Конфуций и Вэнь

Но пусть наш читатель не пугается и не «ломает своих рук» в отчаянии. Для древнего мира подобное положение вещей было нормой – приписывать собственный вдохновенный религиозный труд какому-то персонажу прошлого, в данном случае Павлу из «Деяний апостолов» или ученикам-апостолам, сопровождавшим Христа во время Его проповеди, если говорить о евангельском тексте. С этим явлением мы встретимся и в китайской истории при анализе бесед Лунь юя, которые, по традиции, приписываются Конфуцию и его ученикам. Более того, если предположить, что анонимный автор имел характер выведенного им в Посланиях «Павла», а следовательно – и его «неистовую» веру и стремление проповедовать о «евангельском Боге», в таком случае в этом подлоге, по представлениям древних, не было ничего предосудительного.

Интересно во всей этой истории и то, что именно в это время в Церкви возникла необходимость в легализации появившегося монашеского движения, которое стало оттеснять первоначальную мирскую евангельскую жизнь на второй план. В тексте канонических Евангелий нет ни одного эпизода, который можно было бы – хоть как-то! – расценить в качестве оправдания монашества. Известные евангельские слова Христа о «скопцах» – это вовсе не о «монахах», а об абсолютном запрете на прелюбодеяние, если речь идет о стремлении человека к достижению Царства Небесного. Этими словами Христос, фактически, в притчевой форме объясняет свое собственное «вдовство», которое не имело оправдания в глазах Его учеников, выходцев из иудаизма. Подобное «обвинение» учеников в Его адрес было вызвано тем, что не монашеская, а именно супружеская жизнь – в еврейском, мандейском и греческом мирах – санкционировалась религиозными требованиями: и греки, и иудеи, и мандеи резко осуждали «монашеский» образ жизни.

То есть ко времени появления Посланий Павла в Церкви возникла необходимость в наличии авторитетного древнего текста, возвеличивающего монашество. Маркион появился очень во-время: именно он принес «монашеские» Послания Павла, и именно он создал первый в истории христианства Канон Нового Завета, состоящий из двух частей: Евангелие (от Луки) и Апостол (включал Книгу «Деяний» и обретенные «Павловы Послания»). То есть уже в первом церковном Каноне Нового Завета монашеству была отдана «пальма первенства».

Все это, вместе взятое, утвердило веру Церкви в то, что Христос – это Бог. А подобное, само по себе, является, конечно же, настоящим «язычеством». От открытых обвинений в язычестве древнюю христианскую Церковь спасло только то, что Христос был фактически приравнен к иудейскому Богу Яхве. Более того, к тому времени, когда был принят догмат о христианской Троице, все «еретические» рассуждения на этот счет уже решительно пресекались государством и ставшей могущественной Церковью. При этом даже тот очевидный факт, что ожидаемое Павлом «Пришествие» не состоялось ни во время жизни его поколения (сам Павел испытывал от этого некоторую растерянность), ни спустя две тысячи лет, не стало основанием для естественных дискуссий богословов Церкви о том, кто же, все-таки, в действительности, был этот неведомый «человеко-Бог» евангельского текста. Представления Павла о сущности «распятого Христа», фактически, оказались несостоятельными. Окончательный нелицеприятный вердикт всей его проповеди вынесло Время. И это – та объективная реальность сегодняшнего дня, против которой может спорить только не вполне адекватный человек.

Поясним читателю дополнительно, что если строго следовать греческому тексту Евангелий, то того «Пришествия» (т. е. Второго Пришествия), о котором заявляет апостол Павел в своих Посланиях, ожидать не разумно. По той простой причине, что оно уже давно состоялось. Состоялось сразу же после смерти проповедника Иисуса. Выражаясь китайским языком, Иисус стал «духом верха», и уже тысячелетия «присутствует» в нашем земном мире в этом Своем качестве. Причем, это никак не влияет на тот факт, что евреи по-прежнему ждут появления своего Мессии. Пусть ждут. Их Мессия никогда не имел, и не имеет никакого отношения к проповеди о Царстве «настоящего» Иисуса.

