скачать книгу бесплатно
– Не читали, конечно. – горько вздохнул Мартин. – Куда мир катится… то есть докатился? А зомби тут водятся, красавица. – сказал он, обернувшись к Фране. – Только разные они. Есть зомби грибные…
Он замолчал, пошарил по столу, сграбастал стоящий перед ним стакан, но пить не стал – осмотрел сосуд на просвет, убедившись, что жидкость занимает в нём примерно половину объёма.
– Так о чём это я…. – снова заговорил Мартин. – есть, значит, зомби грибные. Это одно дело. А есть и чёрные. Те пострашнее будут, хотя и грибные – тоже не подарок. Они, правда, не совсем чёрные и даже не совсем зомби, а такие… андеды. Это по-аглицки, «немёртвые». Души в них нет всю чёрная пыль того…
Франа терпеливо ждала. Похоже, предупреждение Шапиро имело под собой основания. Вытянуть из такого собеседника нечто связное будет ох, как непросто.
Если вообще возможно.
Мартин тем временем поставил стакан на место – увиденное явно его расстроило – громко икнул и продолжил рассказ.
– Значить, чёрные зомби. Я сам их, правда, не видел… давно.
Он быстро, словно кто-то из слушателей мог его опередить, схватил стакан, в два глотка прикончил его содержимое.
– Не люблю я об этом. Скверная тема, гнилая. Но, раз уж пошла такая пьянка… – он снова скривился и заглянул в стакан. Тот, к сожалению, был пуст. Итальянка едва не выругалась – ну что стоило запастись для этого разговора бутылочкой крепкого? Намекал же Шапиро, ясно намекал. Как бы сейчас пригодилось!
Мартин уже отвлёкся от гранёного друга.
– Уж не знаю, от кого ты про это наслушалась, но есть только два человека, которые реально в теме: Бич да Егорка, лаборант с нашей кафедры… его ещё Студентом кличут.
Наконец-то конкретика! Франа едва сдержала довольную улыбку – дело сдвинулось с мёртвой точки. «Грибные» зомби – явственный намёк на неизвестную болезнь, вызываемую грибами-паразитами.
– Scusi[23 - (итал.) прошу прощения], signore Мартин, а где именно в Лесу ваши amici видели зомби? И почему вы их назвали «грибными»?
– Насчёт грибов это ты к Яше, он по ним спец. – непонятно ответил Мартин. – Я что-то не пойму: ты, искать их, зомбаков то есть, собралась? Ты это дело брось, красавица. Сгинешь. Дождись Бича со Студентом, – сейчас-то ни того, ни другого в ГЗ нет, разбежались по своим делам, – и их расспроси. А более никого не спрашивай: врать будут, точно тебе говорю…
Доцент Семибоярский, до сих пор прятавшийся за спинами студентов, бочком выбрался из толпы и торопливо пошагал к лифтам. У проблемы, над которой они с Симагиным ломали головы весь предыдущий день, наклёвывалось решение.
IV
2055 год, осень
МЦК, на подъездах к станции «Соколиная Гора»
– Станция Хацепетовка, поезд дальше не пойдёт!
Пронзительно заскрежетало железо по железу. Дрезина, коротко вякнув гудком, притормозила, не докатившись полсотни шагов до нависшей над путями пешеходной эстакады.
– Приехали, слезайте здесь! – парень-путеец по пояс высунулся из бокового окошка будки. За спиной у него рокотал, распространяя запах горелого подсолнечного масла, дизельный движок в облупленном решётчатом кожухе. – На платформе останавливаться не будем, дурное это место. А дальше вдоль путей, справа, сплошь колючие кусты – там и с топором не пробиться, бензопила нужна…
Виктор кивнул, озирая окрестности. Он уже успел наслушаться про «нехорошую» станцию, и теперь воочию видел причины такого к ней отношения. Здесь почти ничего не росло – ни зелёного листка, ни пучков травы, пробивающейся сквозь асфальт, ни прядей проволочного вьюна на голых, облезлых стенах станции и пешеходного мостика – одни только трещины в голом бетоне да пустые переплёты окон мёртво скалятся острыми стеклянными зубьями.
Изрядная редкость для Московского Леса.
