Тугайно-тростниковый скиффл

Все было понятно без слов, но для порядка я все же спросил: «Мусор вынес?»

– Ага, – ответил потерпевший.

Я спустил по стеночке Николая Константиновича и подошел к бедолаге поинтересоваться его состоянием здоровья. Осветив его с ног до головы и убедившись, что видимых следов ранения не наблюдается, я понял, что Сергея спас спальник, на который он, скорей всего, упал и тем самым избежал серьезных увечий.

– Руки, ноги целы? – спросил я его.

– Ага, – проронил вдруг став немногословным Сергей Степанович.

– Идти можешь?

– Могу.

Он развернулся и пошел в сторону своей машины.

– Спальник-то возьми на всякий случай, – окликнул я вконец растерявшегося компаньона.

Сергей Степанович вернулся, поднял спальник. Я с усилием отнял у него пустой пакет и осветил дорогу.

Тем временем Николай Константинович начал восхождение к входной двери. Мне пришлось поспешить, дабы уберечь от падения следующего претендента на свободный полет.

Часа в три ночи раздался настойчивый стук в дверь. В дом ломился Сергей Степанович.

– Холодина такая, – сообщил он мне, протискиваясь в помещение.– А спальник забыл взять.

– Какой спальник, ты же с ним ушел.

– А где ж тогда он?

Мы вышли наружу. Стояла безлунная ночь. Звезды светились необыкновенно ярко. Небосвод простирался до горизонта. И казалось, что ни одно небесное тело не может упасть незамеченным. Каждое из них вспыхивало в разных уголках вселенной и оставляло за собой долго не меркнувший четкий след. Легкий морозец бодрил, призывая к активным действиям.

Мы пробежались с Сергеем от места его падения до машины, но мешок по дороге не попался. Он лежал целехонький на капоте.

– Я, видать, положил его туда, когда открывал дверцу, – рассудил Сергей Степанович.

– Бывает, – приободрил я забывчивого товарища, а про себя подумал: «С пьянкой надо кончать, а то так и голову можно потерять…».

IV

Встали с рассветом, упаковали вещи и тронулись в дорогу. В поселок заезжать не стали. На окраине выбрали накатанную дорогу и запылили по направлению к речке, где, как нас проинформировали, находился мост. Миновав реку, следовало найти еще одну переправу через протоку, соединяющую мелкие озера с Балхашом.

Нужно сказать, что позже мы не раз проезжали этим путем, и всякий раз он выходил вдвое длиннее обратного. Каждый год в это время отдельные участки дороги оказывались затопленными сбрасываемыми водами, которые направляли на заливные луга, поэтому приходилось искать объезды. Вся местность от поселка до моста через Аксу была буквально испещрена дорогами. Эта вода почему-то из года в год избирала себе новое русло. И где она появится в следующем сезоне, точно сказать никто не мог.

После долгих блужданий, наконец, выехали к мосту. Вода в речке стояла только в глубоких ямах, затянутых по краям изумрудной тиной. Скорей всего, её приток прекратился в середине лета.

За приречными тугаями взгляду открылась огромная песчаная равнина. Вдалеке в обрамлении тонкой линии тростников виднелся Балхаш.

Через полчаса оказались у второй переправы. Она представляла собой бревенчатый настил, положенный поверх бетонных колец большого диаметра. Эти кольца лежали на дне глубокого затона в самом узком его месте. Дальше вода разливалась, образуя в низинах цепь небольших озер.

Дорога шла вдоль берега, плотно заросшего тростником, за которым слышалось ровное дыхание Балхаша. По другую сторону тянулся высокий песчаный хребет. Несколько раз мы останавливались, взбирались на верхушку гребня и осматривали окрестности. Поначалу внизу проглядывались небольшие полувысохшие соленые озерца, затем стали попадаться полноводные водоемы, что свидетельствовало о начале Прибалхашской низменности с многочисленными озерами, расположенными в некотором отдалении от питавшей их большой воды.

Мы планировали пробраться в центр этого озерного края.

Постепенно возвышенность по левому борту истаяла, исчезла и возможность осмотреться вокруг в целях определения своего местонахождения.

