Убей Зверя сам!..

БЛАГУШИН: И у отца твоего тоже жизнь сложилась? Ведь тоже наверняка радовался жизни-то столь хорошей и мирной…. Покуда, не пришли за ним…. И для матери твоей, наверняка, жизнь-то та прекрасная в одну ночь оборвалась…. А для братьёв моих, жён ихних, да детишек?.. Если честно, то она для них никогда сладкой и не была…. Пахали день и ночь, а их за то – в Сибирь, на смерть верную…. А вы все смотрели, что бесы эти в деревнях творили, как тут люди с голоду пухли, чтобы вас в городах кормить, и ничего…. Не ваше энто дело! Вас не касалось! Товарищ Сталин вам сказал, что жить вам веселее стало!.. На чужой крови…. Только это не чужая кровь…. Это вашу кровь Яшки Гринберги реками лили, а вы радовались…. Ибо, кровь наша русская – она одна на всех…. И вот сейчас они её реками льют на фронтах, шкуру свою спасая! Думаешь, они Россию спасают эти Сталины, да Яшки Гринберги? Неет, сынок! Они свою шкуру спасают, власть свою звериную, людоедскую, с которой ни один Хитлер по своей жестокости сравниться не может.

НИКОЛАЙ: Да хватит уже Гитлера выгораживать!.. Зверь это…. Не мы к нему войной пришли – а он к нам! Да, наверное, ошибки и перегибы где-то были! Может, кого и по ошибке посадили…. Или расстреляли…. Классовая война, как товарищ Сталин сказал, только усиливается…. И среди Органов тоже враги сидели и специально невинных губили…. Но и с ними, пришло время, тоже разобрались….

БЛАГУШИН: Я вижу, как разобрались! Ещё раз скажу, что если бы разобрались, или хотели бы разобраться, то Сухотчево сейчас бы целое было…. Неет, сынок! Душегубы любой власти нужны! Именно для этих целей и нужны! А уж Советская ваша власть без них – всё равно, что рыба без воды! Как только, если душегубство ослабнет вдруг, так и власти энтой – конец скоро придёт!

(Возникает пауза. Каждый думает о чём-то своём. Николай первый нарушает молчание).

НИКОЛАЙ: А он мне приснился за пару дней до этого вылета….

БЛАГУШИН: Кто?

НИКОЛАЙ: Отец мой…. Лицо его избитое всё…. В крови…. Я к самолёту иду, а он мне навстречу…. Я испугался…. А он мне говорит: «Чего боишься, сынок? Не бойся меня! Я же тебя люблю и всегда любил! Ты же единственный сынок мой! Надежда моя!».

А я ему в ответ: «Не боюсь я тебя вовсе! Что ты делаешь здесь? Тут не положено тебе ходить. Тем более, в виде таком! Тут вообще гражданским не положено! Уходи, а то опять тебя арестуют, как шпиона немецкого!».

(Николай замолкает. Глаза его увлажняются. Он закрывает лицо руками и начинает тихо, немного поскуливая и подвывая по-детски плакать. Василий опять подходит к нему, по-отцовски обнимает его голову и жалеет).

БЛАГУШИН: Ну, сынок. Успокойся! Ты же воин…. Воин Красной армии…. Лётчик! Сокол!..

(Смотрит сверху на бритую с оттопыренными ушами голову Николая, и как-бы опровергая свои же слова, подняв глаза к потолку, с упреком и в то же время с мольбой и страданием продолжает):

Что же?.. Что же это такое творится-то на энтом свете? Господи, да это же дитя ещё! Да за что ты так с ним?

(Ненадолго замолкает, гладя Николая по голове, затем спрашивает, стараясь отвлечь того от слёз).

Ну, а дальше-то, дальше, что во сне-то видел?

НИКОЛАЙ (поднимая глаза на Благушина, каким-то детским, дрожащим голосом): Дядь, меня убьют завтра? Ведь убьют, да? А я не хочу!.. Я не хочу, дядь, слышишь? Не хочу! Я к мамке хочу! Одна она у меня! Она не переживёт, если убьют меня!

