Командировка в обитель нежити

Из-за нешуточной грозы Москву в середине дня заволокли сумерки, однако Валентин Сергеевич света в кабинете не зажег. Мало того: он еще и задернул шторы на ближайшем к своему столу окне – когда подходил посмотреть, как по площади Дзержинского взбаламученными потоками катит дождевая вода. Валентин Сергеевич радовался полумраку в кабинете. Неровен час – Николай Скрябин, который должен был явиться в 15.00, заподозрил бы что-то, заглянув своему начальнику в лицо.

Смышляев снова сел за массивный письменный стол и взялся читать – уже не личное дело Скрябина, а другой документ: переданное ему накануне диковинное письмо. «Является ли хоть малая толика этого – правдой?» – гадал он. Затем слово «правда» сделало цирковой кульбит в его сознании. Валентин Сергеевич положил письмо под стеклянное пресс-папье и открыл верхний ящик стола, где лежал один-единственный предмет: лакированная кубическая шкатулка из красного дерева, с ребром сантиметров в двадцать.

– Может быть, – пробормотал он, – это ему и поможет. Хуже-то уж точно не будет – хуже просто некуда… – И он, длинно вздохнув, ящик стола прикрыл.

Тут часы в кабинете пробили три раза, секретарь доложил по внутреннему телефону о посетителе, и в двери вошел, громко стуча каблуками начищенных сапог, высокий молодой брюнет. Точеными чертами выразительного лица он походил на голливудского киноактера Кэри Гранта. Да и форма НКВД: гимнастерка цвета хаки с двумя красными эмалевыми шпалами в краповых петлицах и темно-синие бриджи с малиновым кантом – удивительно ловко сидела на нем. «Он тоже играет роль, – подумал Валентин Сергеевич, – ведь сотрудники «Ярополка» не обязаны носить форму даже в здании НКВД». И он указал вошедшему на один из стульев для посетителей.

– Я не советую вам, товарищ Скрябин, брать это дело, – сказал Смышляев. – Я не уверен, что оно вообще по нашей части – что следствие не пытаются пустить по ложному следу. – Он глянул на письмо, лежавшее под стеклянной глыбой пресс-папье. – Вам что-нибудь известно доподлинно об существах, которые именуются словом навь?

Молодой человек ответил после паузы – как если бы находился где-то в отдалении.

– У древних славян словом «навь» обозначались не-мертвые, – сказал он. – То есть, умершие люди с измененной физиологией, которые и после смерти продолжали существовать в мире живых. Ходячие покойники, проще говоря. А позже русские эзотерики стали именовать их кадаврами: от французского le cadavre – труп.

– Что-то наподобие симулякров, которые вы умеете создавать?

– Нет, – Скрябин покачал головой, – симулякры – это всего лишь безжизненные копии живых существ. Они сами по себе безвредны – в отличие от навей. Которые крайне опасны, если не знать, как с ними бороться.

– Ну, а вы, конечно, считаете себя специалистом по таким вопросам! – Смышляев придал своему голосу сарказм. – Впрочем, я знаю, что вы скажете: вас еще в 1935 году привлекли к участию в проекте «Ярополк». И свой юридический диплом с отличием вы защитили по секретной теме – «Криминология парапсихических феноменов».

– Всё именно так. И в дипломной работе я упоминал: в старину считали, что против враждебных людям созданий эффективны огонь, соль и железо. Но единственный надежный способ их одолеть – найти и нейтрализовать живого человека, который ими руководит. Да и автор письма думает так же.

– И что – руководитель у них всегда есть?

– Когда они совершают предумышленное убийство с последующим сокрытием улик – то да. Подобные существа сами не способны действовать столь организованно. Потому-то я и хочу поехать в это село – Макошино.

– Да что же вас в этом деле так зацепило? – воскликнул Валентин Сергеевич, ясно отдавая себе отчет, что переигрывает – но не представляя, что еще он может сказать или сделать. – Конечно, случай серьезный: пять убийств, совершенных с особой жестокостью. Но ведь в Макошино уже откомандирован капитан госбезопасности Крупицын вместе с своими людьми. А все ваши подчиненные сейчас ушли в отпуск и с вами поехать не смогут.

– Я считаю, – сказал Скрябин, – что группе Крупицына без помощи проекта «Ярополк» не обойтись.

