
Полная версия:
Король моих мыслей
– Это что за поросячий цвет?!
На следующий день ленту я отдала служанке для её младшей дочери, и женщина была благодарна за безделушку.
А вот когда я открыла второе послание, возникло ощущение, словно мне за шиворот бросили горсть снега. Ровные строчки, твёрдый решительный почерк человека, который привык отвечать за всё и знает, что его решения не оспариваются. В письме не было подписи, да я в том и не нуждалась. Его Величество соизволил почтить меня своим вниманием такими строками:
«Душа моя, на этой неделе приехать не смогу. Дела во дворце, которые долг не позволяет переложить на чужие плечи, не пускают. Не знаю, что заставило тебя переживать утром, но рад, что ты с этим справилась. Если нужна помощь в чём бы то ни было, не стесняйся обращаться к своим стражам и леди Амалии. Желаю тебе хорошо провести время».
– Лира, всё в порядке? – озаботилась Саня, глядя на моё хмурое лицо и поджатые губы. Не отвечая ей, я разорвала записку на множество маленьких клочков. Уж не леди ли в малиновом платье так его занимает, что даже на дела королевства времени едва хватает?
Подруга мудро промолчала и протянула почти пустую коробку от сладостей. Переглянувшись и вздохнув, мы честно поделили две последние конфетки и отправились спать, пожелав напоследок увидеть во сне принцев на конях и единорогах. Засыпая, я думала, что маловероятно, чтобы с принцами проблем и трудностей было меньше, чем с королями.
Неделя пролетела незаметно. Я всё свободное время проводила за уроками, так как в общих комнатах, где можно было бы отвлечься от занятий, без умолку говорили о фрейлинах и их отношениях с Королём. От этих разговоров мои плечи сами собой деревенели, губы поджимались, а сердце начинало биться гулко и неровно.
Сане я не могла сказать причину своих переживаний, а потому обвиняла во всём неуместные послания Григория, приближающиеся зимние зачёты и плохую погоду. Пятничный урок придворного этикета, на который, по обыкновению, прибыла одна из фрейлин, я пропустила, сказавшись больной. Леди помощница лекаря послушала мой пульс, подтвердила нервное расстройство и снова напоила горькими каплями, посоветовав отлежаться в комнате.
Вместо этого я нашла леди Викторию и попросила дополнительную тренировку. Когда надо следить за каждым шагом, каждым вдохом, суметь остановить остриё шпильки за миг до удара в цель или успеть выхватить кинжал из потайного кармана корсета во время кувырка, то просто не остаётся места в голове для посторонних переживаний. А после тренировки ноют натруженные мышцы и больше всего на свете хочется принять ванну, что тоже не позволяет оставаться с дурными, неуместными мыслями наедине. Ведь кто я и кто он? У меня просто нет права роптать и спорить.
В столовой моё настроение снова упало. Все ученицы обсуждали красоту и грацию незнакомой мне фрейлины, и от этих слов мне становилось горько. Как ни посмотри, я не отличаюсь ни особой красотой, ни изворотливостью ума, чарующим голосом и изящностью жестов.
Я обычная, я ничем не выделяюсь среди прочих учениц. Та же Саня, с её талантом к языкам, более достойна попасть во дворец, чем я. Вечером, дождавшись, пока Саня уснёт, я тихо плакала в подушку.
Он меня к себе привязал заботой и вниманием, а теперь делает, что вздумается, по праву Короля. Мне же останется только следовать за его волей, как цирковой обезьянке. Это горько и больно, так, что сердце рвётся наружу и не находит выхода, руки сжимаются в кулаки против воли, и собственная жизнь кажется делом безнадёжным и бесполезным. Саня заворочалась во сне, и я, боясь её разбудить, решила выйти в коридор.