Боже мой! Но это не слова очередного «противника иудаизма» – да не поймет это так наш разумный читатель! – это логический вывод из тщательного анализа всей накопившейся у человечества информации о «евангельском деле». Другого вывода, исходя из всех имеющихся сегодня «свидетельств», сделать невозможно. У нас еще будет возможность все это подробно доказать читателю. И пусть читатель – пока только предварительно – поверит в то, что автором движет вовсе не стремление очередного «антисемита» «забрать у евреев нашего Христа», а логика строгого анализа исторических документов.

Греческое слово «пришествие» использует сам евангельский Иисус. «Как молния вспыхивает на востоке и являет себя до запада, – так будет пребывание/приход (паруси́а) Сына человека». Так говорит о Своем «Пришествии» (паруси́а) Иисус в Евангелии от Матфея (Мф. 24:27). Речь здесь идет о «мгновенном» приходе Иисуса (уже после Его смерти, причем, не обязательно смерти крестной) к человеку в духовном опыте, а не об «общем» для всего человечества Втором Пришествии Мессии, как это понимает сам Павел, а с ним и все христианские богословы. Это принципиальное различие прекрасно показано в Евангелии от Фомы. Более того, следует напомнить читателю, что само представление и о «Конце света» или «Конце всех времен», и о «Спасителе», которыми оперирует Павел в своих Посланиях, иудеи заимствовали из древней персидской религии – зороастризма. Но там это было оправдано базовым положением о «трех исторических периодах» существования мира, и было связано с разными эпохами противостояния Добра и Зла. В Посланиях Павла такое «Пришествие» оказалось логически оторванным от зороастрийской версии.

Древнегреческое слово паруси́а (известная на Руси Пару́сия, созвучная со словом «Русь») – это, в действительности, «присутствие/приход», а не «пришествие». Принципиальная разница в понимании этого существительного заключается во временных категориях. Свое значение «пришествие» в будущем времени, оторванном от настоящего момента, это греческое слово получило уже от богословов Церкви, после чего оно так и вошло во все греческие словари. В качестве аналогичного примера неправильного понимания терминов евангельской проповеди Христа можно сослаться на традиционный перевод слова мюстэ́рион словом «таинство» (от слова «тайна») или на понимание глагола метаноэ́о в смысле «(по)каяться».

Был ли иудей «Павел» искренен, и что явилось толчком для написания его Посланий? – Бесспорно, был искренним. Даже в том случае, если никакого известного нам «апостола Павла» в действительности не существовало. На чем основывалась специфическая «ярость» его Посланий и новое представление о еврейском Мессии? – На том видении по дороге в Дамаск, когда «Павлу» явился «дух» (китайское шэнь) распятого римлянами Машиаха. До этого события правоверный иудей Павел был убежден в том, что тот еврейский пророк, который называл себя при жизни Мессией, не был подлинным Мессией. Поэтому он такого лже-Мессию «гнал», т. е. преследовал всех сторонников такой веры, как сказано об этом в книге «Деяния апостолов». После видения Христа, от которого Павел упал в придорожную пыль и ослеп на несколько дней, он уверовал в то, что этот еврейский Мессия – действительно подлинный. «Трудно тебе идти против рожна» («рожо́н» – заостренная палка возницы, или древко с железным крюком, – для того, чтобы погонять непослушных запряженных быков) – так сказал Павлу этот «Дух». То есть во время этого Дамасского видения (а это действительно произошло с подлинным автором «Посланий») Мессия, по словам «Павла», сначала сравнил его с упрямым волом, а затем ослепил, чтобы превратить в свое послушное орудие. Естественным следствием этого устрашающего видения автора и являются все «Послания апостола Павла», которые иначе бы просто не было.

И неужели это был «наш» евангельский Христос? Милосердный и беззлобный? Возможно ли? «Блаженны кроткие сердцем» – вот истинные слова Христа из Нагорной проповеди, которые известны всем. Однако если исходить из текста «Деяний» и Посланий Павла, сам «Христос» отнюдь не «кроток». У него, как и у «сильных мира сего», существуют «двойные стандарты»: для апостолов и для себя самого – одни, а для несчастного Павла, который «лезет на рожон» – совсем другие?