– А как же ваш собственный отпуск?

– Отгуляю в другой раз.

Смышляев невольно поморщился – и попытался скрыть это улыбкой. Но улыбка у него вышла неуверенная, колеблющаяся – он тут же сам это понял. И эта неуверенность не осталась тайной для его посетителя: молодой брюнет глянул на Валентина Сергеевича с неуместно сочувственным выражением.

4

Николай Скрябин видел, что Смышляев чего-то страшится. По каким-то причинам не хочет отпускать его в командировку. И это заставляло всерьез призадуматься. Ведь не с бухты-барахты Валентина Сергеевича взяли в «Ярополк». Скрябин знал, что его нынешний шеф имеет доказанные способности к ясновидению особого рода. И, к примеру, точно предсказал в свое время причину и год смерти польского лидера Юзефа Пилсудского.

Но ехать в Макошино Николай должен был. Он видел, какие вещи там творятся, и это повлияло на него самым скверным образом. Хоть видел он всё и не наяву.

Тот сон приснился ему во время его предыдущей командировки, когда он выезжал со своей следственной группой в Зауралье. Разница во времени с Москвой делала утренние подъемы непривычно ранними для него, а потому каждую ночь Николай засыпал, едва успев добраться до гостиничной постели. И тот раз не стал исключением. Дневные впечатления – разрозненные, наползающие одно на другое, – словно бы затянули его в глубокую черную воронку со стенками из какого-то мягкого материала, вроде войлока. Плавно сползая по ним, Скрябин очутился возле символического жерла воронки, заскользил дальше и – без всяких усилий вынырнул с её противоположной стороны.

И это был уже не зауральский поселок, а древнее село на окском берегу, название которого Николаю будто шепнули на ухо: Макошино. А заодно сообщили, что события, снящиеся ему, происходят прямо сейчас: субботним вечером 6-го мая 1939 года.

Он видел, как трое мужчин в серых комбинезонах, шли, вяло печатая шаг, по единственной сельской улице. И откуда-то знал, что троица эта – рабочие из строительной бригады. В Макошино, где располагалась центральная усадьба колхоза имени XVII съезда ВКП(б), они прибыли для дела самого прозаического: чтобы возвести новый коровник. Но Скрябину не просто было всё известно об этих троих – он сам словно бы сделался ими: всеми тремя одновременно. Так что мог смотреть их глазами и даже улавливать немалую часть их мыслей.

Фамилии у рабочих подобрались, как для анекдота: Руссков, Немцов и Поляков. И медленная их поступь объяснялась просто: двухчасовым застольем в канун выходного дня. Чуть впереди остальных шагал старший из трех – сорокалетний Егор Поляков. Следом, покачиваясь, брели двое рабочих помоложе: Иван Немцов, двадцати семи лет от роду, и совсем еще неоперившийся юнец – девятнадцатилетний Вася Руссков. Из бригады строителей числом в десять человек только эти трое решили тем вечером, что им не хватило. И пошагали на окраину Макошина, где, по слухам, проживала одинокая бабка, приторговывавшая самогоном.

Однако до места назначения они не добрались. Васю вдруг замутило, и он метнулся вдоль невысокого заборчика к задворкам одной из крестьянских усадеб. А друзья не бросили Василия в беде: побрели за ним следом. И видели, как его вырвало прямо на забор, примыкавший к чьей-то рубленой бане. Стены её всё еще источали влагу и жар, но париться в ней явно уже закончили: чуть приоткрытая банная дверь покачивалась на ржавых петлях.

– Хорошо бы и нам ополоснуться, – заметил Иван Немцов. – Да и Ваську надо бы…

Он не договорил: глаза его внезапно округлились, и он тотчас пригнул к земле голову Полякова; Вася же и так стоял, склонившись в три погибели.

От крыльца близлежащего дома в их сторону торопливо и скособочено шкандыбал старик, державший в руке увесистую корзинку, из которой высовывалось горлышко здоровенной бутыли с белесо-мутноватой жидкостью. Возле бани дедок покрутил головой – огляделся по сторонам. Однако троих строителей не увидел и быстро зашел внутрь.

