Снежная ловушка мистера Куина

Если Белла жила в родительском доме, это означало, что она так и не вышла замуж. Если, конечно, супруг не переехал к ней и они… Мрачные мысли охватили меня, и я пожалел, что на самом деле не являюсь тем обходительным, но отстраненным парнем, каким мне нравилось себя представлять.

– Расскажи, чем ты занималась все это время, – поинтересовался я, чтобы скрыть свои настоящие мысли. Вдоль аллеи, по которой мы шли, были расставлены бронзовые статуи старых лордов и политиков, и Белла перевела взгляд на одну из них и только потом ответила:

– Уверена, ты сам можешь догадаться. – Она снова улыбнулась, и будто солнышко вышло из-за туч. – Я вызвалась помочь, когда во время войны правительство превратило наш дом в центр реабилитации для раненых солдат из корпуса инженерных войск. Несколько лет работала в Министерстве внутренних дел, но потом отец заболел, и я вернулась домой ухаживать за ним.

– Жаль это слышать. Я всегда с теплом относился к лорду Хёртвуду.

На миг ее прелестное лицо омрачилось, но лишь на миг.

– Он тоже хорошо о тебе отзывается.

Мы не знали, что сказать дальше, и молча дошли до фонтана в центре площади. Белла первой сумела заговорить:

– Так почему же ты лежал на тротуаре? – Обеспокоенное выражение снова вернулось. – Что-то не так?

– Что-то не так? Со мной? – фыркнул я, сдувая челку, и сделал еще одну попытку улыбнуться. – Никогда не чувствовал себя лучше.

– Брось, Мариус. Я знаю тебя с пяти лет, и ты думаешь, я в это поверю?

– Честное слово. Просто мой издатель хотел, чтобы я поменял имя одного из персонажей моей новой книги, а я отказался, вот и все. И да, я поскользнулся на льду и лежал на тротуаре, пока через меня перешагивали люди, но это только потому, что слишком задумался об идеях для новых книг. – Я все же немного надеялся, что она поверит этому слабому оправданию.

– Что ж, хорошо… – Я сначала удивился, что Белла не стала настаивать, но оказалось, что она захотела поднять другую тему. – Были ли какие-нибудь известия с тех пор, как твой отец пропал?

Я и не знал, что есть столько тем, которые мне совершенно не хотелось обсуждать. Война, финансовые сложности, последний вечер перед моим отъездом во Францию, пропавший отец… Когда я мечтал о нашей случайной встрече, то определенно не думал о тех вопросах, которых стоило избегать любой ценой.

– Боюсь, никаких новостей нет. Он просто испарился. Конечно, будь я хотя бы вполовину таким хорошим писателем детективов, как любят утверждать мои издатели, я бы сам раскрыл его исчезновение.

Белла отошла на несколько шагов от меня, затем потуже затянула пояс на своем шерстяном фиолетовом пальто.

– Я хочу извиниться за кое-что еще.

Мне хотелось сказать ей, что сама мысль об этом была бы нелепа. Хотелось сказать, что такие, как она, не могут быть ни в чем виноваты, но вместо этого я молча смотрел на Беллу и ждал.

– Я должна была написать тебе на фронт. Я должна была…

– У тебя была веская причина этого не делать.

Вот и все, что я смог сказать в ответ: хотел, чтобы это прозвучало с теплотой, но не получилось. Вышло по какой-то причине горько, и я пожалел, что не могу забрать назад каждую букву – так же, как стираю слова в своих книгах.

Я не мог придумать, что такого ободряющего сказать Белле, но молился, чтобы она не вернулась к прошлой теме. Время, которое я провел во Франции, оказалось идеальным, хоть и трагическим отвлечением от нашей последней встречи, после которой я отправился на войну. Мне тогда было всего восемнадцать, но наш разговор напугал меня не меньше, чем то, что я увидел потом на континенте.

Белла взглянула на серебряные часики на изящном запястье, и я уже знал, что за этим последует.

– Боюсь, мне пора. Мне еще нужно купить несколько подарков и приехать обратно в Хёртвуд к ужину.

На пару секунд я старательно стиснул зубы, чтобы не вырвалось какое-нибудь неуместное бормотание. На самом деле я хотел сказать следующее: «Последние десять лет я провел в попытках забыть тебя и теперь вижу, какой это было ошибкой. Я должен был сразу после войны приехать к тебе и попытаться снова, но если я что-то могу сделать, чтобы все исправить, я это сделаю». Но вместо этого коснулся ее плеча и сказал:

– С Рождеством, Белла. Сердечный привет твоей семье.

