Песни для Таны

***

Убивали Невесту

Сжигали фату

Белым ветром огонь

открывал наготу

и никто наготы не стыдился…

А невеста кричала:

Разбитые в кровь

две нежнейших руки

и разорвана плоть -

черной болью сочится.

Ветром горьким умылась сполна

Ветром горьким укрылась душа

В эту ночь мне не спится

И в немой колыбельной

затихли уста

Я всю ночь в чистом поле

умоляю Христа:

«Пощади мою грешную душу…»

Убивали Невесту

Сжигали фату

Долгий стон над снегами

пронзил тишину

Заалели глухие молитвы.

Утром ранним я встала с бедою своей

И рассвета ждала у лампадных огней

Ох, не спится…

Светлым облаком легким

Лебединым крылом

укрывалась от горя

За замерзшим окном

притаилась разлука

И птицы

взлетели с ладоней моих

Бесконечная радость

Растерянный крик

в нежном горле томится…

***

Скрипнула дверь

Слепые следы на снегу

В полночь домой возвращаюсь,

Но домой ли?

***

Чисто выметен пол

в этом храме без снов

Я хотел быть младенцем

без смертных грехов,

а весна уронила платок

у дверей

В долгом небе лишь клик

голубых журавлей.

Я хотел быть младенцем,

а стал подлецом

Я хотел быть огнем

с просветлевшим лицом

Все, что было ушло,

придавило крестом

День растерян и слаб

за промытым стеклом

***

С ночного корабля

я вижу стройный мир

великолепных звезд,

исполненных печали

Вселенская тоска

и строгий чей-то лик

в их отблесках

и острый привкус стали

мне чудится

И откровенность волн

пугает обожженные глазницы

И серый горизонт

в желании любви

ласкает обнаженные границы

усталых волн

Крик одиноких птиц,

тревожный и бессильный

пред смиреньем,

наполнил сердце

странной красотой,

священным и внезапным

откровеньем

о близости конца

и о Суде Любви,

о новом мире

и о вечном плене,

на иго – благо,

тяготы легки,

и смерти нет

и нет пустых сомнений

***

Я выброшен на берег откровений

в очарованье Божьей красоты

Разлуки нет

Есть тысячи мгновений

священной и внезапной тишины,

А нивы кровоточат

кроткий Ангел

склонился над моею головой

Я пью вино огня

и умиленья,

колени преклоняя пред Тобой

***

Северных красок дыханье

Коснулось уставших глаз

Горсть первозданного снега -

к хрупким и нежным губам

Божья Премудрость таится

в складках суровых гор

Странная серая птица

в небе сплетает узор.

От золотого побега -

вновь к одряхлевшим грехам

мне возвращаться,

но тесно

в сердце тревожным стихам

Солнечный луч

ненадежен в мутном и грязном стекле

Ломок, печален, непрочен

призрачный вздох в тишине

И возвращенье к привычным,

ныне забытым делам

хуже жестокого плена

Яд, разрушающий храм

Наших прекрасных желаний

долгих молитв

и цветы -

алые маки в пустыне -

отблеск багряной звезды

***

Полночное похмелье.

Крик ребенка в пугающей

бездонной глубине

июльских снов

Поблекшая иконка

стоит на запылившемся окне

и я уйду отсюда очень скоро

Когда?

Не знаю.

На расстрелянном стекле

последние стихи о самом главном

да ржавый нож оставлен на столе.

Забыт.

Стол. Крест. Молитва.

Покаянье.

Свечи

Мерцают в полумраке

алтаря

Зачем я здесь?

Зачем несу изгнанье

в краю,

где нет небесного огня?

***

Справа – стоят лжепророки

Слева – звезды белесые

А мне куда же,

Куда же, мне, Господи?

