banner banner banner
Сезон пурги и пепла
Сезон пурги и пепла
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Сезон пурги и пепла

скачать книгу бесплатно


По крайней мере, философы на это надеялись.

Поэтому вместо медведя Азарь напустился на учителя.

– Лугин? – поражённо прошипел он. – Лугин Заозёрный? А это мой ученик Азарь? А как же вот это твоё: «Меня зовут Пазей, а это мой сын»? Какого дедера, Луги?

– Медведь и впрямь очень умён, я решил не обижать его ложью. На которую, между прочим, он не повёлся с самого начала! – в ответ зашипел старый философ. – Тем более их была целая толпа. Пожалуй, не стоило раздражать мишек.

– Вообще-то у медведей очень хороший слух, – проворчал Трес. – Так что я всё слышал. Я очень рад, Лугин Заозёрный, что ты решил не лгать, но не считайте меня больше глухарём!

– Как скажешь! – проворчал Азарь.

– И не называйте нас больше мишками…

– Что, плохие воспоминания? – не удержался от ехидства молодец.

– Что-то вроде того…

Они пришли к некой усреднённой постройке между медвежьей берлогой и человеческой землянкой. Лаз был занавешен грубой мешковатой дерюгой, а на покрытой дёрном и сухостоем крыше росла малина.

Внутри было достаточно просторно, чтобы берлога вместила в себя штук пять-шесть медведей, причём вытянувшихся в полный рост на нормальных таких дубовых полатях. В действительности же в дальнем углу был свален ворох примятой соломы, на которой, видимо, спал Трес. По всей земляной стене справа от входа тянулись берестяные короба. А слева…

Слева – это был отдельный разговор, поскольку там стояли книжные полки. Они были грубо вырублены – не сколочены, а именно вырублены, – из цельного ствола огромного дуба. И книг на них было не меньше пятидесяти. Ничего удивительного, что Азарь в первую очередь подошёл именно к ним.

– Мать честная, Луги, ты тоже это видишь?

– Так же отчётливо, как и тебя. И ты всё это прочитал, почтенный Трев? – обратился он к медведю.

– Трес.

– Прости, пожалуйста, – повинился Лугин. – Я просто немного сбит с толку.

Трес разложил хворост перед коробами и размял затёкшую спину – совсем как человек.

– Честно говоря, не всё, Лугин Заозёрный. Твою книгу я не осилил. Ох и нудный же ты мужик…

Азарь расхохотался.

– Видишь, Луги? Не один я так считаю! Чёрт возьми, тут и правда есть твоя писанина! – воскликнул Азарь, уставившись на увесистый том под названием «Трактат о сути вещей».

Лугин вздохнул.

– Вообще-то я написал много чего и помимо него…

Медведь между тем наломал хворост мелкими веточками и сложил в маленький шалаш прямо на землю в самом центре берлоги. Потом Трес что-то пробубнил себе под нос, и хворост занялся огнём.

– О, – поражённо произнёс Лугин, хотя чему тут было удивляться, когда Трес или кто-то из его медведей смог укрыть целый отряд пологом невидимости?

Говорящий зверь порылся в коробах и выудил оттуда закопчённый глиняный горшок, куда высыпал несколько пригоршней сушёных трав, а потом выкатился во двор, чтобы набрать в кувшин снега.

Азарь и Лугин на какое-то время остались в берлоге, предоставленные сами себе. Оба философа продолжали изучать медвежью библиотеку и тихо дурели. Тут тебе и «Луэнсио» Мореля Геннора, и «Странствия» Ярыги Трумсфьелля, и «Житие святого Арефа-затворника» от неизвестного автора, не говоря уже о «Трактате о сути вещей» самого Лугина. Книги были самые разные, от тоненьких берестяных тетрадей, наскоро переплетённых меж собой, до толстенных пергаментных фолиантов в твёрдых кожаных переплётах. Нашлось даже несколько глиняных табличек с клинописью.

Временами философы переглядывались и пучили друг на друга глаза в невероятной степени изумления. Обоим хотелось обсудить небывалое открытие, но, памятуя о хорошем слухе медведей, пока не решались.

Когда вернулся Трес, он поворошил прогоревший хворост и поставил кувшин со снегом и травами прямо на него. А совсем скоро все трое сидели на коробах и пили душистый отвар малины, смородины, кипрея и мяты из кое-как выструганных деревянных плошек.

– Трес, – начал Лугин, – прости мне, старому, моё любопытство, но всё-таки: откуда ты взялся? Откуда взялись вы все? Вы же настоящее чудо! Я раньше никогда даже не слышал о разумном медвежьем племени.

