Генка и Нинзя

Он призвал на помощь все свое самообладание. Он представил, что страх – это маленький ребенок, темный зверек, который цепляется за его кофту, и его самого нужно успокоить. Объяснить, что происходит, либо просто утешить. Взять на себя ответственность за него. Спрятать под кофтой, убаюкать.

Стало чуточку легче.

Нин-зя остановилась, огонек свечи задрожал. Гена заметил, что впереди становилось чуть светлее. Наверное, откуда-то сверху проникал свет, хотя в полу первого этажа он никаких провалов вниз не видел.

– Тут осторожно, – сказала Нина все тем же торжественным голосом. – Впереди доски скользкие. Пол провалился, но некоторые доски торчат над провалом. Тебе нужно пройти по ним до края, вынуть мышей и бросить их вниз – но только когда я скажу, поняла? Только по моей команде.

– Поняла. – Хрипло ответил Гена и медленно стал продвигаться вперед.

– Я посвечу. – Сказала Нина.

Помещение под домом было огромным. Где-то наверху смутно угадывались балки, с которых свисало что-то длинное. Откуда падал свет, Гена так и не понял – он был белесым, будто гнилушечным или даже таким, какой бывает у глубоководных рыб. Только подумав про океанское дно, Гена тут же нашел и подходящее сравнение – да, тут было словно глубоко-глубоко под водой. Или, как он представлял себе глубину – там темно, давит и нечем дышать.

Он осторожно продвигался вперед, от края к центру гигантского зала. Позади себя он слышал голос Нины – и странное дело, он слышал его совсем близко, почти у самого уха, хотя Нина не сдвинулась с места. Он понял это, когда увидел боковым зрением, что свеча осталась у стены.

– Ты скоро увидишь широкую доску, пойди по ней.

Гена подумал – может, Нинка оставила свечу позади, а сама крадется за ним в темноте? Он резко повернулся и увидел ее силуэт у самой стены, где она и осталась стоять. Он услышал тихий смешок.

– Это акустика, балда. Звук тут так отражается, что кажется, будто совсем рядом говорят. Не отвлекайся на это, лучше смотри под ноги.

Совет прозвучал вовремя – Гена как раз подошел к краю провала. Перед ним и впрямь была доска. Он потрогал ее ногой, перенес часть веса… вроде держится крепко, даже не скрипнула. Генка сделал несколько шагов вперед и посмотрел вниз. И застыл.

Несмотря на очень скудное освещение, он увидел множество вещей сразу, как будто кто-то специально услужливо подсвечивал их у него в мозгу. Дно провала было заполнено мусором. По каким-то причинам мусор казался живым – может, Гена уловил какое-то движение? Вперемешку с глинистой, склизкой землей там лежали доски, странным образом сохранившиеся в такой влаге обрывки обоев из комнат сверху, металлические прутья, согнутые в цветы, доски, одежда, провода, надорванные башмаки, большие банки, шляпы, колючая проволока, битый кирпич, обертки от конфет, рамы от картин, огрызки яблок, посуда, старый мотор, виниловые пластинки, коробки, штукатурка, цветное стекло – и грязь, грязь, грязь… Что-то из этого опадало ямами, что-то вздымалось волнами, и на самой высокой, почти под краем доски, действительно лежала старая немецкая каска с двумя узнаваемыми «рожками» по бокам. И, как ни странно, не было запаха «мусорки» или отходов, а только чего-то вроде мокрой тряпки, которую забыли на неделю в жестяном ведре. Гене вспомнилось виденное всего раз в книге слово «волглый».

– Дошла до края? – Спросила Нина.

– Да. – Ответил Гена, сглотнув.

– Приготовься.

Генка откинул крючок на дверце клетки, но прижимал ее пока пальцами. Во рту стало горько.

– Маниту! Мы жертвуем тебе и хотим победить в следующей битве! – Крикнула Нин-зя и следом, – бросай!

