Хозяйка дома в лесу безвременья

– Ага-ага! Так вот: и малину, и землянику только у соседа собирали и дрова запасали. Столько крестьян тут в той войне полегло – считай от каждого по полдеревни. Ненавидели друг друга люто! – он сделал неопределённый жест своей рукой-веткой. – Да только дети тех хозяев прям в суде предстали перед ними: вот, де: любим, страсть как, жить друг без друга не можем! Ничего не осталось, как поженить детей – невеста-то тяжелая уж была. Отдали им тот лес с двумя деревнями в приданое.

– Да только люди в тех деревнях – кто отца потерял, кто мать, кто мужа. Не простили молодых, озлобились на них. И не было молодым от тех деревень проку: доходу не приносили, крестьяне скотину губили, лес вырубали, браконьерничали, пьянствовали. Молодой барин и так, и так пытался, а – бестолку. А когда мальчонке ихнему около десяти было, его, как зверя дикого, мужики в лес загнали, гоняли, пока не обессилел, да так вон, возле речки, где сейчас мосток, собаками и затравили.

Наталья от ужаса закрыла рот руками, осенённая страшной догадкой, чтобы не закричать:

– Это Санька был? Скажите, Санька?

Домовой кивнул, не поднимая глаз:

– Барин, когда сына нашёл, поседел сразу, принёс то, что осталось домой, барыня тут и свихнулась. Барин сам и гроб сколотил и сына омыл и слова с того дня не сказал. Да только всех крестьянских детей собрал в своём доме, закрыл и поджёг. А сам повесился. Вой людской стоял по всей округе. Нынче на том месте церква стоит, – добавил он уже тихо.

Наталья обхватила голову руками:

– Так вот почему он к этому месту привязан, по мостику этому ходит. Только почему он ходит в деревни, не которые тут рядом, а, возможно, в разных концах страны находятся?

– А потому, – за спиной раздался звонкий Санин голосок, – что там сейчас потомки тех, кто был невиновен в тот день. Некоторые остановить тех мужиков пытались. И я перед ними этот грех и замаливаю.

Наталья огромными глазами смотрела на Саньку:

– Бедный ребенок! Ты ж не виноват в этом! Ты ж им плохого не делал! И родители твои!

– Ну прокляли-то они меня! – Санька обошел беседку и сел за стол. – Я пытаюсь понять, кто этот потомок из людей вокруг меня. И, когда нахожу, пытаюсь загладить свою вину ценой собственной жизни. Иногда получается, иногда нет.

– Семён понятно. А баба Тоня?

– Так мамка моя. Была.

– И что случилось?

– А там первая мировая война началась, старшего брата призвали ратником, да там он и погиб.

– Так мы к бабе Тоне ходили в какой год, получается?

– Тысяча девятьсот сорок второй, – Саня опустил глаза.

– О, Боже! Так она мне про Великую Отечественную, а ей про ту, что сейчас!

– А ты как погиб? – не удержалась от вопроса она.

– Да я как всегда – по глупости. Коров возле леса пас, да заснул. Чего-то они испугались, да ринулись от леса, да меня и снесли. И я с обрыва вниз кувыркнулся, видимо, шею и сломал. Так вот опять меня тропа вывела до мамки, да понять пока не могу, что мне для неё сделать, чтоб отпустило, чтоб ту дорожку закрыть.

Все сидели молча, переосмысливая сказанное.

– Так, хорошо, – прервала молчание Наталья. – С этим более-менее понятно. При чём здесь Италия позапрошлого века?

– Да, и рыцарь тот? – вставил Демьян.

– Какой ещё рыцарь? – она посмотрела на мальчишку.

– Да не знаю я, – Санька развёл руками, – пока не разобрался.

– Знаете, у меня в голове такая "каша": леший, домовой, баба Тоня, лесовки, рыцарь. А я, заметьте, – обычный человек из двадцать первого века! – всплеснула Наталья руками.

– И детдомовцы, – тихо добавил Санька.

– Что детдомовцы? – не поняла Наталья.

– Они тоже причём-то. Пока тоже не разобрался, – сопел Санька.

– Так, на сегодня хватит. Я пойду прогуляюсь, мне подумать надо, и – спать. Вы как хотите.

Она вышла за плетень и медленно побрела по еле заметной тропке, занятая своими мыслями. Мурка отчего-то не осталась дома и увязалась за ней.

Демьян повернулся к лешему:

– Своим скажи, пусть присмотрят.

– А чего ей тут бояться? – удивился тот.

– Да видишь ли, я опасаюсь, как бы Наял не явился.

– А чего ему здесь делать, Наялу-то? А даже и явится, что с того? – опять не понял леший.

– Боюсь, мстить начнёт. Хозяйка-то моя – Ефросиньи внучка, – поведал другу домовой.

– Ох ты ж, батюшки! – удивился леший. – Так вон оно что! Тогда явится! Как пить дать, явится! Он Ефросинью шибко любил, всё без оглядки для неё делал. А как она выбор сделала, обратно в мир ушла, так я помню, как он ревел, как зверь – когда дом полыхнул, всё почернело враз. Вот тогда он и возненавидел её за предательство, тут все слышали: и лесовушки и дриады, как он отомстить обещался. Отрёкся быть бессмертным в обмен на три круга временных часов – три раза может время выбрать, чтобы что-то подправить. Да только Ефросинья сильная была и знала, чего от Наяла ожидать, а вот хозяйка твоя ещё как котёнок слепой: ничего не знает, не умеет и не понимает. Ох, ну и задачка, – пригорюнился леший.

– Как думаешь, кого позвать в учителя? – Демьян задумчиво рассматривал узор на скатерти. – Она вообще ничего не знает, ничего не ведает.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.