Война W

Война – это страшно, страшно видеть людей и детей, которые живут в подвалах месяцами, в таких условиях, что не пожелаешь и врагу. Страшно терять своих близких и товарищей, с которыми недавно пил чай и делил сухпай, страшно, что в такие моменты ничего не можешь сделать и повернуть время вспять.

Когда мы заняли крайнюю точку в квадрате «Г», там были мирные жители, о которых я писал выше. Так вот, после зачистки данного дома мы должны были эвакуировать людей до точки сбора. Выводить первую колонну пошли мы с Джони: в голове шел я, после мирные жители пожилого возраста со своими небольшими пожитками, замыкал Джони. Нам нужно было выйти из подвала, заскочить в подвал другого дома, потом в гаражи, лицей и перебежать через перекресток в подвал, где ждала группа эвакуации. Мы пробежали подвал второго дома, выскочили к гаражам, и пока я подсаживал в окно бабушек, сзади прозвучало два сильных хлопка. Сердце ушло в пятки, я молился, чтобы все были целы, и начал звать шепотом Джони. В ответ тишина. На улице темень, что хоть глаз коли. Я сказал двум бабушкам, которых подсадил в окно, чтобы ждали и никуда не двигались, а сам пошел обратно. Как я обрадовался, когда нашел всех живых и здоровых в гаражах. Джони не растерялся и всех затолкал туда. Одна бабушка несла с собой икону Николая Угодника и постоянно молилась. Они были живы, и это самое главное.

По одной мы перевели их до окна, подсадили и двинулись дальше. На выходе из лицея нам оставалось только пересечь перекресток и забежать в безопасный подвал. Мы разбили бабушек по парам, и я начал переводить их через перекресток, стараясь держать между нами расстояние в три метра. Первых доставил в подвал, побежал за вторыми, взял у них пакеты, чтобы ускорить процесс перебежки. Бежим со скоростью черепахи, как одна из бабушек падает на колени в центре дороги и начинает плакать и причитать, чтобы ее убили. Сказать, что я был в бешенстве, не сказать ничего – я довел бабушку, которая шла позади, до места, и побежал за той, которая осталась на дороге. Подхватил ее под мышки и еле доковылял с ней до места. Она устала, и у нее случился нервный срыв, она хотела умереть, и сама не поняла, что своим поведением подвергла других опасности. Мы зашли в подвал, и я упал. Я не мог дышать, не мог ничего говорить, силы оставили меня, стресс и адреналин сковали мои легкие и ноги. Переведя дыхание, я дал команду Джони, и он привел остальных.

Мы сидели измотанные, как после боя, молчали и наблюдали за группой эвакуации, как парни досматривают мирных, оказывают кому-то медицинскую помощь. Каждый был занят своим делом, вдруг в глубине подвала мы увидели маленький силуэт, когда туда попал луч света от фонаря одного из бойцов. Мы переглянулись, зажгли свои фонарики и пошли туда. И правда – там стояла девочка, которая обернулась к нам с улыбкой до ушей и звонким голосом сказала: «Привет!» У нее в руке была собачка, девочке было на вид лет семь, длинные белые волосы, голубые глаза и улыбка до ушей. Мы переглянулись и пошли в сторону выхода. Девочка что-то крикнула, но мы не оборачивались. Слезы проступили у обоих, ведь это очень страшно – видеть в таких местах детей. Мы подошли к командиру эвакуационной группы, который нам рассказал, что одна из групп вывела девочку вместе с мамой и папой из освобожденного от фашистов подвала, даже их собачку спасли и вывели вместе с семьей. Мы попрощались с бабушками, которых освободили, и выдвинулись на позиции.

На одной из позиций, где базировалось наше подразделение – это был деревянный полуразрушенный дом, – мы увидели двух куриц, которые бегали на участке напротив. Наш доблестный пулеметчик поймал этих кур и посадил в клетку. Они были худые, и он начал их подкармливать, чтобы потом, соответственно, употребить в пищу, ведь горячего свежего мяса там очень не хватает. Прошло несколько дней, все шло хорошо, пулеметчик их откармливал как на убой тем, что находил в подвале и сараях ближайших домов, как в один из дней по чистой случайности к ним в клетку прилетел 82-й снаряда, и от куриц остались только перья. Нужно только было видеть выражение лица бойца, когда он это увидел. Мы два дня потом слушали, как он будет уничтожать голыми руками врагов за это, проклиная их нецензурными выражениями. Разные были случаи, и смешные, и грустные, но как бы ни было, мы всегда были друг за друга.

Война

Непохожая, разная, новая,

Застучала, забегала строчками.

Побледневшей, сухой, сломленной

Не забыла, забила лишь точками…

Неужели не в силах справиться?

Сердце ранено, обесточено,

Белой простыней накрывается.

В деревянный футляр заколочено.