БЛАГУШИН: Ну, успокойся, успокойся! Никто не знает, что будет завтра! Время сейчас такое! Никто не знает, что через час произойдёт…. Поживём – увидим! Ты всё равно – человеком оставайся! Ты уже совершил плохое – то, что не сделало тебя человеком…. Точнее, лишило тебя человечности! Так ты сейчас верни себе её, человечность эту. А убьют или не убьют – это дело десятое. Все помрём…. Ты думаешь в пятьдесят шесть умирать менее страшно, нежели чем в двадцать…. Неет, сынок! Чем старше дерево, тем корни его больше и глубже в землю-матушку вцепляются, тем больше оно жить хочет и стремится вверх – к Солнцу. Из последних сил, но стремится…. Так, что дальше-то во сне было?

НИКОЛАЙ: Я плохо помню…, всё обрывками…., но вот помню, что он говорит: «ты не меня бойся, а бойся в этот самолёт садиться…. А коль, если сядешь, то страх свой на земле оставь….». Не послушал я его…. Когда, уже взаправду, не во сне, в самолёт садился – не боялся. А как взлетел, то и сон вспомнил, и тут же в животе сводить стало. Лечу, в штурвал руки вцепились и ничего не соображаю…. Фоккер когда из-за облака выскочил – у меня совсем душа в пятки ушла…. Я трус, дядь, да?..

БЛАГУШИН: Ну, что ты, сынок, что ты…. Какой же ты трус!.. Растерялся…, с кем не бывает…. Трус тот, кто мальца двадцатилетнего, необстрелянного, неопытного в самолёт посадил и против асов, виды повидавших, и в боях стрелянных, на верную гибель послал чтобы шкуру свою спасти…. Вот и сбили тебя в первый же вылет…. Это закономерно…, это не из-за трусости твоей – а кому от этого польза? Или вред? Так бесполезность сплошная…. Ни немцу не навредил, ни Родину не защитил…. Ни человека – ни машины…. А фоккер энтот, я же сам видел, на тебя даже ни одной пули не потратил…. Так, загнал в лес, к земле сверху тебя прижимая. И, наверняка, всё на камеру снимал…. Потом всему миру покажет, какие «доблестные» асы у русских на самолётах летают. А зачем летел-то? Один, без прикрытия? Кто ж летает-то так?

НИКОЛАЙ: Так и фоккер один тоже был…. А я…. В разведку послали…. Над линией фронта пролететь…. А фоккер тоже, похоже, за этим делом летел…. Только вот он сообразил, что делать надо, а я от страха….

БЛАГУШИН: Эх!.. Парень, парень! Сколько же таких вот цыплят тут от страха-то полегло…. Всё поле перед Окой такими, как ты усеяно было. Нас немцы собирать и хоронить их всех заставили…. Бабы поседели и постарели все после зрелища такого, да работы такой…. Цельный полк послали переправу немецкую в Игнатьево уничтожить. Они ночью в районе Самолково переправились вплавь через Оку майскую, а с утра в атаку пошли по чистому полю…. Думаешь у них страха не было? Был…. Только их не спрашивал никто…. Но ведь твари, начальнички и командиры их, за Окой сидевшие, что не знали о том, что юнцов на смерть верную посылают?.. Конечно, знали! Все полегли, ни одного немца не ранив даже…. Вой и плач раненых двое суток стоял такой, что душу на части рвало…. Я с энтих пор власть энту людоедскую, которую вы Советской называете, окончательно в душе своей проклял…. Что она с людьми делает?.. Я всё мог понять…, и братьев моих с детьми ихними, и невесток моих…, но вот то, что командиры её, полторы тысячи душ просто так на смерть готовы послать, и за энто еще и ордена получать…. Или баб с детьми в сарае сжечь, а потом со спокойной совестью и чувством выполненного долга спать спокойно…. – энто, что же надо с душой человеческой сделать? Какому Сатане её отдать надо, чтобы такое люди со своими же земляками творили, да ещё при энтом героями себя чувствовали?..

НИКОЛАЙ: Так война идёт! Война на уничтожение всех нас! Что ты думаешь, дядя, немец нам волю несёт? Неет!

(Николай после монолога Благушина отвлёкся от своей слабости и стал продолжать защищать Советскую власть).

Они убивать и грабить пришли! Насиловать наших жён и матерей! И ты думаешь, что для победы над этими зверями стоит говорить о малой цене? Неет! Тут малой ценой не обойтись, дядя…. Я не знаю, как и почему этот полк полёг, по чьей вине, но полёг он дядя однозначно не зря….

