Тысяча китайских журавликов

Девчонки оцепенели. Медленно, косясь на мой стол, они вышли из аудитории, неплотно прикрыв дверь.

Я распахнул окна и с наслаждением вдохнул не свежий и не чистый, но морозный воздух. Ну, что вы там понаписали, девушки?

Уже с первых строк я еле сдерживался, чтобы не начать хохотать: эти поганки обсуждали меня и мой роман с Олесей – откуда узнали-то?! Порадовала их версия нашего расставания: натрахался. В целом – верная. Затем, что у меня аппетитная задница, и в итоге Назарова предложила Кате меня соблазнить. Я прыснул. Хотя, факт, что та с удовольствием согласилась, пусть здесь, в переписке, несомненно, льстит.

Я спрятал листок в карман и решил сходить за водой в кафетерий – Катины откровенные описания, как именно будет происходить акт соблазнения, изрядно меня взбудоражили.

Громову я удачно нагнал у кассы.

– Ам-м… Мне «Аква Минерале» без газа, пожалуйста, – запинаясь, промямлила она. Кажется, ее сильно смутило, что я прочитал переписку.

– Две, – я протянул деньги, хмыкнув на протянутые девочкой мятые бумажки. – Мне вот тоже… жарко стало. Начитался всякого.

Катя пыталась открыть бутылку, но крышка не поддавалась – ладошки взмокли. Я протянул свою, открытую.

– А как насчет тайны личной переписки? – с вызовом спросила она, двумя глотками опустошив бутылку до половины.

– Угу.

– Слушайте, это не то, что вы подумали! В смысле не то, что вы прочитали!

Я рассмеялся. Все то, девочка, все то. Потому что сложно придумать иной, чем сексуальный, подтекст во фразе «…подойду к нему развязной походкой, толкну на стул… встану на колени… расстегну ему ширинку… и…». Надо же, дословно запомнил.

– Хочешь, я тебя домой сегодня подвезу?

– Зачем?.. То есть… да. Хочу. – Она слизнула языком капли воды с губ, я судорожно вздохнул – как эротично!

– Жди меня на стоянке.

Я подошел к аудитории и взялся за ручку двери, показывая, что перерыв окончен. Оставшееся время от пары девочки старательно избегали смотреть и на меня, и друг на друга.

Уже полчаса я ходил кругами возле машины. Дважды очистил снег, сбил ногами налипшие куски грязи с колес, потрепался со сторожем стоянки и вконец замерз. Хорошо, что в машине журнал какой-то валялся, а то совсем околел бы.

Когда запыхавшаяся Катя сугробом ввалилась в салон, я уже готов был довести ее до ближайшего метро и высадить к черту. Но тут случилось забавное.

– Ты чего так долго? – сурово спросил я и на автомате подставил щеку для поцелуя. Катя так же автоматически меня поцеловала.

– Да я…

Мы замерли. А потом быстро одновременно заговорили:

– Извини, привычка. Как-то всегда получается, что…

– Простите! Папа всегда злится, если он меня подвозит, а я долго собираюсь, но…

– …девушка садится в машину, поцелуй, объяснение опозданию…

– …стоит его чмокнуть, и он тут же успокаивается…

Замолчали мы так же одновременно.

– Мда… Страшная это штука – условные рефлексы. – Я поправил зеркало заднего вида и стал выворачивать со стоянки.

– Ничего, бывает. Главное, в универе держать все рефлексы в узде. А то так опоздаю на лекцию: «Громова, ну какого хрена?! Опять опоздала!» – «Да ладно, ерунда!» И – чмок в щеку.

– Хм… Надо запомнить текст. Так ты не договорила, почему шла так долго.

– А, да я от самого вагона метро возвращалась! Народ как-то цепко меня в окружение взял, а как объяснить, зачем мне в другую от них сторону, – не придумала.

– Позвонила бы, я бы тебя у метро и подхватил.

– И куда бы я позвонила?

– А, ну да, у тебя же номера нет… Продиктуй свой. – Я достал мобильник, увидев который девочка брезгливо поморщилась. Пришлось оправдываться: – Я разбил свой мобильный, а до магазина все не дойду. Это запасной. Друг одолжил. Запиши мне свой номер… Как поедем? Через город или «огородами»?

– Лучше через город – там сейчас пробок больше.

Вот оно как – через город, чтобы по пробкам. Чтобы подольше покататься. Хорошее начало. За полтора часа вполне можно будет ее уболтать до приглашения к себе в гости. Блин, переспать с ней перед сессией? У нее по моему предмету полная жопа, начнет ведь просить, клянчить. Ладно, разберемся.

