Школа для девочек

– Ну и что, – отвечал Павлик, выстраивая внутри себя частокол самообороны из заготовленных едких слов и упреков. – В конце концов, это я что-то теряю, а не вы.

У отца были причины упрекать его. Шесть лет назад, покупая дачу, он был вынужден считаться с этой особенностью Павлика и приобрёл участок не в сосново-елово-осиновом кошмаре, как хотел бы, а на окраине какого-то товарищества, в самой дальней его части, выходящей в чистое поле. Члены семьи, любившие собирать грибы и просто погулять среди густо растущих деревьев или в каких-нибудь зарослях, вынуждены были преодолевать расстояние в два километра, чтобы насладиться этими непонятными удовольствиями.

– У тебя всё хорошо, Паш, – продолжал отец, уже входя в более спокойную и лирическую фазу своего монолога. – Ты молодец. Ты молодец даже больше, чем мы с мамой могли предположить. Уж я, по крайней мере. Я никогда не был таким усидчивым, как ты, в занятиях. Я всегда думал – можно быстро и сразу, не рассуждая. Ты умеешь разговаривать с людьми, хорошо излагать свои мысли, тебя слушают сверстники, тебя уважают за что-то в школе. С тобой у нас никогда не было больших хлопот. Ты гораздо серьёзнее, чем был я, ты способнее. Ты выдержаннее. Словом, у тебя всё немного лучше, наверное, есть всё же какая-то эволюция… Кроме одного: я никогда не боялся леса. Никогда. И эта твоя проблема иногда приводит меня в ярость.

А мама, заваривая зелёный чай в стеклянной колбе, говорила:

– Об этом лучше не думать так часто. Забыть. Не могу понять, почему ничего не помогает, никакое лечение, и всё же, мне кажется, ты сам не хочешь расстаться со своим страхом, то есть мне кажется, ты недостаточно хочешь избавиться от него… Но я думаю всегда: мало ли что, мало ли что и когда может случиться. В каком-нибудь году, без нас, может так получиться, что ты будешь ехать один на машине по дороге, идущей через лес, и вот машина сломается. И что тогда будет с тобой? Что ты будешь делать?..

– Будет молиться, – ответил отец с иронией. – А что ему ещё остаётся?..

– Вот это не даёт мне покоя ни днем, ни ночью, – подытожила мама. – Это сводит меня с ума.

* * *

И всё же поездки были. В соответствии с давней традицией, в начале лета, пока все не разъехались по дачам и курортам, был общий сбор давних и близких друзей где-нибудь за городом на берегу речки или озера. На этот раз поездка совпала к тому же с каким-то важным государственным праздником.

Отец сказал: дядя Серёжа нашёл это место, это не в лесу, через лес мы проедем на машинах, там будет озеро, очень красивое озеро, там будут шашлыки и всё остальное.

– Стоит ли ему ехать? – настороженно спросила бабушка.

– Стоит, – сказал отец. – И тебе тоже, будешь за ним присматривать, если так боишься.

– Я уже не боюсь, – сказала бабушка. – Я уже насмотрелась за ним. Если не будет леса – всё будет хорошо. Хотя… Кто знает?

И добавляла:

– Ну а сам ты разве не боялся? Когда вы с Генкой бежали из пионерлагеря?

– Нет, нет, нет, – сказал отец категорично. – Я не боялся, не боялся никогда!

Бабушка только загадочно улыбнулась и не стала спорить. Для неё он был всё равно что Павлик, только не Павлик, а Алёша, тоже хрупкое создание, которое надо оберегать.

– Уж как хочешь, но на этот раз я не буду менять маршрут, если там окажется какая-нибудь хилая роща. Пожалуйста, терпи. Или сиди у самой машины, если хочешь, прямо под выхлопной трубой, – сказал отец.

– Ну да ладно, ладно… – только и пробормотал Павлик.

Поездка на этот раз намечалась на озёра, которые дядя Серёжа отыскал на карте Московской области. «Я там был, – сказал он, – правда, лет десять назад, но всё помню. И там классно. И Павлику понравится». И составил этот маршрут. И добавил:

– А Паше было бы неплохо искупаться. Воды он, слава богу, не боится.