– Вот бы посмотреть, что у него в корзинке, – прошептал Егор Поляков. – Небось, не только выпивка, но и жратва! Может, он замыслил тайком от своей бабки устроить в бане сабантуй – с такими же старыми грибами, как он сам…

Старик пробыл в бане не более минуты и выскочил оттуда как ошпаренный – уже без корзины. Он запер банную дверь на задвижку-вертушок, зачем-то перекрестился и заспешил обратно к дому.

– Ясен пень, – сказал Немцов, – он там еду и самогон оставил. Но сегодня он к ним, похоже, уже не притронется. А до завтра много чего случиться может! – И он со значением глянул на Егора и на бледного Васю.

– Что ты имеешь в виду? – деланно хмурясь, спросил Поляков.

– Да какого ж рожна мы карге старой будем за самогон платить, если здесь его можно даром взять?!

– Не-е, ребята, – с усилием выговорил Вася Руссков. – Вы – как хотите, а с меня на сегодня хватит. Погано мне как-то…

– А разве тебя кто заставляет пить? – Иван похлопал юношу по плечу. – Не хочешь – не надо, нам больше достанется. Зайдешь, посидишь с нами, а если в шайках вода осталась, ещё и морду умоешь.

– Так ведь это ж чужая баня! Нас не посадят за то, что мы туда вломились?

– Кто говорит – вломились? – подал голос Поляков. – Замка ведь на двери нет, так – чурбачок деревянный. Он ведь и сам собой отвернуться мог. Если что, скажем – проходили мимо, увидали открытую дверь, да и заглянули внутрь.

– Дело говоришь! – обрадовался Иван. – Заходим, мужики!

И они друг за дружкой вошли в закопченный и обветшалый предбанник, где в углу, под самым потолком, серело многослойным наростом осиное гнездо. На полу валялся прохудившийся медный таз, рядом – деревянный ковш с отломившейся ручкой, но корзины со снедью нигде видно не было.

– Может, не пойдем дальше? – предложил в последний раз Василий. – Всё-таки…

– Всё-таки, всё-таки! – передразнил его Иван. – Раз уж отворили дверь, обратно поворачивать смысла нету.

– Точно – нету, – кивнул Егор и первым прошел из предбанника в саму баню.

И здесь их ждал сюрприз.

От печи-каменки валил густой горячий пар, как будто на неё только что плеснули воды. Но не из-за этого Поляков остановился так внезапно, что Немцов, шедший за ним следом, врезался в его спину. Прямо на полу лицом к входу сидели, поджав под себя ноги, три обнаженные женщины – молодые и дьявольски хорошенькие. Егор Поляков, женатый вторым браком и имевший троих детей, при виде них ошалел, как мальчишка. Ошалели и Василий с Иваном.

– Ай да дед… – протянул Немцов. – Какие крали к нему в баню захаживают!..

А нагие красотки словно бы и не замечали гостей. Из корзины, стоявшей перед ними, они извлекли вареную курицу, разодрали её руками, и каждая принялась жадно обгладывать косточки на доставшемся ей куске. Они ели минут пять – и никто за это время не выговорил ни слова. Но затем «крали» оторвались-таки угощения и насмешливо глянули на застывших в дверях мужиков.

– Что ж вы стоите? – произнесли дамочки – как ни поразительно, слаженным хором. – Раз пришли в баню, мойтесь с нами!

И второй раз приглашать себя Руссков, Немцов и Поляков не заставили. Они мигом скинули всю одежду, по-турецки уселись на пол и принялись доедать и допивать то, что осталось от трапезы красоток. Правда, еда на вкус мужикам не особенно понравилась: её забыли посолить; так что они больше налегали на самогон. При этом Ивану Немцову бесстыдно улыбалась русоволосая девица с пышными формами, чья кожа в сумерках бани как будто отливала зеленью. И строитель начал уже примериваться, как бы ему с этой раскрасавицей забраться на полок.

Но не пройдошливый Иван, а скромник Вася опередил всех. Хлебнув-таки браги и по второму разу за вечер захмелев, Руссков приобнял за талию стройную блондинку, сидевшую подле него, и впился ртом в её губы, от которых пахло самогоном, а еще – чуть заметно – плесенью. Целовал он её самозабвенно, и не сразу заметил одну странность: дамочкина спина, по которой елозила его рука, вся состояла из влажных бугрящихся неровностей. На неё словно бы налипло что-то мылкое и мокрое. И паренек только успел подумать, что бы это могло быть, как ответ нашелся сам собой.