До центра доехали очень быстро, зато на подъезде к «Маяковке» ожидаемо встали в глухую пробку. Медленно и печально спускаясь вниз к Красной площади, вели непринужденный треп в стиле «что вижу, то пою».

– «Маяковка»! – радостно вскрикнула Катя и ткнула пальцем в здание метро. – Здесь я встречалась с мальчиком на своем первом свидании!

– О, как интересно! Сколько же тебе было лет?

– Семнадцать.

– Так много?!

– А что?

– Я думал, современная молодежь на свидания начинает бегать лет с тринадцати.

– Может, и начинает. Меня в тринадцать лет больше интересовали роликовые коньки, чем мальчики. Я даже поцеловалась первый раз в десятом классе, и то в благодарность за установку новой «Винды».

Я так опешил, что не заметил, как впереди освободилось пространство. Под возмущенное бибикание ржавенькой «Хонды» сказал:

– Боюсь представить, что бы ты сделала за новый компьютер! – И, каюсь, красочно представил, что бы она сделала за новый компьютер.

– Да ладно вам! – Катя, смеясь, хлопнула меня по плечу перчаткой. – Вы же программист, вы должны меня понять!

– Нет, Катюш, извини, за установку «Винды» целоваться я бы точно не стал. Она хоть лицензионная была?

– Господь с вами, откуда у простого школьника взялась бы лицензионная операционка?

– Значит, это был школьник. О времена, о нравы! – Я удрученно покачал головой. – А школьник твой ее устанавливать-то умел? Или просто диск отдал, сорвал поцелуй и смылся?

– Ну, в общем…

– Понятно: за установку – отдельная плата.

– Не пошлите!

– Я пошлю. Ага. Первый поцелуй – за программный продукт для компьютера. Ты – настоящий технарь.

– Да что вас так смутило-то?!

– Кать, а где романтика?! Ты же девушка!

– Все было не так прозаично! – Мне показалось, девочка начала оправдываться. – Я ему нравилась. Он мне – не очень. Разговорились как-то на перемене, что у меня «Винда» старенькая, стыдно с такой в наш универ поступать…

– Да, конечно. При поступлении в наш вуз наличие последней версии «Винды» было обязательным условием, – не удержался я от «шпильки», но Катя проигнорировала мой подъеб.

– Он сказал, что может дать мне диск. Давай, мол, после школы встретимся. Встретились. Погуляли. У подъезда он отдал мне диск. Я сказала спасибо. Он меня поцеловал. Вот.

– Замечательно. И что в этой истории было самым романтичным?

Катя задумалась. Ответить было нечего.

– Вот-вот. Не девушка, а парень в юбке, – я покосился на ее ноги, обтянутые джинсами. – Даже не в юбке!

– Да я всю осень ради вас в юбке пробегала! А сейчас… холодно.

Я решил сменить тему, Катя слишком близко к сердцу приняла мои издевки насчет ее неромантичности.

– Откуда вы знаете Олесю?

– М-м-м… Ну-у… Как бы это сказать… В общем, мы с Машкой случайно услышали, как вы с ней… расстались. А потом напоролись на нее в туалете. И она попросила проводить ее до выхода. Она была так расстроена…

Мы подъезжали к Большому театру, и я вспоминал, где можно развернуться.

– Плакала…

Так, если сейчас успеть перестроиться, то можно…

– Так переживала…

Кто переживал? Видимо, пока я тут скакал из ряда в ряд, потерял нить беседы.

– Почему вы расстались?

А, вот она о чем. Я неопределенно махнул рукой.

– Маша правильно написала в вашей переписке.

Она нахмурила лобик, вспоминая переписку, и вдруг смущенно отвернулась. Вспомнила.

– Ну, а что с ней еще делать? Книжки она не читает, фильмы смотрит какие-то дурацкие, молодежные сериалы, еще и музыка эта – то ли рэп, то ли непонятно что. Я пару дней выдержал, потом убрал магнитолу, сказал – сперли.

– Кстати, о магнитоле! Она сказала, что у вас «Мерседес»!

Я кивнул.

– Это моя предыдущая машина. Служила верой и правдой пятнадцать лет. Я в тот день ее на техосмотр гонял.

– Вы говорите о ней как о ненужной вещи.

– Как же о ненужной?! Отличная машина, даже продавать ее не собираюсь.