Павлик только усмехнулся и ничего не сказал. Потом он спокойно собрал вещи в маленький кожаный рюкзачок, как будто подчиняясь каким-то неотвратимым обстоятельствам. И представил: вот они опять на трёх машинах, объезжая лесные массивы, поедут куда-то в поисках подходящего места для того, что называют отдыхом. Любимая компания родителей с юности, то есть с той загадочной и непонятной поры, когда они ходили в походы, штурмовали горы, пели под гитару песни, прыгали в поезда, – то, что он ухватил годами своего счастливого, беспечного детства, – соберётся снова, чтобы провести совсем небольшое количество времени в гармонии и единении.

* * *

Три машины подъехали к берегу озера, окружённого лесом. Правда, место это было пологое и пустынное, лес как будто отступил именно здесь, образовав лысое пространство с небольшими зарослями из нескольких ив и осин.

Они быстро проехали через лесную посадку и оказались на берегу. Дядя Серёжа первым вышел из своей немного побитой Daewoo, потянулся и присвистнул.

И застыл, как, наверное, можно застыть от ужаса при наступлении апокалипсиса.

Озеро обмелело. Можно было даже сказать определённо, что его нет, если бы не тонкий слой воды, закрывавший илистое дно с выброшенным хламом.

Нет, оно не исчезло совсем, как иногда могут исчезать ландшафты и географические объекты. Но оно находилось в стадии улетучивания, ухода, и эта грязная лужа, поросшая осокой и редкими хилыми кувшинками, подтверждала всё же его существование и свидетельствовала о борьбе за жизнь. Вместо мостика – пошатывающаяся ржавая конструкция, которая говорила о былой любви к этим местам представителей рода человеческого. Съехавшие куда-то вбок ступени, наверное, ещё помнили весёлых молодых людей, весело сбегавших по ним и нырявших с мостика в воду. Ржавые покосившиеся перила, вероятно, ещё хранили в своей железной памяти тепло цепких рук.

– Как всё меняется, – задумчиво сказал отец, стараясь придать унылой картине философский оттенок.

– Нет, мы здесь не остановимся, – сказала решительно мама. – Мы поедем в другое место.

– Нет других мест, – сказал отец. – Мы не найдём другое место. То есть не найдём такого, как… – и посмотрел в сторону Павлика.

– А как вам то, второе озеро? – спросил дядя Серёжа. – Там, кажется, не такое болото, почище, но…

– Нормально, – сказал Павлик, понимая, что всё дело упирается в него. – Нормально, переживу.

Наверное, он должен признать, что ему всё же до сладости приятно ощущать, что из-за него так скрупулёзно исследуется география здешних мест. А ведь это дядя Серёжа сказал ему однажды: «Наверное, если бы ты был Лужковым, вырубил бы все леса к чёртовой бабушке». Засмеялся и добавил: «Не волнуйся, скоро лесов не останется, наступит и твоё время».

Павлик тогда тоже засмеялся.

Поехали к другому озеру, видневшемуся вдали. В объезд по немного разбитой колее, и потом по железному грохочущему мостику. Наверное, это и есть романтика дорог и странствий, вместе с которой унеслись в прошлое молодые годы родителей и их друзей. Проехав ещё немного, решили оставить машины, и пойти к берегу пешком.

А он думал: зачем-то надо было ехать сюда вообще, ведь можно было провести время и на даче. Без лишних хлопот. А ещё лучше – дома. Но им почему-то так нравится куда-то выезжать, желательно в «дикие» места, подальше от цивилизации и соседей, где нет ничего интересного. Ни Интернета, ни компьютера, и даже мобильная связь, может так статься, пропала. Это было то, чего он никогда не поймёт, хотя слабая память тех лет, когда он ещё не был болен, когда его возили с собой куда-то чуть ли не в рюкзаке и кормили из котелка, приятно согревала душу.

Они разбили небольшой лагерь на берегу, на краю поляны, за которой и начинался он, лес. А впереди была вода – озеро, которое выражало полное намерение тоже когда-нибудь уйти навсегда отсюда, и было явно недовольно присутствием здесь каких-то чужаков. Как будто эта компания весёлых, беззаботных людей вторглась вдруг в серьёзный и драматичный процесс живущих здесь своей жизнью субъектов и объектов, – деревьев, птиц, воды, насекомых, листьев и солнца.

Павлик подошёл к воде, ступил на камень и опустил руку. Тёплая. Можно искупаться. А на поляне уже раскладывают пледы и клеёнку, вытаскивают термосы и мангал, смеются и уже начинают вести «свои» разговоры о делах, о каких-то событиях их интересной взрослой жизни.