Я обулась в тёплые домашние туфли – с наступлением холодов по полу начали гулять сквозняки, надела для тепла верхнее платье, впрочем, не затягивая его и без корсета, и накинула на плечи шаль. Взяла со стола светильник, но зажгла его только за дверью, чтобы не потревожить Саню. Холод пробежал по ногам, пощекотал спину и шею, заставляя ёжиться.
Круг света выхватил из объятий ночи тёмное окно, покрытое по краям инеем, ковровую дорожку на полу, поникший цветок в кадке, прямоугольник пейзажа на стене. Большинство картин, развешенных в Институте, рисовали сами ученицы. Немного подумав, я побрела в дальний конец этажа, где лестница: возле неё у окна широкий подоконник, на который можно поставить лампу. Приглушив, насколько это возможно, не гася окончательно, светильник, я обхватила себя руками и бездумно разглядывала двор за окном.
С моего места было видно край крыльца и угол учебного корпуса. С этой стороны здания только учебные классы, сейчас пустые и безлюдные. Интересно, который час?
Движение внизу привлекло моё внимание. Подняв ворот пальто и спрятав руки в карманы, по расчищенной дорожке между корпусов шёл кто-то из преподавателей. Остановился, огляделся, поднял взгляд к моему окну. Я помахала рукой, узнав Эрика. Надеюсь, он не будет ругать за то, что я не в своей комнате после отбоя.
Эрик помахал в ответ и вопросительно развёл руками. Я показала, как могла, что не могу заснуть. Кажется, Эрик понял, потому как теми же жестами показал про себя. Потом обхватил себя руками и показал на меня. Я покачала головой – нет, не замёрзла.
Он постоял, переминаясь с ноги на ногу, а потом указал куда-то на первый этаж. Я встревожилась, неужели комендант проснулась? Эрик по привычке попытался почесать затылок, от чего шапка упала в снег. Профессор, досадливо качая головой, отряхнул её и убрал в карман. Посмотрел на меня и жестами попросил спускаться.
Я покачала головой, ученицам в такое время не стоит гулять по этажам. Эрик спросил, пойду ли я спать. Я отрицательно покачала головой, и тогда он повторил просьбу спуститься, показывая, что тоже подойдёт. Интересно, как, ведь комендант запирает на ночь входные двери? Или мы просто поговорим через приоткрытое окно? Но я тогда замёрзну. Заинтригованная, что же задумал профессор, я наконец согласилась. Эрик кивнул и ушёл из поля зрения.
Стараясь не шуметь, я спустилась на первый этаж. Оглядываясь, медленно пошла по коридору. Тусклый свет делал простые знакомые предметы таинственными, а порой и пугающими. Что же дальше? Профессор не сказал…
Тут одна из теней справа зашевелилась и двинулась ко мне. Я подпрыгнула и зажала рот рукой, чтобы не закричать. Эрик, шагнув в круг света, шёпотом извинился:
– Простите, что напугал вас, не хотел.
– Как вы сюда попали? – так же тихо ответила, пытаясь унять испуганно колотящееся сердце.
– Через вход для прислуги, конечно. Я давно заметил, что они эти двери обычно не запирают, так как слишком часто приходится ходить туда-сюда, да ещё с занятыми руками. Вы знаете, где комната вашего коменданта? – поинтересовался профессор, расстегнул пальто и забрал у меня лампу. Мы говорили очень тихо, и потому приходилось близко стоять и даже наклониться друг к другу.
– Да, возле лестницы, – я махнула рукой в сторону нужной двери.
– То есть вам пришлось пройти мимо неё? – пришёл в ужас Эрик. – Вы смелая девушка, – с уважением покачал он головой и, взяв меня за руку, повёл прочь. В этом дружеском жесте не было многозначности, и я не стала заострять на этом внимание. Прохладные после улицы тонкие пальцы Эрика держали крепко.
Крадучись, мы прошли в комнату отдыха. Она была дальней от комнаты коменданта, к тому же стены поверх деревянных панелей были закрыты тканями и гобеленами, чтобы шум меньше разносился по корпусу.