БЛАГУШИН: А в чём же польза, Коля?

(Снова встаёт и отходит от Николая в свой угол).

НИКОЛАЙ: Я не знаю, но верю, что польза есть! Так нам товарищ комиссар говорил, что ни одна смерть на войне зря не бывает – всё отмщено будет….

БЛАГУШИН: А как звали-то вашего комиссара и в каком звании-то он?

НИКОЛАЙ: А какое это имеет значение? Он комиссар нашего авиационного полка! Лично товарища Сталина знал…. Тебе-то зачем его имя, фамилия, звание?

(Подозрительно смотрит на Благушина)

БЛАГУШИН: Да ты не боись! Не для шпионских энтих целей…. Мне так…. Для обчего развития…. Для подтверждения своей философии, своих, так сказать, дум и домыслов….

НИКОЛАЙ: Подполковник Иосиф Ласкин….

БЛАГУШИН: Ааа! Ну всё понятно тогда! А отчество не помнишь?

НИКОЛАЙ: Давидович….

БЛАГУШИН: Я так и думал….

НИКОЛАЙ: Что?

БЛАГУШИН: Да так…, ничего! Блаженны нищие духом! Один баб с детьми в сарае сжигает, немцем переодевшись, а другой про отмщение этим немцам речи пламенные толкает и мальцов, типа тебя на смерть бесполезную посылает! Вот скажи, Коля…. Тебя может, расстреляют завтра, ибо на кой ляд ты немцам раненный сдался, а польза от энтого твоего полёта родине, какова? От твоей смерти? От сбитой машины? Родине, что от энтого? Ну, может не родине…. Ну, хотя бы маме твоей? Ведь ты же за неё, в первую очередь, воюешь! Сам сказал, что немец пришёл надругаться над ней. А?

НИКОЛАЙ: (задумывается)

БЛАГУШИН: А ты думай, думай! И ничего не придумаешь, потому что энто всё бред комиссарский…. Ему, Ласкину Иосифу Давидовичу, свой зад твоей смертью прикрыть надо…. Показать товарищу Сталину, что, мол вот – воюем…. Бои упорные…. Немец силён…. Вот самолёт потеряли, вот полторы тысячи бойцов погибли…. Давай товарищ Сталин нам новое русское или ещё какое мясо, на убой…. А то ведь, ежели немца малой кровью победим, то оставшиеся, чего доброго, с нас, с Ласкиных и Гринбергов, за всё спросят…. И с вас, товарищ Сталин, в первую очередь! Вот поэтому и льётся рекой русская кровушка не только солдатская, но и баб, и детей невинных…. Хотя смотрю я на тебя, и на тех, кто под Игнатьево погибли – все вы ещё невинны…. Дети неразумные….

НИКОЛАЙ: Ну не может, не может такого быть! Очерняешь, дядя! Ой, очерняешь! Но, время покажет! Пока-ажет! Погоним немца и отомстим! За всё и всех отомстим! Жаль, что ни ты, ни я этого не увидим!

БЛАГУШИН: Не увидим! А как мстить будут и кому? А, Коль? Так же, сжигать ихних баб и детей в сараях будут? Причём, так же, переодевшись! Не удивлюсь, что так оно и будет, нежели такие вот Ласкины и Гринберги до Германии доберутся. Они, именно они, смерть повсюду и несут! Смерть и разрушение!

(Возникает пауза. Первый нарушает молчание Николай).

НИКОЛАЙ: Вот смотрю я на тебя, дядя, слушаю тебя, и даже начинаю восхищаться твоей выдержкой. Нас расстреляют скоро, а у тебя, такое у меня чувство, страха нет никакого. Я в детстве много книжек читал – в них вот так, перед смертью, только герои описывались. А ты вроде как предатель родины, враг народа – должен бы сейчас в истерике биться, у своих хозяев в ногах валяться, сопли и слюни пускать, а ты ведёшь себя как книжный герой, как книжный большевик перед смертью. Что силы тебе даёт и уверенности? Ведь идея-то твоя гнилая, антисоветская, антинародная!

БЛАГУШИН: Ты действительно считаешь, что идея моя гнилая и антинародная?