Пейзаж справа от путей, производил совсем уж удручающее впечатление. Виктор никогда не увлекался видеоиграми, но первое, что пришло ему в голову – именно этими кварталами, между 8-й и 5-й улицами Соколиной Горы, вдохновлялись дизайнеры, создававшие игры в популярном когда-то жанре постапокалипсиса. Не было здесь ни буйно разросшейся акации и сирени, ни древесных гигантов, появившихся в мегаполисе вместе с Зелёным Приливом, ни даже вездесущей ползучей зелени, которой в других районах сплошь заросли руины домов и фасады уцелевших строений. Лес словно побрезговал этими кварталами: между мёртвыми многоэтажками виднелись лишь, голые, почерневшие, словно обугленные, скелеты деревьев, ржавые остовы автомобилей, асфальт весь в ямах и промоинах, На фасадах, зияющих выбитыми окнами, то тут, то там – угольно-чёрные языки копоти, крыши топорщатся обломанными стропилами. Всё здесь было какое-то… словно обсыпанное невидимой глазу чёрной пылью.
Виктора передёрнуло. Прав путеец, дурные здесь места. Мёртвые. А ещё – чем-то знакомым веяло от этой черноты. Знакомым, и весьма неприятным.
«…ещё бы оно было тебе незнакомо! Та Чёрная Плешь в Грачёвке, ту, что осталась на месте расправы с Блудояром и Хорьком…»
Видимо, он произнёс это вслух, потому что Ева, возившаяся с рюкзаками, сваленными возле будки машиниста, немедленно отозвалась.
– Ты тогда валялся с раненой рукой, а вот я насмотрелась. В точности такой мертвечиной тянуло от этой отметины. В Марьиной Роще, в полосе Мёртвого Леса, тоже попадаются похожие, сама видела. Но там они неопасные – мелкие, выдохшиеся, да и зарастают быстро…
Виктор кивнул. Сам он не присутствовал при достопамятной экзекуции, учинённой друидами над доверенным палачом Порченого, и предателем-хуторянином, и не видел, как Прорыв – столб чёрного то ли света, то ли праха, выдул, если верить друидам, человеческие души, оставив пустые ходячие оболочки. А вот ощущение – мертвенную ауру поляны, отмеченной с тех пор угольно-чёрным кругом – он запомнил накрепко.
Здесь, вблизи почерневших Лес знает сколько лет назад кварталов, ощущение это было другим. С одной стороны, гораздо сильнее, а с другой – не столь острое, не столь пронзительное. Сглаженное временем, что ли?
– И давно здесь так? – он мотнул головой, указывая на неживую пустошь.
Ева неопределённо пожала плечами.
– Всегда было. Вообще-то сюда никто не заходит, стрёмно, да и незачем. Один из наших, Игнат его звали, наслушался однажды барахольщиков – те, якобы щипали Мёртвый Лес по краям – и сунулся. Так и сгинул.
– Его что, не искали? – удивился Виктор. Он уже успел убедиться, что у егерей не принято оставлять своих без помощи.
– Так мы же не знали, куда он отправился. – вздохнула женщина. – а когда забеспокоились, уже больше двух месяцев прошло. Пока слухи собрали, пока барахольщиков этих разыскивали – впустую, кстати, так никого и не нашли – ещё месяц долой. Ну и решили, что Игнат, скорее всего, сюда вообще не добрался, а накрылся где-то ещё. Он вообще мутноватый парень был, себе на уме. Так что разузнать что-то, да ещё спустя столько времени…
Ева безнадёжно махнула рукой.
– Давно это было, лет пять назад. Мы после того случая договорились перед особо рискованными рейдами обязательно оставлять в Норе «выручайки».
«Выручайками» егеря называли запечатанные пакеты с надписанной датой. Пакет отдавали Хранителю Норы, и вскрывали по истечении контрольного срока. После чего – собирали спасательную партию. До сих пор Виктору ни разу не приходилось этого делать – невостребованные же пакеты вернувшиеся в срок владельцы самолично сжигали в камине общего зала Норы. Такую осторожность Виктор вполне понимал: не всякий из этих убеждённых одиночек спешил оповещать друзей-коллег о своих планах.
– Значит, вы больше ничего не узнали об этом месте?
Виктор поймал себя на том, что ему важно получить ответ на вопрос. Вот с чего бы? Идти им в другую сторону, ничего особенно неотложного здесь не просматривается…
Чуйка, как говорит Серёга-Бич. Причём – весьма настойчивая. А чуйке в Лесу принято доверять.