Третья раскрасавица – цыганистого вида брюнетка – вдруг поднялась на ноги, потянулась, будто в сладостной истоме, и проговорила, обращаясь к разомлевшему Егору:

– А потри-ка ты мне спинку, друг любезный! – И повернулась к Полякову тылом.

Не проглоченный глоток самогона выплеснулся у Егора изо рта. И бывалый мужик издал горлом звук, больше похожий на писк новорожденного котенка. Иван и Вася не поняли, что случилось, глянули на обнаженную «цыганку» – и обоих будто паралич разбил.

Там, где у брюнетки должна была бы находиться спина, не оказалось ничего. Точнее, не оказалось того, что принято считать человеческой спиной. На тыльной стороне туловища женщины – на пространстве от плеч до ягодиц – влажно поблескивали не прикрытые ничем внутренние органы, названий которых Руссков, Немцов и Поляков не знали. Боковые же границы между нормальным телом и страшной «требухой» пролегали там, где следовало бы находиться остриям лопаток. Вот только никаких лопаток у красотки и в помине не было. Как не просматривалось на её спине ни позвоночника, ни ребер. Оставалось загадкой, как при полном отсутствии костей женщине удается сохранять вертикальное положение? А главное: почему она ест, пьет и разговаривает, если вид у неё такой, будто она сбежала из анатомического театра?

И тут все три дамочки одновременно кинулись на облюбованных ими мужчин. Лишенные спин существа раззявили рты (губы их при этом растянулись до размеров совершенно несусветных) и на вдохе засосали в себя головы Васи, Ивана и Егора.

Скрябин, который и во сне ясно осознавал всё происходящее, мгновенно припомнил повесть Булгакова «Роковые яйца» – сцену гибели несчастной Мани, жены чекиста Рокка: Затем змея, вывихнув челюсти, раскрыла пасть и разом надела свою голову на голову Мани и стала налезать на неё, как перчатка на палец.

Ни один из строителей не сумел позвать на помощь. Но оказать сопротивление – когда, собственно, уже было поздно, – они всё же попытались. Их руки и ноги начали судорожно колотить по обнаженным женским телам, словно бы отбивая ритм в неком дикарском танце; однако длилось это недолго. Плотоядные «крали» за несколько секунд высосали плоть из кожи своих несостоявшихся любовников, как высасывают мякоть из маринованных помидоров. При этом сама кожа осталась снаружи, а все три освежеванных тела были поглощены чудовищами без остатка.

Впрочем, дамочки бвстро выплюнули свою добычу – измочаленную, с переломанными костями. И, несомненно, Руссков, Немцов и Поляков уже были мертвы, когда их лишенные кожи тела оказались на полу.

На том и закончился первый макошинский сон Скрябина: зазвонил будильник на его прикроватной тумбочке.

А на следующую ночь Николай увидел макошинский сон под номером два.

5

Теперь он очутился в бревенчатом сельском доме – в небольшой квадратной комнатке с полосатыми обоями на стенах, с письменным столом напротив входной двери. Скрябин откуда-то знал, что это было Макошинское отделение милиции. И что участковый милиционер вызвал туда для допроса Евдокию Варваркину – жену Степана Варваркина: того самого старика, который приносил еду трем голым дамочкам.

– Может, вы, Евдокия Федоровна, в своей бане агентов иностранной разведки привечаете? – без малейшей иронии вопрошал участковый Семён Лукин. – Или врагов народа, которые потом где-нибудь ведут пропаганду? Агитируют против советской власти?

– Да побойся Бога, Сёмушка! – отбивалась крепенькая маленькая старушка с румянцем на щеках и с почти полностью беззубым ртом. – Какая пропаганда-агитация! Мы с дедом скоро восьмой десяток разменяем – о душе думать надо!

– То-то – что о душе, а не о харчах и выпивке! Я ведь смотрел, что там, в корзинке вашей осталось: скорлупа яичная, кости от вареной курицы, кринка из-под сметаны. Да еще и бутыль из-под первача! Кому, спрашивается, вы пир устраивали?

– Поди, ты и сам не знаешь – кому! Им, проклятущим! И твоя бабка, царство ей небесное, угощение для них в баньке оставляла. И многие другие сельчане – тоже. Ведь с тех пор, как церковь наша сгорела, житья от них не стало!