– Мы называем себя комами. И существуем, в общем-то, давно. Мы всегда жили с лысыми в мире. Они делились с нами всякой вкуснятиной, а мы взамен позволяли им охотиться в нашем лесу и добывать дикий мёд. Есть у вас такое кушанье – блины вроде. Так вот, они как пекут, так первые нам несут на поклон. Первый блин – кому. Приятно, знаете ли… Ну, и мы их не обижаем, вы не думайте. Я им, помню, сам как-то целый туес мёда земляных пчёл приносил.

– Они разве медоносят? – изумился старый философ.

Медведь изумился в ответ:

– Всегда медоносили, а у вас что, нет?

– Подожди, – вклинился Азарь, – это что же выходит, ты нам таки поверил, что мы не из тех лысых, что от вас за ручьём живут?

– Да уж конечно, – ком закинул ногу на ногу и подбоченился. – Были б местными, всякие глупости бы не спрашивали. Диво, конечно, что где-то ещё лысые живут. Ну да чудес в мире и так вдоволь. Кто знает, чему придётся удивляться завтра?

Лугин повернулся к Азарю.

– Мне нравится этот парень!

Азарь и Трес расхохотались одновременно.

– Глупые братья у нас тоже имеются, – продолжал ком, – те, что на четырёх лапах ходят и разговаривать не умеют. Вот их, пожалуй, медведями можно было бы назвать… Но тоже лучше не надо.

– Так почему вас не стоит медведями называть? – вернулся к этой теме Азарь. – Это у вас какое-то оскорбление или что?

Ком замолчал и уставился на дно своей миски.

Лугин повернулся к Азарю и постучал указательным пальцем себе по лбу. Молодой лишь развёл руками.

– В общем-то нет, – продолжал медведь после недолгой паузы, не обращая внимания на людей, – никакое это, конечно, не ругательство…

Философы обратились в слух. Лугин отставил питьё.

– Некоторым даже нравилось, когда нас называли мишками. Мило так. Говорю же, мы жили с лысыми в ладу.

– Жили? – тут же почуял неладное Азарь.

– Да, – кивнул Трес. – Мы с лысыми веками мирно существовали бок о бок, помогали друг другу, устраивали гуляния… Они в нашу честь даже целый праздник придумали.

– Комоедица! – догадался Азарь.

Косолапый кивнул.

– Комоедица. Весело жили, дружно. Пока не появилась она.

Лугин закатил глаза, дескать, опять всё из-за бабы. В порыве сладкой мстительности Азарь с удовольствием хорошенько ткнул его локтем в бок. Учитель стиснул зубы, но ничего не сказал.

– Млава. Она явилась из-за ручья и самовольно вломилась в берлогу к… – медведь слегка помялся, видимо, подбирая слова, а потом махнул косматой лапой. – Не знаю, как это на ваш язык перевести. Мы называем их гщшоыа…

– На что это похоже? – спросил Азарь. – Это какое-то занятие или…

– Кровное родство. Трое комов от одной матери.

– Мужики? – уточнил старый философ.

Медведь кивнул.

– Тогда братья по-нашему, – заключил молодой.

– Ну, стало быть, братья, – согласился Трес. – Кудер, Мунда и Зок. Вот к ним она и забралась, пока гщш… Братьев не было. На редкость наглая девица, я таких ещё не видал. Честно. Она за раз сожрала у них все запасы и выспалась в соломе так, что та… гхм… пришла в негодность. Вот что бы вы сделали, когда б застали такую в своей землянке?

– Я бы с ней поговорил. Быть может, бедной девочке нужна помощь, – ответил Лугин.

– Ага, но сначала заставил привести всё в порядок и заново наготовить еды, – согласился Азарь.

Молодой так увлёкся беседой, что самостоятельно, ни у кого не спрашиваясь – совсем как та девица, – схватил кувшин с отваром и подлил себе.

– А мы, комы, прогнали бы её взашей, – проревел Трес. – Но они жить её у себя оставили. Души в ней не чают и пылинки… как это?..

– Сдувают, – подсказал Азарь.

– Вот-вот… И всё бы ничего, но эти трое у нас вроде как за вожаков. У вас это вроде как «старый стал» называется.

Азарь и Лугин вылупились на медведя, а через мгновение покатились от хохота.

– Староста, а не старый стал! – поправил его Азарь. – Но суть, в общем, передана верно. Так что? Ну, и пусть бы себе жила она с этими троими… А-а, – догадался молодой. – Похоже, девица почувствовала власть и начала наглеть.

Трес глубоко вздохнул.

– Да, дела… – протянул Азарь. – Совсем плешь проела?

