусорный бак в вестибюле и на привокзальной площади, где ледяной январский ветер хлещет каплями дождя мне в лицо.
– Давай же, – бормочу я. Карманники охотятся за деньгами и кредитными карточками. От всего остального они стремятся быстрее избавиться и выбрасывают. Но мои поиски так и не увенчались успехом, а нищий, которого я от отчаяния спрашиваю, куда побежал молодой человек с темными волосами, по понятным причинам растерянно смотрит на меня и молчит. Я кладу ему в руку фунтовую монетку – она мне уже погоды не сделает – и ухожу обратно в здание вокзала.
Будь у меня с собой хотя бы телефон, я могла бы позвонить маме и сказать, что опаздываю. Но как мне теперь вообще попасть в Сент-Хеленс?
Автостоп? Меня мутит при мысли о том, что нужно будет сесть в машину к абсолютно незнакомому человеку, но хотя бы один вариант уже есть, и это успокаивает.
А потом в голову приходит идея получше.
Незаметно оглянувшись по сторонам в поисках службы безопасности, я никого не обнаруживаю. Может, у них сейчас перерыв на завтрак?
Просто буду смотреть в оба… а даже если кто-нибудь поймает, вряд ли такой проступок стоит того, чтобы записывать мои персональные данные. Да и как, если у меня украли документы?
На полу нахожу маленькую картонную коробочку из закусочной, которая выглядит почти неиспользованной. Сойдет. Разве может у кого-то постоянно быть при себе шляпа? Разве что у Хейл. Но у меня уже давно нет.
Раньше я легко зарабатывала деньги, играя музыку на улице. И тогда у меня далеко не каждый раз была лицензия на право выступать там, где спонтанно захотелось сыграть. Но всегда все проходило хорошо. Обычно тебя просто прогоняют со снисходительной улыбкой.
И все же сердце быстро и сильно колотится, пока я осматриваюсь в поисках подходящего места. Понятия «обычно» для меня отныне не существует. Вычеркнуто, потеряно. Навсегда.
Участок между Pasty Shop[2 - Сеть закусочных в Великобритании.] и расписанием идеален: в пределах слышимости длинных рядов сидений, где множество людей дожидается отправления поездов. Если бы только у меня так не сбилось дыхание… Как я буду петь?
Без гитары чувствую себя неполноценной. Как будто показываюсь этим людям топлес.
Хейл бы все равно не колебалась. Она бы просто спела, погрузилась в мелодию и пустила чувства и ноты по залу. Ко всем людям, открытым для музыки.
Наверное, я просто себя обманываю. Наверное, настало время смириться с тем, что Хейл больше нет. Что осталась только Ханна. Кем бы она ни была без Хейл.
Я даже не знаю, что спеть.
Но я слишком хорошо помню мамин голос по телефону. Как он сломался, когда она сказала мне, что в свои последние часы бабушка едва могла говорить. Но одно она все-таки сумела произнести: я должна вернуться, только на один день, на ее похороны. Она хотела, чтобы там, несмотря на скудные знания французского, я спела Le Moribond, песню о прощании, которая упорно отказывается звучать меланхолично или траурно. Как радостные детишки в первый летний день, звуки будут танцевать над кладбищем, и я точно знаю, почему для ба это так важно: пусть бледные дохлые скелеты в земле поймут, что с покоем загробной жизни покончено. Потому что теперь там Мод Эдисон, а ее имя означает громкую музыку на разных языках, язык без костей, кроссовки на скачках, а еще новую шляпу и дорогую сигару на каждый праздник. Да, остальных призраков действительно необходимо подготовить к прибытию бабули.
И поэтому я приеду вовремя.
Я выдыхаю. Обвожу взглядом толпу ожидающих. Местных мало, студентов почти нет. По большей части туристы.
О’кей, значит, решено. The Beatles. Они сами напрашиваются.
Я мнусь на месте. Еще раз осторожно переступаю каждой ногой, чтобы почувствовать твердый пол, и напоминаю себе о том, что много лет назад сказала бабушка, когда я впервые почувствовала страх перед сценой и готова была сбежать с нее, не успев издать ни звука.
«В штаны наложила? – ласково спросила тогда она. – Взгляни-ка на всех этих людей. Они бы все наложили в штаны. Полные штаны, до самых краев! Но ты будешь петь вопреки всему, и только за это они тебя зауважают. Потому что ты одна из немногих, кто не отступает даже с полными штанами!»
– Я не отступлю, ба, – шепчу я. А потом начинаю петь Yesterday.
Первая строчка дрожит. Я пою слишком тихо, чтобы пробиться сквозь гул сотен голосов и множество других звуков. Однако затем происходит волшебство, которое всегда творит со мной музыка. Несмотря на долгое время, когда я не пела, магии требуется всего пара мгновений, чтобы вернуться. Это случается само по себе, словно рефлекс, которому я бы не смогла сопротивляться, даже если бы захотела.
Мой взгляд устремляется внутрь. Люди, голоса и шум пропадают, а мое пение становится громче, тверже. И его слышат. Я больше не чувствую страха, тревоги и неуверенности. Все мысли теперь наполнены грустными словами песни и мелодией, которая выталкивает эти эмоции наружу.
Не сосчитать, сколько раз я пела на улицах Yesterday. Вряд ли есть песня, которую туристы заказывают чаще. И я всегда стараюсь исполнить ее чуть-чуть иначе. Привнести в нее что-то особенное, что-то уникальное.
Я одариваю улыбкой двух женщин, которые бросают звенящие монеты в картонную коробочку.
Когда пою, я не обращаю внимания на людей намеренно, но это не означает, что я их не замечаю. Что-то внутри улавливает, как они слушают меня, что им больше всего нравится, а иногда кажется, что я ощущаю, на каких моментах у них бегут мурашки. Я впитываю все это и вкладываю в голос частичку своей публики, возвращаю ее им. Иногда усиливаю какое-то место, некоторые строки пою тише или меняю интонацию. Из-за этого каждая песня получает свою крупицу магии, нечто неповторимое, что возникает лишь благодаря людям, которые меня слушают. Но того, что творится сейчас, не случалось еще никогда прежде. Эта старая, сотни раз спетая и тысячи раз услышанная песня, которая на самом деле уже давно мне надоела… она вдруг меня трогает.