НИКОЛАЙ: Да! И антисоветская!

БЛАГУШИН: С определением «антисоветская» – согласен! Очень антисоветская, антисталинская, антиленинская и антисемитская при этом – ибо всё это одно и то же. Но вот антинародной и гнилой я её не считаю, ибо считаю наоборот: гнилым всё обратное. Ленина, Сталина, власть их советскую и тех, кто эту власть поддерживает. Подлостью, зверством, обманом, лицемерием и убийствами…. Тут, как на идею смотреть. Ты за свою идею идёшь понапрасну жизнь отдавать, а я за свою. Только у меня не идея! Идея – это фикция, мираж. За идею только вот такие юнцы неопытные жизнями раскидываются.

НИКОЛАЙ: А у тебя-то, что тогда?

БЛАГУШИН: (задумывается) А я не знаю, что у меня! Не было у меня в жизни никаких идей! Я жил в своём доме, имел свою семью, свою землю. Жил среди людей. Вырос среди них, повзрослел, на войну ушёл, затем вернулся. Никому зла не желал и не делал…. Хотя…. В Гражданскую…. Вот за это и пожинаю сейчас…. Не на той стороне воевал. Ох, не на той! Иногда, Коля, лучше среди проигравших быть, нежели чем среди победителей. Тем более, что победителем в России Дьявол и Его слуги оказалися. Вот поэтому и спокоен я сейчас, ибо не хочу больше под Дьяволом жить. И защищать его тоже больше не хочу. Жаль только одно, что не увижу больше Яшку Гринберга и не раскрою его головушку кудрявую.

НИКОЛАЙ: А детей и жену не жалко?

БЛАГУШИН: И их жалко…. И тебя жалко…. И всех, кто понапрасну в чистом поле лёг навсегда, тоже жалко…. И умирать мне, Коля, тоже страшно…. А кому не страшно? Никто умирать не хочет. Вон как ваш Сталин за жизнь цепляется…. Готов весь народ русский в жертву принести….

НИКОЛАЙ: Опять ты за своё! Говорю – не трожь имя Сталина! Оно святое для каждого советского человека! Люди с его именем в атаку идут, на смерть!

БЛАГУШИН: В том-то и дело, что на смерть!

НИКОЛАЙ: А в мирное время с его именем созидали, строили, творили! Вот он немцев победит и с его же именем Россию восстанавливать будем! И коммунизм построим, хотели бы такие, как ты, этого или не хотели. Народ уже выбрал свой путь, и этот путь неразрывно связан с именем товарища Сталина и нашей партией. А кто не хочет идти этим путём – тот отщепенец, предатель и враг!

БЛАГУШИН: (с грустью смотрит на Николая): «И нечистые духи вошли в свиней и устремилось стадо с крутизны в море и потонули в море»…. Бесноватый ты, Коля. Ибо Яшки Гринберги и Ласкины Иосифы, как бесы, уже вошли в вас и несётесь вы всем своим комсомольским скопом прямо к обрыву. Эти-то бесы не утонут вместе с вами. Они, вас утопив, пойдут искать новые жертвы, новые народы…. А вот вы бесноватые….

НИКОЛАЙ: А кто такие бесноватые?

БЛАГУШИН: Ну, не прикидывайся! Сам знаешь!

НИКОЛАЙ: Нет, дядь, не знаю! Откуда! Полоумные, что ли?

БЛАГУШИН: Нет, друг, не полоумные! Полоумный – это я! Три класса образования! Какой же я – умный!? Я как раз и есть полоумный. Наук не изучал. Только читать, да писать выучен. А многие здесь, особливо бабы, так и того не умеют. Я не имею ввиду, что вообще не умеют. Неет! Ценники в магазинах и вывески они прочитать могут, а вот, чтобы книжку какую…. Но не в этом дело. (Делает паузу)

НИКОЛАЙ: А в чём?

БЛАГУШИН: Видишь ли: что баба безграмотная, что я полуграмотный, что сумасшедшие в дурдоме, которых вы полоумными считаете и аналогию с бесноватыми проводите – не бесноватые. Ни я, ни бабы энти, ни сумасшедшие – они вреда никому не несут под видом всеобщего счастья. А вот люди, идеей какой-нибудь одурманенные, они ради энтой идейки убивать и сжигать готовы, от отцов и матерей отказываться.