Эрик заглянул в дверь, осмотрелся и повёл меня к диванчику у внутренней стены. Поставил лампу на стол рядом, сделал свет чуть ярче. Вышитая скатерть стелилась до самого пола, а сверху на столе лежало незаконченное рукоделие, сборник любовных баллад и доска для игры в шашки.
– У вас тут очень уютно, – прокомментировал Эрик, снимая пальто.
Я улыбнулась и укрыла ноги вышитым пледом. По его краю красиво раскрыли крылья пёстрые экзотичные птицы. В этой комнате девушки помимо пения и музицирования занимались рукоделием, и иногда им приходило в голову украсить классные пледы или диванные подушечки. Поэтому комната пестрила узорами, и на кресле, накрытом накидкой с нежной цветочной вышивкой, лежала подушка с абстрактными геометрическими мотивами.
– Удивительно, что нам обоим не спится в эту ночь, – Эрик повесил верхнюю одежду на спинку стула и сел на диван с другого края.
– Действительно. Неужели только бессонница заставила вас выйти на улицу? – я наклонила голову, разглядывая гостя. Тусклый неровный свет лампы придавал ему вид призрака, случайно забредшего в жилое крыло.
– Именно так, – развёл руками Эрик, светло улыбаясь. – На меня порой нападают тяжкие думы, и нет лучшего средства прогнать их, чем прогулка. А у вас как? – полюбопытствовал профессор.
В этот момент заколка в его волосах тихо щёлкнула и упала, звякнув об пол. Мы оба замерли, прислушиваясь, не раздадутся ли шаги в коридоре. Но всё было тихо, и профессор, облегченно выдохнув, убрал заколку в карман пиджака.
– Всё равно не держится, – пояснил он. – Так что насчет вас? Что мешает вам уснуть?
– Девичьи думы, – вздохнула я. Было странно и уютно вот так сидеть вдвоём, и было заранее жаль, что ночь не длится вечно и нам придётся прощаться. – Как думаете, профессор, что поможет их прогнать? – я кокетливо улыбнулась, а профессор в ответ привычным жестом взъерошил волосы на макушке.
– Быть может, ночное свидание и партия в шашки? – взгляд Эрика наткнулся на доску и фигуры на столе, забытые кем-то из учениц.
– Возможно, – отозвалась я. – Помнится, в прошлый раз вы обыграли меня, не оставив и шанса. Только теперь я постараюсь выиграть у вас, профессор. Но пообещайте не поддаваться, – Эрик принёс доску и поставил между нами на диван. Я помогла расставить фигуры, и в этот раз белые оказались с моей стороны.
Эрик комментировал каждый мой ход, советовал лучшие комбинации, я же спорила в ответ, отстаивая своё мнение. Мы так увлеклись, что не сразу услышали шаги в коридоре. Только когда Эрик случайно смахнул одну из фигур на пол, мы замерли, и тут до нас отчетливо донёсся скрип половицы.
Мы с Эриком испуганно уставились друг на друга. Потом он потянулся к лампе, загасить огонь, а я, повинуясь сиюминутному порыву, схватила Эрика за руку и потянула за собой под стол. В последний момент Эрик успел схватить пальто со стула.
Укрытые скатертью от чужих глаз, мы сидели, боясь пошевелиться. Раздались шаги за дверью, ярко зажёгся свет.
– Кто здесь? Выходите! Учтите, всё равно узнаю, и тогда придётся вам чистить серебро в кабинете леди ректора! – скрипучий голос леди коменданта заставил вздрогнуть.
Шаги проследовали по комнате, обошли наш стол кругом. Я дышала через раз, казалось, сердце стучит слишком громко и его слышно во всей комнате. Комендант, обойдя комнату повторно, постояла на пороге, затем её шаги стали удаляться по коридору.
