Судьбой приказано спастись

«А вдруг, это была обычная поклонница? – спросил Джулио сам себя, но тут же, отгоняя от себя такую мысль, сам себе решительно возразил: – Нет, это не обыкновенная поклонница была. Они смотрят на меня обычно как на певца, а эта девушка смотрела на меня совсем по-другому – не как на певца: она смотрела на меня с какой-то душевной нежностью, как смотрят обычно на близкого человека. В этом её полном детского отчаяния что-то потерять взгляде было столько тепла. Так что, Джулио, – успокаивал он себя, – не паникуй и окончательно уверуй в то, что это она – Вероника была. Но в связи с этим возникает вопрос: где теперь мне её искать? Не ходить же целыми сутками по улицам, спрашивая у каждого встречного: «Не вы ли спасли меня много лет тому назад?»

Рассуждая так и глядя в окно, Джулио при всём своем желании вряд ли смог разглядеть Веронику, которая в это время шла как раз по улице, в сторону которой был направлен его взгляд, и тихо шептала себе с досадной ноткой в голосе:

– Я так с тобой и не поговорила. Решил, наверное, меня избегнуть, потому что я ведь теперь некрасивая. Рада хоть, что увидела тебя, а ты поглядел на меня. Тётю Катю обрадую тем, что видела знаменитость из Италии. А ещё тем, какой элегантный он с виду и как он всем нравится.

Рассуждая так, она подошла к автобусной остановке, уже было смирившись, что «ни с чем» надо будет вскоре покинуть этот неприветливый для неё город. Но в дороге желание увидеть Джулио вновь в ней проснулось. «Уехать всегда успею, – думала она, подъезжая уже к вокзалу.– Ладно, будь, что будет, остаюсь. Надо только узнать, сколько стоит билет на случай, если скоро надо будет отсюда уезжать, а то денег совсем мало», – решила Вероника и через узкий проход направилась в сторону стенда расписания поездов. Плотный людской поток, направляющийся, видимо, с только что прибывшего пассажирского поезда, вынудил её прижаться к стене, невольно разглядывая проходящих мимо пассажиров, которые, к её радости, быстро мимо неё прошли. В конце этого «хвоста» она заметила пожилого человека, который не спеша шёл, праздно улыбаясь и постоянно оглядываясь по сторонам со старым чемоданчиком в руках. Таким поведением старик вызывал подозрение, и поэтому к нему подошёл сотрудник милиции. После проверки документов, сняв фуражку, он раскланялся в знак уважения к сотруднику правопорядка и направился в сторону буфета, мельком взглянув на Веронику, отчего она резко отвела от пожилого человека глаза. Заметив, что девушка напугана, пожилой мужчина, проживший долгую и не простую жизнь, заметил и другое в её взгляде: отчаянность и обиду, что проявилось во влажности её наивных, доверчивых глаз, блестящих от освещения в зале вокзала. По-отцовски ему как-то вдруг стало жалко девушку и, не глядя на неё, пожилой мужчина направился в её сторону. А чтобы не напугать её своим присутствием рядом, он вытащил из кармана деньги и подошёл к ней под предлогом разменять их на мелочь. Она разменяла ему с какой-то совсем детской улыбкой, отчего он поблагодарил её и спокойно продолжил:

– Ты только не пугайся меня, что подошёл. Понимаешь, ты очень похожа на мою дочь. Вот и подошёл, заметив по твоим влажным глазам, что они вот-вот заплачут. Как будто у слёз хочешь спросить, что делать и куда идти, – обратился старик к Веронике.

– Да, я и вправду об этом немного думала, – еле слышно подтвердила она его слова. – А что, это по мне видно?

– Видеть не видно, а душой чуется. Понимаешь, у тебя от слёз глаза, я заметил, как у ребёнка красные. Почти все дети, как известно, растерянно всегда смотрят вокруг и плачут всегда, как будто потеряли кого-то или ценное что-то, – пояснил он.

– Вы угадали, – с грустью промолвила Вероника.

– Как тебя зовут хоть, – решил спросить пожилой мужчина.

– Меня? Вероника, – ответила девушка.

– А я – Валентин Николаевич… Для тебя просто – дядя Валентин. Хочешь поесть, – учтиво предложил он.

– Не знаю…

– Ну, ты давай пока думай, а я схожу чего-нибудь куплю вон в том буфете.

– Спасибо! – засмущавшись, согласилась Вероника.