Прямо – тропинка горная,

узкая, каменистая

а позади – рычание,

волки сердечные рыскают…

***

Холст закончен чуть свет

Теперь ты другая

Открытая и беззащитная

смелая и неловкая

Солнце золотит пол

и блестящую ручку двери

Теперь ты другая

Радостная

словно после причастья

неожиданно нежная

по-матерински ласковая

Холст закончен чуть свет

Твои волосы тянутся до порога

Сухая роза в дешевом кувшине

Нетронутое вино

Губы шепчут: «Любимая…

Любимый…»

1

Холодный свет люминесцентных ламп

Вой волка безнадежный на вершине

Здесь, у воды

Я познаю себя

Сжигаю страсти на сырой лучине

Здесь, у воды

великолепен вздох

свободных облаков

и медь слепого ветра

исполнена тоски

по миру без оков.

Здесь, у воды

Лишь отблески блаженства

Мой чуткий глаз

свирепый и нагой

Глотает жадно

снег еще не стаял

Июнь смеется

Вечер синевой укрыл меня

Рукою долгой манит

Лед умирает медленно в воде

Крик чаек столь безжалостен

и горек

В венчанье неба и нагой земли

В любимых ласках

скал и злого моря

2

Комната. Белые стены.

В прямоугольном окне

бьется растерянный ветер

весь в голубом серебре

Что я нашел здесь?

Оставил?

Что потерял?

Что сберег?

Комната. Белые стены.

Ангел уснул между строк.

***

Протяни ладони -

Ты узнаешь

У Творца есть тайные места

Там лишь снег, вода

и серый камень

золотят

бездонные глаза

Там лишь одинокие деревья

украшают

лики черных гор

Там услышишь древние преданья

Диких трав

прозрачный разговор

Я повенчан с этими местами

освящен холодною водой

вымыт неизбежными дождями

и измучен страшною тоской

по Великим и Ужасным Тайнам

по любимым лицам

и сердцам

Протяни ладони -

Ты узнаешь

Я продался в рабство

Божьих скал

***

Земля пустынна

Земля огромна

Беспомощный голос ночи

опустошает и манит

шепчет о долгой любви

Земля пустынна

Мы спим на краю вечности,

а она молча ждет нас

кто-то умер

кто-то ушел

кто-то исчез

кто-то остался один

Господи, прости нас…

***

Свей гнездо, гнездышко

высоко в горах,

Милая

Свей гнездо, ласточка,

из сухих ветров

из упрямых волос

и июльских дождей

Свей гнездо, свей

И лети искать милого,

ненаглядного,

Богом данного

На семи холмах,

девяти куполах,

да у древней стены

поищи суженого

поищи милая

сердцем северным

сверху – каменным

внутри – бережным

тайным, огненным

поищи, милая

Как найдешь, ласточка

позови солнышко,

принеси веточку из степи

горькую

и пропой песню

долгую,

золотую песню,

небесную

Как умрет твой милый,

суженый

Как одна ты на свете останешься

и вернешься в далекое гнездышко,

высоко в горах, милая.

***

Свежесть листвы осенней

Яблоко спелое.

Что же мы с тобой сделали,

дитятко наше несмелое?

Уронили тебя в воды бурные,

побросали венки

и молимся

Поплыли лепестки легкие,

обернулись в старинное золото

В свежесть листвы осенней

окунулись

в берега реки превратились

и остались в ладонях мокрых

лишь кресты

да осенние были.

***

Из-под двери моей еще сочится свет

И теплых яблок аромат

уснул в постели

Никто не знает рук своих

никто не знает слов

никто не тронет детской колыбели

Мы у подножия креста -

нагие, молчаливые созданья

и то, что ищем мы

всего лишь тишина

и радость тихая

небесного свиданья

На белых простынях

лишь отпечатки душ

лишь сокровенный взгляд

ночного сладострастья

Вода. Кувшин.

Пронзительная страсть,

испепеляющая сердце в одночасье…

Мы у подножия Безмолвия одни,

Но недозволенная нежность

саднит как нож в разорванной груди

и рассекает Божию безбрежность

Нетронутая, яростная плоть -

без фальши, без утайки,

без иллюзий

столь подлинна и столь зыбка

столь удивительна в сплетении созвучий

двух беспокойных, одиноких тел,

сердец, наполненных хрустальным восхищеньем

День ослепителен. Прозрачна ночь.