Для подлинного Царства Небесного, которое описано в евангельском тексте, подобное выглядит абсурдом! Для пути к Царству нет и не может быть никакого принуждения свободной воли человека. А этот «Христос» – Павла принудил. Любому разумному читателю должно быть понятно, что перед нами – два совершенно разных «небесных Духа»: один – это проповедник, названный в Евангелиях Христом, а второй – очередной распятый римлянами еврейский Машиах, Мессия. Но нам все станет понятно по ходу книги, а точнее, наш читатель скоро все поймет сам.

Для упорядочения наших мыслей перечислим подлинные этапы создания Новозаветных текстов. Первоначальный текст (пусть и не Новозаветный) – аутентичное Евангелие от Фомы, отражающее мысли и проповедь реального человека, именуемого в этом тексте Иисусом. Исходя из анализа смежных текстов (об этом – позже) евреем он не был. Затем, на базе Евангелия от Фомы и каких-то преданий о жизни этого проповедника, а также реальной жизни очередного еврейского Мессии, распятого римлянами, создаются «художественные произведения», которые позднее получили название Евангелие от Марка и Евангелие от Матфея. Следующим этапом – но уже через столетие или больше – какой-то мандей создает удивительное по своей духовности Евангелие от Иоанна.

Этот «Иоанн» Иисуса не знал, апостолом никогда не был, и писал свое Евангелие на основании знания двух предшествующих Евангелий (или эквивалентных им устных «былин») и своего личного духовного опыта постижения Царства Небесного. Далее, до или после времени создания Евангелия от Иоанна и независимо от него, появляется Евангелие от Луки, текст которого «расширенно» суммирует опыт синоптических Евангелий и, но уже немного позднее, в это Евангелие включается все то, что потребовалось возникшей Церкви в качестве догматического ообснования своих постулатов, связанных с «ипостасью» Христа. Этот же автор создает «Деяния апостолов» в качестве документального «оправдания» обнаружившихся приблизительно в это же время «Посланий апостола Павла». Все, что появляется в Церкви после Евангелия от Иоанна, это уже дело рук грекоязычных ромеев, а не евреев и не мандеев.

Итак, Иисус – не Бог (да простят меня за эти слова правоверные христиане!), а если уж и Бог, значит, и мы тоже Боги. «Все вы Боги», – эти Его «кощунственные» (по мнению ортодоксальных иудеев) слова из канонического Евангелия от Иоанна, обращены к любому амбициозному читателю (или слушателю). И если евреи имеют законное право как-то объяснять текст своего Псалма на библейском иврите, откуда и взята эта евангельская цитата, то Христос произносит ее по Септуагинте (перевод еврейского Писания на греческий язык, выполненный иерусалимскими евреями для собственного употребления во время богослужения, в том числе в Александрии). То есть Он произносит эту фразу по-гречески, и следовательно, никаких неясностей с правильным пониманием этих Его слов нет и быть не может.

Любое человеческое существо не только может «стать Богом» из своего первоначального животного состояния, но оно от рождения призвано к тем «трансформациям», которые произошли когда-то с Конфуцием и Христом. С ними, Великими, эти духовные преобразования уже произошли, а с подавляющим большинством остальных людей – еще нет. И удивляться тут нечему: если какой-то невзрачный червяк Вселенной, ползающая гусеница, – способен летать, став порхающей бабочкой, и такое действительно происходит в природе, то тем более – человек. Он от рождения призван к полету. Это не «высокие» слова автора настоящей книги: именно этому учит не только Конфуций, но и Иисус.