– Откуда нам знать? Говорю же: никто туда не заходит. – Еву, похоже, тяготил интерес супруга к «нехорошей» пустоши. – Есть один-единственный человек, который что-то знает наверняка – это Мартин, тот, что живёт в ГЗ. Бич рассказывал, что его как раз здесь Зелёный Прилив застиг, ещё тогда, тридцать лет назад. Так и шёл отсюда до Воробьёвых гор со стаканом своим знаменитым. Только он почему-то об этом никому не рассказывает. Спросишь – трясётся, заикается и замолкает. А потом уходит в запой дня на три. Видать, хлебнул лиха мужик.
О Мартине, настоящем кладезе лесных баек и легенд, живой достопримечательности Гласного Здания, прижившейся под крылышком завлаба экспериментальной микологии, Виктор уже был наслышан. По большей части – от того же Сергея-Бича.
Где-то он сейчас? Вроде бы, на каком-то толковище, затеянном предводителями самых влиятельных группировок Московского Леса. Ну, им виднее, конечно…
– Ладно, не рассказывает – пусть его. Мы и сами заглянуть туда можем. Сколько меня лешаки у себя продержат – неделю, две? Вот на обратном пути и посмотрим, что это за невидаль…
– Это ты брось! – немедленно встревожилась Ева. – Тоже мне удумал – в Мёртвые кварталы лезть! Не надо тебе туда. И никому не надо. И даже смотреть туда не надо!
Виктор с удивлением посмотрел на супругу, обычно спокойную и ироничную.
– Да я же шучу… – попытался он сгладить свою промашку. – Подумаешь, сказал…
– Вот и думай, когда говоришь! – Ева никак не могла успокоиться. – И вообще, хватит болтать, идти пора. Гоша, небось, услышал, как мы подъехали, ждёт. Давай, поворачивайся, помогу рюкзак надеть…
* * *
Измайлово,
Запретный Лес
– А по эту сторону от МЦК, в сам парк – что, тоже никто не ходит?
Виктор зябко повёл плечами – неуютно здесь было, нехорошо. Глухая, напитанная зеленью и влагой тишина, какая-то неживая, мертвенная – хотя и по-другому. Не так, как на мёртвой пустоши Соколиной Горы.
– Никто. – отозвалась Ева. – А как сюда ходить? Если углубиться в Запретный Лес то шагов через двести-триста он становится не то, чтобы непроходимым, не пускает дальше и точка! Эта тропка – исключение: позвали нас сюда, пригласили. Да и зашли-то мы всего ничего, Круглый Пруд у самой границы. Там нас ждать и будут – на дальнем берегу, где раньше была лодочная станция.
Виктор огляделся. И правда, подлесок был непривычно густ для такого леса, сплошь состоящего из кряжистых дубов, клёнов и грабов. И дышалось здесь непривычно тяжело. Он сделал вдох полной грудью и тут же пожалел об этом. Вроде, и нормально пошло, и лёгкие полны… ан нет, не полны! Пусто в них, и только под черепом ночной бабочкой «мёртвая голова» шуршит, бьётся мысль – «назад, идиот, возвращайся, пока не подох!..»
Одно слово – Запретный Лес.
В просвете между деревьями мелькнула стоячая, затянутая сплошной ряской вода. Дальше тропка вела по берегу. Впрочем, тропка – одно слово, подошва мягко вязла в толстом слое прелой листвы, неутоптанном, нехоженом. Этому Виктор не уставал удивляться – деревья, считай, вечнозелёные, если не брать, конечно, золотые ясени Воробьёвых гор, а листва всё равно обновляется. Фокус в том, что листопад здесь не сезонный, а такой… вялотекущий.
Ещё одна удивительная особенность Леса.
Глаз зацепился за скрытую под пластами мха почерневшую кирпичную кладку. Руины небольшого здания, прямо возле воды. Может, это и есть та самая лодочная станция, где и должно состояться рандеву?
