Судьбой приказано спастись

Положив записку в карман, он с радостной улыбкой подошёл к бармену и спросил:

– У вас, молодой человек, есть дети?

Удивлённый таким странным вопросом, бармен протянул: – Да…есть…сын…

Услышав слово «сын», посол, с радостным блеском в глазах, сказал:

– Прекрасно! – и приветливо улыбнувшись, он вытащил из бумажника деньги и извинительно попросил: – Пожалуйста, не сочтите это за унижение или оскорбление, но я очень прошу вас принять эти деньги. И, пожалуйста, угостите, кого пожелаете, а так же сами выпейте, пожалуйста, за вашего и моего сыновей. Спасибо вам большое заранее и до свидания!

Сказав это посол радостно направился к выходу, а бармен, держа в руке купюры крупного достоинства и совершенно ошарашенный этим обстоятельством, прошептал уходящему вслед необычной щедрости посетителю: – Будет исполнено… Обязательно сделаю… Надо же, какие хорошие какие люди бывают…

В полдень в затемнённой комнате лежала в постели Юй Лоу, прижимая нежно куклу-мальчика к груди, и что-то сама себе невнятно бормотала, уставившись в потолок. Вскоре в комнату вошла горничная и неспешно приступила к уборке.

– Извините, что я сегодня опоздала немного, – обратилась она к Юй Лоу. – Понимаете, я вчера впервые после долгой разлуки встретилась со своим братом. Он ко мне в гости приехал. От этой встречи у меня настроение теперь очень приподнятое, отчего даже хочется в пляс пуститься. Кстати, по телевизору сейчас как раз должны показывать бальные танцы. Вы не против, если я его включу?

Приняв молчание хозяйки за знак согласия, она включила телевизор, убавив звук до минимума, чтобы по ходу уборки посмотреть любимую передачу, но успела увидеть только завершение выступления танцоров. После показа бальных танцев начались новости, в середине которых диктор передавал криминальное сообщение: «В одно из отделений милиции города Москвы доставлен человек, сходство которого с фотороботом разыскиваемого маньяка очевидно. Предполагается, что задержали одного из маньяков, который убил и обезобразил со своими напарниками немало жертв, в большей степени девушек. Предполагаемым убийцей оказался молодой человек с лицом восточного типа, не имеющий места жительства в России. На задаваемые ему вопросы он не отвечает и молча реагирует так, будто все эти преступления его не касаются. Как бы то ни было, он теперь безопасен».

Услышав из сообщения диктора словосочетание «восточного типа» Юй Лоу повернула голову в сторону телевизора и безучастно уставилась в экран. Заканчивая сообщение, диктор сказал, что фоторобот, составленный по словам очевидцев, совпадает с лицом этого человека. В момент, когда на экране появилось изображение, сравнивающее фоторобот и лицо преступника, Юй Лоу всем своим телом вдруг вздрогнула, а потом, резко отбросив одеяло и оставив куклу у подушки, буквально выпрыгнула из постели и стремглав бросилась к экрану, громко крича:

– Ку Цзыма!!! Сын мой! Я твоя мама. Я так долго тебя ждала! – прильнув к экрану с изображением сына, она гладила его лицо, приговаривая: – Как ты вырос, дорогой мой. Это ты… Я знаю, что это ты… Ты такой же и остался… И эта твоя небольшая ранка у края нижней губы такой же осталась… Я об этом не забыла!..

… Не случайно о материнском сердце слагают народные легенды. Где бы ни были сын или дочь, мать и дитя навсегда остаются единым целым, и любящая мать душой всегда чувствует, что с её ребёнком происходит. Зная наперечёт все родинки на его теле с момента рождения, она помнит все отметины от детских ссадин, даже самые незначительные, как будто ощущает их на своей коже.

Картинка на телевизионном экране сменилась, и передавали уже другую новость, но Юй Лоу, находясь в состоянии неудержимой радости от долгожданного «свидания», хотя и виртуального, со своим сыном, повторяла, рыдая от охватившего её сиюминутного счастья: – Не уходи, сынок. Пожалуйста, не уходи. Не оставляй опять меня, ведь я долго ждала тебя. Ты жив, мой маленький Ку Цзыма. Как я счастлива теперь, что ты вернулся ко мне, мой сыночек… Я так долго этого ждала.