– Мой дорогой старый друг, не могу передать, как я скучала по тебе.

Она положила свою руку поверх моей, и я ощутил тепло, будто она только что грелась у огня.

– Второго такого Мариуса Куина не найти.

Случалось ли вам вдруг осознать, что вы прожили свою жизнь совершенно не так? Мне – да, именно сейчас.

Больше ничего не добавив, Белла повернулась, отошла, а я стоял там, как дурак, и никак не пытался ее остановить. Ее нефритового цвета юбка взметнулась у лодыжек, и я хотел, чтобы Белла оглянулась, но этому не суждено было случиться.

Вместо мягких белых хлопьев, которых всегда ждешь в этом сезоне, моросил ледяной дождь. Я поднял воротник повыше, чтобы не замерзнуть окончательно, хотя погода была меньшей из моих проблем. Я только что второй раз простился с этим чудесным созданием и наконец понял, что со мной не так. Все, что я делал последние несколько лет, было для леди Изабеллы Монтегю. Мне никогда не хотелось жить в модной части Лондона, но я купил дорогую квартиру в надежде, что она узнает об этом и подумает, что я наконец достоин ее. Мне было плевать на высшее общество или дорогие машины, но я зациклился на идее самосовершенствования, толком не понимая почему.

Вместо того чтобы сесть в автобус или потратить последние пару монет на такси, я в мороз шел пешком через Блумсбери, мимо Британского музея. Прошел ярко сияющие театральные вывески на Шэфтсбери-авеню и пожалел, что моя собственная пьеса провисела на таких высотах не так долго, а еще что я потратил на нее оставшиеся сбережения.

По Пикадилли оживленно сновали делающие последние покупки горожане, нагруженные свертками и пакетами: спешили домой праздновать Рождество, а я, пока добрался до своей квартиры на первом этаже в доме на Сент-Джеймс-сквер, был готов и вовсе отказаться от празднований.

Не нужно было покупать эту квартиру, ставшую скорее обузой. Не стоило и думать, что я смогу очаровать женщину, у которой есть все на свете, одним лишь новым адресом. К середине января я стану бездомным, и виноват в этом буду сам. Вся ситуация была просто невыносимой… пока я не увидел у здания бежевый «Санбим» 1914 года выпуска со стоявшей рядом молодой леди.

– Мариус! – Голос Беллы точно луч света указал мне путь. Я был просто в восторге оттого, что вижу ее снова.

– Что случилось? – И голос мой звучал радостнее, чем за весь этот день.

Под сердитым взглядом ее негодующего шофера, смотревшего на нас из-за запотевшего стекла, Белла протянула мне карточку. Совершенно незнакомую. Она была напечатана на золотой бумаге, твердой, точно железная пластина, со словами: «Эверхэм-Холл».

– Один из моих друзей устраивает вечеринку тридцать первого декабря. Ты же приедешь на выходные, правда?

Я никогда особенно не любил канун Нового года, но, когда Белла коснулась губами моей щеки, ничто уже не могло заставить меня отказаться от приглашения.

– Конечно, приеду, Белла. Как я могу отказаться?

Глава 3

Как переменчив мир! Прежде меня ждала самая мрачная зима, а теперь я почувствовал прилив рождественского настроения – и вместе с ним прилив сил. В квартиру я вошел в прямом смысле танцуя и, освободившись от нависшей над головой темной тучи, заметил, что дом украсили к празднику. В холле у очага стояла елка, по всей квартире развесили зеленые веточки. Я не стал спрашивать, кто решил устроить эти небольшие перемены, а просто уселся перед огнем и принялся размышлять обо всех событиях этого дня, но тут сам ответственный за украшения вошел в комнату, напевая:

Я учу песню на Рождество,Чтобы спеть в рождественскую ночь.Ох, как же там было, какие слова?Вот и все, что я знаю пока[7].

Дядя Стэн был явно в голосе, и, к собственному удивлению, я решил к нему присоединиться:

Ха-ха-ха, хи-хи-хи,Надеюсь, запомню я песню точь-в-точь.

Но не успел я допеть, как в комнату вбежала мама с гармоникой.

Ох и простушкой я покажусь,Спев про коричневый кувшинчик на Рождество[8].

Мы все от души расхохотались, и дядя пошел за тетушкой Элли, которую ввез в комнату на кресле-каталке.