Не прошло и десяти минут, за которые Вероника, вытащив из кармана деньги, стала их считать на случай, если понадобиться ей самой рассчитываться за еду, Валентин вернулся с полной сеткой еды: бутербродов, булочек, печенья, плиток шоколада, колбасой, нарезанной ломтиками, хлебом и лимонадом с соками. Всё это «богатство» буквально вываливалось из рук Валентина.

– Можно я хлеба возьму? – спросила девушка.

– Вероника, хлебом одним сыт не будешь… Бери, что хочется и не стесняйся. Мы всё это должны с тобой съесть, раз я целый, так сказать, «воз» приволок с буфета.

Последние слова Валентина немного рассмешили девушку и она совсем по-детски засмеялась. Мужчина предложил присесть на свободные сидения и продолжил:

– И ещё у меня есть к тебе одно предложение. За многие годы моего пребывания на «курорте» у меня накопились лишние деньги, – сказал Валентин и, достав из потайного кармана несколько купюр, решительно протянул их девушке. – Не обижай меня старика, не откажись принять такую помощь, пригодятся. Бери, не отказывайся. Как говорят в народе: дают – бери, бьют – беги. Ну, насчёт, конечно, бега, шутка. Я тебе это даю, как внучке. Ты очень характером похожа на мою дочку – она тоже стеснительная в жизни и беззащитная.

– Вы меня совсем не знаете, а деньги даёте, – удивлённо заметила девушка.

– Дело, понимаешь ли, вовсе не в деньгах, Вероника.

– А в чём тогда? – спросила Вероника, вновь удивлённо вскинув брови.

– Понимаешь, любые деньги, приходя к тебе, стараются улизнуть тут же от тебя. А память, особенно, если она к тому же ещё и добрая, сама находит покой и не собирается уже никогда от кого-либо уходить. Как увидел твои глаза, меня сразу в прошлое мигом вернуло. После долгого отсутствия в этом «обществе», словно как по волшебству передо мной появилась ты, напомнившая мне мою дочь. От этого у меня настроение очень хорошее стало. Как будто сквозь года она опять рядом со мной оказалась и, надеюсь, теперь надолго, – признался Валентин.

– Вы к ней едете, своей дочке?

– Да, к ней. Если, конечно, узнает и признает, – с ноткой грусти в голосе промолвил Валентин.

– Вы же сами говорите, что она очень на меня похожа. Я бы, например, узнала и, конечно же, признала. Значит, она тоже вас признает. От таких, как вы, грех отказываться, – попыталась поддержать его Вероника.

– Она свою самую цветущую жизнь прожила, можно сказать, почти всю без меня. Меня совесть за это как будто сводит внутри в калачик. От этого я немного побаиваюсь с ней встречи, – посетовал он.

– Дядя Валентин, вы зря так тревожитесь. Я уверена – она вас очень любит и с нетерпением ждёт.

– Но мы же очень долго с ней не виделись, – возразил Валентин.

– Когда любят, ждать могут, я думаю, сколько угодно, – заметила девушка и, опустив голову, заплакала.

– Чего это ты так вдруг заплакала? – удивился Валентин.

– Не знаю… Может, оттого, как ваша дочь скоро обрадуется, – призналась Вероника.

Не в силах видеть девичьи слёзы и готовый с отцовской заботой помочь ей, мужчина спросил:

– У тебя что-то случилось в жизни? – заметив, что девушка никак не решается ответить, он сказал: – Первому встречному, конечно, я никогда не советую душу до конца открывать. Это может обернуться в будущем бедой. Но мне можешь. Я ведь откровенно говорить с тобой первый начал. Поэтому и ты можешь быть со мной без боязни.

– Я не знаю, как мне теперь быть дальше… – выдохнула, наконец, Вероника.

– Во-первых, не держи это долго в себе… – постарался для начала успокоить Веронику Валентин. – А, во-вторых, запомни, что из любой ситуации можно выпутаться. Ну, а так как теперь у тебя есть я, который всегда умудрялся выпутываться из таких даже жизненных «капканов», когда одна нога была в могиле, затягивая за собой вторую. Так что, не стесняйся, говори, вдвоём что-нибудь, да, придумаем, – с уверенностью пообещал он.

– Я ведь не всегда была такой. Раньше у меня лицо было как у всех: гладкое и приятное глазу, и не было стыда появляться на людях. А после одного случая со мной в детстве на меня все стали смотреть с брезгливостью. Мне от этих взглядов неприязни ко мне становилось иногда так неловко, что даже от этого часто не хотелось жить… – начала свою историю Вероника.