Озарена всеочищающим свеченьем

И нагота освящена огнем

двух чистых глаз и двух чудесных рук

Творец невидимо переплавляет страсть

и прерывает колесо извечных мук

***

Холодная роса невинна и проста

Застыла на зеленых пальцах лета

Ты слышишь?

Дождь на цыпочках прошел

и дочь его твоим теплом согрета

***

Дождливым утром я нашел птицу

с перебитым крылом

у крыльца.

Я исцелил ее

дал зерно

дал приют

дал имя.

Мать смирилась

Птицу звали раздумья…

Безмолвны новые ночи:

ни луны

ни ветра

ни нового слова -

все давно уже сказано.

Птица стала моей любимой,

превратилась в икону:

золото и киноварь,

без оклада -

простая икона

И теперь мы сидим в тишине

и молчим, глядя в глаза друг другу

словно жених и невеста

в последнюю ночь перед венчаньем…

Осталось с тех пор лишь одно желанье

(другие исчезли в прошлом)

припасть к груди материнской

припасть губами к самому сердцу

Ухватить то, что не знал я прежде,

но есть ли надежда на ответное чувство?

***

Между вечерней радугой

и солнцем простоволосым

глаза мои непослушные и серебристые слезы

Между востоком и западом

волосы поседевшие

руки мои усталые, худые и оробевшие

Между полетом птицы и небесами священными

дремлет мое одиночество -

ветер нагой и бренный

Между иконами черными и золотыми окладами

сердце мое отсыревшее,

сломанное прикладами

Между дождями и реками

молитвы мои полночные -

кони быстрые, сильные

подковы новые, прочные

Между любовью и злобою

слова мои белоснежные,

умытые легким облаком,

простые, почти безгрешные

Между мужчиной и женщиной

Врата стоят золоченые

слышится голос тихий

слышится просто голос

***

Задохнулись от бессилья

от тоски

от слез

Разучились видеть птиц

Глаз не в силах поднять

в бесконечный простор

Смерть в глазах догорает

и искрам нету числа

Заклинаю вас

Молча прошу

на коленях кровавых

шепчу в глубине

мягкой ночи:

«Опомнитесь!»

Холод песчаный

беззвучный

каменный

отвечает мне

отвечает нестерпимой

густой пустотой.

Задохнулись от горького крика,

клейменые ложью

и ропотом

Уходите медленно

все дальше и дальше

Тревога в ваших следах вздыхает

***

В любом искушенье

великая милость

в горе бездонном – голос Творца

Лесная дорога от храма

в брод, через реку

к дому

сладка и беспечна

Близится жатва -

нивы жаждут серпа.

Женщина -

летняя полночь

Хлеб необычно мягкий

Квасной

Тайна завета Господня

Ледяная вода,

когда губы сухие не в силах

промолвить: «Пить…»

Ты ведь знаешь, что нам

ничего не осталось

только

молиться и плакать ночью

и славить творенье утром,

а после сидеть

в одиноком раздумье,

читать, если можем, книги

или работать

и слушать звуки природы

и помнить всех живых

и ушедших от нас

в края

неземные

Ты ведь знаешь, женщина,

как красивы деревья

и травы сухие

и корни приятны на ощупь

Лианы так необычны

Ты ведь знаешь, женщина,

лучше меня,

что такое мужчина

что такое любить и жалеть

Ты ведь знаешь, правда?

***

Грехи закапывали в землю

Умывались рассветом и псалмами

Канон Троице –

Целебные травы Господни

Я становился податливым ветром,

сборщиком фруктов,

шелковой нитью

цветом трав

учился любить нелюбимых

любить даже тех,

кого не способен любить.

Я видел следы Господни

рядом с босыми ногами

паломниц в белых платках

Я видел руки Господни,

укрывавшие нас от врагов.

