Домой

– Ступай, дорогая. Я сейчас выпью за твоё здоровье!

Девушка быстро зашагала и вскоре скрылась за углом дома. Я понаблюдал, как Рома пьёт залпом, и внезапно решил ему сообщить:

– Мне сегодня на работе одна женщина сказала, что алкоголиками людей делают рептилоиды.

– О-о-о, должно быть, весёлые ребята! Пусть она меня с ними познакомит.

Рома поставил бутылку на лавочку, хлопнул руками по коленям и решительно провозгласил:

– Пойдём! Я жрать хочу.

Мы встали со скамейки и направились из двора на улицу. Рома уже прилично опьянел, поэтому шёл, пошатываясь, из-за чего бутылки в пакете постоянно стукались друг о друга и по-праздничному звенели.

В один миг вокруг зажглись все фонари. Я шёл, заворожённо вглядываясь вдаль, где огни сливались в две длинные жёлтые полосы, обрамляющие дорогу. На душе было тревожно, поэтому говорить ни о чём не хотелось. Рома, почувствовав моё состояние, вдруг обратился непривычно серьёзным тоном:

– Ты вот сказал, что тебе страшно. А чего именно ты боишься?

– Того, что это будет длиться вечно, – внезапно выпалил я, сам от себя не ожидав такого ответа.

– Что «это»?

– Всё, – я посмотрел по сторонам. – Что я вечно буду слоняться по этой бессмысленности.

– А-а-а!.. Ты страдаешь от того, что тебе никто не сказал, зачем всё это нужно? Так это же круто! Ты можешь решить это для себя сам. Все вокруг выбрали для себя какую-нибудь херню, посмотри! Каждый свою. И каждый эту свою херню холит и лелеет, боготворит её и ею живёт! Только так всё и работает. Тебе тоже нужно придумать себе какую-нибудь херню и ею увлечься. Ну или хотя бы наконец-то начать пить!

Мы остановились около киоска с мигающей надписью «ДОНЕР, ШАУРМА». Рома подошёл к окошку и сделал заказ. Потом вернулся ко мне, и мы стали молча смотреть, как продавец соскребает ножом мясо с длинного металлического вертела. Я поморщился.

– Мне часто снится, что я собака, которая охотится на птиц. Убивает их. Я не понимаю, почему я это вижу. Я же в жизни даже мясо не могу есть… Противно…

– Может, твоё подсознание таким образом говорит тебе: «Эгей, чувак, хватит быть жертвой и обижаться на мир! Уж лучше стать хищником и показать миру, где раки зимуют!» Ой, что-то так раков захотелось…

– А ты считаешь, что ты правильно живёшь? – поинтересовался я.

– Ну, по крайней мере, я вечно сопли на кулак не наматываю! А вообще… я стараюсь на эту тему не рефлексировать. В конце концов, если идти пусть даже по порочному пути, но с гордо поднятой головой, то можно далеко зайти!

Продавец выглянул из окошка и прокричал Роме, что заказ готов. Тот, размахивая звенящим пакетом, бодро подошёл к киоску, забрал свою еду и жадно на неё набросился.

– Хочешь? – предложил он мне с набитым ртом.

Я отказался. Вдруг порыв холодного ветра ударил меня по лицу, и я застучал зубами. Очень захотелось убраться отсюда и укрыться где-нибудь в тепле.

У Ромы зазвонил телефон. Выждав несколько секунд для того, чтобы прожевать очередной кусок, он взял трубку и лукаво заулыбался – по такому выражению лица стало понятно, что кто-то позвал его на свидание.

– Буду через десять минут! – весело закончил он разговор и подозвал меня пальцем к себе. – Сирота, мне надо идти. Окей?

– Окей.

Рома поклонился в пол и, продолжая жевать и немного пошатываясь, пошёл в направлении автобусной остановки.

Оставшись один возле киоска, я стал обдумывать, куда мне идти. Возвращаться в квартиру, пустую и холодную, совсем не хотелось. Когда в меня вдруг врезался очередной поток студёного ветра, я почувствовал себя стоящим на огромной ледяной глыбе, обречённым бесконечно долго замерзать на ней в полном одиночестве.

Придя в ужас от этого образа, я, чтобы прийти в себя, поднял глаза и покрутился, рассматривая нависшие надо мной со всех сторон многоэтажки, в окнах которых постепенно зажигался свет. Если напрячь зрение, можно было разглядеть, как в жёлтых квадратиках шевелились тёмные силуэты – это люди собирались вечером дома со своими родными. В моей жизни было лишь одно место, в котором я когда-то сам был таким счастливым силуэтом.

