Под веткой сирени

Её пухлые губы сложились в омерзительную ухмылку. Я опешила и невольно потрясла головой в знак отрицания. Мой кулак непроизвольно сжался до хруста костяшек, и самым манящим местом для него было женское лицо, которое явно напрашивалось познать силу моего кулака. Это было неприятным откровением от той, которая в принципе никогда и не отличалась добротой и состраданием.

– Тебя удивило, что я так о ней отзываюсь? – бросила Луиза своим «грязным» ртом, – я всегда её недолюбливала. Она нравилась всем, строила из себя милую девчонку, но сама никогда такой не была! Мой любимый Пирс из старшего класса бросил меня ради того, чтобы бегать за твоей сестрой, она покрутила им и бросила. Я рада, что она сдохла.

– Как ты можешь такое говорить мне? – я возмутилась от её слов, а отвиснувшуюся челюсть можно было подбирать в четыре руки. Мне так хотелось вырвать ей волосы или размазать пирожное из пакета по лицу, но нежелание устраивать здесь драку пересилило злобный порыв, хотя сестра на моём месте точно бы не сдержалась, ведь никто не мог говорить плохо о нас.

– Ты всегда была в тени своей сестры. Неужели ты этому не рада? Дурочкой была, дурочкой и осталась.

Какая гнусность! Луиза молча смотрела на меня в ожидании ответа. Но что я могла сказать? На эмоциях я могла наговорить много гадостей, и тогда я была бы ничуть не лучше этой расфуфыренной гадюки. Я решила, что не обязана распыляться перед ней. Тихо выдохнув, я на секунду прикрыла глаза и постаралась успокоить себя. Совладав с эмоциями, я вернула взгляд на Лу, ответив с абсолютно нейтральным лицом, которое её взбесило:

– Знаешь, хоть ты никогда не отличалась добротой, я желаю тебе всего наилучшего. Надеюсь, ты возьмёшь себя в руки, съедешь от родителей, добьёшься чего-то сама и перестанешь испускать свою желчь на других. Всего хорошего.

Не желая выслушивать её ответ, я уверенно развернулась в сторону дома и оставила её с таким искривлённым лицом, что она наверняка придумывала не менее гнусный ответ.

Больше мне здесь нечего делать, я шла прямиком к себе, боясь обернуться и ни на что не отвлекаясь. Ноги мои неслись с каждым шагом всё более решительно, прохожие недоумённо косились в мою сторону из-за этой агрессивной спешки. Мне посчастливилось, что я больше нигде не задержалась. Мама позвонила и сказала, что она уже накрывает на стол, и мне пришлось поторопиться.

Дома я передала покупку маме, оставив пакет на кухне, и пронеслась в свою комнату вверх по лестнице. Я бросила сумку на кресло рядом с кроватью, оставалось только поставить телефон на зарядку и можно было бы, наконец, спускаться на ужин. Я безумно проголодалась, и урчание в животе заполонило комнату. Из-за того, что весь день я потратила на сбор вещей, чтобы на завтра оставить только мелкие дела, я не успела даже пообедать.

4

Я с трудом оставила весь негатив в своей комнате и с фальшивой улыбкой спустилась к родителям на ужин. Не нужно было их тревожить. Как только папа увидел десерты, открыв пакет, его улыбка сразу натянулась до ушей.

– Доча, ну, ты точно знаешь, как меня порадовать! – сказал он и чуть ли не вприпрыжку отошёл ставить чайник греться.

– Нам сейчас необходима небольшая порция счастья, – кивнула я, садясь за стол.

Они с мамой увлечённо о чем-то разговаривали весь вечер, я же ужинала молча, погрузившись в свои мысли, изредка отвечая простыми «да» и «нет» на вопросы родителей. Мысленно я была не с ними и смотрела только в тарелку, вяло ковыряя в еде вилкой.

Слова Лу сидели в моей голове. «Лицемерная тварь». Как она могла так сказать? Эвелин была таким человеком, который без малейшего сомнения придёт на помощь в любое время суток. Человеком, который отдаст последний цент из своего кошелька, и который способен надрать зад любому, кто обидит её родных и близких. А вот эта дрянь сама была не без греха.

Я поблагодарила маму за ужин и со спокойной совестью и чувством выполненного долга на сегодня поковыляла по лестнице в свою берлогу. От усталости это расстояние от кухни до комнаты показалось мне вечностью. Перед тем, как уйти в ванну, чтобы смыть с лица косметику вместе с усталостью этого дня, я скинула всю одежду на кресло и надела любимую растянутую чёрную футболку до колен. Встав у раковины, опёрлась на неё руками с обеих сторон и осмотрела своё изнурённое лицо через заляпанное зеркало.