Но ему не будет скучно. Коля младше его на два года, и они вместе будут плавать, а Тоня совсем маленькая, она будет бегать за ними и, скорее всего, будет болтать без умолку.

Но Тоня на этот раз уселась за свою игру, а Коля захотел помогать разводить костёр. Мама раскладывала продукты, а отец и дядя Серёжа приготовили угли и шампуры.

Потом, сидя на бревне спиной к лесу с пластиковым стаканчиком в руках, который так хотелось смять, и расплескать на колени яблочный сок, он поворачивал голову и посматривал в направлении густого серо-зелёного занавеса, непонятного, незнакомого существа, с которым нужно вести какие-то отношения, а он пока не определился – друг это его или враг.

Потом он лежал с ридером на полиуретановом коврике и смотрел то на экран, то на гладь мутного озера, то опять же – в сторону леса. Наверное, он провел бы так несколько часов, если бы по ноге в кроссовке не ударили мячом.

– Хватит лежать, пойдём поиграем!

Следующий удар пришелся ему в бедро. Он поднялся и неохотно, делая всем одолжение, побрёл к той части поляны, где играли в волейбол. Сказать бы «не хочется», но ведь хотелось же.

Так постепенно улетучились все его мысли. Через полчаса, запустив мяч выше головы дяди Серёжи, он повернулся и пошёл в сторону леса. По нужде. Недалеко. Так, до нескольких ближайших деревьев. Никто не смотрел ему вслед.

И подумал: ведь не может такого быть, не может. Он боится зря. Надо просто вспомнить все слова, которые он слышал на протяжении последних лет, и внять им.

И он решил себя преодолеть.

Оглянувшись на секунду, уловив краем глаза фигуры на поляне, решил сделать шаг вперёд, и потом ещё шаг. Потому что ему так хочется. Потому что, в конце концов, надо что-то делать. Он пройдёт немного дальше, чтобы его не видели с поляны, и вернётся. И тут его охватил азарт. Он сделал ещё шаг, потом ещё. Потом ещё несколько шагов, и он шёл и шёл через какие-то заросли, и остановился. Здесь смешанный лес стал еловым. И почва под ногами стала сухой. Он прислушался. Где-то там, немного справа и сзади, куковала кукушка. Пожалуй, это была единственная птица в этом лесу. «Вот, можно ещё и спросить, сколько лет проживу», – подумал он. Кажется, так делают, когда слышат кукушку. И где-то там же слышны были голоса и удары мяча. «Вот ещё одна компания где-то неподалёку», – подумал он.

Вот и всё. Ему не страшно. Нет здесь ничего страшного. И ничего особенного. Никакой красоты лесных пейзажей он здесь не увидел. Бурелом какой-то и чаща. Никаких тебе мишек, белок и птичек. И там, впереди, много-много деревьев.

Наверное, он всё же каким-то образом выздоровел, незаметно для себя самого. Теперь он должен был признаться, что всех обманывал совершенно нагло и напрасно. Оказывается, он боялся чего-то… Сам не знал, чего. Все эти годы старательно и безжалостно вводил всех в заблуждение, сводил с ума и приводил в ярость, и теперь предстоит разрушить эту иллюзию. И стать таким, как все. Да, так и будет. Теперь он будет ездить со всеми на все лесные мероприятия и сборы, ходить со своими родственниками за грибами, со сверстниками в походы, научится различать ягоды, разбираться в грибах, рубить ветки и разводить костры. Может быть, это и хорошо, но это так обыкновенно. Гораздо интереснее жить маленьким уязвимым существом и хранить какую-то свою маленькую тайну. И теперь надо вернуться назад и поделиться со всеми этим открытием.

Оказывается, у него есть это право. Быть человеком, т. е. владеть всем на этой земле, и управлять лесами, и горами, и водой, и покорять всё вокруг. Вот, оказывается, кем надо быть – покорителем и хозяином.

И пошёл назад. Радостно и быстро. И только пройдя какое-то расстояние, он не увидел знакомого просвета в деревьях. Поляна и берег, куда он должен был выйти, не появились. Наверное, я немного взял вправо, подумал он. И решил вернуться к тем деревьям, где он слушал кукушку.