Судя по карте, нужно было проехать еще километров пять, но как раз в этом месте Сергей умудрился проколоть шину. Пока он менял колесо, мы обратили внимание на огромное количество птиц, которые кружили неподалеку у самой земли. Долго смотрели на них, приняв сначала за стаю ворон, но когда они зашли на посадку, поняли, что это были утки. В том направлении шла еще одна дорога. Мы дружно кинулись к Сергею, быстренько разрешили вопрос с заменой колеса и рванули к потенциальной добыче.

Через полкилометра въехали на взгорок и очутились у большого озера. В центре его на расстоянии трехсот метров водную поверхность покрывала темная масса птиц. С этого расстояния нельзя было разглядеть: то ли это утки, то ли лысухи, или те и другие, но их количество, измеряемое несколькими тысячами голов, ввергло всех нас в полуобморочное состояние. Мы схватили ружья, повыскакивали из машин и, пригибаясь, заметались по берегу, не зная, что делать. Ни одна из птиц, наблюдая за нашей колготнёй, не взлетела, что дало нам повод выпрямиться и трезво оценить обстановку.

День только занялся. Времени было достаточно, чтобы без суеты обустроить лагерь, приготовить обед, обследовать местность и подготовиться к вечерней охоте.

Мы спустились к подножью холма, где приметили уютное местечко у одиноко стоявшего деревца джиды, установили там восьмиместную палатку. Николай с Володей не удержались от соблазна тут же обследовать территорию вокруг.

Как потом доложили разведчики, мы находились, по сути, на полуострове. По обеим сторонам пролегали и уходили вдаль озера, соединяясь между собой неподалеку протокой. Местность была пустынной. Кроме уток, другой живности здесь не водилось. Из растительности, кроме тростника по берегам водоемов, кое-где на склонах и в углублениях между возвышенностями встречались участки, поросшие солянками, вейником и полукустарниками. Но самое печальное – поблизости мы не увидели саксаула. С дровами возникла напряженка. Мне вместе с Юриком пришлось вернуться к песчаной гряде, где видели заброшенные кошары, и привезти оттуда все, что могло сгодиться для костра.

Ближе к вечеру расселись у озера напротив лагеря в ожидании лёта уток. Владимир Петрович выдвинулся к протоке. Первые табунки пролетали вдоль противоположного берега, некоторые тянулись в стороне над барханами через соседний водоем. Небольшие стайки и одиночные утки проносились над протокой, какие-то налетали на нас. Сходу определить самое подходящее и удачливое место оказалось сложно. Птицы летали хаотично, во всех направлениях, иной раз пересекаясь. Приходилось постоянно вертеть головой, чтобы не пропустить неожиданно появившуюся утку, которая тут же могла исчезнуть или удалиться на недосягаемое для выстрела расстояние, стоило только зазеваться. Мы метались по берегу, отыскивая место, где она пролетает чаще. Но именно в тот момент, когда мы покидали прежнее убежище, приходилось наблюдать, как там промелькнула стая самых крупных птиц и непременно очень низко над землей.

В этой сутолоке мне все-таки удалось добыть двух нырков. Дважды удача улыбнулась и Николаю Константиновичу. Три утки упали в стороне, где находились Сергей с Юриком. Однако больше всех стрелял Владимир Петрович, тем не менее ни одна утка после его выстрелов не пострадала. В какой-то момент я оказался с ним на одной линии огня, однако его активность в стрельбе не давала мне возможность тоже поучаствовать. До меня птицы просто не долетали, резко отворачивали в сторону или взмывали в небеса. Пришлось покинуть свое укрытие и пойти к неудачливому охотнику на подмогу.

– В чем дело, Владимир Петрович?

– Не знаю, не могу попасть, и всё.

– Не надо спешить, успокойся, дыши глубже, и все получится. Ты только слушай меня, – наставлял я Володю, устроившись на кочке подле него.

Появилась утка.

– Не дергайся, она далеко, не стреляй, – спокойным голосом произнес я.

Следующая парочка птиц вылетела из-за бархана прямо на нас.

– Целься в голову первой и не задерживай стволы, веди их следом, – загодя последовали мои советы.

Грянул выстрел, и первая утка упала. Владимир Петрович кинулся за добычей.

– Стой! – крикнул я ему. – Для чего собаки? Не отвлекайся.

Владимир Петрович послушно вернулся на исходную позицию, увидев, как наперегонки помчались подбирать отстреленную дичь Тимка и Астра.