Правильнее сказать «по-китайски» несколько иначе: после смерти Христос стал духом-шэнь, как и Конфуций и все другие, ушедшие из этого мира. Это подтверждает евангельский текст, который свидетельствует о том, что после своего Воскресения Христос, являясь к апостолам, проходил сквозь запертые двери и стены. Роль отдельных «вознесшихся духов» в жизни земных людей может отличаться от шэнь всех остальных умерших, и по этой причине появилось слово «Бог». Например, какой-то человек способен поднять штангу только в 20 кг., а иной – все 200. В духовном («невидимом») – то же самое.

Китайцы династии Чжоу называли духов выдающихся людей «духами верха», отделяя их от духов всех прочих покойников («духов низа», по аналогии с общественной социальной лестницей «верхов и низов»). Они полагли, что у «духов верха» – иная посмертная судьба. Но и в этих словах нет никакого ущерба или обиды для любого верующего: все благие Боги или «духи верха» призваны только для того, чтобы поднять духовный статус человека до своего уровня. «Ученик не выше Учителя» – заявляет Христос.

Как мы уже упомянули, слова о том, что все мы – потенциальные Боги, произносит сам Иисус. Так что мы и здесь не преувеличиваем и совсем не оригинальны. И когда это происходит в жизни – неожиданно и удивительно для самого человека, – такой человек понимает, что «Бога нет», а существует скрытая трансформация внутренней природы человека (наподобие трансформации червя в бабочку), выходящая за пределы нашей земной жизни. И что все мертвые – живы.

Итак, Иисус. То, что описано в Евангелии, – это реальный земной путь человека, который постепенно достигает духовных вершин. Первоначально об Иисусе никто ничего не слышал и ничего не знает, что нашло отражение в Евангелиях от Матфея и от Марка. Каноническое Евангелие от Луки – это уже «откорректированное» Евангелие, в котором первые «главы детства» добавлены через десятилетия после создания первоначальной редакции, о чем однозначно свидетельствует широко известное современной науке нашумевшее в Риме «дело Маркиона». Затем, в какой-то момент времени – точнее, во время Крещения в Иордане – человек Иисус получает реальный духовный опыт «раскрывшегося Неба». До этого все духовные процессы, духовный рост, происходили у Него «внутри»; они характеризовались значительно меньшей интенсивностью «переживаний» (в том числе и чжоуский опыт «просветления сердца», опыт Вэнь). Поэтому до Крещения Иисус жил незаметно, как и все вокруг, и о Нем никто не знал. Так, если исходить из анализа евангельского текста.

У Конфуция было иначе. У него была возможность сравнить свой опыт с опытом Вэнь-вана – самого прославленного человека Китайской истории. Древние иероглифы своими наглядными рисунками свидетельствовали о том, что с Конфуцием произошло то же самое, что и с Вэнь-ваном. По этой причине Конфуций просто не мог «отсидеться в стороне» с этим своим опытом. Вэнь-ван, получив подобное, смог сменить прежнюю правящую династию Шан на более справедливую династию Чжоу. Этот опыт, как это мог понять Конфуций из древних текстов, дается человеку самим Небом-Тянь (или «духами верха») вовсе не для того, чтобы он размышлял о происшедшем в укромной тишине. Этот опыт, как и сопряженные с таким опытом особые способности, дается для выполнения важной государственной миссии – так это понимал сам Конфуций.

И только этим вызваны частые обращения Конфуция к Небу-Тянь, в которых он стремится понять, насколько его поведение соответствует установкам Неба. Более того, Конфуций прекрасно видел, что в обществе окончательно выветрились идеалы Чжоу, и что эту древнюю практику уже никто не понимает. И он воспринял свою миссию, как «мандат Неба» на приведение Поднебесной к прежнему гармоничному состоянию. «Гармоничному» – в первую очередь между миром живых и миром мертвых, а все остальное, как это понимал он сам, является только следствием главного.