Гена откинул дверцу и засунул руку в клетку, но мыши, проснувшись, выворачивались, пищали и стоило ему ухватить одну, другая кусала его и он отпускал жертву. Тяжело и часто дыша, чуть не плача от боли и страха, он вытянул руку с клеткой над провалом и стал трясти ею, дергать из стороны в сторону, чтобы мыши вывалились сами. Раздался писк и два беленьких тельца полетели вниз.

Они не просто упали в грязь.

Отбросы поглотили их с чавканьем.

И тогда Гена услышал голос.

– Будет исполнено…

Голос этот отражался от стен и шел как бы из всего провала разом. Не выдержав напряжения, Гена выронил вслед за мышами и клетку и, развернувшись, в два прыжка преодолел нависающую над провалом доску. Подбежал к Нинке и вжался спиной в стену.

Страх его не был больше крошечным ребенком или зверёнышем, которого надо было стеречь. Он вырос, облепил Генку целиком и жадно шарил взглядом вокруг, ища, чем бы еще прокормиться. Пугающим дрожанием света? Дуновением сквозняка на шее, а может, чьим-то дыханием? Любой звук, идущий от провала, будь то шорох сползающего мусора, или поступь подбирающегося монстра, неважно – взращивал страх мальчика все больше и больше.

Нина взяла Гену за руку. Только когда его ладонь обхватили крепкие пальцы девочки, Гена понял, что его самого трясет.

– Ну всё, теперь назад. Тихонько… Всё, он сейчас поест и заснет. В первый раз все ужасно боятся, а потом ничего. Привыкли.

И Нина повела Генку за собой.

Чем дальше они отходили от провала с живыми отбросами, тем меньше Гена боялся. У ступенек лестницы он даже смог осознать, что перестает бояться. «Это оно так защищается… – подумал он. – Чтобы те, кто его увидел, не вернулись сюда его уничтожить».

Выйдя из погреба, Гена даже нашел в себе силы улыбнуться девчонкам. Судя по их немного испуганным лицам, улыбка у него вышла не очень ободряющая.

А снаружи светило солнце.

Генка вдохнул полной грудью

(гнилушки в его легких засветились ярче от кислорода)

и, когда Нина произнесла те же слова про победу, что и в прошлый раз, ощутил подъем и силу.

– Мы сегодня опять победим.

6. Крадущийся в Тенях

В детских играх существует множество неписанных правил, которые неукоснительно соблюдаются. Попали в тебя – значит, «умер». Если нашли из-за взрослых или пришлось выйти из игры, потому что родители зовут – поражением не считается. Если «убили» – ты в стороне, своим не помогаешь.

Казаки-разбойники или индейцы-ковбои отличались от остальных игр тем, что в них больше прятались и сражались. И сражались сразу до «смерти». Целью было найти и подстрелить врагов первыми – кто оставался последний в живых, тот и приносил своей команде победу.

Это лето, как узнал Гена раньше от Вити, группа девчонок выигрывала почти «всухую». Один раз случайно попалась Лиза… но в спорной ситуации, ее собака нашла и бегала, лаяла вокруг – выдала. Но обычно девчонки находили пацанов первыми, как бы искусно они не прятались, будто могли видеть сквозь стены.

Про рентгеновское зрение Гена ничего не знал, и до встречи с тем, в погребе, думал, что Лёша его просто не заметил.

Но теперь не был так уж уверен.

Он крался по крыше гаража. Тактика команды Вити, он знал, была в том, чтобы попытаться выманить девчонок на открытое место. То, что команда Нин-зи легко их обнаруживала, мальчишки уже поняли. Значит, надо ловить шанс там, где он хоть чуточку есть – выманить, окружить. Быть более меткими.

Потому Гена сразу понял, почему мелкий Славик бежит по двору с колонкой, почти не прячась. Наверняка где-то рядом сидит в засаде, к примеру, Лёша, готовый нажать на спуск пистолета.