Он вернулся к участку еловых деревьев, подошёл к тому же дереву, у которого стоял, и от него снова начал путь назад. И снова – никакой поляны, более того, ему показалось, что это не те заросли, через которые он шёл, а какие-то другие. И снова вернулся к дереву, и снова попытался представить свой путь, каким он пришёл сюда. Да, всё правильно. Он пришёл оттуда, всё правильно, значит, идти надо в обратном направлении, всё правильно, и поляна и озеро должны быть там, и непонятно, почему их нет. Он попробовал идти, взяв немного левее. И наткнулся на какой-то небольшой овраг с поваленными деревьями, и понял, что здесь, этим оврагом, он не шёл. Стараясь не уходить далеко от отмеченного им места, он вернулся снова и задумался. Это не укладывалось в голове. Ведь поляна и озеро должны быть там, там, в том направлении, и странно, что их там нет. Он смотрел туда. И направо. И налево. Впереди был лес. И справа был лес. И слева. И вокруг был лес, а где были поляна и озеро, он уже не знал. Кажется, их поглотил лес. «Но этого не может быть. Я ушёл ведь не очень далеко. Я не мог уйти далеко», – сказал он, пытаясь подавить поднявшуюся в груди тревогу. Он попробовал идти немного вглубь, и вдруг оказался на грунтовой лесной дороге с глубокими провалившимися колеями. Это его даже обрадовало. Ведь они приехали по дороге. Значит, если идти по ней, он должен выйти к тому месту, где они переезжали некое подобие моста.

И он пошёл. Он шёл по дороге, и страх подступал к нему, и он недоумевал, как такое могло случиться. Тем временем смолкли голоса людей где-то вдали, и кукушка, кажется, замолчала. Пошёл мелкий дождь. Павлик ощутил прикосновение холодных капель на лице и руках. Джинсовую куртку, мобильник и рюкзак он оставил на берегу. Он был один со своим страхом, о котором так тревожилась мама. «Ау! – крикнул он. – Ау!»

Никакого ответа. Возникло ощущение, что он здесь уже сто лет, и не было никакой поляны, никакого шашлыка и волейбола, бабушки и родителей, машин и озера. И вообще никогда не было людей. «Ау-у-у!» – снова закричал он, громче и отчаяннее.

Теперь можно было только представить, что будет дальше. Наверное, его уже ищут. Странно, что они не слышат. Он так может уйти неизвестно куда. Может быть, его найдут спасатели через несколько дней, едва живого, измождённого, и потом покажут по телевизору. А какой кошмар будет ночью. Вот он теперь под дождём, без мобильного телефона, без куртки… Неужели его жизнь закончится здесь, в этом лесу? Выходит, не зря боялся? А как же кукушка?.. Что она там куковала без остановки?..

Он шёл и шёл, и вдруг понял, что идёт всё же не в ту сторону. И пошёл назад. Вернувшись к тому месту, где он вышёл на лесную дорогу, решил пройти в противоположном направлении. Может быть, там, наконец, мелькнёт просвет?.. И снова – всё незнакомое, но на этот раз он вышел на берег озера. Вернее, он вышел в заросли, которые опутали берег озера. Он обрадовался. Значит, надо идти влево, идти по этому берегу, и он выйдет на поляну. Он так и попробовал сделать, но тут же угодил в жижу, в какое-то болото, которое оказалось на месте этого берега. А может быть, это вовсе не озеро, а так, какой-то заросший пруд или лужа? «Вот тебе и „Болото в лесу“, – подумал он, пытаясь вспомнить, как же выглядело оно, болото, на упомянутой бабушкой картине. А может быть совсем другое озеро или то, что от него осталось, кто знает? Куда он придёт, если пойдёт вдоль него? Если угодит в болото, тогда что делать? И совсем не похож этот берег на тот, на котором остановилась их компания.

И он пошёл обратно, снова вышел на лесную дорогу и пошёл дальше, в противоположную сторону, решив, что эта дорога должна куда-то всё равно выйти. Может быть, как раз на берег…

На самом деле это, конечно, сон. Снова снится ему какой-то кошмар, надо только проснуться. В реальности же он, послушный и усердный ученик, сидит за компьютером в своей комнате и пялится в монитор, в котором видит совсем другое. Это игра, и он пока что просто поддаётся, а значит, из неё всегда можно выйти нажатием кнопки esc, перезагрузить или поиграть ещё, если хочется.

Он открывал глаза и понимал, что игра не перезагружается, он по-прежнему в лесу, и никакие уловки не помогают. Он всё равно здесь, он ощущает кожей холодное прикосновение свежего лесного воздуха и лёгких капель дождя. Колея стала глубже, как будто здесь проходила какая-то тяжёлая техника, и стало ещё более одиноко и страшно. Никого. Ничего. Почему никто не отвечает на его «ау»? Неужели никто не слышит, или никто его не хватился? Неужели он так далеко зашёл, что его даже не слышно?..