(После этих слов внимательно смотрит на Николая, а тот отводит взгляд, отворачивая голову)

БЛАГУШИН: (продолжает) А идейка-то энта – вовсе не их идейка. Её им подкинули. Кто-то добровольно в неё поверил, а кому-то через страх и кровь её навязали. И вот бегают энти бесноватые по земле и за свою идейку, хоть как её назови, истребляют всех тех, кто в эту идейку не верит. Слово «бесноватый» – от какого происходит?

НИКОЛАЙ: Ну, понятно, что от слова «бес». Так ты хочешь сказать, что я бесом одержимый? Я, офицер Красной Армии, который погибнет скоро за Родину – я бесом одержим? Ну, дядя, договорился ты…. Ты моей беспомощностью пользуешься….

БЛАГУШИН: И ты, и все те, кто на том берегу Сатану защищают, кровь свою проливая, – все бесноватые. Ибо бесы вами руководят, в людей обращённые. Некоторые, такие, как ты, сами добровольно в бой рвутся, а большинство как скот, бесы просто на убой гонят. Но от энтого фатализма, их одержимость бесами не исчезает и не умаляется. Да и не за Родину ты погибнешь! Это всё уловки Гринбергов и Ласкиных. Родина, она веками была и дальше будет. А погибнешь ты понапрасну, ибо живой ты, Родине больше бы пользы принёс, нежели чем мёртвый. Для себя понапрасну погибнешь и для Родины. А вот для власти Сталиных и Гринбергов – твоя смертушка в самый раз нужна. Она у них во всех писаниях прописана, как благо и высшая цель. Они от таких смертей питаются, силы набираются!

НИКОЛАЙ: Так как же Родину от врагов защищать? Кто-то всё равно должен погибнуть? Так не бывает, чтобы без жертв!

БЛАГУШИН: А что такое Родина, Коля?

НИКОЛАЙ: Родина – это там, где я родился, вырос, где мои родители, друзья, мой дом. Родина – там, где я счастлив и несчастлив. Где есть люди, которые искренне разделяют это моё счастье и помогают мне в несчастье. Там, где говорят со мной на одном, понятном мне языке, там, где меня научили читать, писать, там, где мой народ, с которым я делю все радости и горе. Родина – это люди вокруг меня, которым нужен я, и которые нужны мне. Я ответил?

БЛАГУШИН: Да, ответил. И вроде всё правильно ты сказал, но вот ответь мне, пожалуйста: ты вот про людей, друзей, родителей сказал…. А вот отца твоего убили: его кто убил? Родина? Причём, несправедливо убили….

НИКОЛАЙ: А с чего ты взял, что несправедливо?..

БЛАГУШИН: Да так сердце подсказывает…. Ибо братьёв моих, жён ихних и детей – точно несправедливо…. И баб и детей сухотчевских – тоже. И целый полк пацанов молодых, что в чистом поле у Оки полегли – тоже несправедливо убили! Так вот…. Что я хочу спросить: когда на родине одна часть народа начинает истреблять другую, более слабую, покорную и беззащитную – она продолжает быть родиной для тех, кого истребляют, грабют, и держат в стойле, как скотину? Они тоже должны пойти и умереть за то место, где они родились? Или они тогда умирают за интересы тех преступников, которые их родину захватили, изнасиловали и ограбили? И чем те, кто был до немцев, все энти Сталины, Кагановичи, Гринберги, Ласкины и прочая чужеродная шваль, лучше немцев?

НИКОЛАЙ: Ты дядь не просто предатель! Ты такой же нацист, как и твои хозяева. Мы, советские люди, у нас нет чужеродных людей! Все люди братья! Все! И белые, и чёрные, и желтые, и русские, и евреи, и казахи, и….

БЛАГУШИН: И немцы?

НИКОЛАЙ (на мгновение задумывается): Нет, дядя! Немцы не братья! Они враги! Они нацисты! Они поставили себя выше всех других! Они всех рабами сделать хотят!

БЛАГУШИН: А евреи?

НИКОЛАЙ: А евреи – они нашу партию создали, революцию сделали, они против немцев воюют…. Что, ты думаешь среди них только Гринберги, как ты говоришь, и Ласкины?.. А может и про этих двух ты всё выдумал?.. Откуда ты знаешь, что товарищ Ласкин плохой человек? Ты же его даже не знаешь!