– Я про Олесю!

– Ой, Катя! Я тебя умоляю! Да она тоже меня как вещь воспринимала! Думаешь, там прям любовь какая-то была?

– Не знаю, – Катя отвернулась к окну. – Я говорю то, что видела. Она плакала. Плакала перед людьми, перед которыми что-либо играть не нужно. Мы были как раз той публикой, которой можно выговориться, чтобы стало легче, а не врать.

Господи, сколько пафоса!

– Я ей ничего не обещал, она мне тоже. Олеся вообще сразу предупредила, что длительного романа не получится, и как только я понял, что наша связь начинает меня напрягать, то решил с ней расстаться. Просто слегка опередил события. Так что не понимаю, к чему были эти сцены.

– И вы не жалеете?

– Нисколько. Я вообще про нее не вспоминаю, к тому же мне нравится другая женщина, – сказал я, надеясь, что в интонации будет заметен прозрачный намек на то, какая именно «другая женщина» мне нравится. Но я ошибся.

– Остановите, – судорожно прохрипела Катя.

Я повернулся и увидел, что она судорожно дергает шарф.

– В чем дело?

– Пожалуйста!!!

Мы уже ползли вверх по Тверской; я свернул и встал у шлагбаума перед Камергерским переулком. Катя выскочила из машины, добежала до ближайшей скамейки и села прямо на обледеневшую поверхность.

Что происходит? Решив, что девочку просто укачало, я припарковался поровнее, включил «аварийку» и вышел из машины.

Катя сидела на скамеечке, сжавшись в комок. Я сел рядом, снял с себя шарф, намотал ей на шею. Руки убирать не стал, но Катя тряхнула плечами.

– Не надо.

– Катя, что случилось?

– Ничего не случилось. Укачало. И не надо меня обнимать.

– Что я не так сказал? Ну не люблю я твою Олесю, что мне, себя ломать?

– Дело не в Олесе.

– А в чем тогда?

– Вы так ничего не поняли? – она усмехнулась. – Я. Вас. Люблю! Да, это глупо и по-детски, но ничего не могу с собой поделать. А вы, зная о моей влюбленности, зачем-то издеваетесь надо мной. Зачем вы предложили меня подвезти? Почему, прочитав переписку, не сделали выговор или что там положено делать в таких случаях? Зачем защищали перед Младшим с этим чертовым зачетом? Зачем все это надо, если вам нравится другая?!

Понятно. Я едва не рассмеялся. Видимо, намек был слишком прозрачным. Но пока я соображал, что ответить, в кармане зашевелился мобильный.

– Извини… Алло?

– Игорь…

Олеська. Как не вовремя!

– Блин, Олесь, не сейчас! Я занят…

– Игорь, я беременна.

– Что?!

– Я беременна. Нам надо поговорить.

Машинально отметил, что обычно женщина сначала говорит «Нам надо поговорить», а потом уже «Я беременна».

– Я перезвоню, – нажал кнопку отбоя и закрыл лицо руками. Твою же мать…

Олеся беременна. У меня будет ребенок! Да нет, это невозможно. Мы же всегда предохранялись! И в первую очередь – это была ее инициатива, дескать, рано ей детей иметь, карьера важнее. А может, она, как в идеальном мексиканском сериале, залетела от другого, а он, подлец, детей не хочет, и она решает повесить ребенка на меня? Могла бы Олеся такое провернуть?

– Что-то случилось?..

Я вздрогнул. Катя. Совсем про нее забыл.

– Случилось… Извини, мне надо ехать…

– Подождите! – девочка задержала меня за рукав. – Ответьте… Я… вам нравлюсь?

Я посмотрел в ее влажные, горящие испуганной решимостью глаза и понял, что мой честный ответ, мол, да, нравишься, и я даже готов закрутить с тобой интрижку в обход своих принципов, на фоне потенциальной – надо все-таки убедиться – Олеськиной беременности будет выглядеть подленько.

– Нравишься. Нравишься, как вся остальная масса студентов и студенток, – ответил я и с тоской посмотрел, как Катя сорвалась с места и стремительно удаляется в сторону метро.

Я набрал Олесин номер.

– Рассказывай.

– Это не телефонный разговор, – с неуместным достоинством ответила она и с едва уловимой мольбой добавила: – Можно я заеду к тебе?

Она сидела за столом и грела ладони о кружку с чаем. Я цедил виски.

– Я беременна.

– Это я уже слышал. От кого?

Олеся метнула на меня гневный взгляд и прошипела:

– От тебя, идиот!