Рассказы о навях – живых мертвецах – Лукин слышал с самого детства. Но никогда в них не верил. Да и не возникало еще случаев, чтобы этим существам приписывалось убийство, совершенное группой лиц по предварительному сговору! По крайней мере, не возникало до сегодняшнего утра, когда к нему домой, не дав отоспаться в воскресный день, нагрянули старики Варваркины, а с ними – еще чуть ли не пол-Макошина. И объявили, что в их бане лежат три трупа, кожа с которых исчезла, будто её никогда и не было.

Обезображенные тела строителей находились теперь в подвале, что имелся под полом отделения милиции, а Варваркиных участковый запер в кладовке, заменявшей камеру предварительного заключения. Допросить престарелых супругов он решил по отдельности, и первой пригласил для разговора бабку Дуню. А старуха вздумала нести всю эту чушь…

Вздохнув, Лукин препроводил Евдокию Федоровну обратно в кладовку и вывел оттуда её мужа – сутулого, широкого в кости старика, с всё еще яркими черными глазами и с волосами мучнистой белизны. После чего битый час выслушивал тот же самый бред уже от него – пока не спровадил и Степана Пантелеймоновича обратно в КПЗ.

Было от чего прийти в отчаяние! Семён не считал себя человеком тщеславным, однако в глубине души рассчитывал, что к завтрашнему дню, когда в Макошино прибудет следственная бригада из райцентра (куда телеграфировали обо всём случившемся), у него будут уже наготове имена главных подозреваемых. А старики Варваркины уж никак не тянули на преступников, способных содрать кожу с троих здоровенных мужиков и перемолоть им все кости.

Участковый со вздохом достал из ящика письменного стола бланки протоколов допроса, но что в них заносить – понятия не имел.

– Русский, немец и поляк танцевали краковяк, – с мрачным выражением пробормотал он.

В этот момент дверь отделения милиции распахнулась, и в кабинет Лукина ввалился бригадир строительной бригады, звавшийся Тихоном Тихоновым – будто в насмешку над его трубным голосом.

– Ну, и кто с моими ребятами такое сотворил? – прямо с порога пробасил он.

Что мог ответить ему Лукин? Пересказывать то, о чем поведали Варваркины, он не решился. И преподнес бригадиру версию: Русскова, Немцова и Полякова заманили в баню неизвестные преступники, может статься – душевнобольные. Напоили мужиков до полного бесчувствия, а потом прикончили зверским способом.

– Да я этих изуверов голыми руками задушу! – Проревел бригадир и в доказательство выставил перед собой толстенные ручищи. – И не стану дожидаться, пока из райцентра приедут какие-то там следователи! Сегодня же, в ночь, пойду в ту баню и этих… (он произнес непечатное слово) там подкараулю. Коль они один раз там были, придут и вдругорядь!

С теорией о том, что убийца всегда возвращается на место преступления, был знаком даже Семён Лукин. А потому, ничтоже сумняшеся, он хлопнул бригадира по плечу и заявил:

– Вместе туда пойдем! Устроим засаду. Оружие у меня есть, и, кто бы в баню ни заявился, вдвоем мы их всяко повяжем!

6

На этом месте поразительный сон Скрябина словно бы скомкался – однако не закончился. Николай вновь очутился возле жерла черной воронки, только уже под ним – как будто в глазу смерча. И некая сила стала вталкивать его в этот глаз. Да и сам он помогал ей, как мог, поскольку осознавал: там, внутри черноты, он должен еще увидеть нечто – самое главное. Вначале его голову и плечи обволок мрак; затем он втиснулся в воронку до пояса; и, наконец, оказался внутри неё целиком, всем своим существом ощутив, что он скакнул вперед во времени – недели на три или четыре.

Он снова был в Макошине, но уже в начале лета. Трава стала густой и пестрела цветами, а вода в Оке переливалась бликами, отражая полуденное солнце. Николай – уже в своей собственной ипостаси – находился на речном берегу, а чуть в отдалении галдело на разные голоса несколько десятков людей, собравшихся у самой кромки воды. И двое из них – дюжие мужики – держали на весу оплетенный веревками сверток. Скрябин, тотчас уразумевший, как они собираются поступить с этим (связанным человеком) свертком, ринулся вперед, чтобы предотвратить новое убийство. И на бегу сумел рассмотреть, кого обвязали веревками мужики: перепуганную до смерти девушку, глядящую на него, Николая Скрябина, с мольбой и надеждой.