Медведь только махнул лапой и полез в сундуки. Там он рылся некоторое время, а потом достал небольшой пузатый бочонок. Лёгким движением выбив крышку, он сделал хороший глоток через край. Потом предложил гостям. Лугин насторож?нно отказался, а вот Азарь решил полюбопытствовать.

В бочонке оказалась отменная медовуха.

Трес уселся рядом с учёными и обнял бочонок, как родное дитя.

– Хитрющая зараза. Подойдёт к тебе, так белой рученькой по шерсти погладит, моську жалобную сделает и голосочком таким нежным, жалостливым говорит: «Мишка, мишка, сделай, пожалуйста, если можно…» А ты поди ей откажи.

Медведь замолчал. Молчали и философы. Трес лакал хмельной мёд прямо из бочонка и мрачно смотрел прямо перед собой. Лугин пристально глядел на него. Азарь сидел с закрытыми глазами, привалившись затылком к земляной стене, и не то о чём-то размышлял, не то спал.

Внезапно ком встал и навис над учёными.

– Разберитесь с ней. С Млавой этой.

Азарь и Лугин с изумлением уставились на него.

– Изведите как-нибудь, а? А мы отблагодарим. Да хоть, не знаю… Прям к Позвиду вас отправим, только избавьте нас от этой, – и тут Трес прорычал что-то непонятное на своём, медвежьем языке, но люди примерно догадывались, что едва ли он называл эту Млаву юной прелестницей.

– А почему вы сами с ней не разберётесь? – спросил Азарь. – Ну, или с этими – как их там? – Мунда… Мында и компания.

Трес вздохнул, а потом вздёрнул голову и гордо произнёс:

– Когда старые вожаки уходят, они выбирают себе преемников. Эти комы уряжают нами несколько дней, а потом мы все дружно должны выбрать их над собой. После этого мы можем умереть за них все как один, по первому слову. Но они за нас – ни за что. Таков древний Покон. Не нами сложенный, не нам его и рушить.

Медведь положил лапы людям на плечи. Оба философа согнулись под их тяжестью.

– Мы не можем прекословить вожакам, а они, похоже, не могут этой вздорной бабе. Поэтому вы – наша единственная надежда.

Лугин Заозёрный вскинул брови, а потом резко поморщился и потёр лицо ладонями, будто в надежде проснуться.

– Послушай, Трес, но ведь это ужасно несправедливо! – воскликнул Азарь. – Почему вы должны страдать ради сомнительного удовольствия кучки засранцев, которые по роковой случайности оказались у вас главными?

– Таков Покон, – ещё более гордо повторил медведь, как будто страдание во имя одного только этого Покона уже его возвеличивало.

Азарь устало потёр переносицу и вопросительно посмотрел на учителя.

– Что скажешь, Луги?

Согласиться помочь комам – стр. 228 (#litres_trial_promo)

Пусть разбираются сами – стр. 95 (#litres_trial_promo)

Философов заперли в стылой, промёрзшей избе, где было немногим теплее, чем на улице. По стенам бежала тонкая паутинка изморози. На старых полках стояли трухлявые бочонки. Сквозь щели в заколоченных ставнях сочился тусклый свет. В его белых пучках клубилась мутной взвесью потревоженная пыль.

Как только стихли молотки, которыми избу заколотили, чтобы пришлые сказочники не убежали, Азарь принялся рыскать по помещению. Он, ничуть не смущаясь пыли, прополз по всему полу на брюхе, с дедерским грохотом порылся за печкой, а потом принялся шарить по полкам.

– Что ты там ищешь? – спросил Лугин.

Он слепо водил перед собой руками, а когда нащупал стол, чуть присел и опустил зад на скрипучую лавку, что стояла подле него.

В ответ раздался треск и визг старых гвоздей, которые жестоко выдирали из промёрзшей древесины.

– Собираюсь затопить печь, Луги. Иначе мы тут околеем раньше, чем кто-то удосужится объяснить, какого дедера. А заодно, мож, чего доброго, сухарь найду.

– Ты ж токо из-за стола!

– Так кто его знает, сколько нам тут куковать? А ждать у моря погоды, зная, что у тебя заныкан кусок хлеба – куда приятнее.

– Ну, тебе виднее, – хмыкнул старый философ, имея в виду то, что его ученику уже не единожды приходилось сидеть под стражей. Собственно, поэтому Лугин и не очень-то боялся. Он верил в то, что Азарь сумеет выйти сухим из воды, как и всегда. А заодно и его вытянет.

Азарь между тем разломал старую покосившуюся лавку, что стояла по другую сторону стола, и затолкал её в глубокий зев печи. Потом он зубами оторвал подклад своего полушубка и выудил оттуда кремень, кресало и пучок трута, которые всегда старался держать при себе – на всякий случай.

Всякий случай выпадал довольно часто.