– Без хамства. Давай заново. От кого ты беременна, при условии, что мы с тобой всегда предохранялись?

– Не всегда, – она зябко поежилась, – помнишь, недели за две до того, как ты меня бросил, – она с нажимом выделила «бросил», – мы впервые испробовали позы из журнала…

– Не помню. Ты все время что-то изобретала.

– Тебе же это нравилось! – вспыхнула она.

– А я и не отрицаю. Но как бы и в каких позах мы этим ни занимались, я всегда надевал презерватив.

Она кивнула.

– А снимал?

– Что ты имеешь в виду?

– То, что в тот раз презерватив порвался.

– Порвался?!

– Порвался. Но ты этого не помнишь, потому что уснул буквально через пару секунд после того, как…

– А почему ты утром не рассказала?

– Не придала значения.

Не придала значения, блядь! Она не придала значения, а я теперь расхлебывай!

– И какой срок получается?

– Пять недель.

Я отвернулся к окну. Пять недель – это немного. На принятие решения есть еще месяца полтора. Блин, да решение здесь одно! Я не готов стать отцом. Не го-тов.

– Сама-то чего хочешь?

– Хочу ребенка.

– Тогда рожай.

– Но с Миланом придется распрощаться. И с карьерой модели тоже.

– Не рожай.

– Для тебя так все просто – рожай или не рожай?!

Я дернул плечом.

– Да, для меня все просто. Рожаешь – прекрасно. У ребенка будет моя фамилия, вы ни в чем не будете нуждаться. Не рожаешь…

– Мы ни в чем не будем нуждаться, но жить ты с нами не будешь?

– Да.

– И мы не распишемся?

– Зачем?

– Чтобы у нас была полноценная семья, – у Олеси задрожали губы: о нет, сейчас разревется.

– У нас не может быть полноценной семьи, потому что я тебя не люблю. А жить с нелюбимой женщиной не смогу даже ради ребенка. Это будет кошмаром для всех нас. Извини.

Несколько секунд она с презрительным разочарованием сверлила меня взглядом, потом прошептала «Ребенка не будет» и больше не проронила ни слова. Молча вышла из кухни, молча оделась и молча шарахнула входной дверью.

Фу, как театрально.

Первым делом о ребенке я сообщил Вику. Хотя, кому еще можно было сообщить? Он и Анька и есть моя семья.

После торжественного «Нам надо поговорить», кинутого мною письмом по корпоративной почте, Вик зашел в кабинет, закрыл дверь на замок и вытащил из-под свитера фляжку и две маленькие стопки.

– Да, это самое оно, – протянул я, даже не задумываясь о том, что мы оба за рулем.

– Рассказывай, – сказал Вик после второй порции коньяка.

– Я тебе говорил, что с Олеськой расстался?

– Говорил. Я тебе уже на эту тему посочувствовал.

– Да почему посочувствовал-то?! Ты же сам говорил, что она мне не подходит!

– И сейчас говорю – она тебе не подходит. Но без секса ты долго не протянешь, я тебя знаю. И поскольку ты в последнее время вечно раздражен, значит, у тебя никого нет. Вот я и думаю, а не поторопился ли ты? Может, сначала надо было найти ей замену?

Я махнул рукой и достал из ящика письменного стола начатую шоколадку.

– Она беременна.

– Кто?

– Олеся.

– От тебя?

– Вроде да.

– То есть ты не уверен?

– Вик, а мужчина вообще может быть в этом уверен?

Вик пожал плечами.

– И что вы будете делать?

– Ну, я сказал, мол, хочешь – рожай. Не хочешь – не рожай. Она обиделась и хлопнула дверью.

– Предсказуемо.

– Что мне делать?

– Ты знаешь мое к этому отношение…

Знаю. Вик и Аня женаты три года, и все три года они пытаются завести детей. И, конечно же, Вику сейчас странно слышать о моем выборе между иметь ребенка или избавиться от него.

Подонком я себя не чувствовал: ответственности с себя не снимал, прервать беременность не уговаривал, отцовство признал без ДНК-тестов, помощь предложил.

Но все равно на душе было как-то гадко. Откуда ни возьмись, вокруг меня стали появляться пейзажи с пасторальными сюжетами на тему играющих друг с другом отцов и детей. С утра выхожу на работу – сосед с пятого этажа ведет двоих сыновей в садик. Они визжат, брыкаются и дерутся друг с другом, но он смеется вместе с ними и выглядит счастливым. Вечером иду с работы – по двору катает коляску новоиспеченный отец из соседнего подъезда.