Мама обняла меня и разулыбалась:

– Кто этот человек и что он сделал с моим поникшим сыном?

Я поднял ее в воздух вместе с гармоникой и крепко обнял в ответ.

– Тот старый угрюмый ворчун исчез, мама! Его больше нет.

– Превосходные новости! – Мой розовощекий дядя закружил жену вокруг кресел. – И как раз к Рождеству!

Тетушка Элли весело захихикала. Вообще-то единственным, кто выглядел отнюдь не счастливым, был наш бассет-хаунд Перси Андерсон II, но дядя считал, что наш песик в принципе пребывает в унылом состоянии еще с тех пор, как мы купили его щенком. Малыш лежал в углу комнаты, опустив мордочку на пол и наблюдая за нами печальными карими глазами.

– Можно ли узнать, в чем причина таких перемен? – спросила тетя, которую устроили у камина.

– Можно, и я могу рассказать. – Украв мамин музыкальный инструмент, я устроил жуткую веселую какофонию. Трое дорогих старичков смотрели на меня в ожидании ответа, и я быстро уступил: – Ну хорошо. Сегодня утром я встречался с Берти, встреча прошла ужасно, но когда я лежал на улице на тротуаре…

Мама тут же начала суетиться, и имела на это право.

– Мой бедный мальчик, что с тобой? Ты ударился головой?

– Никогда не чувствовал себя лучше, моя дорогая милая мама! А теперь послушайте, что случилось дальше. Так вот, когда я лежал на обледеневших плитах и на мои просьбы о помощи не обращали внимания ни столичная полиция, ни финансовое сообщество Лондона, мне на помощь пришла прелестная молодая леди.

– Он влюбился! – хлопнув в ладоши, объявил дядя Стэн и в этот раз покружил жену вокруг наряженной елки. – Мальчик влюбился! Быть может, в следующем году в это время мы уже услышим топот маленьких ножек, эхом отражающийся от этих древних стен.

Как вы могли заметить, мой дядя явно был склонен к восторженным речам.

Подозреваю, что к этому моменту у тетушки уже кружилась голова, так как она подняла руку, прося мужа немного притормозить.

– Мариус, расскажи, что произошло дальше! Ты узнал ее имя?

– Мне не нужно было спрашивать. – Кажется, я позволил себе хитрую улыбку. – Девушка, которая подняла меня на ноги, была не кто иная, как леди Изабелла Монтегю.

Радостных возгласов, которых я ожидал, не последовало, и неожиданно наш мрачный пес показался самым счастливым в комнате. Он склонил голову набок, глядя на меня, а другие тем временем высказывались вслух.

– Катастрофа! – завопил дядя Стэн, положив начало жалобам.

– А так хорошо Рождество начиналось, – высказалась мама. – Думаю, нам стоит до Нового года посидеть в своих комнатах во избежание других бедствий. – Ее седые кудри как будто слегка распрямились после этих новостей.

– Что вы такое говорите? – Я застыл на месте, наблюдая, как они нарезают восьмерки вокруг друг друга по ковру.

Дядя остановился и пробормотал:

– Мариус, что бы ни произошло между тобой и Беллой, это тебя сильно изменило. Мы не хотим, чтобы тебе пришлось проходить через что-то подобное снова.

– Да брось, Стэн. Я думал, что хотя бы ты порадуешься за меня.

Матушка сжала руки:

– Радоваться? Он хочет, чтобы мы радовались!

Из всех троих лишь та, с кем я не был связан кровным родством, чаще всего говорила самые разумные вещи, и я надеялся, что в этом вопросе тетя Элли займет мою сторону.

Она подъехала на кресле чуть ближе, а потом произнесла, как обычно, рассудительно:

– Мариус, ты должен беречь себя. Белла не виновата, что все свои мечты ты связал с ней, но смотри, к чему это тебя привело.

Я хотел сказать им, что все изменилось, что я добился успеха, но, к сожалению, они знали правду.

– В этот раз все будет по-другому, – ответил я. – Я больше не ребенок. И больше не стану так глупо спешить, как тогда. Буду действовать крайне осторожно, как убеленный сединами мудрец, которым я с тех пор стал.

И будто чтобы возразить мне, Перси запрокинул голову и в своей страдальческой манере испустил тревожащий слух вой, но зато дядя Стэн посветлел лицом.