– Ты знаешь, Вероника, я, ой, как много людей в жизни повидал и больше, конечно, встречал хороших. От этих встреч я сделал для себя один вывод: каждый всегда находил себе пару по любви, не глядя при этом ни на какие недостатки во внешности – любят в основном не за человеческий фасад, а за душу внутри. И я могу тебя заверить, что ты встретишь такого человека, который не будет обращать никакого внимания на все недостатки твоего милого лица. И ещё не забывай, что это теперь легко можно исправить. Сейчас медицина на такой высоте, что в момент твоему лицу вернут прежнюю твою красоту, после которой ты снова станешь красивой и привлекательной. Я тебя сейчас не только успокаиваю. Я хочу, чтобы ты всем сердцем поверила только в хорошее и никогда больше не мучилась при этом, как бы тяжело не было тебе временами, – словно чеканя каждое слово, произнёс Валентин, извинившись, что прервал её о себе рассказ.

– Постараюсь… – пообещала Вероника и продолжила: – Я надеялась, что он, один мой давний знакомый, посмотрит на меня, как на прежнюю, с красивым лицом. Но он на меня посмотрел так, что постеснялся, что я была когда-то его знакомой, а теперь стала некрасивой. Наверное, увидев меня, он специально от меня отвернулся и ушёл, делая вид, что меня не знает… А я ведь ждала, что он меня обязательно вспомнит, подойдёт и скажет мне что-то хорошее, – с глубоким сожалением промолвила Вероника.

– Кто он?

– Тот, который на людей смотрит с городских афиш – Джулио Винсетти, – пояснила девушка.

– А, это тот итальянский певец, о ком так много говорят. Я на вокзале даже видел его по телевизору. А когда шёл с поезда, то увидел его уже у театральной кассы с его фотографии на стенде. Ну что могу по этому лицу сказать? Приятный во всём – это факт. Какие у тебя, оказывается, знакомые есть. Да, это похвально.

– Когда про него услышала по радио, я вначале подумала, что это другой Джулио Винсетти, но когда услышала его голос и увидела, затем, его привычку откидывать волосы с лица, то окончательно тогда поняла – это он. Так откидывать волосы легким движением головы в сторону и назад умеет только он. У него и голос тот же остался. И этот голос я тоже ни с каким другим не спутаю. Он мне слышится часто даже во сне, – откинувшись на спинку сидения и на секунду прикрыв глаза, доверительно призналась она.

– Так ты что, из-за него что ли плачешь? – стал уточнять Валентин.

– Да, из-за него. Обидно, что меня побрезговал признать. Он ведь такой некрасивой меня не видел.

– Не знаю… Не знаю. Это, мне кажется, слишком на него не похоже. Глаза у него, видишь ли, живые и какие-то ласковые, – охарактеризовал Валентин Винсетти, нисколько не сомневаясь в своих словах. – Поэтому повремени немного в такими выводами.

– Хотя, может быть, вы и правы. Он ведь меня очень давно не видел. Мне тогда было всего-то только около тринадцати лет. Знаете, когда он меня тогда перед тем землетрясением впервые увидел, сказал мне, глядя ласково в глаза: «Ты очень красивая!»

– Перед каким землетрясением? – удивился Валентин.

– Перед тем, которое было, если помните, в Армении более двадцати лет назад.

– Ах, вот оно что.

– Понимаете, дядя Валентин, не успев даже он это до конца сказать, как вдруг такое началось… Мы еле даже успели схватиться друг за друга. А потом, как камни, полетели вниз и потом как будто в какую-то провалились пропасть. И тишина… когда же стали приходить в себя, то первым делом я почувствовала, что всё тело от ушибов словно жгло и всё кругом болело. А когда совсем уже пришла в себя, со страха оглядываясь вокруг, увидела его, лежащего со мной рядом. А вслед за мной и он начал приходить в себя и, улыбнувшись, меня приобнял. Так как у него болели спина и нога, отчего он с трудом мог шевелиться, мы были вынуждены долго находиться друг у друга в объятиях. К тому же ещё мы были зажаты мусором с обеих сторон. Чтобы не было скучно лежать, он начал петь на итальянском языке. Мы так, наверное, были нужны тогда друг другу.

– А после того, как ты выжила чудом в этом страшном землетрясении, у тебя кто-нибудь из родных остался? – сочувственно поинтересовался Валентин.