У Иисуса – совсем по-другому. Он никак не проявил Себя после получения опыта Вэнь, и это может свидетельствовать только о Его природной скромности. Следует также отметить, что опыт «расширения сердца» («просветления сердца») ни в текстах египтян, ни у мандеев, ни у иудеев не описан в качестве особого духовного состояния. Иисус ничего не мог знать о каком-то выдающемся человеке, подобном Вэнь-вану или Конфуцию, – с которыми Он мог бы этот свой опыт сравнить. Опыт Вэнь имел Моисей, но догадаться об этом по еврейским текстам было невозможно (да и сам Моисей вряд ли отдавал себе отчет в том, что с ним произошло). Когда над Иисусом вдруг «раскрылось Небо», – это оказалось для Него полной неожиданностью и произвело на Него сильнейшее впечатление, – так, что Он ушел в «пустыню», надо было все это обдумать и объяснить самому Себе. По Евангелию там с Ним происходили «испытания», что тоже укладывается в парадигму стандартного духовного роста человека.

И только после всего этого Иисус вышел на проповедь мета́нойи – «изменения ума»: «Покайтесь (метаноэ́о, что на греческом языке всегда означало «измениться/меняться умом»; буквально – «перейти [из одного состояния/местоположения] ума [в другое]»), близко есть Царство Небесное!». В христианской переводческой практике греческий глагол метаноэ́о всегда превратно перводился (и переводится) словом «(по)каяться», что уравнивает его с совершенно другим греческим глаголом – метамэ́ломай, который тоже неоднократно встречается в евангельской проповеди Христа и правильный перевод которого – действительно «(по)каяться». Без мета́нойи (но не церковного «покаяния»!), которая произошла с Христом (а Он заявляет о метанойи из собственного опыта), достижение человеком Царства Небесного невозможно.

Причем, Иисус не кривит душой, когда утверждает, что проповедует евреям их собственный Закон (Тору). Но при этом все окружающие не понимают того, что если Моисей проповедовал народу «своего» еврейского Бога я́хве (возможно, здесь более справедливо говорить о Принципе Яхве, – том Принципе, который является, если руководствоваться библейским текстом, вторым началом Творения мира, но не первым), то Иисус – проповедует уже общечеловеческого Бога Элохи́ма («Отца», первый Принцип Творения, или мандейского «Отца Света») из той же еврейской Торы (см. «Шестоднев» Книги Бытие). Исторически евреи оказались не в состоянии правильно понять проповедь мандея Иисуса, зафиксированную в евангельском тексте.

Итак, – два реальных проповедника духовной эволюции человека (фактически, – инволюции). Принципиальная разница в их проповеди заключается в том, что у Конфуция имеется конкретный предшественник в виде Вэнь-вана, носителя традиции Чжоу. Конфуций «сам от себя» ничего не придумывает, он фактически возобновляет проповедь Чжоу о «стяжании Дэ» и достижении состояния «просветления сердца» (мин синь). И для него самого все это ясно за одним исключением: всем важнейшим древним иероглифам Чжоу надо вернуть их прежние значения. Хотя, уточним: Конфуций – здравый человек, и ему прекрасно понятны и видны все приведенные нами ранее рассуждения о сложности той ситуации, в которой он оказался. Поэтому на практике он часто проповедует с помощью намеков или мысленных обращений к рисунку иероглифа и главное – с помощью использования омонимов, т. е. фактически проповедует «притчами», прекрасно понимая, что для прозревшего человека смысл всех этих «притч» и «намеков» прояснится сам собой.

Здесь важно разъяснить читателю принципиальные основы любой духовной проповеди – как Конфуция, так и Христа. Истинный проповедник направляет все свои усилия на то, чтобы слушающие (а точнее, какая-то часть из них) смогли получить тот же самый духовный опыт, который некогда приобрел он сам. Но при этом он понимает, что говорить об этом опыте напрямую бесполезно и даже опасно: слушающий человек ничего не поймет, и более того, подобные «разъяснения» только оттолкнут человека от предлагаемого пути. Поэтому подлинная духовная проповедь всегда разветвляется на два направления. Первое – это требование строгого соблюдения конкретных моральных заповедей, без которых достижение этой реальной цели невозможно. Проповедник знает это, и поэтому он обязан быть жестким в своих требованиях, несмотря на то, что это может оттолкнуть от него часть слушателей.