БЛАГУШИН: Нет, не знаю я товарища Ласкина! А вот Гринберга знаю! И всех, кто в Белёвском НКВД до 38-го года сидели. Там только один русский был. Это в Белёве-то! В исконно русском городе! Только в 38-м их всех поменяли. Кого в запас, кого на другую работу. Перед войной мы вздохнули немного…. А как война грянула, так они опять все, как чёртики из табакерки повыскакивали. И не в пехотных полках рядовыми…. Там, под Игнатьево, их ни одного не было. Все за Окой. И твой Ласкин тоже за Окой, а вот ты сейчас с переломанной ногой в сарае, в немецком плену. А ты думаешь, что если вдруг ты выпутаешься чудом и к своим придёшь, тебя там с распростёртыми объятиями энтот Ласкин встретит?

НИКОЛАЙ: Конечно, встретит!

БЛАГУШИН: Ага! Как же! Наивный ты, Коля! В лучшем случае в штрафную роту пойдёшь, а в худшем расстреляют и забудут про тебя через десять секунд…. А перед энтим, тебе, твой Ласкин, ещё и по морде надаёт, приговаривая про то, что ты контра недобитая…. Прямо как ты про меня сейчас говаривал…. Ээх, Коля! Родину ты защищаешь…. Неет, дружок, не родину, а уродину настоящую…. Не может такого быть, чтобы на родине плохо жить. Если люди, большая часть которых, живёт на родине плохо, значит эта родина врагами захвачена иноземными, а потому родиной она уже быть перестаёт, покуда враги энти у власти стоят….

НИКОЛАЙ: А мне до войны хорошо жилось!.. Детство, юность, школа, училище, друзья…

БЛАГУШИН: А много их осталось после того, как твоего отца арестовали?

НИКОЛАЙ (задумывается): Нет, не много…. Если честно, то да, немного…. И, ведь правда, сначала все отвернулись, а затем…, уже после того, как я перед всеми от отца отказался, тогда снова стали общаться, но уже как-то не так…. Уже осторожно, с прохладой…. Даже Генка Засулич, дружок мой закадычный, и тот какой-то не такой стал….

БЛАГУШИН: И это, что? Родина? Когда все, с кем рос, дружил, кого любил, все вдруг чужими становятся!.. Когда страх и ужас всех охватил!.. Когда, если радуешься, то по команде, а если вдруг не радуешься, не славишь Сталина-Сатану, то тебе нквдэшник сигаретку в морду совать будет и орать, что ты падла, родине этой изменил и, что расстрела для тебя мало будет…. А все твои друзья, знакомые – все абсолютно, на тебя, как на врага лютого смотреть будут! Нет уже у русских людей родины…. Кончилась вся! Истребили жидки всё это понятие в наших головах! А теперь, когда жареным для них запахло, так опять начинают вам эту лапшу про родину вешать!

НИКОЛАЙ: А для тебя-то, что значит «родина»?

БЛАГУШИН: Да вот то, что я тебя, сопляка раненого, рискуя жизнью своей и семьи своей, на себе из леса тащил. И не в немецкий штаб, а домой к себе…. Я – изменник родины, староста деревенский!.. А вот ты бы, родины защитник, если бы меня раненого в лесу нашёл, с повязкой немецкой на руке, пристрелил бы меня без жалости. Потому что все понятия родины, солидарности народной, у вас сбиты жидками напрочь…. Выветрены из головы. Поэтому вы с лёгкостью и от родителей, и от друзей своих отказываетесь по причинам чисто идеологическим…. Поэтому, русский русскому теперь враг…. А когда в одном народе согласие и солидарность заканчиваются, то и родина энта для народа энтого – пропадает. Ибо она для тех родиной становится, кто своего ближнего любит и помогает! Вот она теперь для евреев родиной стала, а вы, на земле своей – изгои! Так я полагаю….

(Николай и Благушин замолкают. Каждый думает о чём-то своём. Благушин начинает разговор первым).