Гена мог бы выскочить прямо перед Славиком. Помедлить, дать ему возможность выстрелить. Но он затаился на крыше, прильнув к гофрированному железу, плотно, насколько было возможно, хоть оно, нагретое солнцем, и жгло кожу.

(слизь на солнце шипела и превращалась в засохшую корку, треснутый панцирь)

Лук и стрелу Гена держал наготове.

«Чего я жду? – Спросил он сам себя. – Если спрыгнуть вниз.. пошуметь… но нет, Нинка не поверит в то, что меня так легко нашли…»

У него заболела голова от разных мыслей, он прикрыл глаза.

Можно ли подстроить так, чтобы как будто случайно он выдаст себя? Как в случае с собакой? Поверит ли Нин-зя? Но он сам не хотел проигрывать. Он хотел – найти – поймать – убить – победить.

«А зачем? – спрашивала другая его часть, – я уже узнал всё, что надо было, могу прямо хоть сейчас встать и уйти! Но… тогда будет несчитово…»

Отвлек его тихий, злой выкрик:

– Пусти!

Генка открыл глаза. Славка стоял посреди двора, около колонки, опустив голову. Пистолет его валялся на земле. А рядом стояла Нинка и опутывала руки Славика веревкой. И никакого Лёши не было, никто не стрелял из-за угла. Получается, Слава был один?

– Молчи. Говорить будешь, когда я спрошу, – сказала Нина грозно и подтолкнула мальчишку в спину. – И тогда ты мне всё расскажешь.

Гена спрыгнул вниз. Он хотел сказать Нине, чтобы она отпустила Славу, что он сдается и это они с Витей придумали всю эту затею со шпионом, а мелкий ни при чём. Нин-зя, увидев его, прищурилась:

– А ты чего не стреляла?

Изумленный таким поворотом Гена («Меня не раскрыли!») промямлил что-то, мол, только что подошел.

– Вперед! – Нинка толкнула Славика в спину чуть сильнее. Он обернулся, глянул было на Гену, но быстро отвел глаза. Он тоже ничего не понимал.

Втроем они двинулись через дворы. В самом последнем, где гурьбой теснились старые деревянные сараи, Нина откинула доску в стене одного из них, болтавшуюся на гвозде и первым запустила Славку. Потом кивнула Гене.

– Полезай.

В сарае было почти пусто – кто бы ни хранил тут что, оно давно попортилось или сгнило. Хозяева, наверное, давно уже умерли, а эти покосившиеся «избушки» все стоят. Стены сарая были из досок, одна из них была обклеена пожелтевшими газетами; щели между досками когда-то проложили мешковиной, но и она почти полностью сгнила, и сейчас только отдельные почерневшие нити торчали во все стороны, как ножки дохлых насекомых.

Пол сарая был земляным. В полутьме Гена увидел, что посередине вкопан столб. К нему-то Нина и подвела Славика, а потом прикрутила веревку к столбу, чтоб не убежал. Затем девочка зажгла свечу, стоящую на ящике в углу.

Гена постепенно начал понимать.

Нинка обошла вокруг столба, разглядывая врага.

– Ну и где ваш штаб? – спросила она резко.

Славик выпучил на нее глаза:

– Ты чё! Совсем что ли?

У Гены пересохло во рту. А Нин-зя, будто и не слышала Славку, продолжала резким, шипящим тоном:

– Говори, и тогда избежишь последствий. Где штаб? – Вдруг она внезапно повернулась к Генке и обычным голосом произнесла: – Вообще слово «штаб» мне не нравится. Не бывает штаба у ковбоев.

– Форт, – не веря в то, что говорит это, подсказал Гена.

– Точно! Где форт, говори, жалкий бледнолицый!

– Да ты с ума сошла совсем, какой форт? – Заорал Славик, которого как прорвало. Видно, он тоже думал, что их с Генкой разоблачат и побьют. Так-то тоже было неприятно и страшно, но меньше. По крайней мере, это все еще игра. – Это у немцев штаб, дура!