– Один человек – мой дядя, узнав о землетрясении, меня нашёл и сразу к себе забрал – в Ленинградскую область. Но недавно и он умер. После его ухода у меня теперь родных ни-ко-го. После смерти дяди думать в страхе стала – как мне теперь быть. Подруг настоящих почему-то мне так и не удалось, по сей день, найти, а с парнями дружить не умела, да и не хотела. Мне все эти годы после того землетрясения нравился только один единственный человек – Джулио. Хотя он и был немного старше меня, я к нему за тот короткий период очень привязалась. Может, это у меня детская любовь? Не знаю. Но я всегда о нем думала, а особенно, когда мне бывало очень тяжело на душе и очень одиноко – это мне так помогало, словами не передать. Под завалами мы тогда с ним на русском языке всё время говорили. Его научила этому одна пожилая эмигрантка из России, которая тоже жила в Италии.

– А твои родители во время этой страшной трагедии где были? –осторожно спросил Валентин.

– Они все в гостях у других наших родных были, а я осталась в доме одна, так как у меня было плохое настроение… А, если честно признаться, дядя Валентин, я не хотела пропустить интересный фильм по телевизору… Все родные, как оказалось потом, погибли под завалами

– Выходит, что этот итальянец у тебя теперь единственный близкий человек остался.

– Я бы о нём ничего не узнала, если бы не радио. Когда я его случайно включила –услышала песню о первой любви, которую он в самый первый раз мне запел. И когда о нём немного коротко сказали, я так хотела его увидеть, что сразу попросила у соседки тёти Кати денег. И вот приехала сюда в Москву – его увидеть. Но хотеть – одно, а увидеть никак не выходит. Вот поэтому я стояла и плакала, и тут вы ко мне подошли. Так что теперь у меня, кроме Джулио, вы близкий человек мне и тётя Катя, которая после смерти дяди меня особенно жалеет.

– Ты такая… доверчивая, Вероника, словно ребёнок. И в этом ты сродни моей дочери.

– Нет, дядя Валентин, я не доверчивая, и никому бы никогда об этом не рассказала. Вы – первый, кому я осмелилась об этом говорить. Видите ли, если на вас посмотреть с первого раза, то вы почему-то кажетесь каким-то очень суровым, но стоит к вам подойти близко, вы сразу становитесь мягким и к вам как-то прислониться отчего-то быстро хочется. И сразу начинаю понимать, что вы никогда не посмеете обидеть таких, как я, – объяснила Вероника и добавила: – Об этом ваши глаза говорят.

– Выходит, что, оказывается, ты очень в людях хорошо разбираешься?

– Нет, совсем не разбираюсь. Всё совсем просто. Когда я стою рядом с человеком и мне сразу же хочется от него быстро отойти – значит, он злой. А вот возле вас мне не только стоять очень хочется, но и очень о многом появляется желание поговорить, и даже о чём-то личном.

– Спасибо тебе за такие добрые обо мне слова, – поблагодарил Валентин. – Я, Вероника, так разучился слышать такое в свой адрес, что даже жар пошёл по телу.

– От хороших слов, наверное, отвыкают только в тюрьме.

– Ты хочешь сказать…? – удивлённо промолвил Валентин.

– Не хочу… Боюсь вас обидеть, – ответила Вероника.

– Ты, Вероника, не по возрасту, оказывается, очень мудрая девочка. И ещё, я тебе скажу, что тебе должно скоро повезти в жизни. Это я вижу, как ясный день. И вот тогда это сбудется, когда увидишь того, кого любишь, и он тебе скажет, что только тебя он искал и долго очень. Тогда ты, наверное, будешь самой счастливой на свете, – предсказывал ей Валентин. – И тогда, вспомнив мои слова, скажешь: – Ай, да дядя Валентин… Ты как в воду глядел, экий дед!

Услышав такое «пророчество» Валентина, Вероника засмеялась:

– Вы – большой фантазёр, дядя Валентин, – а потом вдруг с печалью в голосе проговорила: – Конечно, хочется в это поверить, но я как-то начинаю разувериваться…

– Верить во что-то нужно всегда до конца, – сказал Валентин и неожиданно предложил: – Ну что, поехали к нам с дочкой домой в гости? Только для начала давай оставшуюся еду положим в мой «сундук». Нехорошо пропадать добру. Это ведь нелёгкий людской труд. Правда?