Облегчение от того, что нас не поймали, накатило волной. Я вдруг осознала, что в нашем укрытии тесно, и мы с Эриком сидим очень близко. Наши руки соприкасались, и я чувствовала его дыхание на своей щеке. Ой.
– Кажется, она ушла, – прошептал Эрик, и эмоции от этого приключения защекотали изнутри, пытаясь вырваться наружу смехом.
Через минуту, не в силах остановить веселье, я прислонилась лбом к плечу Эрика. Тот попытался обнять меня за плечи, но неловко повернулся и стукнулся головой. Звук показался очень громким. Мы вновь затаились, ожидая возвращения шагов, но их не последовало.
– Вы не очень ушиблись? – шёпотом поинтересовалась я.
– Ерунда, я и не заметил, – тихо отозвался Эрик. – Пожалуй, леди, мне лучше уйти. Вы сможете вернуться в комнату незаметно?
– Да, смогу. А вам ничего не будет за эту прогулку? – заволновалась я, выбираясь из укрытия. Эрик протянул мне руку, помогая встать.
– А мы о ней никому не расскажем, – в голосе Эрика послышалась улыбка. – А у вас, леди, не возникнет проблем? – нахмурился профессор.
– Но мы ведь никому не скажем, профессор, – я улыбнулась. – И знаете, Эрик…
– Что?
– Ночная прогулка и игра в шашки это отличное средство от тяжких дум и бессонницы. Спасибо вам.
Я взяла свою шаль с дивана, удивляясь, как комендант её не заметила, и ушла, не оборачиваясь. Длинные прощания ни к чему, да и попасться коменданту не хотелось. Если я буду одна, скажу, что забыла внизу рукоделие, без которого не могу заснуть, или ещё что-нибудь придумаю. А если нас увидят вдвоём, это уже будет скандал.
В комнату вернулась без приключений. Я в коридоре опустила щиты, и с некоторым усилием удалось выяснить, что комендант проверяет читальную комнату на втором этаже. Я пробежала на цыпочках к своей комнате, и закрыла дверь в тот момент, когда комендант вышла в коридор.
В кровать я вернулась с улыбкой на лице. Чуть не попались! Я вспоминала дыхание Эрика на своей щеке, пока снимала верхнее платье, но, стоило коснуться головой подушки, как провалилась в сон.
Ночью мне грезилась незнакомая девушка. Она брела по лесу в длинном светлом платье, и было ощущение, что я с ней давно и хорошо знакома, но при этом вижу впервые. Девушка мне улыбнулась, и мы очутились на берегу речки. Звёзды и день сменяли друг друга, а по воде, мерно покачиваясь на волнах, плыли венки и свечи, как на гаданиях между последним днём весны и первым днём лета.
Глава 21. Пропущенный бал
Утром, едва проснувшись, я сказала Сане, что не пойду на субботние танцы. У меня было предписание лекаря на покой, и потому я могла провести этот день так, как мне того хотелось бы. Пока мы одевались, спросила Саню, к чему снятся гадания.
– Гадания? Ух ты! У меня в соннике было, погоди, сейчас посмотрю! – засуетилась подруга и полезла под кровать.
Я удивилась, а Саня выудила корзинку. Через плечо Сани я разглядела ловец снов, амулет на удачу в любви и верёвочку с узелками, которые обычно завязывают на успешную сдачу экзаменов. Саня достала небольшую книжицу и ногой задвинула корзинку обратно под кровать.
– Так, сейчас посмотрим… Нашла! Ох, Лира! – подняла на меня поражённый взгляд Саня.
– Что там? – озадачилась я.
– Гадание означает, что незамужней леди предстоит выбирать между двумя кавалерами, а прогулка по лесу, ручей и венок предупреждают, что принятое решение повлияет на всю её жизнь. Ух ты! – чуть не подпрыгивала подруга.
У меня же заныло внутри, словно большие камни ворочаются где-то возле сердца. Я тряхнула головой, отгоняя неприятные чувства. Так, умываться, одеваться и заниматься.