Выговорившись и излив слезами накопившееся на душе за долгие годы ожидания, она долго сидела перед телевизором, нежно поглаживая своими дрожащими от волнения руками и целуя иссохшими от долгой тоски по сыну губами экран. Затем, улыбнувшись, она встала и начала прибирать постель. После этого она подошла к гардеробу, открыла его, нашла понравившуюся ей одежду, переоделась и подошла к зеркалу. Стоя перед ним, она долго с любопытством себя разглядывала и, наконец, произнесла:

– Как всё же я изменилась за эти годы… Наверное, мой сын, увидев меня, надеюсь, очень скоро, не узнает меня. Хотя, что я говорю… Он у меня другой, мой сыночек. Он узнает меня любую, даже несмотря на то, что тогда он был совсем ещё маленьким.

Горничная, обомлевшая от таких разительных перемен, произошедших с её хозяйкой за столь короткое время, как сидела в кресле, большими от удивления глазами глядя на неё, так и продолжала сидеть, пока Юй Лоу с радостной улыбкой не подошла к ней.

– Вы заговорили… – заикаясь произнесла горничная. Потом она встала и, ещё не оправившись от потрясения, стала продвигаться к выходу, немного с опаской поглядывая на свою хозяйку и бормоча: – Как это может так быть? Так вдруг сразу выздороветь? Надо же, как в сказке! А как обрадуется её муж…

Она уже добралась до двери и взялась за ручку, чтобы открыть её, но дверь резко открылась сама, и на пороге появился Ку Шанюан, лицо которого светилось от счастья так же, как недавно и у Юй Лоу. Горничная испуганно посторонилась, а посол быстро подбежал к своей жене и, припав к её ногам, сообщил радостную новость:

– Скоро ты увидишь нашего с тобой Ку Цзыма.

– Значит, это правда! – воскликнула Юй Лоу. Значит, то, что я недавно видела – его…и тот небольшой шрамик на его губе – это вовсе мне не показалось.

– Да, это правда… Он остался жив тогда, наш с тобой сын. Я говорил с одним человеком…

– И что он сказал? – невольно перебив мужа, взволнованно спросила Юй Лоу.

– Он сказал, что свою любимую маму, тебя, Ку Цзыма никогда не забывал. Ты этого заслуживаешь. Ведь ты так долго его ждала, – успокаивал Ку Шанюан свою жену.

– А где он сейчас? Там по телевизору такое про него говорили… Я этому не верю.

– Я тоже видел и в это не верю. И ты не верь. Я не знаю, где он сейчас точно, но скоро всё, обещаю тебе, выяснится. Совсем скоро его оттуда выпустят. Думаю, он, наверное, попал туда по ошибке, – продолжал успокаивать свою жену посол.

– Неужели это правда, что я его скоро увижу! – обрадовано воскликнула Юй Лоу, припав к груди своего мужа.

– Обязательно увидишь! – нежно обняв жену, воскликнул Ку Шанюан.

Глава 15

«Невольный» покровитель

После задержания Кузьма был доставлен в отделение милиции, где находился некоторое время, а затем был отправлен в одну из московских тюрем. Идя под конвоем по тюремному коридору, он не знал, куда его ведут и не думал, что скоро его закроют в маленькой камере вместе с такими же, как и он, задержанными и будут относиться к нему не так, как в обычной жизни. Кузьма безотносительно спокойно шёл туда, куда его вели, и, к удивлению конвоира, не знающего как реагировать на это, улыбался. За всё время своей службы конвоир не наблюдал ещё случая, чтобы кто-либо с такой радостной улыбкой шёл к месту заключения.

Наконец, перед Кузьмой распахнули тяжёлую дверь и сняли наручники. Почувствовав толчок в спину и услышав за собой неприятный металлический скрежет массивного затвора, он оказался внутри какого-то мрачного помещения. Остановившись у порога, Кузьма стал с интересом разглядывать непонятные сетки, расположенные в несколько ярусов вдоль стен, и незнакомых ему людей, лежащих на этих сетках. Не зная, что ему делать дальше и куда примоститься, он, тем не менее, по-прежнему продолжал улыбаться, но уже с немного растерянным видом. Постояв так некоторое время, он медленно направился в один из углов камеры, сел на пол и с той же улыбкой на лице продолжал осматриваться вокруг, ловя на себе удивлённо-любопытные взгляды присутствующих в камере. Те впервые видели такого странного парня, который, попав в камеру, довольно улыбается и с интересом рассматривает помещение, не произнося при этом ни слова. Глядя на Кузьму, все заключённые тоже начали невольно улыбаться, кроме одного – занятого своим делом, и потому безучастного ко всему происходящему. Он только на миг взглянул на вновь прибывшего, но через пару секунд, не поворачивая головы, зычно сказал через плечо, привлекая всеобщее внимание:

– Эй ты, уважаемый! А мы ведь тоже люди, а всем в таком случае людям известно, что когда к людям заходят, в первую очередь с ними здороваются. Слышишь, это я тебе говорю, уважаемый. Подойди сюда! Хочу хорошенько на тебя посмотреть.