Грехи уходили вместе с трудами

вместе с тяжестью бревен

и с каждым ведром навоза,

с каждым замесом молочной извести

с каждым ударом топора

И сердце открывалось шире

Комната становилась все чище

И лики женщин прекрасней

И демоны злее,

Когда песок иорданский

блестел в наших грязных ладонях…

***

Лопнули ветхие четки

в пальцах сухих

и упали в ночное небо -

Вспыхнули новые звезды

Пробуждаются птицы

Скоро рассвет

Тихий голос читает псалмы:

«Милость и суд воспою тебе Господи»

Сладкий запах прелой листвы

Воздух прозрачен

Воздух упруг

«Помяни щедроты твоя, Господи…»

Укрой нас от черных пут

***

Укрой меня,

Мне холодно и сыро

Осенний ливень – на моем плече

В часовне тают свечи

Время стонет

в ладонях ледяных

На полотне

бездарной жизни

странные распевы

забытых дел

Беспечные слова -

плоды гнилые

и седые стены

нас разделили

Пустотой греха.

Укрой меня,

здесь так темно и сыро

здесь сотни лестниц,

лабиринтов, галерей

здесь тишина

как тягостная сила мне давит шею

и дыхание ночей

мне опаляет веки

Серый странник

присел на краешек стола

молчит и ждет

Укрой меня,

ведь скоро станет ясно

кто умер

кто родился

кто прощен

***

В сердце моем – теплая медь

Руки умыты горячим свинцом

Над головою – бесовская плеть

Леший следит за моим ремеслом

В доме – ни звука

Распахнута дверь

Высохло масло в лампаде

Полынь

у изголовья постели

и ночь

ветром закрыла Псалтирь.

***

Бабье лето – золотая нить

из небесного полотна

Кто дарит ее,

чтобы к раздумью склонить

взглянуть на мир

с той стороны зеркального стекла…

Я смотрю из окна

на эту зрелую женщину

мудрую, нежную

с такими ласковыми глазами

и огненным ликом

и не знаю,

есть ли надежда

на новую встречу

Кто еще помнит о нас?

Кто способен утешить нас

как младенцев?

Вернуться в святую купель

В колыбель из осеннего

свежего ветра и листьев,

прикоснуться несмело

к пшеничной груди

бабьего лета,

прошептав: «Сохрани…»

Что еще остается нам?

Слышишь напев

молитвенный и глубокий

слова простые и сильные

Ты – из ребра моего бессмертного,

из рек моих сокровенных,

родников голубых

моих губ

и чистейших желаний

сотворена

Женщина -

пламенная осень

Последняя осень

перед новой войной.

***

Анне Ранцане

Анна спит.

Не стыдись своих слез

Не стыдись преклоненных колен

перед Распятьем

Одиночества не стыдись.

В слове твоем сплетаются

травы жизни и смерти,

рассвет затихает

в яблочных зернах.

Анна спит.

Видит светлые сны

видит старые липы

у дома,

которому молится,

видит руки

словно корни растений -

старого мастера руки,

мнущие глину

Печь,

откуда выходят фигурки

краски

кисти простые…

Анна спит.

А утром

Колодец от инея стонет

замерзший колодец,

присыпанный снегом

Анна, проснись!

Пора за водой

и за болью.

***

Видно кем-то я проклят

(но кем и когда?)

И взгляд мой снега окутали

Корабли дали течь

Паруса

разорваны ветром,

заклинил штурвал

снасти истлели,

запутаны.

Это проклятье лежит на челе,

но не клеймом оно выжжено,

проклятье – мой крест

и в огне

оно седмирицей очищено

Нет, не тавро позорное

не печать колдовская

Боль необычная

странная

Тоска моя неземная.

Ты не ищи меня, милая

в этих словах неумелых,

в них от меня лишь дыхание

в них лишь огонь несмелый…

***

Под рукой,

привыкшей к раздумьям,

белая глина податлива

словно осенняя полночь.

Из глины рождаются соловьи,

люди, звери, деревья

и ставит фигурки в печь

моя нерожденная дочь.

Мать пошла по воду.

Покосился колодец.