Не смотря на ночную прогулку и неясные сны, я чувствовала себя отдохнувшей и горела желанием потратить день на дополнительные занятия. Мне давно надо было подготовить письменный ответ по военному делу, но я до последнего оттягивала этот момент. Так не люблю все эти тактики и манёвры!
Леди Виктория провела со мной с утра дополнительную тренировку, и на завтрак я пришла последней. Наслаждаясь тишиной в обеденной зале, я доедала омлет, когда в дверях показался запыхавшийся Юнг, племянник леди Амалии.
– Леди Лира, вот вы где! Я везде вас искал. Леди Амалия вас зовёт к себе, там что-то срочное. Можете пройти прямо сейчас?
– Да, конечно, – мне не хотелось доставлять проблемы мальчику, и я пошла следом за ним.
Уже на этаже, в коридоре перед кабинетом, на меня нахлынуло тревожное чувство, и сердце глухо застучало в груди. Я шикнула на глупое сердце, приказывая ему успокоиться, возвела все щиты, которые умела, и сделала несколько глубоких вздохов.
Манерам меня выучили раньше, чем ходить, как говорила моя мать. И потому плечи сами собой расправились, на лице появилась вежливая улыбка, ресницы чуть опустились, ибо не прилично смотреть на собеседника в упор. Руки легли на юбки выученным жестом.
Юнг открыл дверь, пропуская меня вперёд. Я шагнула с высоко поднятой головой и обратилась к леди ректору, хотя и знала, чувствовала, что она не одна в кабинете.
– Вызывали, леди Амалия? – вежливый уважительный реверанс, полагающийся по ситуации.
– Да, леди Лира. Юнг, ты можешь идти. Леди Лира… – леди ректор подняла голову от бумаг.
– Оставьте нас, – сильный, не терпящий возражений голос прервал ректора на полуслове.
– Как пожелаете, – леди поклонилась и поспешно вышла, закрыв за собой дверь.
– Лира, – позвал знакомый голос, скрывая требовательные нотки.
Я стояла, не шелохнувшись, лицом к столу ректора, и сжимала ткань платья. Сердце глухо билось о рёбра, в горле пересохло, дыхание сбивалось. Я не могла заставить себя обернуться, но нашла силы, чтобы ответить. Вопреки опасениям, голос звучал ровно.
– Да, Ваше Величество.
В следующий миг меня снесло, словно тайфуном, и прижало к стене. Король держал мои руки, крепко, не вырваться. Я лишь испуганно вскрикнула, когда его глаза оказались напротив моих. Тёмные омуты, в которых мне так хотелось утонуть, смотрели с тревогой. Не в силах вынести этого, я зажмурилась и отвернулась.
– Лира, что происходит? – чуть раздражённый, хриплый от сдерживаемых эмоций голос миллионом булавок коснулся моей кожи.
Я дышала глубоко, и невольно вдыхала такой родной аромат: терпкой дорогой мужской туалетной воды, свежей накрахмаленной белоснежной рубашки, самую малость – лошадей. Сил обернуться к Нему и взглянуть в глаза у меня не было. Я дёрнулась в тщетной попытке освободиться, но Король держал крепко и стоял очень близко. Так близко, что я чувствовала идущее от него тепло.
– Всё в порядке, Ваше Величество, не стоит переживать из-за меня, – смогла ответить ровным голосом, ругая себя за слова. Разве он переживает? Я не стою этого. Он волен делать, что пожелает, и волнение из-за чувств невзрачной ученицы никак не может входить в этот список.
– Лира, убери щиты, – спокойно, почти ласково попросил Король.
Я малодушно отрицательно покачала головой. На глаза навернулись непрошеные слёзы, и я сильнее вжалась в стену за спиной, желая отступить хоть на шаг, а лучше – оказаться как можно дальше отсюда.