Кузьма молча встал и не спеша направился в сторону позвавшего его мужчины, который сидел спиной к нему, увлечённо проводя карандашом по листу бумаги, расположенному перед ним на небольшой фанерке, и изредка поглядывая на газету, лежащую рядом с ним. Встав возле этого заключённого и взглянув мельком через его плечо, Кузьма увидел на газетной странице фотографию своего папы. Вздрогнув, он неожиданно быстро схватил газету, встревоженно посмотрев на рисующего, вернулся в свой угол и сел. Все без исключения смотрели молча с удивлением на этого смельчака.

Один из заключённых за такую наглость хотел было уже наброситься на Кузьму и проучить, но недавний владелец газеты резко остановил того:

– Отставить дёргаться. Не трогай его! Я сам с ним разберусь.

Возникла затянувшаяся пауза, в течение которой мужчина не спеша подошёл к Кузьме и долго смотрел на него. Потом он потянулся рукой к заинтересовавшей парня газете, чтобы забрать её, но тот вдруг резко прижал её к груди. От такого поведения новичка мужчина начал терять терпение и, серьёзно глядя Кузьме в глаза, изучающе прищурился. Всеобщее напряжение в камере возрастало. Некоторые направились в сторону Кузьмы.

– А ну, все назад, – властно скомандовал мужчина.

Все тут же резко остановились, замерев каждый на своем месте.

– Дорогой мой гость с востока, – медленно начал мужчина, сменив вдруг гнев на милость, так как заметил, что при взгляде на фото в газете, у парня на глазах почему-то появляются слёзы. Своей беззащитной растерянностью взгляд этого парня напомнил ему взгляд его правнука-инвалида, вызвав в нём человеческую жалость. – Как это понимать? Ты забрал мою газету, на которой сфоткан человек по кличке «Художник», с кем я имею честь быть хорошо знакомым, и не хочешь мне её отдавать, – подчёркнуто вежливо выбирая слова, произнёс владелец газеты.

Кузьма поднял голову, посмотрев на мужчину и молча улыбнулся.

– Он кто тебе? Ты его знаешь? – стал допытываться ответа мужчина. – А ты его, чувствуется, знаешь, если после того, как я сказал, что его знаю, ты улыбнулся…

Кузьма, широко улыбаясь, утвердительно покачал головой.

– Не врёшь?

Кузьма быстро и многократно отрицательно замотал из стороны в сторону головой.

– Ладно, верю. И не стоит так резко болтать головой… Она отлететь от тебя невзначай сможет… Я, после такого твоего признания, хотел бы и другой вопрос задать тебе, но, если ты, как мне показалось, немой и не можешь говорить, попробуем с тобой разговаривать по-другому. Умеешь по-русски читать и писать?

Кузьма вновь утвердительно кивнул в ответ.

– Понял, умеешь. Это хорошо. Карандаш и бумагу мне быстро, – крикнул приказным тоном мужчина.– Приказ был мигом исполнен. – Значит так, дорогой мой человек, – растянуто вежливо обратился он к Кузьме, – я буду письменно спрашивать, а ты мне будешь письменно отвечать. Первый вопрос у меня такой. – Мужчина взял карандаш и большими буквами написал на бумаге: «Кто тебе этот человек, изображённый в газете?»

Кузьма в ответ коряво, но большими тоже буквами, написал: «Папа».

Прочитав это одно только единственное слово, мужчина выпрямился, расправив плечи, и с улыбкой, полной доброты и уважительной нежности, но с огромным удивлением протянул: – Вот даже как…

Сделав длинную паузу, он встал и прошёлся по камере, исподлобья поглядывая на всех в ней присутствующих. А потом вдруг громко, тоном, не терпящим неповиновения, провозгласил медленно, чётко и ясно:

– Значит так, аудитория! Моё слово такое. Кто его обидит или даже плохо на него посмотрит, будет иметь дело лично со мной. И тогда я того без объяснений моментом изничтожу! Так что мокрого даже места от него не останется.