БЛАГУШИН: Вечереет уже. Солнышко садится. Наверное, уже часов семь. Жить-то нам осталось совсем ничего…. Нам бы с миром энту жизнь завершить, а мы, люди русские, волками в последние минуты друг на друга смотрим. У меня-то к тебе никаких претензий нет…. Жалость только. Жалость от того, что вот завтрева, закончится всё, и для меня и для тебя, а ты не понял ничего…. Так к Господу и явишься убеждённым, что нет Его и, что дело твоё правое…. И ещё жалко, что сволочь энту, Гринберга, повстречать не могу…. И придушить, как гниду…. Вот в энтом единственная моя претензия к Богу…. Что терпит он мразь всякую на земле-матушке нашей, а вот души невинные истребляет…. И не просто энтих мразей терпит, но и осыпает их благами всякими, власть им даёт над людьми хорошими и добрыми…. Позволяет обманывать их, грабить, убивать, пытать и ничего им за это не делает плохого в жизни энтой. И почему-то кажется мне, что и после смерти, Он им благоволить будет. Потому что ихний Бог-то энтот. Вот я Ему всё после смерти там и скажу, ежели встречусь! Вот так вот подойду к Нему, возьму за бородёнку Его еврейскую, и спрошу: «Что же Ты, Бог милостивый, справедливый, как нас всю жизнь учили, там, на земле русской творишь? Почему там такой беспредел и страдания для народа моего русского творятся? Пошто дети малые истребляются? Почему творишь ты зло такое? Почему гниды и мрази, воры и убийцы лукавые, от которых просили мы Тебя все века избавить нас, правят нами и творят безнаказанно дела свои чёрные? Чей ты Бог? Русский? Или еврейский?»

НИКОЛАЙ (ухмыляясь): И, что ты думаешь, Бог этот ответит тебе?

БЛАГУШИН: А ничего и не думаю! И не жду от Бога энтого жидовского ничего в ответ! Мне главное Ему вопросы энти задать, а там видно будет…. Чего фантазировать-то!?

НИКОЛАЙ: Так ты ж уже нафантазировал…. Бога за бороду…. Вопросы Ему….

БЛАГУШИН: Да, нафантазировал…. Ибо не знаю, что ждёт меня там, после смерти…. Но, я знаю – не верю – слышишь…, а знаю, что не Всевышний энто всё творит, а Сатана, которому мы все тут поклоняемся и «Отче наш» читаем…. Вот он и истребляет нас за энто. Разуверился я, Коля, разуверился…. А с Сатаной разговор один может быть…. Энто пусть народец Его – Ему поклоняется и чтит Его…. А я Его – за бороденку козлиную возьму и в морду плюну…. А там, пусть пропадает душа моя!..

НИКОЛАЙ: Да ты атеист, дядя, я посмотрю…. Богоборец!.. Ещё немного, и хоть в комсомол тебя принимай…. Или в партию….

БЛАГУШИН: Был я в партии вашей поганой…. Что она с людьми делает? Как их души коверкает…. Ведь все моих братьев и меня знали в деревне…. Уважали…. Все вместе росли…. Все друг у друга на свадьбах гуляли, детей крестили…. Хлеб сеяли вместе, урожай собирали вместе…. А вот как жидёнок из Белёва с отрядом приехал за ними, братами моими, да детьми ихними, так Федька Козлов – председатель наш, коммунист, дружок детства брата мого старшего – сам руки ему вязал. Я ему кричу: «Федька! Совесть-то есть? Это ж друг твой!?» А он насупился, глаза отводит, а потом видит, что Гринберг смотрит на него испытующе, то, как гаркнет на меня, что, мол, не друг он брату моему вовсе…. Что был другом, пока тот в кулаки не заделался и за счет трудового крестьянства обогащаться не стал…. Вот как партия ваша поганая души людей коверкает…. А ведь был мужик-то раньше нормальный…. Я ж ведь тоже коммунистом был до того момента…. А на следующий день, вызывает меня Федька в сельсовет и говорит, что, мол, с райкома рекомендация пришла – из партии меня, как неблагонадёжного исключить. Видать Гринберг доложил, что я за брата слово сказал…. Ну я билет партийный ему на стол положил, сплюнул и пошёл прочь. А ещё через день и за мной приехали. Вот тогда-то Гринберг, душегуб энтот, мне папироской в морду-то и тыкал, уча при энтом Родину любить.