– Да, правда, дядя Валентин, – согласилась Вероника и, собрав остатки снеди в сумку, словно близкие родственники, размеренными шагами они направились к выходу. Проходя мимо мужчины, который читал газету, держа её перед собой на весу, стоя у киоска с прессой, Валентин внезапно остановился. Его словно током ударило. Пожилой мужчина, словно загипнотизированный, смотрел на разворот последней страницы газеты с крупным фотопортретом на ней.

– Не дашь посмотреть? – растерянно обратился к читающему Валентин.

– Пожалуйста, возьмите, я уже прочитал её, – вежливо предложил мужчина.

– Спасибо, – поблагодарил его Валентин и, еле удерживая газету в дрожащих от волнения руках, быстро скользнул взглядом по строчкам публикации на завершающей странице и долго потом вглядывался в изображение на газетном фото. После долгого молчания Валентин неожиданно схватился за сердце, тихо выговорив: «Как так… Свят…сынок». Сказав это, он пошатнулся и начал медленно падать, но подоспевшая к этому моменту Вероника, успела подхватить его. Расстегнув ему ворот рубашки, девушка попросила рядом стоящего человека вызвать «скорую помощь». К счастью, «скорая» подъехала быстро и Валентина увезли в больницу.

Вероника снова осталась одна наедине со своими мыслями о том, что же делать дальше. Она была безмерно благодарна судьбе за мимолётное, но такое важное для неё знакомство с Валентином Николаевичем. Этот отзывчивый человек укрепил её надежду на долгожданную встречу с Джулио и она безоговорочно поверила, что обязательно увидится с Джулио. Мысленно она уже представляла это свидание двоих после долгой разлуки и слышала их слова друг другу…

«Если скажет: «Я так долго тебя искал», то я обниму его и скажу в ответ: «Я была всегда уверена, что ты не забыл своего первого зрителя», – наивно мечтала Вероника. «А, не дай бог, он посмотрит на моё изменившееся лицо и оттолкнёт. Что тогда?» – испуганно предположила Вероника, но, своевременно вспомнив слова Валентина: «Если он тебя, Вероника, никогда не забывал и помнит тебя такой же, какая была, то, я уверен, что ничего в твоём лице плохого не заметит», – она успокоилась.

Прогуливаясь неподалёку от вокзала с мыслями о предстоящей встрече, она оказалась около тумбы с афишами и остановилась возле неё, вглядываясь в фото Джулио и приговаривая шёпотом при этом: «Как же всё-таки несправедливо всё устроено в жизни. Вот он рядом со мной, а я сделать ничего не могу, чтоб хоть какое-нибудь на меня обратил внимание». Она ещё долго стояла у афиши, глядя с улыбкой на портрет итальянского певца и нежно поглаживая его лицо кончиками своих тонких пальцев, а потом в задумчивости побрела в город.

Очутившись далеко от вокзала, и, не заметив, как наступил вечер, Вероника почувствовала усталость. Ноги буквально подкашивались. Хотелось присесть прямо здесь, где стояла, но, разглядев среди многоэтажек невдалеке детскую площадку, девушка решила, что там ей будет удобнее отдохнуть, тем более, что в глубине площадки около песочницы оказалась спрятанная за нависшими ветками кустарника скамейка. Девушка присела на неё, как ей думалось, ненадолго, но, усталость взяла своё, и, удобно облокотившись на спинку сидения, путешественница заснула крепким сном. Так, под нависшими ветвями, она и проспала до утра. К счастью, всё обошлось без неприятностей, но впредь она сама себе пообещала, что на улице ночевать больше не будет. А если и окажется в такой же ситуации, то переночует на вокзале. Посидев ещё недолго в своих раздумьях о безопасности ночёвок, она встала и направилась опять в сторону гостиницы, где проживал Джулио.

На этот раз при входе в гостиницу дежурил другой парень, который по взгляду показался ей добрым. Смело подойдя к нему, Вероника спросила, показывая кивком головы в сторону афиши:

– А где этот певец, который здесь живёт, будет петь?

Охранник, оглядев её и позёвывая, протянул:

– О ком это ты?

– О том, который к нам из Италии приехал, – постаралась аккуратно, чтобы не вызвать у того злости, пояснить Вероника.

– А, ты про Винсетти? – догадался охранник.

– Ага, про него,– радостно подтвердила Вероника и подошла к охраннику поближе.

– Там же на афише всё написано.

– Я ничего там до конца так и не поняла, когда читала, – смутилась Вероника.

– А..! Бывает… Но учти, на его концерты билеты очень дорогие. Дешевые вряд ли остались: их давным-давно все уже раскупили. Боюсь, что ты не попадёшь на его концерт. По тебе же видно, что больших денег у тебя нет.