А потом, широко улыбаясь, он подошёл к Кузьме и, обняв его по-отцовски за плечи, сказал:

– Парень, поверь мне, что теперь тебя здесь никто не тронет. Твой папа и уважаемый так же мной Валентин Николаевич на зоне не раз меня выручали, так что я по жизни их должник. Ко всему ещё прочему, твой отец терпеливо меня рисовать учил. На днях я узнал, что он опять на нарах оказался. Вот мне и захотелось с газеты его портрет нарисовать. На зоне он меня, как и многих, изобразил таким, каким я был в молодости, за что спасибо ему огромное. Твой папа – хороший художник с большой буквы… А так же добрый по жизни мужик, – поведал мужчина и неожиданно спросил: – Ты с ним долго в тайге был?

Парень внимательно посмотрел на своего «защитника», но вместо ответа всего лишь молча улыбнулся. Не добившись ответа, мужчина тоже улыбнулся и, хлопнув его слегка по плечу, произнёс:

– Всё ясно… Ты в осторожности своей вылитый отец. Обо всём подробно и молча одними глазами можешь рассказать. Извини за такое сравнение с юмором с твоим папой. Обещаю, что больше не буду мучить тебя вопросами и допытываться правды. Потому что вижу, что ты не врёшь. Я и без этого теперь поверил, что он – твой папа, хотя вы и разных с ним национальностей. И скажу, почему я тебе верю. Просто, дело в том, что ты – как и твой папа, а также уважаемый мной Валентин Николаевич, который однажды спас меня – когда говоришь с кем-либо даже взглядом, то голос от сердца идет и без всякой там фальши. Сколько на зоне я их знал, они никогда мне не лгали, глядя мне в глаза… Не туманили мне глаза. И поэтому я по твоим зрачкам вижу, что ты тоже честно на меня смотришь – прямо и открыто, с влажными от жизненных страданий глазами, отчего я даже своё отражение вижу, как в зеркале, в них. Понимаешь, не многие так смотрят. В основном все начинают напускать туман сразу себе на глаза, надеясь таким образом скрыть ложь. Нагло глядя при этом тебе в глаза, они клянутся многократно в честности. Хорошо, что ты берёшь пример в честности от своего папы и моего на зоне спасителя – Николаича. А хотя, может, это всё у тебя в крови ещё с рождения было. Кстати, вот ты когда так улыбаешься, сразу, глядя на тебя, жить начинает хотеться. Так что, наш дорогой друг – китаец, живи в наших апартаментах спокойно, сколько тебе хочется, и ничего не бойся. А в ответ на это улыбайся побольше, чтобы у нас от твоей улыбки жить постоянно хотелось здесь. Тебя, наверное, удивило, что я тебя китайцем назвал. Видимо, попал «в точку». Понимаешь, у меня один знакомый был, и он по-национальности китаец. Вы как-то и чем-то по лицу очень похожи с ним. Тот тоже, как и ты, всегда улыбался, но не так красиво, как ты. Вот почему я догадался, что ты китаец, – объяснил мужчина и, перейдя на другой лад, решил завершить основную часть разговора наиболее доверительно:

– И посему, после нашего знакомства и после моей торжественной речи, я и всё остальное в этих покоях здешнее местное население остаёмся с добрыми намерениями к тебе и приступаем к более тесной дружбе между нами: просим, так сказать, к нашему шалашу, как говорят у нас на Руси.

Он улыбнулся своей гостеприимной улыбкой всем присутствующим в камере, как бы приглашая всех к столу, отчего все пришли в хорошее настроение.

– Только, уважаемый гость, не обессудь за такое скромное угощение, как говорится, чего Бог послал. Что смотришь? – заметив робкий взгляд парня, обратился он к Кузьме. – Вливайся, давай, скорее к нам и садись живо с нами, попотчуем тебя. А там, как говорят у нас в Одессе, далее «будем посмотреть», как тебе затем помочь уют создать. Видно, что устал ты очень в этой непредсказуемой земной людской жизни, хотя и виду не подаёшь, что у тебя на самом деле на душе творится. Думаю, тебе и ему – твоему папе – в тайге, ой, как доставалось, потому что тайга – это суровый и очень опасный край. Я от души рад за Художника, что у него такой сын вырос. И ещё раз поэтому повторяю, живи здесь в полном комфорте и знай, что мы тебя даже пальцем не тронем, – после этого он снова по-отечески приобнял парня и, ободряюще похлопав его по плечу, добавил: – Такие, как ты… В наше время редкость…

Довольный таким приёмом, Кузьма улыбнулся и, окинув всех благодарным взглядом, для поддержки дружеской атмосферы громко и звучно вдруг зарычал по-медвежьи. Заключенные вначале оторопели, но, увидев, что парень радостно засмеялся, тоже развеселились, и каждый на свой лад попытался изобразить рычащего медведя.