Стрельба наладилась, и уже ни одна пролетавшая мимо стайка не могла уберечься от неминуемых потерь.

Утки налетали часто, следовали практически на одной высоте, в одном направлении, словно на стенде.

Вскоре у моих ног лежало десять уток. Большую часть из них составляли красноносые нырки, те крупные, необычные птицы, что мы видели впервые у Гены на Саранчовой станции в прошлом сезоне.

В разгар нашего веселья из-за холма появился «уазик». Только я успел попрятать уток в тростники, как машина подкатила вплотную. Из нее вывалило четверо мужиков в камуфляжных костюмах и форменных фуражках – представители лесного хозяйства.

В то время два дня в неделю – вторник и среда – были закрытыми для охоты. Разумеется, мы знали об этом, но надеялись, что заехали в такую глухомань, где вряд ли можно встретиться с охотинспекцией. Их неожиданное появление застало нас врасплох. Понедельник мы провели на Райских угодьях вполне законно, а во вторник выехали: не могли же мы стрелять на глазах у егеря. Однако терять отпускное время попусту тоже не хотелось, вот и двинули подальше от неусыпного ока блюстителей порядка, но, как потом узнали, попали в самое злачное место, где охота не затихало ни на один день.

Начались разборки, нравоучения, шантаж, угрозы… Я не выдержал и удалился под предлогом того, что документы находятся в машине, и они могут их проверить в лагере. Володя остался как бы заложником. На самом деле я поспешил предупредить остальных о нависшей угрозе. Мы собрались у палатки в ожидании непрошеных хозяев. Подъехали они минут через пять. Из машины вышел один Владимир Петрович, волоча за собой всю нашу добычу, а «уазик» двинулся дальше. Мы все недоуменно уставились на освобожденного заложника.

– Я всех отмазал, – самодовольно изрек Владимир Петрович и небрежно бросил у костра связку уток.

– Ты что, им взятку дал? – первым делом спросил я.

– Вечером зайдут в гости.

– Зачем?

– Познакомиться поближе.

– Выпить на халяву, да?..

За холмом, куда проследовали неприятные люди, раздались выстрелы.

– Это инспекторы резвятся? – спросил я Владимира Петровича.

– Они и нам разрешили охотиться. Это их место.

– Для чего же тогда надо было изгаляться, если сами приехали на охоту?

– Надо же показать, кто тут хозяин.

И хотя настроение было подпорчено, мы принялись готовить ужин.

V

Утром, еще затемно, мы с Владимиром Петровичем повели на наше место Юрия Ивановича. Инструктаж провели по ходу движения. Предостерегли от самостийных действий. Взяли слово строго следовать нашим советам, рекомендациям и командам. По приходу выдвинули ученика на огневой рубеж, а сами устроились сзади на раскладных креслах, которые для удобства прихватили с собой.

– Ноги поставь на уровне плеч и расслабься, – подал первое наставление Владимир Петрович.

– И не верти головой, сосредоточься, – последовали мои указания.

Появилась первая, удачно летящая утка.

– Утка справа, бери её на мушку…– оповестил Владимир Петрович.

– Пли! – заорал я.

Юрик с перепугу выстрелил и смазал.

– Ты же останавливаешь стволы, а нужно, приметившись, вести их следом за птицей и стрелять, – перешел я к разбору стрельб.

– Не успеваю я их вести, – откликнулся подопечный.

– Ты не волнуйся, за спиной у тебя опытные товарищи, которые всегда подскажут, придут на помощь, – успокоил Юрика Владимир Петрович.

Во вторую утку Юрий Иванович снова смазал.

– Ты берешь неверное упреждение, – продолжил я разбор. – Слушай внимательно: целишься в голову, продолжаешь вести мушку следом и нажимаешь на спусковой крючок. Понял?

– Не могу я их сбоку стрелять, – взмолился Юрий Иванович.

– Стреляй вторым выстрелом в угон, – посоветовал Владимир Петрович.

– Такой команды не было, – уклончиво отозвался Юрик.

– Иногда в критической ситуации нужно проявлять инициативу, – молвил я.

С рассветом утки чаще стали пролетать над водой. Мы вынуждены были укрыться в тростнике у самого берега.