Понимание, куда мне идти, пришло в один миг. Не теряя ни секунды, я быстро зашагал в нужном направлении, понимая, что лишь там сейчас мог найти хоть какое-то облегчение. Это был самый яркий светлый луч из моей памяти – Жёлтый Дом.

Первое время после смерти родителей я иногда приходил к нему – бродил по двору, где когда-то играл и катался на велосипеде, рассматривал узоры на тротуаре, на котором когда-то сам рисовал цветными мелками, и заглядывал в окна, которые когда-то были Нашими. Мимолётное облегчение от возвращения в любимое место тут же сменялось горьким осознанием необратимости потери. Отчаяние захлёстывало с такой силой, что я каждый раз возвращался оттуда в истерике, и вскоре запретил себе эти походы. Уже несколько лет я строго соблюдал запрет и не видел Жёлтого Дома.

Но теперь я почувствовал такую невыносимую усталость от постоянных попыток держать себя в руках, что решил позволить себе пойти туда, куда меня тянуло. В конце концов, какой был смысл в этом самоконтроле, если я уже совершенно не видел ни малейшего смысла в своём существовании?

Наконец направившись сейчас к Жёлтому Дому по дороге, каждая деталь которой будила в памяти бережно хранимые образы из детства, я с головой занырнул в море своих самых дорогих воспоминаний. Яркие картинки стали быстро сменять одна другую, словно кадры диафильмов.

Вот мы с мамой готовим вместе салат к Новому году – я случайно добавляю в него слишком много майонеза, и мама, смеясь, говорит гостям, что салат получился чуть более калорийным, чем планировалось. Вот папа во дворе учит меня кататься на велосипеде – я несколько раз падаю, но каждый раз тут же поднимаюсь и пробую снова – и вот я уже уверенно выезжаю из двора и катаюсь по всему району. Вот мы все вместе сидим на диване с мягкими подушками, смотрим по телевизору какой-то смешной фильм и хохочем…

Из череды воспоминаний меня вытолкнул раскатистый грохот, который стал слышен, когда я уже подходил к Жёлтому Дому. Пугающие звуки, безжалостно разрушавшие поздневечернюю тишину, вызвали у меня панику. По мере того, как я приближался к Дому, грохот становился всё сильнее, и, вторя ему, всё сильнее билось моё сердце. Когда я смог разглядеть впереди огромную оранжевую машину в облаке пыли, я побежал. Пугающие мысли прыгали в голове, и мне было страшно остановиться и рассмотреть каждую из них в подробностях. Поэтому я просто бежал. Бежал, сбивая дыхание. А когда добежал, увидел именно то, чего боялся больше всего.

Огромный бульдозер длинным изгибающимся ковшом разрушал Жёлтый Дом, кромсая стены и с грохотом сваливая их на землю. Всё вокруг заволакивали густые тучи тёмно-серой пыли, в которых тонул даже свет фонарей. Увидев это, я закричал.

Когда рухнул очередной кусок стены, у меня подкосились ноги и я тоже упал вниз. Лежал, уткнувшись лицом в асфальт, и кричал. С каждым новым оглушающим ударом на меня будто сваливалось небо и припечатывало всё сильнее к земле. Я непрестанно орал, пытаясь перекрыть то ли этот шум, то ли осознание того, что это Конец.

Я орал долго, будучи в полном беспамятстве, перестав понимать, сколько проходит времени и меняется ли что-то вокруг. Орал, пытаясь извергнуть из себя беспросветный ужас, разрывавший меня изнутри на кровавые лохмотья, но с криком он лишь немного вылезал наружу, тут же заново вонзаясь в меня своими ядовитыми зубами.

Потом я сорвал голос. По наступившей тишине понял, что снос дома закончился. Или это я потерял слух?..

Я лежал среди обломков, не в силах больше издать ни звука. Ещё продолжали бесшумно течь слёзы, заполняя солёными струями мои нос и рот, не давая дышать.

Где-то вблизи послышались грубые возгласы и гнусавый смех. Вдруг я почувствовал сильную боль в животе, а потом и в других частях тела – понял, что меня бьют. Боль вспыхивала то там, то там. Ничего не понимая, я съёжился и отключился.

Сначала я оказался в каком-то безвременье, плавая в густой чёрной пустоте. А потом что-то потащило меня за руки наверх. Я не мог разглядеть ничего отчётливого – лишь тёмный силуэт на лиловом фоне, который, подняв меня, прислонил к себе. Знакомым голосом прозвучало сочувственное «Как же ты так», и меня куда-то поволокли.

Очнулся я в тёплом помещении с приглушённым светом под тихое бурление воды в электрочайнике. Передо мной был деревянный стол, покрытый изрезанной клеёнкой с цветочками. Оглядевшись вокруг, я понял, что это была чья-то кухня.