– Сюда даже почтовые белки предпочитают не заглядывать. – продолжала объяснять Ева. – Яська как-то рассказывала: они пытались пройти вглубь поверху, но тоже не выдержали, повернули. Многие верят, что, в самой глубине Измайловского парка, обитает та самая сила, что властвует над Лесом – над растениями, животными, даже погодой. Бич тоже как-то попытался пробраться вглубь. Пошарил в Измайловском Кремле, потом поднялся по Серебрянке примерно на километр. И повернул – нет, говорит, дальше не хочу. Нечего там людям делать, не наше это…
– Но лешаки-то здесь обитают? – спросил Виктор. – И, похоже, вполне комфортно здесь себя чувствуют, раз уж нас пригласили?
– Лешаки – дело особое. У них на дальней окраине Измайлова, в Терлецком Урочище что-то вроде святилища, о нём ещё три века назад слухи ходили, что там-де родина всех леших. Присловье даже было тогда в ходу: «Леший Перовский зовёт Куликовского в гости, на родные кости». То есть, перовские, терлецкие то есть, лешие померли и в землю легли раньше прочих своих сородичей. Да про леших здешний ещё Яков Брюс был в курсе – тот, чернокнижник, который при царе Петре Сухареву башню, построил. Он хотел Терлецкое занять и леших под себя подгрести – однако обломился, ни с чем ушёл. Не хотят лешаки никому подчиняться, будь он хоть трижды колдун!.. Потом и ученик Брюса, граф Терлецкий, перерыл всё Урочище в поисках секрет эликсира бессмертия – и, вроде как что-то отыскал. Но, видать, находка та ему боком вышла, потому как граф с тех С тех пор и появляется там со своей чёрной собакой. Вот и лешаки его там видели, рассказывали…
Метрах в пяти от берега вода вспучилась пузырями, заклокотала. Виктор едва не споткнулся – повернулся на каблуках, нашарил рукоятку «терминаторского» обреза и ловко – зря, что ли, столько практиковался в Норе? – клацнул скобой Генри. Но неведомое чудище не спешило всплывать под сноп картечи – ворочалось себе в глубине, пуская пузыри, остро воняющие сероводородом.
Ева тоже среагировала на неведомую опасность – припала к земле, вскинув к плечу пятизарядный охотничий карабин, своё излюбленное оружие. Ладонь на шейке приклада, палец чуть подрагивает, готовый, чуть что, лечь на спуск. Сейчас её было не узнать: черты лица сразу высохли, заострились, словно лезвие боевого ножа, в глазах – недобрый, опасный огонёк.
– В кого пулять-то собрались, егеря? – раздался из-за спины ворчливый голос. – В пруду нашем ни кикимор нет, ни разных-прочих окаянных тварей. А что болотный газ иногда пузырится – так чего ж вы хотели? Сколько уж не чистили, заросло всё, заилилось. Скоро вместо пруда будет сплошная болотина.
Виктор снова обернулся и снова чуть не упал – на этот раз от удивления. Из-за ствола средних размеров клёна (пять метров – разве ж это размер по меркам этого дремучего уголка Леса?) высовывалась невообразимая физиономия.
Врубелевский Пан – вот что пришло ему в голову в первую очередь. Только без старческих кудряшек вокруг лысины – их, как и куцую бородёнку, заменяют клочья зеленовато-бурого мха.
Кожа тёмная, корявая, изрезанная трещинами, словно кора столетнего дуба, кое-где в белёсых пятнах лишайников. Но это не производило отталкивающего впечатления, какое производит, например, запущенная кожная болезнь. Удивительное создание гармонично вписывалось в окружающее: казалось, ожил обычный пенёк – ожило, отряхнулся, повязал на чресла драную тряпку – и отправился прогуляться по тропинке запретного Леса, пока не встретило незваных гостей, или званых? Ведь их сюда, как-никак, пригласили…
Физиономия ухмыльнулась – дружелюбно, с хитринкой. Ярко-изумрудные глаза, запавшие в глубоких трещинах «коры», играют золотыми искорками.
– Гоша! – с Евы мигом слетела предбоевая «заострённость». – Как здорово! Вот уж не думала, что это ты!
Да это же лешак, ошарашенно подумал Виктор. Ну да, точно, именно так ему их и описывали. Сам-то он толком не видел представителей этого странного племени – если не считать Лешачонка, встреченного ещё в Грачёвке. Но тогда Виктору было не до разглядываний даже самых экзотических обитателей Леса: смертная хватка друидского яда только-только разжала свои когти, и он не то, что соображать – шевелиться толком не мог, валялся в отключке.