– Больше ни слова об этом. – Он пригладил короткие седые волосы на затылке. – Все же канун Рождества, нам еще предстоит готовить ужин… как только закончим украшать обеденный зал.

Я бы возразил, но матушка уже начала выталкивать меня из комнаты, а дядя Стэн тянул с другой стороны. Он раньше работал пекарем, и руки у него стали как телеграфные столбы, так что сопротивляться было бесполезно. У матушки руки напоминали вязальные спицы, но у нее хватило сил вытолкать меня, а тетя Элли ехала за нами следом.

И вероятно, это было неизбежно, но пока мы шли, Стэн снова начал петь:

На тисовом дереве сел вдруг петух,И курица квохчет на ветках,Желаю веселого Рождества и каждый день – пирога!

Должен сказать, живя с такими людьми, крайне сложно размышлять о следующем романе. В идеальном мире я бы заскочил в писательский кабинет Лондонской библиотеки по соседству и долго и упорно думал бы над своими неуверенными попытками написать второй роман. Вместо этого я провел день, нанизывая на нитку леденцовую карамель, чтобы потом развесить ее по комнате, затем резал морковку, пастернак, картошку – причем именно такими кусочками и именно такого размера, как того властно требовал громогласный и самоназначенный шеф-повар. Только принюхиваясь на кухне к шедеврам, которые творил Стэн, Перси Андерсон II выглядел счастливым.

Тем вечером мы ужинали с размахом. Три блюда из морепродуктов для меня было слишком много, но я нашел место для жаркого с корочкой в медовом соусе. А после фирменного десерта Стэна, ромовой бабы, я чувствовал себя набитым плотнее, чем подушка, но как только убрали со стола, нам пришлось приниматься за готовку блюд на следующий день.

К тому моменту, когда я смог уйти в свою комнату, уже наступила полночь. Мои практически не существующие заметки рукописи «Проблеск кровавой луны» в беспорядке валялись на столе, но вместо того, чтобы в тысячный раз перечитать первую главу, я решил обратиться к последней важной детали. В этом году у меня не получится побаловать своих любимых пенсионеров подарками, которые они заслуживают, но я купил им то, что смог, и теперь прокрался по тихой квартире обратно в гостиную, где положил под елку мило упакованные коробочки.

Оказавшись наконец в постели, с догорающей свечой, следующие полчаса я провел, до буквы изучая приглашение, которое передала мне Белла. Я проведу канун Нового года в доме некоего Сесила Синклера… кем бы он ни был.

Глава 4

Должен признать, что рождественским утром я встал, чувствуя прилив воодушевления. И это было не просто радостное волнение от самого счастливого дня года или предвкушение подарков. Я проснулся с идеей для второй главы своей книги, что означало скорое спасение от нищеты. Сотни фунтов не хватит, чтобы унять судебных приставов, но я смог бы оплатить самые срочные счета и купить новый костюм. В следующую встречу с Беллой я уже буду выглядеть не как опустившийся бродяга, а как самый что ни на есть уважаемый джентльмен.

Конечно, это она вдохновила меня писать. Я всегда знал, как хотел начать книгу – укутанная в плащ фигура бежит по снегу навстречу судьбе в разрушающемся особняке, – но никак не мог придумать, как же связать эту захватывающую сцену с остальной частью истории.

И хватило одного лишь приглашения на золотистой карточке и случайной встречи с самой утонченной аристократкой Великобритании, чтобы я наконец увидел тропинку в дремучем лесу, по которому бродил месяцами.

Я поспешно набросал сцену, как двенадцать писем нашли своих адресатов по всей стране, описал реакцию, когда получатели открывали конверт с тиснением и приглашением, и закончил сомнением, получит ли письмо двенадцатый гость. Довольный своей работой, я окликнул из окна девочку-посыльную, которая сидела на скамейке у Ост-Индского клуба[9].

– Эй, девочка, как тебя зовут?

– Джейми, сэр. Чем могу служить? – Она казалась смышленой малышкой лет десяти, но говорила идеально вежливо.

Я протянул конверт из окна, и Джейми перебежала через дорогу к дому, потом по ступенькам и приблизилась к окну.

– Это надо доставить на Крессвелл-плейс, в Челси, дом двадцать два. Скажешь мистеру Прайс-Льюису, что я рассчитываю получить обещанные деньги завтра за ланчем, иначе не приду.

Она поморщила нос:

– А вы не думаете, что он рассердится, если я побеспокою его в Рождество, сэр?