Что же, братцы, мы с вами наделали,

И о чем писать будем летопись?

Видно, мысль еще недозрелая,

Боевые награды, живопись…?

Не тому нас учили – мучили,

Не за то сражались, билися,

Уничтожили, рвали, путали,

Но стояли, звали, молилися.

Удержали, не дали, на смерть шли…

Не сдавались, вставали, падали…

Наши души, дома, деревни жгли…

Смертью, страхом, оружием, «градами»…

Растрепали, развеяли, растрясли…

Души павших рождались заново…

УДЕРЖАЛИ ВСЕМ МИРОМ, МИР СПАСЛИ!!!

Не нарушили слова данного!

26.05.2014

Рисунок-графика, формат А3,

художник: Батурина Галина.

Стихотворение и этот рисунок были

сделаны 26 мая 2014 г., в этот день

украинские нацисты начали бомбить Донецк

Был я изначально в 7-м штурмовом отряде. Приехали мы в поселок Долгое или Доброе, точно не помню. Нас было 46 человек, и еще 50 уехали в поселок Желтое. Наша задача была растянуться на 10 километров и выстроить линию обороны, так как вдоль реки Северский Донец, по данным разведки, «укропы» должны были осуществлять прорыв. В итоге наше подразделение сменила Росгвардия, и нас в срочном порядке эвакуировали на направление Житловка – Кременная – Чернопоповка, в помощь Министерству обороны, так как у них возникла брешь в обороне и ВСУшники могли прорваться. Меня и со мной 46 человек привезли на какую-то стратегически важную лесополосу протяженностью 1 километр 700 метров. Через нее проходили линии электропередач, то есть никак нельзя было отдать эту лесополосу.

«Веселье» началось уже на подъезде. Для начала, когда подъезжали на позиции, нас обстреляли из минометов. С Божьей помощью нормально добрались до позиции. Было уже темно, вылазили и выгружались в быстром порядке, разбирая боекомплект и все остальное. Ночью особо ничего было не видно, но противник встретил нас «торжественно». Выехал танк и обстрелял позиции ополченцев из 155-й бригады, очень много было «двухсотых», еще больше «трехсотых», но из наших 46 человек, слава Богу, было только двое «трехсотых». Нас быстро распределили по группам, и мы разбежались. Получилось так, что мы были как раз прямо посередине этой лесополосы, и нас сразу предупредили о том, что у нас есть время до утра окопаться. В конечном итоге до утра мы успели. Утром опять выехал танк и начал обстреливать, ведя огонь на протяжении 2 часов без остановки. Он выбил почти все начало лесополосы, и от нее остались только угольки и пеньки.

Утром, когда было затишье, я со своим товарищем решил пройтись по позициям, посмотреть, кто из наших ребят остался жив. Слава Богу, наши все были живы, но немало оказалось погибших ополченцев и парней из 22-й и 155-й бригад. На тот момент наша задача была не отдать эту лесополосу, и у противника не получалось прорвать нашу оборону. Мы очень хорошо сработались с ребятами из 55-й бригады и очень много пожгли техники. Между нами, то есть между нашей и их лесополосами, было поле длиной где-то 600–700 метров. После того как спалили им 2 танка и 4 БТР, украинцы уже так нагло не выезжали и так сильно не обстреливали, стараясь действовать втихаря. Наше руководство на тот момент нас потеряло, то есть две недели мы находились вообще без провизии, без воды, без сигарет. С нами ополченцы делились своей едой. Да и пути снабжения были отрезаны, ВСУшники постоянно отрабатывали по путям подвоза, и очень сложно было привезти провизию. Две недели приходилось есть то, что имелось: хлеб с водой, периодически доводилось пить воду из лужи. Иногда набирали воду из-под подбитого танка: в нем была глубокая дырка, и через нее пили воду, грубо говоря, с соляркой вперемешку. На протяжении двух месяцев вот так и жили в земле, не моясь, не сменяясь. Только спустя два месяца нас, наконец, сменили и отвезли в деревню Чернопоповка, так как ее уже зачистили, и она была наша.

После четырех дней помывки и отдыха приехало руководство и в срочном порядке сказало через час быть в боевой готовности. Мы погрузились, и нас в количестве 100 человек перебросили на Лисичанский нефтеперерабатывающий завод, в резерв 5-го штурмового отряда. Завод был уже наш. Там нас распределили по группам и отвезли в лесополосу. Наша задача была зачистить ее и продвинуться в сторону деревни Золотаревки. Нас отвели на позиции, и мы разошлись по окопам, поспали пару часов, после чего по рации пришел приказ: пора было готовиться к «накату». Время было четыре часа утра. Мы быстро выдвинулись семью группами, чтобы проскочить так называемую «тешку». Мы зашли тихо, нас никто не заметил. Ребята, которые уже взяли украинские окопы, закрепились, дальнейшая наша задача была пройти дальше и закрепиться.