Ева тем временем повисла у Гоши на шее – для этого ей пришлось подпрыгнуть, поскольку тот оказался на полметра выше даже Виктора. Лешак в ответ скрипел что-то приветственное и поглаживал женщину по спине корявыми, словно корешки, пальцами.
– Долго же вы… – пробурчал он. Я уж с самого утра жду, притомился. Идтить пора, только сначала вот что…
Он осторожно стряхнул себя Еву, обернулся к клёну и трижды постучал по стволу ладонью. И дерево ответило: с протяжным скрежетом, словно распахивалась разбухшая за зиму оконная рама, в стволе на уровне лица Виктора возникла глубокая узкая щель.
– Давайте-ка сюда все железяки ваши. Ружья, ножи, патроны – всё.
– Что же нам, через Измайлово безоружными идти? – спросила Ева. Для порядка спросила, отметил Виктор, явно и в мыслях не имея спорить с «проводником».
– Всё, до последнего патрончика, здесь придётся оставить. – серьёзно ответил Гоша. – Иначе тропа не пропустит, кружить начнёт. А то и чего похуже сотворится – там, в самой чащобе.
Женщина сняла с плеча карабин и неохотно протянула лешаку.
– Сотворится, говоришь? И всё-то у вас, лешаков, не в простоте, всё с выдумкой, с подвывертом!
Гоша принял оружие осторожно, даже брезгливо, тремя пальцами – и бросил в щель. Края её дёрнулись, и Виктору на миг послышалось сытое чавканье.
– Назад-то хоть отдадите?
– А как же? – вслед за карабином в щель отправился обрез Виктора, за ним оба патронташа, извлечённые из ножен охотничьи ножи, мачете Виктора и маленький топорик, висевший на рюкзаке Евы. – Да не опасайтесь, никто ваше добро не тронет. И вас не тронет, если с тропы не сойдёте, конечно. А на лешаков бочку кутить не надо – не мы так захотели, Лес так решил, а ему виднее.
Московский Лес, Северный Речной Вокзал Смотреть на прибытие «партизан» высыпала половина обитателей Речвокзала. Ну, может не половина, поправил себя Егор, даже не треть – но уж человек сто на пирсе точно было. Не каждый день к дебаркадеру, в который превратился теплоход, некогда носивший гордое имя «Президент», о чём и сейчас напоминали облупившиеся буквы «П», «ЕЗ», «Д» и «НТ» на проржавевшем борту, причаливает такой караван. Три лодки: две самые обычные дюралевые моторки, из которых подвесник имелся только на одной; третья же – угловатая, плоская, настоящая мини-баржа, склёпанная из уголка и металлического листа. С неё-то увешанные оружием парни и стаскивали на палубу дебаркадера чудную штуковину – здоровенную, метра два в диаметре, полусферу, словно набранную из рельефных костяных пластинок. Весила она немало, если судить по матерным прибауткам, щедро отпускаемым грузчиками.
Рядом суетился смотритель дебаркадера – размахивал руками и отдавал распоряжения, опасаясь, что груз покалечит и без того дышащее на ладан ограждение палубы. «Партизаны» вяло отругивались, огрызались, но распоряжения выполняли. Причину такой покладистости Егор обнаружил тут же, на одном из столбиков, поддерживающих галерею верхней палубы – отпечатанный на машинке листок с перечнем штрафов за повреждения, нанесённые дебаркадеру. Список включал не меньше двадцати позиций, начиная от царапин «на лакокрасочном покрытии» до «поджога, приведшего к полному или частичному уничтожению». Суммы штрафов, проставленные в рублях и желудях, внушали почтительный трепет.
– Эй, уважаемые, а ну, разойдитесь! Не видите, люди работают, да? Мешать не надо, помогать не надо, сами всё сделают…
Набежавший распорядитель, он же заказчик экзотического товара (Рубен Месропович Манукян, известный Речвокзалу и половине Леса как Кубик-Рубик), хоть и произвёл изрядный шум, но порядок на дебаркадере действительно навёл. Выяснилось, что стаскивать панцирь глиптодона на пирс не надо – владелец лавочки «Старьё-Бирём» предусмотрительно снял на «Президенте» вместительный склад, где диковине и предстояло осесть в ожидании отправки к заказчику. Там же дожидались своего часа заказы, сделанные командиром «партизан». Груз охранял бдительный страж – четырнадцатилетний Фрунзик, племянник Кубика-Рубика, сидел на длинных, цвета горохового супа, пахнущих оружейной смазкой ящиках, и поигрывал обрезом помпового дробовика.