М-да, без слёз не взглянешь. От изящно нарисованных утром стрелок не осталось и следа, коричневые тени практически полностью забились в складки век и напоминали грязь, а про тональный крем я вообще молчу. Всё-таки в теплую погоду стоит краситься полегче. Будь у меня карие глаза, я бы не стала сейчас использовать ни тушь, ни тени, но серые всё-таки в этом нуждаются, если хочешь сделать взгляд глубоким и выразительным. Перебрав бутылочки с многоступенчатыми уходовыми средствами, я задалась извечным вопросом, вот почему парням не нужно ничего этого делать? Они могут просто завалиться спать, не думая о своей коже. Кто-то, конечно, тоже пользовался гелями и кремами, но хотя бы макияж им смывать не требовалось.

Погасив свет, я с разбега плюхнулась животом на кровать, раскинув руки и ноги. Я схватила подушку, пододвинув к себе поближе, и громко, со звуком мычащего маньяка, простонала в неё, передав ей все накопленные за последние дни эмоции. Моё тело свернулось калачиком и не могло уснуть, постоянно ворочаясь. Совсем скоро моя жизнь изменится, и я прокручивала в голове первые дни после приезда снова и снова. Меня впервые охватывал такой мандраж.

Я не знала, как меня примут одногруппники, смогу ли влиться в их атмосферу. Я никогда не была аутсайдером, легко могла завести разговор, но волнение всё равно окутывало сверху донизу. Новое место и люди – это всегда тревожит. Еще и неопределенность насчёт жилья. Трудно решить, заселиться в общежитие или остаться в новом доме. В общаге меня могут ждать шальные студенческие дни, ведь то и дело слышу дурацкие истории от тех, кто там проживает. Тихий смешок полетел в подушку от воспоминаний о них.

У Тони, друга Эвелин, как-то раз на этаже прорвало трубы в туалете. Это произошло глубокой ночью, и поэтому происшествие было замечено не сразу, а лишь спустя пару часов. Студенты очухались, только когда запах канализации прошелся по всем комнатам, а коридоры по щиколотку плавали в фекалиях. Смешно и невыносимо мерзко одновременно. Отмывать пришлось всей общагой, а запах держался еще около двух месяцев.

Или вспомнить ту же Кристен, мою бывшую одноклассницу. После школы она уехала в колледж в Сан-Моне, при котором находилось женское общежитие. Там в принципе обучались только девушки, парней не было, водить их к себе запрещалось, но девчонки всегда находили способы это сделать.

И вот однажды парень Кристен, Уолтер, – довольно щуплый молодой человек, о тренажёрном зале знавший только из рассказов друзей и знакомых, решил забраться к ней через окно. Он подставил лестницу и по карнизу намеревался добраться дальше. Всего нужно было преодолеть метров пять вверх, а потом еще около полутора метров вправо, чтобы добраться до окна Кристен. Делать это вскоре после проливного дождя было совершенно неудачной идеей, поэтому только лишь он поднялся по лестнице и зацепился ногой о выступающий кирпич, лестница со скрежетом повалилась вниз. Бедняга Уолтер еще пару минут пытался держаться, но вскоре кубарем навернулся прямо в кусты, сломав себе копчик. Так он пролежал почти пять часов, поскольку изнутри его, похоже, никто не услышал. Саму Кристен он не предупредил заранее, а после падения первое время Уолтер не мог и слова произнести. Месяц или два ему пришлось восстанавливаться в больнице.

Хоть мне и не очень хочется подобных печальных историй, я всё же больше склонялась к общежитию. Самое важное и главное было то, что мне удалось найти университет. И вот после обмусоливания всех этих мыслей я, наконец, смогла уснуть.

5

В раннюю рань я услышала шорох за дверью. Это папа поднимался ко мне в комнату,.

– Э-э-э-э-эн! – бодро крикнул он, шумно стуча ботинками по ступенькам.

Я еле разлепила сонные глаза, потёрла их руками и, прислушавшись, убедилась в том, что меня действительно кто-то звал. Не могу сказать, что обрадовалась. Раздался короткий стук в дверь.

– Я войду? – вежливо спросил отец. Он редко когда заходил ко мне в комнату и, должно быть, чувствует себя здесь совсем чужим.