Славик был абсолютно прав.

Кроме индейцев, ковбоев, казаков и разбойников были еще «наши» и «немцы». И отличались они тем, что там действительно был штаб.

Генка играл в «войнушку» с дворовыми друзьями раньше, пока его семья не переехала. И отлично помнил правила.

Обе команды выбирали каждый раз новое место, желательно, скрытое от посторонних глаз. И назначали его штабом. В штабе обязательно надо было хранить «секретные бумаги», и обычно их изображали газеты, сложенные квадратом и перевязанные бечевкой. Целью игры было не столько найти и пристрелить врага, сколько взять его в плен с целью допроса. Вот тогда-то и спрашивали «Где штаб?». Пленники гордо молчали, хоть их и унижали всякими способами. Дразнили, швырялись землей на одежду, иногда плевали в лицо. «Немцы», чувствуя свою обязанность быть трусливыми, просто потому, что были «немцами» и врагами, сдавались именно на этом этапе. Некоторые даже раньше, если могли получить от родителей особо сильный нагоняй за испачканную одежду.

А вот «наши», русские, терпели до конца. Потому что советский солдат никогда не выдаст, где штаб.

И когда арсенал обзывательств был исчерпан, начинались пытки. Генка сам видел, как одному мальчишке «немцы» три раза делали «крапиву», причем довольно сильно – это когда на запястье жертвы смыкают пальцы и крутят в разные стороны, чтобы защемить кожу и потянуть.

Сам Генка пару раз попадал под «крапиву», но терпел. Было больно, но он был советским солдатом.

Теперь, глядя, как Нин-зя ломает правила, он чувствовал себя в сто раз хуже, чем во время «крапивы».

Самое ужасное в том, что звать на помощь было бесполезно, сараи находились далеко от жилых домов. Да и смысл… Кинуться на Нинку и повалить ее? Тогда рассыплется вся его история, и задание будет провалено.

Гена ни за что не признался бы, даже себе самому, что часть его испытывала радость при виде связанного врага. Но другая его часть требовала сделать хоть что-нибудь. Хотя бы призвать Нинку вспомнить правила.

– Вообще, штаб и правда только у… – начал он, но Нин-зя его прервала взмахом руки. Наклонилась к Славику и сурово сказала:

– Бледнолицый, у тебя есть только один шанс спасти свою жизнь. Скажи мне, где ваш форт, и я подарю тебе быструю смерть.

Славка замотал головой и покосился на Генку. Но тот молчал и кривился, как от зубной боли.

– Поверь мне, ты захочешь быстрой смерти, – продолжила Нинка и стала опять размеренно ходить вокруг столба. – Я могу приказать своим воинам привязать тебя к лошадям и они разорвут тебя на части заживо. Я могу вырезать кожаный шнурок, намочить его и обвязать вокруг твоей шеи… а потом бросить тебя на палящем солнце со связанными руками и ногами. А шнурок будет медленно высыхать и душить тебя… тоже медленно. Или…

Нин-зя потрогала рогатку, висящую у нее на поясе. А потом, неожиданно шагнув к Генке, вырвала у него из рук свой старый лук и стрелу.

Наложила ее на тетиву, натянула лук и прицелилась Славику ровнехонько в глаз.

Стрела не была острой в том смысле, что у нее не было наконечника. Конец ее был закруглен, чтобы при попадании с расстояния десяти-пятнадцати шагов, при слабом натяге, она разве что ощутимо стукала противника. С пяти шагов, Генка знал это по тому, какие отметины оставил на Лёше, било больнее, оставались маленькие круглые синяки.

Нин-зя стояла так близко к Славке, что «острие» стрелы почти касалось его глаза. Мальчик застыл, всхлипнув.

Генка тоже застыл, не в силах поверить в происходящее.