Вблизи я заметил, что у Джейми с Сент-Джеймс-сквер ясные любопытные глаза и мудрый взгляд.

– Это вполне может оказаться его лучшим подарком на Рождество! – крикнул я ей вслед, потому что девочка уже побежала по улице. – Когда вернешься, дам тебе новенький флорин![10]

Следующие несколько минут я надеялся, что встреча с Беллой полностью разблокировала ту часть моего мозга, которая отказывалась работать. Я напечатал слова «Глава три» на чистом листе бумаги и не сомневался, что за ними последует и все остальное. Но когда Мариусу Куину все давалось легко? Так что вместо слов мысли заполнил все тот же туман, что поселился там с тех пор, как я закончил последнюю книгу. У меня была смутная идея, что должно было случиться дальше, но, когда дело доходило до формирования слов и предложений, из которых должна строиться история, я застревал.

И вот, вместо того чтобы набирать тысячи слов, считая деньги, которые поступят на мой банковский счет и спасут мою семью от нужды, я начал клевать носом и вскоре заснул.

Но уже скоро дядя Стэн разбудил всех соседей громогласным исполнением песни «Вассейлинг»[11]. Он ввалился в комнату вместе со своей музыкальной группой: у мамы в руках был аккордеон, тетя Элли пела, заезжая в комнату на кресле, а Перси выл в такт. Я бы хотел сказать, что обычно они так себя не ведут, но это было бы неправдой.

– Веселого Рождества, мой дорогой мальчик! – поздравила меня мама под продолжающийся музыкальный аккомпанемент. – Когда мы все вместе, нам всегда весело.

Мой отец говорил что-то очень похожее до своего исчезновения десять лет назад, и мне захотелось, чтобы он сейчас был с нами – я мечтал об этом почти каждое утро. Но в семье Куин подобное уныние не поощрялось, так что меня отвели на кухню наслаждаться завтраком из овсяных лепешек, яиц и сосисок, которые приготовил Стэн, пока все остальные спали.

Завтрак перешел в ланч, ланч – в обед, обед – в праздничный ужин, и рождественский вечер вскоре уступил место Дню святого Стефана[12]. Я разделил весьма пышное и праздничное застолье с семьей моего дорогого издателя, и послание, которое я ему отправил, возымело нужный эффект. У Берти дома меня ждала не только сотня фунтов, но и изысканные блюда. Вообще каждый день той недели перетекал в другой, будто деликатесы, которыми мы наслаждались, имели власть над временем.

Между всеми празднествами и увеселениями я ездил к портному, дремал и проводил многие часы ночью и под утро в попытках написать следующую главу. Пока я тратил время на эти бесплодные попытки, я вспоминал наши с Беллой приключения, когда мы были детьми, и старался не слишком радоваться будущей встрече.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Сент-Джеймс – престижный центральный район Лондона рядом с Букингемским дворцом. Здесь и далее – прим. переводчика.

2

Лондонский боро Хакни – один из 32 лондонских боро (районов), находится во внутреннем Лондоне, в северо-восточной части города, неофициально носящей название Ист-Энд.

3

День подарков (англ. Boxing day) – 26 декабря, второй день рождественских праздников. Раньше в этот день в Англии и странах Британского Содружества было принято дарить подарки нуждающимся, а также слугам и всем, кого хотелось поблагодарить за хорошую работу.

4

Блумсбери (англ. Bloomsbury) – исторический район Лондона в южной части боро Камден в Вест-Энде, традиционный центр интеллектуальной жизни Лондона.

5

Все дикие лебеди Великобритании по традиции принадлежат монарху, с XII века и по сей день даже проводится инвентаризация лебедей-шипунов на Темзе.

6

Имеется в виду король Георг V (1865–1936), правил Великобританией с 1910 по 1936 год.

7

Песня I’m learning a song for Christmas; написана Р. П. Уэстоном и Бертом Ли, исполнял Джек Плезантс, записана в 1917 году.

8

Другая «застольная» песня – Little Brown Jug, написана Джозефом Истберном Уиннером в 1869 году.

9

Ост-Индский клуб – клуб для джентльменов, основанный в 1849 году и расположенный на Сент-Джеймс-сквер.

10

Флорин – серебряная монета, эквивалентна двум шиллингам.

11

«Вассейлинг» (англ. Wassailing) – традиционная английская рождественская песня.

12

Стефан Первомученик – почитается христианской церковью как святой. День поминовения в католицизме и западных церквях – 26 декабря.