– Нет! – закричал Скрябин, выхватывая пистолет – который и во сне оказался при нем.

Он должен был спасти её. Девушка отчего-то рассчитывала, что он её спасет. Но он еще только бежал к ней, паля из пистолета в воздух и продолжая кричать «Нет!», когда её уже бросили в реку. И окская вода будто втянула её в себя.

А в следующий миг Николай Скрябин пробудился: сел на кровати в гостиничном номере. И громко – не сонным голосом, а ясным и звонким, – произнес:

– Не так! – Он и сам не знал, что хотел этим сказать.

Но дальше всё и вправду пошло не так: после этого сновидческого происшествия нормальный сон Скрябин утратил напрочь. Да, в последующие ночи он порой погружался в дремоту, сморенный усталостью. Но поутру испытывал ощущение, будто не спал ни минуты – поскольку совсем перестал видеть сны.

Глава 2. Антинаучная чертовщина

Май 1939 года

Декабрь 1937 года

1

22-го мая Николай вернулся в Москву, где по каналам НКВД быстро выяснил детали событий двухнедельной давности. И – да: они в точности совпали с его ночными кошмарами.

Узнал он и другое. В понедельник, восьмого мая, в Макошино прибыл следователь из районной прокуратуры по фамилии Петраков. И получил на руки уже пять трупов вместо трех: тела Лукина и Тихонова отыскали в той же бане. Участковый и бригадир были освежеваны, как Руссков, Немцов и Поляков. Одежда их валялась рядом – измятая и разодранная; очевидно, убийц она не заинтересовала. И так же, как в случае с первыми тремя жертвами, пропала кожа убитых мужчин.

Григорий Петраков, которому поручили расследовать это дело, тоже оказался уроженцем тамошних мест: родился в Пятницком в 1910 году, как выяснил Скрябин. Но, в отличие от участкового Семёна Лукина, простофилей он себя не выставил. Григорий Иванович сделал три вещи. Во-первых, он отпустил домой стариков Варваркиных. Во-вторых, взял подписку о невыезде со строителей, мечтавших бросить к чертовой матери наполовину возведенный коровник и бежать из Макошина во все лопатки. А, в-третьих, действуя через голову своего начальства, отправил донесение обо всем случившемся в Москву, на Лубянку.

Скрябин без труда получил доступ к этому занятному документу. Но, когда прочел его, поневоле усомнился: а точно ли всё это написал прокурорский следователь? Никогда прежде Николай не встречал прокуроров, которые изъяснялись бы подобным образом. Текст письма – если отбросить преамбулу и подпись – был такой:

Считаю своим долгом сообщить, что 6-7 мая с.г. в селе Макошино произошло нападение на людей со стороны сверхъестественных существ, которых принято именовать «навы» или «нави». Они, согласно верованиям народного язычества, представляют собой возвращенных к мнимой жизни мертвецов, которые ходят, питаются и разговаривают почти как живые. Разве что, у них нет спин. А посмертная анатомия навей претерпевает столь радикальные изменения, что они приобретают способность как ходить по земле, так и плавать под водой, равно как и принимать облик представителей фауны. Представать в людском обличье нави могут лишь после захода солнца, а в виде животных способны появляться когда угодно. По некоторым поверьям, нави могут выглядеть днем как лишенные перьев птицы.

Особо хочу отметить, что нави – в своем изначальном, человекообразном облике, – появляются среди живых спонтанно, без какого-либо участия сведущих в оккультных науках людей. Однако в дальнейшем такие люди часто влияют на действия навей, поскольку у тех наблюдается определенная мозговая дисфункция, и они обычно нуждаются в стороннем руководстве.

Прошу не считать мои слова бредом сумасшедшего или проявлением легковерия. В результате нападения навей убиты с особой жестокостью пять человек, чьи тела найдены с содранной кожей и переломанными костями. Причем сама их кожа так и не была обнаружена. Преступлениям этим присущ именно тот «modus operandi», который народные предания приписывают навям.

На основании вышеизложенного прошу направить в Макошино представителей НКВД, которые имеют опыт в расследовании преступлений, носящих иррациональный характер.