Я заметил, как Тимка нашел поблизости со мной небольшую прогалину в зарослях, уселся у самой воды и приступил к осмотру прилегающей территории. Потешно было видеть, как собака озирает воздушное пространство над головой в ожидании появления птиц, потом переводит взгляд на заросли противоположного берега, сосредоточенно осматривает их – не выплывет ли оттуда подранок. Причем тело животного оставалось неподвижным, а беспрерывно, очерчивая круги, вертелась голова, словно у заводной игрушки, когда механизм приводит в движение одну голову. Поражала Тимкина выдержка и невероятное терпение.

В то утро мы добыли трех уток. Одна значилась на счету Юрия Ивановича. В разговорах, делясь впечатлениями, покинули протоку и неспешно двинулись в сторону лагеря. На полпути я спохватился – рядом бежала одна Астра. Тимка пропал. Пришлось вернуться назад. Тима сидел на прежнем месте у воды и сосредоточенно продолжал осматривать поле боя. Прошло четыре с лишним часа, которые мы провели на охоте, и все это время, за исключением трех моментов, когда доставал уток из воды, он просидел в одной позе.

Я позвал собаку. Тимка медленно поднялся и, озираясь, приблизился ко мне. Я погладил его, высказал слова восторга усердию, пообещал ему, что скоро вернемся. Он внимательно выслушал меня, после чего тронулись с ним в лагерь.

Поднявшись на холм у нашей стоянки, я обратил внимание на Юрика с Володей, которые сидели вокруг Астры на корточках и что-то ей втолковывали. Подойдя ближе, расслышал нежный голосок Владимира Петровича.

– Ну, съешь еще одну ложечку, зараза, – обращался он к собаке.

– Чем вы заняты? – спросил я.

– Ничего не ест. – укоризненно показал пальцем на Астру Володя. – Из дома взял тушенку для неё, а она и от мяса нос воротит.

Я присел и взглянул на собаку. Она обреченно стояла рядом с двумя дядьками, которые насильно пытались впихнуть ей в рот тушенку. Взгляд её томных глазок выражал неимоверную тоску.

– Астрочка, Астрочка, – сочувственно залепетал я, взъерошивая её непослушный хохолок. – Оставьте животное в покое, она тоскует по диванчику.

– А чья это ложка? – вдруг обратил внимание на столовый прибор, с помощью которого кормили Астру, Владимир Петрович.

– По-моему, Сергея Степановича, – высказал предположение Юрик.

Все расхохотались, а Астрочка воспользовалась моментом и юркнула в палатку.

VI

После обеда наши соседи смылись по-английски – не прощаясь. Сергей с Николаем переместились на их место, а мы втроем отправились к протоке. Я и Володя переправились в лодке на другой берег с намерением обследовать территорию за пределами нашего полуострова. Юрик в одиночестве засел в тростнике.

С ближайшего бархана трудно было обозреть всю окрестность. Озеро, у которого мы стояли лагерем, тянулось дальше с километр и терялось в зарослях тростника. Другое озеро, напротив, оканчивалось сразу за протокой. За ним виднелась песчаная возвышенность. Полностью она не ограждала водоем, а вклинивалась в воду узкой грядой.

Мы решили взобраться на хребет и продолжить обзор местности. Спустились к берегу, прошли стороной вокруг и вышли к другой протоке, огибавшей это озеро с юга. По сути, хребет оказался островом. Пока обсуждали план дальнейших действий, со стороны озера на нас налетела стайка уток. После наших выстрелов две птицы упали в заросли на противоположной стороне. Собаки в этот момент лазили неподалеку в тростнике, и куда упали утки, видеть не могли.

Я подозвал Тимку и попытался направить его на другой берег за добычей, но он не мог понять, для чего ему нужно куда-то плыть, если на воде дичи не видно.

Недолго думая, Владимир Петрович разделся догола, шагнул в воду и тут же погрузился с головой. На вытянутой руке над поверхностью оставалось только ружье. Вынырнув, он лег на бок и поплыл.

– Как водичка? – поинтересовался я.

– Бодрит, – откликнулся пловец.

Берег напротив тоже оказался крутым. Володя попытался уцепиться за тростник, но с пучком стеблей ушел под воду. Я с напряжением следил за его неудачными попытками выбраться на сушу.

– Брось ружье на берег, потом вылезай, – сдуру посоветовал я.