– Лира, это был приказ, – предупреждающе произнёс Его Величество. – Не заставляй меня силой взламывать твои щиты, в этом мало приятного, поверь. Я не хочу делать тебе больно, – я хотела возразить, что уже сделал, но промолчала. – Ну же, девочка, опусти щиты. Я тебя не обижу, я хочу помочь.
От этих слов, от того, как они были сказаны, с теплом и заботой, внутри меня словно сломалась плотина. Щиты рухнули, будто я и не тратила столько сил, чтобы их возвести. Я опустила голову и всхлипнула, по щекам скатились слезинки, оставляя мокрые дорожки.
– Девочка моя… – поражённо прошептал Александр. Его голос звучал настолько растеряно, что я подняла на него взгляд.
– Как же тебе плохо, душа моя. Никогда не думал, что эта боль коснётся и тебя. Мне она знакома, и мне жаль, что она тебя терзает. Ты вся дрожишь, – с сочувствием произнёс Александр, я снова опустила взгляд и всхлипнула.
Не хочу, чтобы он видел, как я плачу… из-за него. Король и не думал меня отпускать, и я по-прежнему стояла прижатая к стене, не в силах пошевелиться.
– А теперь давай поговорим, душа моя, – я почувствовала знакомые мурашки на коже от ощущения незримого присутствия, заполненности комнаты.
Король опустил щиты. Я смотрела в сторону, избегая его взгляда, но Он отпустил одну мою руку и, бережно взяв за подбородок, заставил повернуться к нему. Я тут же упёрлась рукой ему в грудь, отталкивая, хоть и понимала, что это бесполезно. Он склонился надо мной, так, что между нашими лицами почти не осталось расстояния, и смотрел мне в глаза.
«А теперь, моя хорошая, послушай, что я хочу тебе сказать. Первое, чтобы ты больше никогда больше об этом не волновалась: с момента нашей встречи все остальные женщины мира перестали для меня существовать. Для меня есть только ты, душа моя, и никто больше меня не интересует. Порой мне даже становится страшно от этого, ведь я готов бросить всё королевство к твоим ногам, лишь бы видеть твою улыбку. Это непривычно, порой это меня злит, но я ничего не могу с этим поделать».
Я стояла, не в силах отвести взгляда. Его глаза обещали все блага мира, всю нежность и заботу, которую Он в силах мне подарить, и даже более того. Александр отпустил мой подбородок и осторожно коснулся щеки, вытирая слёзы.
Медленно провёл ниже, погладил шею, от чего по всему телу разбежались восторженные мурашки. Сердце замерло, а на Его лице появилась нежная, тёплая улыбка. Я судорожно вздохнула и вдруг поняла, что свободной рукой сжимаю ткань его рубашки. Александр провёл от шеи вниз, вдоль выреза платья, а потом положил руку поверх моей ладони на своей груди.
«И второе, пугливая моя птичка. Бал был на второй день после праздника в честь дня моей коронации, когда закончились все официальные протокольные мероприятия. Этот день, пренебрегая своими прямыми обязанностями, я провёл с тобой, душа моя. Или ты уже забыла нашу поездку в театр? Эдвард получит выговор за то, что так меня подставляет, как только я вернусь. Надеюсь, я прощён?» – Александр заискивающе посмотрел мне в глаза, и мои щёки залил румянец горячего стыда. Как я могла так…
«Могла, потому как я сразу с тобой не объяснился, а значит, в этом только моя вина. Не переживай об этом, моя девочка. Ну-ка…».
Я и ахнуть не успела, как Александр подхватил меня на руки и в несколько широких шагов оказался у дивана. Он сел на своё обычное место, не выпуская меня из рук, и я оказалась сидящей у Него на коленях.
Я напрягалась, словно готовая в любой момент вскочить и отбежать. Вот только кто бы дал мне такую возможность? Александр держал крепко и нежно, я чувствовала тепло его руки сквозь тонкую ткань накидки на плечах. Вторая рука лежала у меня на коленях, поверх вороха юбок.