Глава 16

В год страшного землетрясения

Выписываясь с больницы, Вероника поблагодарила доктора, переоделась, сменив больничный халат на свою повседневную одежду, и по коридору направилась к выходу. Проходя мимо стоящего в фойе телевизора и услышав в новостях сообщение о каком-то задержанном маньяке, она решила остановиться, чтобы дослушать новость. Увидев на экране фото предполагаемого маньяка, Вероника была сильно удивлена, узнав в нём того самого парня, который помог ей освободиться от насильников-маньяков, и которого она впервые увидела в вагоне товарного состава. Далее в новостном сюжете сообщалось о том, что в ближайшее время состоится открытое судебное заседание по делу этого маньяка. Такое сообщение показалось для Вероники очень странным – она недоумевала, как может всё быть так перевёрнуто с ног на голову в работе правоохранительных и судебных органов. От такой несправедливости на её глазах даже навернулись слёзы и, опустив уныло голову, она медленно пошла дальше по коридору к выходу.

Оказавшись на улице, она шла по тротуару и вспоминала недавние, случившиеся с ней по дороге через кладбище, события, после которых она чудом осталась жива благодаря именно тому молодому человеку, которого сейчас принимают за маньяка. Восстановив в памяти все подробности той ужасной ночи, она вдруг осознала, что является, вероятно, единственной свидетельницей произошедшего там. Поняв, что только она может рассказать на суде всю правду о событиях на кладбище и указать приметы настоящих преступников, Вероника решила, что непременно должна помочь своему спасителю не стать жертвой несправедливого обвинения. И только тогда, выполнив свой гражданский долг, она сможет с чистой совестью вернуться в дом дяди и начать жизнь с «чистого листа», раз не повезло встретиться с Джулио.

Погружённая в свои размышления, Вероника и не заметила, как оказалась совсем рядом с магазином бытовой техники и электроники. Через большие стеклянные витрины хорошо просматривалось завораживающее мерцание цветных изящных светильников внутри магазина, которое так и манило девушку войти внутрь. Остановившись у ближайшего от входа прилавка, она услышала за спиной голос и, затаив дыхание, прислушалась. Этот голос, неожиданно ею услышанный, она никогда не спутала бы ни с каким другим. Она с волнением развернулась и быстро пошла на звук голоса, оказавшись вскоре в отделе телевизоров, где на всех телевизионных экранах одновременно она увидела лицо Джулио, взгляд которого был направлен как будто только на неё. Остановившись у одного из экранов и закрыв глаза, она опустила голову и стала слушать его пение – смотреть на Джулио у неё просто не было сил.

Слушая пение Джулио, она унеслась мыслями в события почти двадцатилетней давности, когда после землетрясения в Армении по воле судьбы они оказались вдвоём в полуразрушенном подвале, изолированными не на одну неделю от всего мира. Именно там Джулио впервые попробовал петь.

– Не останавливайся, пой! – попросила тогда Вероника. – У тебя очень красивый голос!

– Я никогда ещё не пел в жизни, и он у меня был совсем другой, – удивляясь сам как будто новому тембру своего голоса, ответил тогда итальянец.

– Вот и хорошо, что ещё не пел, а начал петь лишь только сейчас и как раз для меня. Пой… А я буду твоим самым первым и, обещаю, самым верным зрителем…

День за днём находясь под завалами, в перерывах между разговорами о будущем Джулио пел для Вероники, тем самым успокаивая её – свою единственную тогда преданную зрительницу. Вначале это была просто песня о любви, потом, вспоминая свои любимые стихи, он читал их наизусть, по ходу придумывая мелодию к ним. Прерывая на время пение, Джулио, расчувствовавшись от стихотворного текста, говорил:

– Вероника, только твоя забота помогает затягиваться моей ране, а мне – выздоравливать. Я никогда не забуду, что ты для меня делаешь. И когда мы отсюда выберемся…

– Я бы тоже хотела отсюда выбраться, – подхватывала Вероника, – и тогда бы я тебе призналась, что только твоё присутствие со мной и твоё пение помогли выжить. Но никто нас и никогда, к сожалению, отсюда не вытащит, пока мы сами не попытаемся это сделать.