– Да, разумеется, – зевая, я привстала, встав на локти, и направила взгляд в сторону дверного проёма в ожидании, пока папа зайдёт.

Дверь открылась, и я увидела, что он принёс мне кружку с чем-то вкусным и дымящимся, а на блюдце рядом лежало несколько кусочков овсяного печенья, которое я всегда ем по утрам.

– Просыпайся, соня, – он сел с краю дивана, – я принес тебе завтрак. Какао будешь?

Идеально выглаженная белая рубашка, брюки с ровной стрелкой посередине. Папа всегда просыпался очень рано, чтобы хорошо одеться и уложить свою густую копну тёмных волос. Обычно в шесть часов утра он уже на ногах.

– Спасибо, конечно, – сказала я с прищуренным глазом, – но будить-то зачем? Я поздно заснула и думала поспать часов до десяти минимум.

– А, да просто вспомнил, как радовалась завтракам в постель твоя сестра, и решил, что тебе тоже понравилось бы. Все-таки последний день мы все здесь, в нашем родном доме, надо завершить на хорошей ноте, – сказал папа, немного неловко похлопав меня по плечу в надежде сгладить утреннее возмущение своей дочери.

Интересно… А что же, если бы не Эвелин, он бы не захотел сделать то же самое для меня? Младшенькая, нелюбимая дочка может обойтись и без родительской ласки. Неприятное ощущение того, что я лишняя в этом доме и лишняя в своей же семье. Это гнетущее чувство возникло много лет назад, периодически возвращаясь вновь.

Я поблагодарила отца, и он отправился с мамой за продуктами в дорогу. У меня же было несколько часов на сборы. Вскоре все мои вещи уже были упакованы и лежали в коробках в грузовике, который отец заказал для их транспортировки до Пенбрука, а мы втроём собрались за столом, чтобы пообедать.

– Скотт, а ты уже заправил машину? – поинтересовалась мама, нарезая нам свежий хлеб от миссис Роуз.

С грузовиком мы отправили большую часть наших вещей, а сами поедем на семейной легковушке.

– Топлива в баке хватит километров на триста, может, чуть больше. Остановимся по пути. Сколько там? Чуть больше тысячи километров? Нормально. – ответил папа выглядывая из-за огромной утренней газеты.

До Пенбрука придётся ехать около тринадцати часов по лесной и местами пустынной дороге, но это при условии хорошей погоды. Я с нетерпением предвкушала еду в придорожных забегаловках, которые нам встретятся. Там она всегда вкуснее, чем в городе.

– Пап, а мы будем останавливаться в отеле пока едем? – спросила я, цепляя из тарелки листья салата с маминого огорода.

– Ночью ехать не будем, поэтому переждём ночь где-нибудь в отеле.

– Главное найти приличный, – поморщившись, добавила мама. Чистота и опрятность у нее всегда были на первом месте. Абы где она спать не станет, её гордость и самомнение не позволят спать в простом, житейском логове.

Затем отец встал, поцеловал маму в щёку и направился в гараж проверять шины и наличие запаски на всякий случай, а я принялась мыть посуду. За окном бегали соседские детишки, кто-то катался на самокатах. Воспоминания многолетней давности и детства вновь всплыли в голове. Мы с Эвелин постоянно ребячились и дрались за последнюю дольку шоколадки во время прогулок. Повзрослев, мы, конечно, уже не дрались, но часто ругались из-за того, что я утаскивала её украшения, чтобы похвастаться красивой безделушкой перед Лу.

Меня вдруг осенило, и я отпрянула от мойки, застыв на пару секунд.

– Боже! Украшения! – взвизгнула я и рванула в свою комнату.

Впопыхах я поднялась по лестнице и ворвалась к себе, чтобы достать из тумбочки важную вещь. Я совсем забыла про неё… настолько эта вещь была небольшой, что забилась практически к стенке.

Когда год назад Эвелин приезжала домой, она в очередной раз поссорилась со своим психованным парнем и после телефонного разговора с ним швырнула в мусорку их парный браслет. Мне было жалко эту плетёную лавандовую безделушку, и в итоге незаметно выудила её и спрятала к себе в тумбочку. Эвелин её купила во время поездки в Тайланд для учебной практики в Бангкокском университете, в который сестру направили трудиться лаборантом как лучшую студентку в группе. Её знания в химии всегда поражали меня и оказались полезными в разборе состава косметики, когда мы сидели и ковырялись в баночках, сидя на ковре в её комнате. С тех пор я знаю, что нужно покупать, а чего лучше оставить на полке магазина.