– Где. Ваш. Форт. – Разделяя слова, повторила Нинка.

– Я не знаю, – скулящим шепотом ответил Славик. – Не знаю, правда, его у нас и нету, честное пионерское!

Нинка, услышав про пионера, досадливо цокнула языком. И этот звук вывел Генку из ступора, в котором он пребывал с той секунды, как девочка натянула тетиву.

– Вождь… – осторожно начал он, подспудно ожидая, что стрела вонзится ему в глаз, если он что-то сделает не так. Но Нин-зя благосклонно хмыкнула и сказала:

– Говори, Крадущийся в Тенях.

Генка бросил на Славика взгляд, которым хотел того поддержать, но увидел, что мальчик на него и не смотрит. Скосив глаза к переносице (в другой момент это было бы смешно, но сейчас Гену прошиб пот), Слава смотрел на стрелу. И штаны его, кажется, были мокрыми.

– Вождь, – повторил Гена. – Я слышал недавно, когда… когда крался в лесу… что бледнолицые держат расположение шт… форта в секрете. Знают только самые доверенные офицеры. Возможно, этот просто… слишком молод, чтобы ему доверили такую тайну.

– И почему же ты раньше не сообщил мне об этом, Крадущийся? – Не опуская лука, спросила Нинка.

– До сих пор я не был уверен – это могло быть обманом, с целью запутать нас. – Генка быстро вспомнил велеречивый стиль, каким общались индейцы в кино. – Но теперь мои глаза видят подтверждение тому, что слышали мои уши. Этот трусливый бледнолицый давно выдал бы местоположение форта, если бы знал.

Нинка опустила лук и ослабила тетиву. Генка тихо выдохнул и аккуратно разжал кулаки. Пальцы сводило судорогой, настолько сильно он сжимал их, сам не замечая.

– Хорошо. Значит, нам нужен их предводитель. Он-то наверняка знает расположение форта.

«Витька! – Чуть не вслух застонал Гена. – Она теперь что, будет за Витькой охотиться и ему глаз выбьет?!».

Скрипнула доска и Нин-зя с Геной резко развернулись ко входу. Славик продолжал смотреть перед собой, будто застыл у столба навсегда.

Но это были всего лишь девчонки.

– Мы всех поймали! – Радостно заверещала Лиза. – Одного во дворе двадцатого, второй прятался аж на…– Тут она увидела Славку. – А он что тут делает?

– Витьку тоже поймали? – быстро спросил Гена.

– Ну да. Его последним. – В сарай протиснулась Аня. – Он аж в магазин забежал, чтобы следы запутать, а я…

Генка уже не слушал похвальбы девчонок. Исподтишка бросил взгляд на Нинку – та выглядела расстроенной.

«Упустила добычу», – догадался Гена. И, чтобы его интерес к Витиной судьбе не показался странным, сказал:

– Вождь, получается, вражеский предводитель погиб, так и не выдав тайну форта.

– Получается, так. – Обычным, повседневным голосом сказала Нинка и бросила лук со стрелой на землю. Шагнула к Славке, провела пальцем по его шее. – Этот тоже отправится к праотцам раньше срока.

Остальные девчонки умолкли, не понимая, о чем толкуют Нина с Геной. А Нин-зя отвязала от столба славкины руки и подтолкнула его к выходу.

– Вали.

Славка неуверенно шагнул вперед. Потом рванулся, отодвинул доску и влез в проем одним движением. Но в самый последний момент обернулся и крикнул дрожащим голосом:

– Психическая!

И умчался.

Нинка пожала плечами. Потом подняла лук с земли и, подойдя к Генке, вручила ему. Улыбнулась широко, радостно и искренне, будто радовалась первой весенней капели, одуванчику или рыбному мальку между пальцами. И сказала:

– Я же говорила, что мы победим.