Теперь ему стало казаться, что лес решил посмеяться над ним, вступить с ним в схватку, отомстить за это радостное открытие, за этот решительный шаг. Как будто он, войдя в лес, сломал чьи-то планы относительно своей дальнейшей судьбы, а может быть, свои собственные планы.

Что же получается? Значит, действительно, не зря боялся? И теперь так и жить дальше со своим страхом, вернее, умирать, да ещё здесь? Холодный пот выступил на лбу.

Значит, всё можно в этой жизни, можно решить любую задачу в любой программе, можно исправить любую ошибку и неточность, но только нельзя выйти из леса. Это чудовище, это монстр, который пожирает человека вместе с его головой и всем, что в ней, с его знанием кодов и алгоритмов, и договориться с ним невозможно.

Он тряхнул головой, собрался с духом и посмотрел назад. «Господи, – сказал он про себя, – пожалуйста, выведи меня отсюда».

И даже поднял вверх голову, как будто надеясь кого-то увидеть там, среди сплотившихся ветвей. Сверху никто не появился, никто не протянул руку и не указал, куда надо идти.

А ведь есть на свете странные загадочные люди – лесники, которые могут спокойно находиться среди такого количества деревьев и ничего не бояться. Хорошо бы натолкнуться на кого-нибудь из них…

Он посмотрел назад и подумал, что уже слишком долго идёт по этой дороге. Если она никуда не привела, значит, она ушла в какую-то другую сторону. И кукушка вдруг стала куковать где-то далеко. Вдруг в голове его на какой-то миг прояснилось. Ведь он отошёл от поляны минут на пять-семь, а сейчас идёт уже двадцать или больше, и ничего не находит. Значит, надо снова возвращаться.

И он вернулся к тому участку леса, где кукушка была слышна гораздо сильнее, и там, где был участок невысоких елей и сухой почвы под ними. Вот здесь он остановился. Да, вот отсюда всё началось. Надо только собраться с мыслями. Вот здесь он стоял в самом начале и слушал кукушку, она была там, в той стороне. И оттуда же доносились голоса людей, каких-то отдыхающих.

Каких, каких ещё отдыхающих? Его озарило. Здесь не было других отдыхающих! Это были они, его родители и их друзья, это их голоса он слышал, а пошёл в другую сторону! Вот туда и надо идти. И почему теперь эти голоса стихли?

Он прошёл небольшой овраг, потом пробрался через какие-то заросли и вдруг вышел к кустарникам, которые показались ему знакомыми. Он узнал их. Это было уже недалеко от берега. Теперь он понял, что скоро выберется.

Он подошёл к поляне совсем с другой стороны, нежели уходил с неё, и ему пришлось пройти ещё метров пятьдесят, пока он уловил запах шашлыка.

Замерзший, в холодном поту, он вышел на поляну, и только теперь сбавил шаг. И немного отдышался.

Вокруг костра сидели все они, и никто даже не повернул голову в его сторону. И дождика здесь, кажется, не было.

Отец и дядя Серёжа как раз налили себе ещё по пластиковому стаканчику вина. За рулем на обратном пути будет мама, и отец мог себе это позволить. Они говорили о новых глобальных направлениях в экономике. Мама и тётя Таня спорили о чём-то, кажется, о какой-то очередной музейной экспозиции. Бабушка спала на его полиуретановом коврике, а Тоня и Коля что-то изучали в ридере, который Павлик оставил здесь. У их ног валялись бадминтонные ракетки и воланчик, а под кустом лежал волейбольный мяч.

Он присел рядом и зачем-то протянул руки к костру.

– Где ты бродил? – спросил отец. – Рыбу, что ли, ловил? Уже хотели идти тебя кликать.

– У тебя что, расстройство? – усмехнулся Коля.

Павлик через силу улыбнулся. Впрочем, сейчас уже можно было улыбаться.

– А сколько… меня не было?.. – он постарался спросить спокойно, но всё же голос слегка дрогнул.

– Ну, полчаса… Или чуть больше. Кажется.

«И всего-то, – подумал Павлик. – А показалось…»

– Ну мы так и поняли, что по берегу пошёл прогуляться. Не в лес же ты пошёл, в конце концов.