Я легла поперёк кровати и перевернулась на спину, с интересом вертя в руках её браслет. Эвелин всегда любила лавандовый оттенок, да и мне он кажется интересным. Симпатичная вещица… Интересно, где сейчас второй браслет? Лежит у той сволочи или же давно выкинут, доживая свои сотни лет на городской свалке?

При мыслях об Эвелин и её парне в голове непроизвольно пронеслись сестринские всхлипывания в телефонную трубку, а картинка в глазах размывалась от слезинок. Практически каждый вечер моё сердце разрывалось на миллион кусочков от жутких рассказов. Жаль, что мы жили на расстоянии, и меня не было рядом, дабы поддержать её, тепло обнять и сказать Эвелин о том, какой она прекрасный человек и заслуживает всё счастье этого мира. Может быть, тогда не случилось бы то, что случилось.

Сестра всегда твердила, что, приключись с ней что-либо, то это наверняка дело рук её парня. Однако же, полицейское заключение не подтвердило насильственную смерть. Нисколечко не удивлюсь, если представители закона закинули папку с делом моей сестры на верхнюю полку в кучу к остальным.

Я нещадно и с нажимом потёрла глаза, чтобы отогнать с них вновь подступившие слёзы. Порой человеческая скорбь прекращается спустя несколько месяцев, но потеря нашей семьи останется моей болью навсегда. Теряя единственную родную душу и человека, которому единственному из всей родни и друзей на тебя не плевать, частичка самого себя откалывается и теряется где-то за пределами обыденной жизни. Сколько раз одногруппники обвиняли меня в излишнем страдании… Ну, конечно, откуда им знать, каково мне жилось это время. Самой большой заботой у этих ребят было решение о выборе места для вечеринок.

Эвелин никогда не называла имя своего молодого человека. Просто говорила «мой парень» или «мой мужчина». Видимо она не хотела, чтобы мы его искали в социальных сетях. Нас с ней серьёзно контролировали, и маме жизненно необходимо знать всё на свете, поэтому Эвелин не любила делиться подробностями личной жизни, а мне было противно от одной мысли об этом человеке, что я даже слышать о его личности хотела как можно меньше. Столько боли он причинил ей… А ведь со слов сестры этот человек был истинным джентльменом, примером в обществе. Мне не удалось ни разу его увидеть. Случись это, я бы добивалась признания до конца его дней. Или же своих.

Сестра встретила своего мужчину на первом курсе университета, а спустя несколько месяцев отношений уже зародились страшные ссоры. Эвелин рыдала, звонила, рассказывая мне не самые приятные вещи. Подруги в её окружении надолго не задерживались, вечно резко обрывали свои контакты с сестрой, а потому её поддержкой была лишь я. Так же, как она у меня.Дома в упакованных коробках с вещами для переезда лежал её личный дневник, хранящий в себе небольшое количество заметок о тайнах, спрятанных от родительской заботы.

А что касается браслета… Я закинула его в свой спортивный рюкзак, ведь там он будет в сохранности, и частичка Эвелин всегда будет со мной. Кинув рюкзак на кресло, я посмотрелась в зеркало, висящее напротив меня: помятое лицо и грустная улыбка были моей визитной карточкой в последние месяцы.

6

До отъезда оставались считанные минуты. Мама уже сидела внизу в заведённой машине и слушала новости по местному радио, папа укладывалпакеты с продуктами в багажник. В то время как во мне бурлили тоска и тревога, по поведению и эмоциям родителей не понятно, волнуются ли они хотя бы чуточку. Будут ли они скучать по нашему родному дому, и не выбивает их из колеи тот факт, что с Пенбруком нас связывают не самые приятные факты семейной истории?

Я в это время блуждала по дому, с печалью осматривая каждый его уголок на прощание и ступая по едва скрипучему деревянному полу. Мы уже отключили электричество, поэтому из освещения в комнатах было только жаркое летнее солнце, выглядывающее из окон и озаряющее своим светом внутреннее пространство. В доме жара стояла такая же, как и на улице, ведь, несмотря на то, что сейчас был уже вечер, солнце отдавало своё тепло на максимум. Даже мне в майке и шортах из лёгкого хлопка было тяжеловато. Насколько я знаю, в Пенбруке с погодой немного легче, что не может не радовать, ведь прохладу я переношу лучше.