Генка сидел на балконе в темноте, привалившись спиной к стене и обняв колени, и молчал. Рядом, за стеной, бесновался Витька, в ярости стуча чем-то тяжелым в бетонный пол балкона.

– Психованная дебилка! Тупорылая коза! Кретинка! Точно, псиша! У нее справка есть наверняка! Сбежала из психушки! – И добавил серьезное ругательство, взрослое. – Сука!

Витька выслушал два варианта того, что произошло в сарае. Первый – от Славика, который заикался, плакал и выкрикивал бессмысленные угрозы, почти как Витя сейчас. Предводитель насилу уговорил Славку ничего не рассказывать родителям. Умывал под ледяной водой из колонки, гладил по голове, обещал отомстить. Только мысль о мести, как показалось Витьке, заставила Славика поклясться, что взрослые ничего не узнают.

Потом, шипя угрозы, выслушал версию Генки.

Который пока молчал про погреб, видел – Витька не в том состоянии.

– Я ее землю заставлю жрать! Веришь?

Генка верил. Потому что слышал, как дышит Витька – коротко, таким выдохом «фффф» через нос. Как дышишь от бессильной злости.

Несколько минут спустя Витя внезапно спросил – тихим, тусклым голосом:

– Ген, как думаешь… могла она ему глаз выбить? Взаправду?

Гена ответил быстро. Слишком быстро.

– Нет. По крайней мере, специально. Только если бы рука соскользнула. Я же видел, она его пугает просто. Даже натягивала не сильно.

Гена сам не верил в то, что говорит. Но был вынужден сказать это, потому что иначе Витька бы сорвался и сделал бы с Ниной что-то плохое.

Или потому что иначе сам Генка вынужден был признать свою вину?

(тоненькие жгутики, протянувшиеся по его телу, выросли еще чуть-чуть и защекотали кожу головы изнутри)

Признать, что он должен был остановить ее и чуть было не случилось непоправимое?

– Славка сказал, она в полный натяг держала. – Так же тихо сказал Витя.

– Ему со страху показалось.

Витя помолчал. Потом опять чем-то стукнул.

– Почему эта псиша выигрывает? Ты ходил в подвал? Что там было? Что она делала?

– Ходил, – успокаивающим голосом ответил Гена. – Ходил, сейчас расскажу.

И рассказал Витьке – все, что помнил. А помнил он немного: то, что было страшно. Темноту, влажные звуки, каску немецкую, то, что мышь кусалась и то, как они с Ниной шли обратно, а она держала его за руку и тихонько, счастливо смеялась.

Точнее, последнее, про руку и смех, Гена говорить не стал. Он и сам не помнил про это, пока не начал рассказывать. И сейчас ему это показалось слишком… безумным. И очень личным. Будоражащим и теплым. Чем-то, чем не делятся даже с лучшим другом.

Как будто они с Нинкой целовались, а не убегали из темного, пахнущего разложением погреба со страшным, поедающим крыс существом внутри.

– Так вот в чём дело… – протянул Витя. Генке он поверил безоговорочно. – Значит, жертвует крысу и просит победу, да?

– Да. – Подтвердил Гена.

Витя помолчал. Потом сказал:

– Погоди, я сейчас.

Вернулся через минуту, звякая чем-то. Когда раздались характерные звуки набора диска, Генка понял: Витька стащил из коридора телефонный аппарат. Провод был длинный, позволял дотянуть до балкона. Время было позднее, впритык ко сну, кому он мог звонить?

– Здравствуйте. Простите, что беспокою так поздно. А Нину можно? – Голос Вити был такой, словно он уверен во всем на свете на сто процентов. Масляным, и в то же время очень жестким… как штык в крови. Одним словом, его голос был пионерским. – Это староста ее класса. Нет, ничего не случилось. Просто у нас изменение в расписании на первое сентября, и я вот обзваниваю всех. Да, учеников много, а телефон Нины я не сразу узнал… Скажите, что это Витя. Да-да, староста Витя.