Погрузка, тем временем, закончилась. Чекист по очереди приподнял крышки ящиков. Его «контрагент» стоял рядом, мелко кивал и на все лады расписывал достоинства своего товара – и отдал распоряжение перетаскивать груз на «баржу»
– Зачем спешишь, уважаемый? – всплеснул руками владелей «Старьё-бирём». – Успеешь ещё, мамой клянусь! Пойдёмте покюшаем, уважаемые, а там и займётесь. А Фрунзик пока постережёт.
– Некогда нам тут рассусоливать. – хмуро отозвался Чекист. Во время выгрузки ему краем панциря прищемило руку, и теперь командир «партизан» злился на весь белый свет.
– Ай, дарагой, зачем так говоришь, а? – расстроился Кубик-Рубик. – Шашлык есть, долма есть, пахлава – сытый будешь! А бойцам твоим я прямо сюда пришлю, они, наверное тоже голодные? Сильные воины должны хорошо кюшать, так, да? Да вот хоть друга своего спроси, он умный, он всё скажет!
И с надеждой посмотрел на Яцека. Поляк подумал немного и кивнул.
– Ладно… – обречённо махнул рукой Чекист. Только вот что, уважаемый: у нас с собой кое-какой багаж есть… особый. Ты распорядись, чтобы в какой ни то холодильник пока пристроили. А то, неровён час, испортится. Только холодильник большой должен быть, иначе не поместится!
Холодильника подходящих размеров на Речвокзале не нашлось. То есть один имелся – промышленный агрегат вместимостью в три с половиной куба, тихо тарахтел компрессором в подсобке бара «Волга-Волга». Однако владелец заведения, увидав, что ему предлагают принять на сохранение, упёрся рогом. Не помог даже пресловутый авторитет Кубика-Рубика – содержатель бара заявил, что если его клиенты прознают, что за пакость хранят рядом с прочим провиантом, они забудут в «Волгу-Волгу» дорогу. «Ты мне убытки будешь возмещать, Рубен Месропович? – осведомился он. – А раз нет – уж извини, ищи другое место. Вон, сухого льда могу тебе отсыпать. Обложи им эту штуку, не хуже морозилки получится.
– Зачем ты голову этой твари с собой взял, а? – спрашивал Кубик-Рубик, подкладывая сочные, шкворчащие куски мяса на тарелки гостей. Да вы кюшайте, уважаемые, мало будет – я ещё принести скажу.
– То на память. – отозвался Яцек, за обе щёки уписывая шашлык. – Пан командир хочет сделать из него… как это… чучело.
– Точно. – подтвердил Чекист. Говорить с набитым ртом было трудно, и он изо всех сил старался не брызнуть мясным соком на скатерть. Получалось не очень. – Чучельнику отдам. Слышал, есть один в Филёвской общине, охотники ему носят головы слонопотамов, и всяких там мегатериев. Он голову эту выскоблит-высушит, присобачит на лаковую дощечку – крутой трофей получается, зачётный! Над столом у себя повешу.
Кубик-Рубик посмотрел на собеседника с уважением и цокнул языком.
– Кабинет завёл, да? Крутой стал? Это харашо, дарагой: серьёзный человек и должен серьёзные дела делать. Только зачем тебе эта голова, а? Ты молодой, сильный, ещё добудешь, много! А у меня как раз и покупатель есть, башляет хорошо, доволен останешься.
Чекист с поляком неуверенно переглянулись. Командир партизан уже успел пожалеть, что позарился на экзотический трофей, уж больно много возни было с отрезанной головой гигантского броненосца. Украшение-трофей для недавно обретённого кабинета в башне «Восток», где «партизаны» уверенно оборудовали свою новую базу – это, конечно, круто. Но ведь, кроме ящиков с «заказом» предстояло перетаскивать через шлюзы ещё и три корзины с грибами. Хорошо хоть, их не надо волочь до Москвы-Сити – Ева настрого наказала оставить добытый продукт у Шмуля. Супружница шинкаря должна приготовить из него какой-то особый то ли отвар, то ли вытяжку, потребную до зарезу егерской «медичке».