– Дорогая, ну ты где там? – прокричала мама с улицы.

– Сейчас, погодите пару минут, мне нужно кое-что сделать! – выглянув в окно, я крикнула ей в ответ и продолжила свою прощальную прогулку.

Я оттягивала момент, вдыхала родной запах, которым пыталась на максимум заполнить свои лёгкие. Так, чтобы хватило до самого Пенбрука, а, выдохнув, оставить частичку родного города там. Возле каждой комнаты в памяти всплывали кадры из прошлого: как в гостиной в детстве мы с папой рисовали вместе красками, сидя на полу, как в коридоре я бегала от Эвелин, пока та пыталась кинуть в мою пятую точку тапком за испорченный лак для ногтей, как на кухне мама пекла со мной и сестрой печенье, стараясь научить меня аккуратно вырезать фигурки из теста.

Вокруг пахло папиным парфюмом, которым пропитался угол гостиной, старой бумагой от многолетней коллекции книг, берущей начало еще с бабушкиной юности, и землистым запахом горшочных растений. Все эти ароматы навсегда запечатались в этих стенах, в этой мебели и в этом воздухе. Моя душа была прикована к семейному дому, а сердце молило не уезжать, но, тем не менее, решение о переезде мы приняли единогласно. Хотя едва ли меня кто-то послушал бы, будь я более настойчивой в выражении личного мнения…

Закончив свою прогулку, я медленно, как бы всё еще колеблясь, переступила порог дома и еще раз обернулась, киванием головы попрощавшись с этим местом, и двинулась в сторону машины, где меня ждали родители.

Я открыла нагретую от солнца пассажирскую дверь и снова затормозила на пару секунд, обвела взглядом всё вокруг, чтобы запечатлеть эту картинку у себя в голове. Привычные глазу соседские дома, голубое и ясное небо, в котором каждое облачко было родное, до боли знакомые лица на улице, занимающиеся обыденными делами: кто-то выгуливал собаку, кто-то стриг газон в попытках сделать себе идеальный двор или шёл с кучей пакетов из магазина, еле волоча покупки. У этих людей жизнь продолжалась здесь и будет дальше идти своим чередом. Для них наш отъезд не значит ровным счётом ничего, тогда как для меня это выбор, с ног на голову переворачивающий жизнь.

– Господи, благослови, – услышала я папины слова, сев в машину.

– Господи, благослови, – подхватили мы с мамой, и все пристегнули свои ремни безопасности.

После этих слов машина, наконец, тронулась, и до меня окончательно дошло осознание того, что мы уже едем, и вот-вот начнется новая глава нашей жизни.

Я удобно обустроилась и развалилась на задних сиденьях в окружении своего рюкзака и сумки-холодильника. Выехав за черту города, в течение следующих часов за окнами виднелись то зеленый, дикий лес, то пустынные поля, напоминающие места из телевизионных триллеров. Я периодически вклинивалась в родительские беседы, чтобы разбавить болтовнёй время в дороге, проведённое в наушниках. Уже было около десяти часов вечера, поэтому мой вопрос был весьма актуален:

– Когда начнём искать ночлег? – спросила я, возникнув между передними креслами.

– Кхм. Думаю, через час можно присматриваться к отелям, которые начнут попадаться по дороге, – решил отец, сосредоточенный на дороге и не спускающий с неё глаз.

– Скотт, еще ведь рано. Ты часа четыре точно сможешь ехать, иначе такими темпами путь затянется на трое суток, – пробурчала мама.

Она всегда так пеклась о папе, и эти слова меня неприятно удивили. Ей важнее приехать целыми и невредимыми или примчаться быстрее? Отец сидел с сухими, красными от жары и усталости глазами, с напряжённой и затёкшей шеей, не желая лишний раз отдохнуть во избежание потери времени. Руки напряжены и вцепились в руль так, что испарись сейчас машина, папа остался бы в той же позе.

– Мам, вообще-то уставший водитель хуже пьяного. Ты посмотри на папу.

– Мэри, вообще-то сейчас я согласен с Эв… Энн, – тем же тоном спародировал меня он, а мелкую оговорку никто не заметил. Кроме меня.