Из-за двери показался Рома.

– О, ожил! – радостно воскликнул он. – Сейчас буду тебя лечить.

Он подошёл к столу и положил на него кулёк, сложенный из тетрадного листа в клетку. Отключив электрочайник, Рома сел на табуретку напротив меня.

Я посмотрел на свои руки – они были все в синяках. Рома ответил мне сочувствующим взглядом.

– Угораздило же тебя нарваться на каких-то выродков! Ну ничего, сейчас станет хорошо…

Облизываясь, он стал разворачивать кулёк – в нём оказался светло-розовый порошок, в некоторых местах слипшийся в небольшие комочки. Несколькими ловкими движениями Рома достал откуда-то снизу телефон, банковскую карту и пятидесятирублёвую купюру. Положив телефон в центр стола, осторожно высыпал из кулька на экран небольшую часть порошка, а затем с помощью карты сделал из этой горстки ровную полоску. Затем, взяв купюру, свернул её в узкую трубочку. Один её конец приложил к своей ноздре, а другой – к краю дорожки и резким движением вдохнул в себя весь порошок. Потом чуть запрокинул голову назад и на несколько секунд задержал дыхание. Наконец, выдохнув, с улыбкой сказал мне:

– Теперь ты!

Рома высыпал ещё одну горстку порошка на телефон, так же выровнял её в полоску и протянул мне трубочку. Я медленно наклонился к дорожке, зажмурился и резко вдохнул её в себя. Почувствовал, как глубоко в носу зачесалось.

– Теперь ещё по одной, – сказал Рома и повторил ритуал.

Когда я вдохнул свою вторую дорожку, он весело похвалил меня:

– Ого, это было уже почти профессионально! Ещё немного, и можно будет идти работать в МИД!

Положив пакетик чая в чёрную кружку и налив туда кипяток, Рома придвинул её ко мне.

Я сделал несколько глотков и вдруг уловил приятное чувство, которое стало усиливаться с каждой секундой. Мне показалось, будто туго завязанный где-то внутри меня узел стал постепенно ослабляться и позволять мне глубже дышать. Я наблюдал, как хаос вселенной утихал, и впервые за долгое время всё вокруг перестало вызывать у меня раздражение – напротив, лишь принятие и согласие.

Я настолько погрузился в это давно забытое ощущение, что не заметил, как оказался в потряхивающемся такси на заднем сидении. В машине помимо меня был только водитель, который бодро мотал головой в такт песне. Удивительно, но меня не раздражали ни старая машина, подпрыгивающая на каждой кочке, ни играющий на весь салон шансон. Я улыбался, лелея где-то внутри себя чувство, что скоро должно произойти что-то очень важное. Мне больше не казалось, что всё вокруг бессмысленно, – напротив, я был отчего-то уверен, что практически достиг какой-то очень важной своей цели.

Приехав, я зашёл в подъезд и взглядом поприветствовал кошек, спящих в картонной коробке, нежно прижавшись друг к другу.

Зайдя в квартиру, заметил, что трещина на обоях, которая постепенно расходилась последнее время, наконец дошла до пола, и листы обоев упали, красиво свернувшись, как цветки.

Внутренний голос подсказал мне подойти к окну. Я послушался. Оказавшись около батареи, я осторожно опустил на неё руку и обомлел: впервые она оказалась тёплой! Крепко ухватившись за стальной радиатор, я почувствовал, как внутри него журчит горячая вода.

Потом внутренний голос велел мне посмотреть в окно: я тут же поднял глаза и увидел в нём именно то, что хотел. Прямо передо мной, сияя в темноте, словно большая прекрасная звезда, стоял Жёлтый Дом. Невредимый. Любимый. Родной.

В другой ситуации я бы не поверил своим глазам – ведь даже до сноса его никогда не было видно из этого окна. Но сейчас я уже не терзал себя никакими сомнениями – я просто знал, что всё именно так, как должно быть. Жёлтый Дом был здесь, и я понимал, что теперь он будет со мной всегда. Из глубины него издавались два голоса, сначала совсем тихие, с течением времени становясь всё громче. Это были те самые два голоса, ещё хоть раз услышать которые я мечтал больше всего на свете. Те самые два голоса, которые я так боялся забыть, но всё-таки сумел сохранить в памяти. И вот сейчас они звали меня к себе. Мама и папа.

Дёрнув за ручку и открыв створку, я перелез через оконную раму. Не отрывая глаз от Дома ни на секунду, сделал шаг вперёд. Резко опустившись вниз, машинально зацепился руками за выступ под окном. Задумавшись на мгновение, разжал пальцы.

Полетел вниз. Свободно и легко.

А потом стало темно.