– Нет… Но я заработаю, – уверенно сказала девушка.

– Где ты заработаешь? – удивился охранник.

– Не знаю, – опустив глаза, произнесла опечаленная «работница».

– Тогда чего говоришь, что заработаешь, – пожурил охранник.

– А вы знаете, где можно заработать? – осмелилась спросить Вероника.

– Знаю, – обнадёжил охранник и поинтересовался: – А ты что, в Москве в первый раз?

– Да, в первый, – призналась Вероника.

– Это и видно с первого взгляда. На всё смотришь младенческими глазами, – заметил парень.

– А что – это так заметно?

– Ещё как. Ты только не обижайся на меня, что так говорю с тобой. Это потому, что сам, когда в Москву впервые из деревни приехал, тоже, как и ты, на все кругом как баран на новые ворота глазел. Так что, не переживай – ты не одна такая, а с работой постараюсь помочь, а вот с жильём, извини, не могу. Скажи спасибо, что тебе такой я попался – деревенский. На такую работу просто так с деревни не попадёшь – своих городских хватает – платят ведь здесь очень хорошо. А городские с такими, как мы с тобой, не очень то любят любезничать по душам. А знаешь, я ведь не хотел сам работать на этом месте.

– А тогда зачем работаете? – удивилась Вероника.

– Слушай, давай по-простому разговаривать. Говори мне «ты»,– улыбнулся охранник.

– Ну, хорошо. А, правда, зачем работа-ешь, если не хотелось? – повторила, перейдя с некоторой заминкой на «ты», Вероника.

– Это меня Фёдор Михалыч заставил пахать здесь у него в гостинице, чтоб в деревне не спивался. Понимаешь, там от безработицы раньше очень многие пили. Сейчас, конечно, и работёнка стала в селе появляться, и пить стали поменьше.

– А кто он тебе, этот Фёдор Михайлович, что силком заставляет тебя работать, – заинтересованно стала допытываться Вероника.

– Фёдор Михайлович – заместитель директора этой гостиницы. Он родом из нашей деревни. Так вот, как-то на Рождество он приехал к себе на родину, ну и пришёл к нам навестить мою мать, наверное, до этого уже успевшую пожаловаться на меня, что я постоянно по деревне пьяный от самогонки шатаюсь без продыху почти каждый день. И вот, однажды утром он меня разбудил и так отдубасил, что вмиг протрезвел. «Даю тебе, – говорит, – два часа на сборы и поедешь со мной».

Услышав это, Вероника удивленно проговорила:

– Ну и ну… А, вообще, он кто тебе, этот заместитель директора?

– Никто… – бросил охранник.

– Как никто? – удивилась Вероника.

– Понимаешь, Афган, он и есть всегда Афган. Это слово всегда звучало и сейчас звучит, как особая мужская дружба и верность, – сделав паузу, по-философски ответил охранник и продолжил: – Этот Фёдор Михайлович воевал когда-то с моим отцом в Афганистане – они из одной деревни призывались в армию вместе и воевали там вместе. И оттуда вернулись тоже вместе. Папа скоро женился. Родился я. А потом, спустя несколько лет он умер. А когда Фёдор Михайлович приехал и узнал о нашей жизни без папы – стал нам помогать. Ну, а узнав о моей, как я тебе уже сказал, пьянке, тут же решил, таким образом, прибрать к себе. Кстати, он многих своих родных с годами к себе пристраивал, ведь деревенские – большие трудяги. Уже позже он как-то в разговоре мне признался, что во время войны в Афгане, однажды мой отец на себе вытащил Фёдора Михайловича почти полуживого чуть ли не из плена. Поэтому я ему всегда теперь, как родной, – завершил рассказ парень, и по-детски похвастался: – Вот, кстати, он мне подарил для личного пользования мобильный телефон, хотя у нас у каждого на работе есть рация.

– А тебе идёт эта форма, – проникшись к охраннику симпатией, сделала комплимент Вероника.

– Она мне самому тоже нравится,– широко улыбнулся охранник и решительно добавил: – Ну что, звоню по поводу работы. А как тебя представить?

– Вероника, – обрадовалась девушка.

– Ну раз так, я – Лёша. Вот и познакомились. А сейчас я отойду в сторону, позвоню Люсе, и она всё устроит. В этом я уверен. Кстати, она тоже из нашей деревни, и тоже сама доброта – девка-то.