Мама не ответила и молча пожала плечами. Она старалась избегать семейных перепалок, а потому старалась контролировать свои слова. Я откинулась назад на мягкую спинку сиденья, прикрыв глаза, поскольку меня уже успело укачать. Мы ехали в непонятной глуши, и вдвоём с мамой высматривали в окнах попутные отели или гостиницы, пока папа наблюдал за дорогой. Искали хотя бы что-то приличное, но даже неприличного не наблюдалось. На горизонте не виднелось абсолютно ни-че-го. Такое чувство, что мы попали в замкнутый круг и застряли в каком-то промежутке дороги, который не позволял выехать за его пределы, сделав нас своими пленниками, вечно скитающимися в поисках ночлега. Прямо как в ужастиках.

– Я уже закипаю от этих гляделок с дорогой, – разражалась мама, ёрзая на сидении. На этот раз я не могла не согласиться с ней.

Наконец-то где-то в ста метрах от нас сквозь высокие, но редкие деревья мелькнули слабые и переливающиеся разными цветами огни. Мы увидели старых лет здание, блёкло напоминающее мотель.

– Па-а-а-п! Сворачивай, – воскликнула я, тыча пальцем направо в сторону строения.

Мы потихоньку приближались к территориии сразу увидели небольшое коричневое, каменное двухэтажное здание, выстроенное буквой «П», с небольшим двориком, в котором располагались места для пикника. Как только машина заехала на парковку, автомобиль задребезжал, и под колёсами послышался стук мелких камней от засыпанной гравием дороги. Густой пыльный туман образовался прямо вокруг нас. Вскоре вид вокруг стал яснее, и я заметила лишь два легковых автомобиля помимо нашего, что явно не являлось показателем популярности сего места. Можно ли тут остановиться? В то же время малое количество людей радовало, у меня не было ни малейшего желания толпиться среди посетителей.

– «Пустынный оазис», как оригина-а-ально, – протянула мама, вылезая из машины и ткнув в сторону вывески.

– Ты бы назвала лучше? – ответил папа, и она закатила глаза. Тем самым он отсёк дальнейшие мамины упрёки касательно будущего ночлега. Она вновь не хотела спорить, а потому смиренно смолчала.

Пока родители копошились в багажнике, я в полутемноте и в сопровождении попеременно мигающих уличных фонарей накинула на плечо рюкзак и побрела по территории. Казалось, с чего бы мне идти в одиночку в темноте в сторону абсолютно неизвестного мне места, где велика вероятность нахождения людей сомнительного типа? Вот и я не знаю. Несмотря «уставший» и старый вид вокруг, территория оказалась довольно ухоженной, и лишь слепой бы не заметил, что за ней старались следить: на земле не валялось ни единого мусора, а вдоль дорожек росли цветущие, пушистые растения бледно-оранжевого и жёлтого цветов. Такие растения не растут в дикой природе, их точно высаживали здесь специально.

–– Пусть это и не отель, а мы находимся Бог знает на каком отшибе вселенной, – шептала вслух я, оглядываясь вокруг, – едва ли это можно назвать сараем.

На улице влажно, безветренно и совершенно тихо. Лишь какие-то насекомые слышны среди кустов, но это меня никак не пугало, ведь я стойкий солдат и смогу выдержать атаку этих маленьких существ. Главное, чтобы они действительно были маленькие. Я побрела дальше, стараясь разглядеть активность в окнах, но света в них не было, поэтому мои попытки были тщетны, а родителей я всё еще не наблюдала.

На лбу образовалась испарина, а майка на спине неприятно липла к коже, я мечтала о прохладном и освежающем душе. Наконец-то спустя пару минут скитаний вокруг здания я увидела несколько мужчин средних лет, которые сидели на пластиковых стульях возле входа в сам мотель. Они пили нечто, по бутылке напоминающее пиво, и громко хохотали, увлечённо разговаривая друг с другом, периодически хлопая друг друга по плечу.

Как только меня заметили, один мужчина отдал свою бутылочку собеседнику и встал, двигаясь в мою сторону. Он встречал меня доброй улыбкой, видимой сквозь его густую, тёмно-рыжую бороду.

–– Должно быть, вы работаете здесь? – обратилась я.

На меня дружелюбно глядел слегкаполный мужчина среднего роста и лет сорока. Его джинсовая жилетка поверх жёлтой майки немного испачкана, но стиль работника гармонировал с мотелем, словно был частью здешнего интерьера и атмосферы. Русые, едва золотистые и чуть взлохмаченные волосы выбивались из-под кепки, которая выдавала свой приличный срок службы этому мужчине. Как только я подошла к нему, тот поспешно вытер руку о шорты и протянул её мне в знак приветствия.