И еще Вик рассказал Ане. А Аня… Я думал, она, как всегда, закатит глаза и назовет меня моральным уродом, а она вместо этого сказала лишь одну фразу: «Может, это твой последний шанс стать отцом».

Такой моральный прессинг я выдержал ровно неделю и позвонил Олесе без особой надежды на чудо.

– Олесь, ты уже сделала?.. – спросил я, даже не поздоровавшись.

– Нет, – ответила Олеся после минутного молчания. – На послезавтра записалась.

– Не делай этого, прошу тебя! Я очень хочу ребенка.

Она долго не отвечала, и я несколько раз смотрел на дисплей мобильного, проверяя, не пропала ли связь.

– Нет, – наконец сказала она. – Извини, я уже все решила. Я не могу рожать вне брака.

Твою мать, подумал я. Какой откровенный и беспардонный шантаж! Ну зачем ей нужен этот брак? Все равно же разведемся.

– Ладно, – я закрыл глаза и уткнулся лбом в руль. Как смертный приговор себе подписал. – Распишемся. Только уже после Нового года, не до этого сейчас.

Олеся счастливо взвизгнула и тут же вбила еще один гвоздь в гроб моего будущего:

– Когда ты заедешь за моими вещами?

Глава 4

Я честно старался стать примерным мужем будущего семейства. Приходил с работы вовремя, терпел разбросанное по всей квартире Олесино барахло, не раздражался, если она перечила мне по поводу и без, списывая непостоянство ее настроения на гормоны, и даже разрешил ей вытереть пыль в кабинете, куда обычно вход ей был категорически воспрещен. Исправно выполнял полусупружеский долг. О росписи речь больше не заходила, но то, что она будет обязательно – было ясно как день.

Я честно старался полюбить Олесю.

Честно старался найти положительные моменты в настоящей и будущей жизни.

Не получалось ни то, ни другое.

– Эй, ты здесь? – Олеся пощелкала пальцами у меня перед глазами. Я поморщился, сдерживая рефлекторное желание ударить ее по руке.

Мы завтракали. Точнее, завтракал я, а Олеся мелкими глотками пила минеральную воду и рассказывала, что сегодня ей предстоит сделать «скрининг первого триместра», который надо делать на голодный желудок и обязательно до одиннадцати недель. Что это за хрень – я прослушал, но, судя по тому, как обычно сдержанная Олеся была взбудоражена – анализ был важным.

– Я здесь, задумался просто, – я неловко улыбнулся и погладил ее по руке. – Когда, говоришь, будет готов сканнинг?

– Скрининг, Игорь! Через неделю. И у меня есть еще одна новость для тебя.

Я изобразил живейшую заинтересованность, чтобы расплатиться за невнимательность к… скринингу? Странное слово. Наверно, все-таки сканнингу – от «сканирования плода». Точно.

– Мне предложили съемки на постеры для Дня Святого Валентина.

– Здорово. Где будешь висеть?

– В «Харродсе».

Олеся выжидающе и несколько напряженно на меня смотрела. Я опять что-то пропустил? «Харродс», «Харродс»… Что-то знакомое. «Харродс»?! В Лондоне?

– В «Харродсе»?! Это потрясающе, детка! – я искренне обрадовался. Ведь это значит, что Олеся свалит как минимум на несколько дней.

– Да, представляешь! Поскольку с Миланом я по известным причинам пролетаю, такую возможность упускать очень не хочу.

– Конечно, нельзя упускать такую возможность! Когда ты вылетаешь? И на сколько?

– Через три дня, а на сколько – пока неизвестно. Ориентировочно на неделю, а там – как видно будет.

Неделя! А если повезет – она задержится там и на Новый год! Господь услышал мои молитвы.

На радостях я не только отвез ее в консультацию, но и предложил дождаться и отвезти в агентство, забив на свою работу, но Олеся отказалась, сославшись на очередь.

Она улетела, как и обещала, через три дня, и в первый же день я с огромным удовольствием остался в офисе до двенадцати ночи, пока не выгнали охранники бизнес-центра, а затем с таким же удовольствием покатался по ночному городу и домой приехал уже в четвертом часу ночи; утром благополучно проспал и решил сразу ехать в институт.