Второе – это постоянные разговоры проповедника о каком-то привлекательном и почти «сказочном» будущем: о чем-то необычайно прекрасном, чудесном и желанном для слушателя, – о том будущем, которое «само реализуется» в конце предлагаемого пути. Обязательное условие этих разговоров – это их завуалированность, неясность, образность и загадочность для слушателя. «Загадочность» – в описании той «конфетки», которая предлагается каждому в качестве награды за все труды. У Христа такой «конфеткой» было Царство Небесное, которое Его еврейское окружение отождествляло с ожидаемым всем Израилем малькут шамаим. Для всех евреев, учитывая их подчиненное Риму положение, – это действительно было жизненно важно. Все притчи-загадки Христа – о Его Царстве. И большинство сравнений этого Царства – с «браками», т. е. с сексуальным (sic!) единением жениха и невесты. При этом следует сказать нашему читателю, что сравнение с «браками» – это не просто отвлеченная «конфетка», связанная с современным пониманием секса, как «сладострастия»: оно имеет под собой реальную, причем, очень важную подоплеку.

У Конфуция в качестве такой «конфетки» выступал иероглиф (слово) Жэнь, а точнее, достижение состояния Жэнь. И уже как результат такого достижения – становление Цзюнь цзы (буквально «сын правителя»; что́ это такое, ученикам тоже не было до конца понятно). Ученики понимали это как становление таким «чудесным» человеком – ну, прямо как Вэнь-ван, – которому ничего не стоит занять важный государственный пост у любого правителя княжества. А значит, – обеспечить себе жизненное благосостояние и добиться успеха и известности на государственном поприще. Именно в этом заключался смысл жизни любого амбициозного китайца во время Конфуция.

Но важнейшей задачей проповеди любого великого духовного Учителя является, наверное, совсем другое: проповеднику необходимо зафиксировать или обозначить – в притчевой форме – те координаты Пути, которые станут видимыми и понятными ученику только после получения самим учеником конкретного духовного опыта, соответствующего той или иной «координате». Благодаря «неожиданному» обнаружению в уже хорошо знакомом тексте этих скрытых прежде от глаз и ума «разъяснений» человек понимает, что он следует по правильному пути, т. е. не сбился с дороги. Понимает, что то неожиданное, чудесное, необыкновенное и непонятное, – что произошло с ним, – это и есть абсолютная гарантия правильности выбранного им направления. И текст Лунь юй, и евангельский текст (прямая речь этих Учителей) содержит «зашифрованную» информацию подобного рода. Поэтому такие тексты следует читать в подлиннике. В любом переводе эта информация исчезает. Сам Конфуций идентифицировал свой опыт благодаря наглядной «картинной» письменности бронзовых сосудов Чжоу. То есть он тоже читал тексты Раннего Чжоу «в подлиннике».

Иисус проповедует притчами, как и Конфуций, не называя вещи своими именами, но уже по другой причине. И при этом Он не требует «исправления имен». Почему? Потому что если для Конфуция время Чжоу с его правильным пониманием иероглифов («имен») – в далеком прошлом, то для Христа время Его терминологии – фактически в настоящем. Он проповедует «мистерии (мюстэ́риой) Царства Небесного», а в это время – т. е. во время Его проповеди – в Греции, в Элевсинском Храме Телестерио́н, регулярно проводятся мюстэриой, – и так вплоть до IV в. н. э., когда этот «языческий» Храм был разрушен пришедшими «людьми в черном» (монахами). Для аудитории Христа, разговорным языком которой был древнегреческий (пусть не классический, а упрощенный – койнэ́), прекрасно понятна вся эта «мистическая» терминология, – слова мюстэ́рион, те́лос, палингенеси́а, мета́нойа и др. Все эти термины напрямую связаны с получением духовного опыта, который получали эллины, прошедшие через мистерии. Поэтому Христу не требовалось никакого «исправления имен», как Конфуцию. Предлагаемые Им мистерии оставались теми же самыми по своей духовной сути, но отличались от «языческих» по своему уровню или статусу.