Он кинул ружье на склон. Было видно, как оно пролетело метра два и уперлось стволами в песок… Грянул выстрел. Через мгновенье Володя буквально вылетел из воды, подбежал к оружию и обмер. Металл на конце одного ствола разорвало сантиметров на десять. Он обреченно поднял ружьё и двинулся назад.

– Разряди ружьё, – крикнул я, – и уток не забудь захватить.

Владимир Петрович остановился в растерянности, потом нехотя побрел вдоль берега подбирать птиц.

– Ничего страшного, – попытался я успокоить его, протягивая руку помощи. – С одного ствола будешь стрелять.

Случившееся заставило всех собраться в лагере. Каждый молча принялся разглядывать поврежденный ствол.

– Сейчас починим, – вдруг раздался деловой возглас Сергея Степановича.

Не дожидаясь расспросов, он решительно направился к своей машине, долго рылся в багажнике и, наконец, извлек из груды ключей и запчастей ножовочное полотно.

– Что ты собираешься делать? – в ужасе произнес Владимир Петрович.

– Обрежем стволы, и все дела, – невозмутимо ответил мастер.

Всякое самовольное вмешательство в конструкцию оружия в нашем представлении казалось недопустимым, поэтому поначалу отнеслись к намерениям Сергея настороженно и даже с плохо скрываемым недоверием. В то же время других предложений не поступило. После недолгих колебаний пришлось отдать ружьё в безжалостные руки умельца.

Сергей Степанович осмотрелся, увидел неподалеку диск от колеса грузовой автомашины, подошел к нему и, не оборачиваясь, откинул в сторону руку с открытой ладонью.

– Спальник, – коротко произнес он наподобие хирурга за операционным столом.

Владимир Петрович достал спальный мешок и приблизился с ним к Сергею Степановичу.

– Оберни ружье и сядь на него, – тем же тоном скомандовал специалист.

Владимир Петрович обернул спальником ружье, оставив оголенными стволы, бережно уложил на диск и присел.

– Тряпку, – последовало следующее указание.

Юрий Иванович послушно протянул Сергею огрызок полотенца, которым вытирали стол. Сергей Степанович аккуратно обмотал конец полотна тряпкой, засучил рукава и приступил к операции. Мы сгрудились вокруг. Ровными движениями, направляя инструмент пальцами левой руки, мастер сосредоточенно пилил металл, а мы молча переживали за исход мероприятия, готовые в любой момент оказать посильную помощь.

Окончив операцию, Сергей Степанович взял в руки ружье, осмотрел отпил, потрогал края и понес его к машине. Там он достал из своего ремонтного скарба рашпиль, сточил им неровности и заусеницы, после чего торжественно вручил оружие владельцу.

– Дома приделаешь мушку, – спокойно произнес Сергей Степанович, протягивая Володе отпиленные концы стволов.

– Надо опробовать, – предложил Николай Константинович, поднял пустую бутылку и отошел в сторону.

Владимир Петрович зарядил ружьё, встал на изготовку. Николай метнул орудие, прозвучал выстрел – стеклотара разлетелась на мелкие осколки.

– О-о-о! – послышались следом ликующие вопли наблюдателей.

– Ну, по семь капель за Сергея Степановича, – призвал к столу довольный результатом испытания Владимир Петрович.

VII

Утро следующего дня мы встретили на бархане. Каждый выбрал себе удобную ложбинку на расстоянии двадцати-тридцати метров друг от друга, и такой плотной цепью приготовились к отражению нашествия уток.

Не успело еще взойти солнце, как издалека послышался шум автомашины. Через несколько минут у подножья остановился микроавтобус. Из него вывалило семь охотников. Они столпились вокруг человека, который что-то втолковывал им, а затем двинулись следом за ним в нашу сторону.

Не обращая внимания на нас, предводитель принялся рассаживать подопечных группами по два человека. Мы напряженно следили за размещением нежданных посетителей, отгоняя их от себя подальше.

Повалили утки. Выстрелы раздавались со всех сторон. Наши конкуренты заметались в надежде найти среди скопления жаждущего народа свое место. Повсюду слышались ругань, отрывистые команды командора пришельцев, наши возмутительные выкрики. В конце концов все угомонились. На бархане, на фоне розовеющего восхода обозначились двенадцать тёмных голов, развернутых на северо-восток. Именно оттуда шли утки, поднявшись с Балхаша, и перелетали песчаную возвышенность над нами по пути к озерам.