– Жаль, что нога моя пока меня не слушается, и я не могу без боли двигаться. Тебе же одной не по силам будет освободить нас отсюда, – посетовал Джулио.

– Ты очень помогаешь мне своим пением. А это для меня сейчас самая лучшая поддержка. Так что вдвоём с тобой как-нибудь да справимся. А пока спой для меня ещё, пожалуйста, – попросила Вероника. – Это мне поможет думать, как нам отсюда выбираться.

И Джулио вновь запел песню о первой любви, как гимн сопротивления пребыванию под завалами, которая на его родном итальянском языке звучала особенно трогательно и проникновенно.

Вероника никогда не забывала слова этой песни, принадлежащие перу известного русского поэта Николая Огарёва, произведения которого так нравились Джулио. Стихотворение о первой любви Огарёва настолько тронуло итальянца, что он перевёл его на итальянский язык, а в процессе перевода родилась и мелодия. Первая попытка положить слова любимого стихотворения на музыку оказалась удачной и, находясь под завалами, он стал сочинять мелодии для других известных ему стихотворений. Получившиеся песни очень нравились Веронике и успокаивали её. Зачастую он слышал, как она, слушая их, тихонько всхлипывала в темноте. Иногда она не до конца понимала текст песни в силу своего ещё совсем юного возраста, но на вопрос Джулио: «Понравилось ли?» она неизменно отвечала: «Да». Ей нравился даже его итальянский акцент, когда он пел на русском языке. Джулио так мило и немного смешно произносил некоторые слова, что девочка в шутку иногда даже передразнивала его. Такая признательность Вероники по отношению к Джулио объяснялась одной причиной – он был для неё тем человеком, с кем не было страшно находиться в жутком мраке заваленного подвала. Окажись она там одна, её психика долго не выдержала бы, и она погибла бы от страха и бессилия .

Когда девочка в очередной раз засыпала, убаюканная его песней, его каждый раз преследовала одна и та мысль – неужели в его жизни должна была случиться такая страшная трагедия, чтобы он запел? Именно его пение стало спасением для обоих в сложившейся ситуации, так как укрепляло их веру в будущее. Слова песен помогли им пережить страшное время нахождения под завалами, а для Вероники стали спасательным кругом в моменты душевных тревог, когда после унёсшей жизни её родителей трагедии девушка жила в течение долгого времени у своего дяди.

После того, как они ценой неимоверных усилий выбрались из-под завалов, её, полуживую, нашли и отправили незамедлительно в больницу, где девочка постепенно выздоравливала и скоро смогла встать на ноги, но на её красивом лице навсегда остались метки, напоминающие о страшном событии в её жизни – несколько неглубоких шрамов, образовавшихся, вероятно, от ран, полученных во время стремительного падения вниз при обвале здания. В момент, когда она впервые увидела в зеркале отражение своего обезображенного лица, ей не хотелось жить. Только слова и мелодии песен Джулио, которые она постоянно себе напевала, и надежда когда-нибудь вновь увидеть этого доброго и порядочного человека, который примет её такой, какая она есть, в чём она ни капельки не сомневалась, удерживали Веронику в этом мире.

Вот и сейчас, когда Вероника стояла перед экраном телевизора и слушала песню в исполнении Джулио, к ней вернулось состояние незыблемой уверенности в том, что он обязательно найдёт её, так нуждающуюся в душевной поддержке.

Песня завершилась и Вероника собралась уже уходить, но услышала, как диктор сказал, что известный певец Джулио Винсетти, впервые находящийся в России с гастролями, проходящими с непредвиденным аншлагом, вероятно, продлит свои гастроли, так как российский зритель, по его мнению, очень доброжелательный и чуткий. А кроме того, есть и другая… личная причина – именно в этой стране живёт та девушка, благодаря которой он выжил однажды в сложной ситуации и стал певцом. В заключении диктор сказал, что певец никогда не забывал и никогда не забудет свою спасительницу Веронику и полон надежды найти её, чтоб не расставаться с ней никогда.