Он попросил, чтобы ему дали попить. Ему налили сока, и он выпил его большими глотками.

И только потом повернул голову и посмотрел в сторону леса.

И так и не понял, кого увидел в нём, – то ли страшное чудовище, то ли друга. Но понял: теперь что-то изменилось. Он узнал какую-то тайну. Не только про лес, но и про жизнь. Из леса вышел совсем другой человек, только никто пока об этом не догадался.

Пока.

Но догадается ли бабушка, когда проснётся? Кто знает… А может быть, нет? Пока что она блаженно спала, блики солнца играли на её лице, – может быть, она видела сон про лес, про лето, про какой-то праздник своей жизни, радуясь ему по-детски; только вдруг резко и нервно подергивались её плечи, словно в тихом сновидении вдруг мелькал какой-то далекий отблеск, тень кошмара. Как будто и у неё в прошлом были какие-то страхи, омрачавшие иногда нынешнюю, проходящую по тонкой грани благополучия, жизнь. И Павлик, осторожно и тихо подойдя, сел рядом на траву, обхватил колени руками и положил на них голову.

Наказание

Рассказ

В тот день на уроке математики им рассказывали про бесконечность. Наташа Галкина завороженно смотрела на безнадёжно опрокинутую восьмерку и заострённые оси координат, разбегавшиеся в противоположные стороны, как поезда с городской железнодорожной станции.

Что происходило на последующих уроках, Галкина помнила смутно, потому что на перемене трёх учеников, и её в том числе, вызвали в учительскую. Больше из того дня, а также из математики всего учебного года она, пожалуй, не запомнила ничего.

Классная руководительница Валентина Николаевна, встревоженно глядя из-под очков, сообщила пришедшим ребятам, что об их проделке с велосипедом известно всё. Новый спортивный велосипед какой-то диковинной марки «Старт-шоссе», на котором физрук приехал на занятия, был найден в соседнем дворе, и теперь за это предстоит отвечать. Как вы понимаете, подчеркнуто строго сказала она, отказываться от содеянного бессмысленно: есть свидетели вашего бесстыдного, наглого, чудовищного поступка. Но даже если бы их и не было, все равно отказываться бесполезно.

То, что вместе с двумя мальчиками очутилась девочка, то есть Наташа Галкина, учительницу не удивляло, а вопросом о том, как трое детей могли уместиться на одном спортивном велосипеде, Валентина Николаевна не задавалась.

Всем грозило наказание – разбор на педсовете и, возможно, перевод в школу номер шесть – туда, где учились хулиганы, будущие уголовники, как говорили о них сами учителя. Для таких шалопаев, как эти трое, подобная мера наказания могла оказаться вполне действенной. Просто на сей раз чаша чьего-то терпения оказалась переполненной, поведала им учительница.

Наверное, только из страха быть переведённой в эту ужасную школу Наташа Галкина решилась поговорить с матерью и рассказать всю правду, как всё было на самом деле, что обычно делала с большой осторожностью. Почему-то она была уверена, что на сей раз мать, которую обычно боялась, должна из орудия регулярных наказаний превратиться в надёжного защитника для её слабой и уязвимой натуры. Сидя на кухне на шатающейся деревянной табуретке, она объясняла, что к этой истории не имеет никакого отношения. Преодолевая страх и утвердившееся в ней убеждение, будто она, Наташка, самая плохая, никудышная девчонка, ни к чему не способный ребёнок – не ребёнок, а просто наказание, – убеждала мать, что на этот раз она ни при чём. Пробиваясь сквозь материнское недовольство и ворчание, Наташа объясняла, что, когда ребята катались на злополучном велосипеде, она была у тети Нади, выполняя её, матери, поручение. По поводу поручения мать ничего возразить не смогла, потому что сама к тому времени плохо помнила, в какой именно день отправила Наташу к своей давней знакомой, чтобы взять талон на приобретение соковыжималки в хозяйственном магазине, и уж совсем забыла, было ли то поручение выполнено.

– Ну не может быть, чтобы ты тут была ни при чём, – продолжала мать. – Ты всегда всех заводишь, дрянь такая. Я и слушать не хочу. Признавайся давай! Что молчишь, словно язык проглотила?

Дальше последовало еще несколько ругательств, которыми мать обычно награждала своих подчинённых, железнодорожных рабочих из бригады, и гораздо реже – её, Наташу.

– Не была, – с отчаянием в голосе отвечала Галкина. – Я не была, не была!