Метрах в пятнадцати от меня с Тимой в углублении устроились два охотника. До меня доносился их разговор, но я пытался себя не обнаруживать. Тут на них налетели утки, и после их выстрелов одна упала. Тимка, наблюдавший за перелетом птиц, увидел упавшую добычу и стремглав бросился подбирать её. Я лишь проводил его взглядом. Мои соседи неспешно выползли из своего укрытия и отправились на поиски утки, которая уже лежала рядом со мной. После долгих поисков они возвратились ни с чем.

Долго хорониться мне не удалось. Вскоре я проявил себя, поразив свою первую дичь, и следом удача улыбнулась моим соперникам, но ненадолго. Тима также незаметно умыкнул их вторую утку. Они снова долго шарились вокруг, не понимая, куда девается их добыча. Я хранил молчание.

Старший группы новоявленных охотников постоянно бегал от одних к другим своим собратьям и давал ценные указания. Причем на ходу, между делом, умудрялся стрелять и, что поразительно, попадать в уток, даже на запредельной высоте, чем удивлял нас несказанно. Надо полагать, он пользовался непререкаемым и, судя по метким выстрелам, заслуженным авторитетом. Звали его Толиком. Он был средних лет, невысокого роста, энергичный, с хитринкой мужичок, смотревший на всех нас вместе взятых свысока. Делиться своим умением ни с кем не желал. На вопрос, с какой дроби стреляет, отвечал уклончиво: мол, чем мельче дробь, тем, стало быть, её больше, поэтому и вероятность попадания в цель выше. Хотя после его выстрела воздух, казалось, закипал и шипел, как вода на углях, а озверевший заряд покрывал все пространство над головой, прошивая насквозь всякую на пути живность.

Но не вся добыча падала на сушу. Некоторые отстреленные утки плюхались в воду, и тогда Толик и его люди были бессильны заполучить трофей. Беспомощно взирали они с берега на недосягаемую дичь. Чтобы избавить их от страданий и пустых хлопот, я предложил Толику каждую утку, упавшую в воду, считать моей, и чтобы никто не мог претендовать на неё после того, как я заполучу добычу с помощью собаки. Толик после мучительных раздумий согласился. Тут же я запустил Тиму, он достал из озера две тушки уток, которых я спокойно уложил в рюкзак под косыми взглядами Толика и его не совсем удачливых охотников.

Наступивший день я потратил на поиски желанного пляжа на берегу Балхаша, который нам довелось наблюдать в прошлом году. С этой целью проехал вдоль всего побережья, но найти знакомое место не смог – очевидно, заезд был с другой стороны. Ехать же в объезд было далеко и рискованно, не зная дороги.

Вечер мы провели у протоки, расположившись по обеим её сторонам, но не очень успешно. Утка пролетала редко, как будто прознала, что этот путь стал небезопасным, поэтому утром следующего дня решили снова попытать счастья на бархане. Владимир Петрович предложил для удобства времяпрепровождения утреннюю зорьку встретить за обеденным столом. Вместе с Сергеем притащил столик с посудой и едой, поместив его у края бархана на ровную площадку, а мы прихватили складные кресла и снаряжение. Только расселись, налили в кружки чай, наслаждаясь своим необычным положением на охоте, как слева от нас на нижнем озере прозвучали два выстрела, и на воду упала утка.

– У меня одна утка уже в кармане, – самодовольно произнес я и двинулся с Тимой за добычей.

На берегу стоял один из пришлых охотников, тоскливо взирающий на недоступную дичь.

– Привет, – поздоровался я с неудачником и скомандовал собаке взять утку, указывая на темное пятно, видневшееся в двадцати метрах от берега. Тима кинулся в воду. Я искоса взглянул на соседа. Тот напряженно следил за собакой. Когда Тима подплыл ко мне, я принял утку и направился допивать чай.

– Эй, – окликнул меня охотник, – утку-то отдай.

– Мы же договорились, что дичь, упавшая на воду, – моя.

– Ничего не знаю. Это моя утка.

Я не стал спорить и закинул птицу обратно как можно дальше.

– Тогда сам и доставай, – в сердцах выпалил я.