А там, как всегда в дни зачетной недели, был ад. Количество студентов возросло вдвое, а то и втрое, все они носились с сумасшедшими глазами, кидались на преподавателей, которые, как обычно в дни зачетной недели, озлоблялись и старались реже появляться на рабочих местах. Но даже этот сессионный аврал не портил мне настроения от внезапно свалившейся холостяцкой жизни.

Жаль только, что Громову я видел лишь на лекциях, и то она старательно избегала моего взгляда.

Я стоял у кабинета и отбрехивался от детей, ленившихся прочитать расписание пребывания преподавателя на кафедре. Устал как собака. А мне еще предстояло проверить тестовое задание у мальчонки, которого мне порекомендовали взять на работу – якобы программист от бога, а потом принимать долги и зачеты у пятого курса.

– Дети, – в сотый раз повторял я, – в сессию я бываю здесь почти каждый день. Вот расписание. Подходим, смотрим, записываем… Нет, сегодня я принимаю только у пятого курса… Нет, завтра я с трех… Да, до восьми… Вся информация на стенде… Всё. Любого, кто постучит в эту дверь, – убью на месте, – я зашел в свой кабинет и хлопнул дверью. – Блин, заебали.

– Кольцов, ты эту фразу повторяешь каждую сессию на протяжении последних двадцати лет, – манерно растягивая слова, сказал Варфоломеев. Конечно, ему легко говорить: он читает курс лекций о юридической составляющей информационной безопасности, и, чтобы получить у него зачет, достаточно сдать десятистраничный реферат, который практически все сдирают из интернета.

– Я все жду, что они хотя бы читать научатся, чтобы не дергать вопросами «А завтра вы когда будете?».

– Не научатся, не жди. Кстати, фраза как забавно построена: «Когда вы завтра будете?» Не «Где вы завтра будете?», не «В чем вы завтра будете?».

– «В чем» – это особенно интересно.

– Хочешь посмеяться? Паренек, ярко-рыжий такой…

– С третьего курса?

– Угу. Сдал реферат. Все, как надо: титульник, оглавление, список литературы. Короче, любо-дорого. Гореть в камине будет не долго, но ярко. Читаю. На пятой странице, прямо посередине абзаца фраза курсивом: «Спасибо, что все еще читаете мой доклад. Это глава из моей дипломной работы на бакалавра в Новосибирском государственном университете, факультет юриспруденции, кафедра… какая-то там кафедра. Человек, скачавший эту работу из интернета, вполне заслуживает оценки „хор.“, ибо, чтобы открыть архив, ему потребовалось ввести пароль, состоящий из номеров статей об информационной безопасности из УК РФ. С уважением…» И имя. Сидоров или там Петров, не помню. Вот я и думаю, что ему ставить?

– Ставь «отл.», – ухмыльнулся я. – Он либо взломал архив, что, в общем-то, отвечает его будущей профессии, либо нашел статьи, то есть, возможно, их прочитал.

В дверь постучали.

– Блядь, а? Сказал ведь, первого постучавшегося – убью. Сколько там по сто пятой мне светит?

– Ты в состоянии аффекта – лет пять получишь. Убивай смело, думаю, по амнистии раньше выйдешь.

С самым любезным выражением лица я открыл дверь.

На пороге стоял коренастый первокурсник, по которому давно плакали воздушно-десантные войска.

– Здравствуйте, Игорь Владимирович! – лихо начал молодой человек. – А вы завтра когда на кафедре будете?

Под моими ногами кто-то хихикнул. Я опустил глаза и увидел сидящих на полу паренька с ноутбуком на коленях – моего будущего программиста, и… Катю.

– Ко мне? – грозно спросил я, ребята дружно кивнули. Я отвернулся, молча взял студента – будущего ВДВ-шника – за плечо, подвел его к расписанию и ткнул пальцем в свою фамилию.

– Читай вслух.

– А… Я понял. – Мальчик попытался вырваться, но я держал его железной хваткой.

– Видишь, вот это число?

– Тридцать первое декабря.

– Вот тридцать первого декабря в девять утра и придешь.

Мальчик побледнел.

– Но, Игорь Владимирович, у меня экзамен по матану тридцатого! Без вашего зачета меня не допустят к сессии!

– Да что ты?! Но, может, это научит тебя читать расписание пребывания преподавателей на кафедре? Вы двое! – я резко развернулся к откровенно ржущим Кате и… как его? – Карелин, марш в кабинет и готовься показывать обработку! Громова – за мной.

Ребята шустро поднялись с пола. Леша (точно, Леша!) что-то шепнул Кате и скрылся в кабинете, Катя же засеменила за мной.