«Ну что ты опять пугаешься, – устало и как-то обреченно вздохнул Александр. – Я тебя не обижу».
Мне стало его жаль, таким тоном прозвучала эта мысль.
«Я просто никогда раньше не сидела на коленях у мужчины», – покраснев, отозвалась я.
«Что, даже у отца? Действительно, нет. Надо же. Я думал девочек родители балуют вниманием», – Александр уже видел все ответы в моей голове, но я всё же ответила.
«Балуют вниманием старшего сына, как наследника рода. Виктор уже завывает от такой опеки, ему и шага не дают ступить, всё поучают и наставляют. Он потому и сбежал в Академию, хотя родители настаивали на домашнем обучении. Теперь он вернулся и может уже дать отпор. Ещё балуют младшую дочку. Мою сестрёнку все просто обожают, у неё есть лучшие платья, все игрушки, которые только захочет. Она часто простывает, и тогда мать сама сидит у её кровати», – я вспомнила лицо сестрички и улыбнулась.
Она провожала меня на учёбу в институт так, как никто другой. Накануне отъезда отказалась уходить и спала вместе со мной, а потом подарила любимую ленточку, чтобы я её вспоминала.
«Ты её тоже любишь», – глаза Александра улыбались.
«Да, очень люблю и скучаю. Ну а я, – я не смогла сдержать вздоха, хоть и считала, что меня это уже не ранит. – Ну а я лишь шанс породниться со знатной фамилией и обуза, так как на меня необходимо собирать приданое. Потому меня и отправили без капли сожаления в Академию, дабы я набралась там полагающихся достойным жёнам знаний, как выразилась моя матушка. Они с отцом ни разу не приезжали в родительские дни», – я снова вздохнула. Александр погладил меня по волосам.
«Не переживай и не думай больше об этом. Этот вопрос решён».
И мне хотелось ему верить. Хотелось верить рукам, которые обнимают меня и обещают защищать от любых проблем, глазам, которые смотрят с нежностью и затаённым желанием на дне, губам, которые привыкли командовать, но не улыбаться, однако сейчас изогнуты в красивой полуулыбке.
И я позволила себе эту малость. Поражаясь собственной смелости, я чуть откинулась и прислонилась к Его плечу. Александр тут же погладил шею, ласково и немножко щекотно, от чего я фыркнула ему в шею.
«Умница».
«Почему ты сказал, что тебе знакома эта боль? У тебя тоже так бывает?».
Александр вздохнул, медленно и задумчиво перебирая мои волосы. От такой простой ласки я смущалась и краснела. Он думал о том, что сейчас щиты сняты, и меня не удастся оградить от ненужных пока мне знаний. Но раз я сама спросила, значит, это меня волнует. Интересно, у меня в мыслях такой же сумбур?
«Ещё хуже, – усмехнулся Александр. Потом стал серьёзным. – Да, бывает, и чаще, чем мне того хотелось бы. Только я не умею держать всё в себе, как ты. У меня злость вырывается наружу, мне хочется крушить, выплёскивая ярость. Мой камергер посовещался с государственным казначеем, и они приказали принести в комнату рядом с кабинетом старую мебель, чтобы я не ломал дорогой стол или шкафы ценных пород. Они говорят, что обставлять кабинет заново обходится слишком дорого, – фыркнул Александр. Я же слушала его эмоции и отголоски мыслей, скользящих на втором плане.
«Ты уже дважды крушил свой кабинет?» – я была поражена.
«И трижды бушевал в организованной для этого комнате», – Александр длинно вздохнул, его грудь под моей ладонью поднялась и медленно опустилась. – «Ничего не могу с собой поделать. Стоит только представить, что этот кадет, как его там, находится рядом с тобой, тогда как мне приходится быть очень осторожным, чтобы не напугать тебя, и видеться мы можем только урывками, тогда как я хотел бы проводить с тобой каждую минуту, и глаза застилает красная пелена ярости».