Генка, пораженный, молчал и ждал.

А потом голос Вити переменился.

– Нин-зя. – Очень, очень ровно произнес Витя. – Завтра будет реванш. Мы снова сыграем. Пусть будет со штабом. – Гена пожалел, что не слышит, что говорят на том конце провода. Впрочем, ему отчего-то казалось, что Нина молчит. – Или фортом… С чем хочешь. И да, маленькое изменение. Славик не сможет, но мы все равно сыграем. Пять на четыре. Идёт?

Две секунды спустя Витя повесил трубку.

– И что она?

– Сказала «Идёт».

– А зачем ты…

– Послушай, – перебил Гену предводитель, – послушай, сейчас очень важно все обговорить. Завтра… ты сказал, пара мышей была?

– Да.

– Хорошо. Завтра ты пойдешь к девчонкам. Будешь вести себя, как всегда. Нинка наверняка достанет какую-нибудь мышь… Вобщем, после того как они бросят мышь этому Фрицу, и пойдут обратно, и Нин-зя скажет тебе, где засаду делать – короче, ты потом возвращайся сюда, домой.

– Зачем?

– Не перебивай, блин. Я тебе на балкон поставлю клетку… со своими свинками. Три хватит?

– Ты с дуба рухнул? – Генка аж встал и высунулся наружу, чтобы взглянуть на Витьку. Тот поспешно отвернулся и принялся тереть глаза рукой, будто что-то в них попало, и зашипел:

– Сдрисни обратно, дурак!

Гена спрятался вниз.

– Ну совсем идиот… Вдруг заметят? Не рухнул я! Три, говорю, как думаешь, хватит? Надо, чтобы наверняка.

– А тебе их… не жалко? – Дрогнувшим голосом спросил Гена. Он знал, как Витька любит свою живность.

– А тебе Славку не жалко? – Зашипел Витя в ответ.– И вообще, приказы не обсуждают! Возьмешь их и со всех ног в тот дом. Бросишь… – Витька сглотнул. – Сбросишь и перезагадаешь, чтобы мы выиграли, понятно? Чтобы точно выиграли! Справишься?

– А ты? – Генка сомневался. Не уверен был, что сможет пройти там один.

– Я буду девчонок отвлекать, чтобы у тебя время было. Уведу пацанов за границу, а они пусть ищут зазря…

Генка знал, о чем речь. Существовала негласная граница, за которую заходить было нарушением правил. Играли в квадрате, вернее, прямоугольнике, образованном четырьмя улицами – Добровольского, Чехова, Тургеневской и Герцена. Этот прямоугольник местные шутливо называли «Лит-кварталом». А дети – еще короче.

– Так за Лит нельзя, – не успевая мыслью за Витькой, прошептал Гена.

– Ну и что?! – Взвился тот. – Ей можно правила нарушать с этим ее дурацким фортом, а мне нельзя? А то, что она нечестно побеждает, тоже терпеть?

– Ну, нет, – вроде бы согласился Генка. Потом вспомнил Славика, как тот описался от страха и повторил тверже: – Нет.

– Смотри, – предупредил Витька. – Начало в одиннадцать, тебе надо успеть за час. Времени с головой… До двенадцати я пацанов повожу за границей, а потом мы обратно пойдём – ты к тому должен уже будешь все сделать. Всё понял?

– Понял, – подтвердил Генка.

7. Маниту

Нинка достала где-то еще одну мышь. Судя по цвету, не из магазина, а так поймала. Ничем не показывая, что вчера случилось что-то необычное или что сегодняшняя войнушка чем-то отличается, Нин-зя провела короткий инструктаж.

С единственной разницей: теперь она выдала и остальным индейские имена. Аня стала «Быстрая лань», Лиза – «Мудрая выдра», а Соня – «Хитрая лиса». Штабом назначили укромное местечко за магазином, где принимали стеклотару – там как раз никого не было.