Тропинка мокра от росы

Прошу тебя,

войди в дом мой осенний

радость и горе мое раздели

Помолись со мной,

не пугайся слов о смерти

Вот – яблоки

не стесняйся – бери

вот – вино,

выпей со мной

немного

Может быть, чай?

Хочешь – молчи

Хочешь – я помолчу?

Не уходи,

останься сегодня в доме

в доме моем осеннем,

Я двери закрою -

никто не войдет

не потревожит.

Останься.

Утром уйдешь незаметно

Я лишь услышу скрип двери

выйду в сад

и следы увижу

и снова буду мять белую глину.

***

Прости.

Я так измучен миром

Я так устал от сей

невидимой войны,

где поражение – кроваво и жестоко,

где враг – безжалостный анатом чистоты.

А мы все пьем

и мучаемся после,

но не от жажды

и не от вина…

Гляди,

опять приходят кредиторы

клянут нас, грешных

за беспомощность стиха

за слабость духа

за измену словом

за блуд

за непонятную тоску.

Прости.

Мы скоро будем дома,

в каком-нибудь божественном саду…

А может быть,

наш дом угрюм и темен

и путь к нему

давно порос травой

и серый филин плачет у забора

и змей шипит за каменной стеной?

***

Дверь заперта на три ключа -

луны ущербной,

злобы и тоски

не выйти мне из дома до утра,

не получив прощенья за грехи.

Огонь еще мерцает в образах

то плачет,

то смеется

ждет молитв

Душа моя из тонкого стекла

и в ней стрела безумная саднит

***

Чего мне еще ждать?

Только смерти.

Вот она рядом -

всегда черна и спокойна.

Холодного ветра внезапного

Да еще суждено одиночество

(надолго ли?)

Руки его в волосах моих запутались

и на лоб крестом легли

холодные пальцы.

Чего еще ждать?

Искушений

лукавых и грязных?

Но стоит ли?

Вот они

словно деревья в лесу ноябрьском – холодные, голые,

пронзительно долгие.

Не бойся ладоней пустых,

смерть справедлива,

добра,

всегда приходит вовремя.

Ты уснешь незаметно,

а утром

из-под подушки вынешь

зерна мои

и звезды

Удивишься -

они молоком истекают

и кровью.

***

Мать моя – черная птица

с белой звездой во лбу,

серая кобылица

в рыжем от грязи рву

облако грозовое,

Мягкая тишина

нежно крадется к сердцу,

а в голове – дыра.

Тонкою струйкой сочится

зерно из моей головы

Белая голубица

села на наши гробы

Братья мои родные

молятся обо мне

сестры приносят воду

и весть о новой войне…

***

Ребенок мой в камне спрятался,

его я в ладони несу,

а вокруг все молятся идолам,

как лисы рыщут в лесу.

Дни в ноябре тягучие

словно алтайский мед

Люди плачут о хлебе и золоте,

зажимая руками рот.

Оживает в ладони камень,

на пороге – последняя ночь

прижалась щекой к коленям,

но нам ей уже не помочь -

тело ее изорвано

крючьями

топором

руки отрублены нежные

в горле – бронзовый ком.

Ребенок мой в камне спрятался

Камень упал в ручей -

под ногами дорога -

то ли до ада,

то ли до Божьих свечей?

***

Новый день.

Его я не жду прихода,

оставляя свой взгляд

на вчерашнем стекле.

***

Первый снег в ноябре

слишком слаб

Выйди из дома

ветреным утром

еще до восхода,

Простись с запыленным окном на Восток

Всех, кто остался

в теплых постелях

прости…

***

На пересохших губах

вкус сырого белка,

а в этих серых глазах -

желанье древнего греха

и самых злых и глупых псов

давно спустили с цепей

и обезумев от тоски

царь просит жалобно:

«Налей!»

А в каждом кубке у гостей

то ли вино,

а то ли яд.

Князья продали сыновей,

а дочерей спустили в ад

и в самых умных головах

блестят невежество и страх

и жидкой медью и свинцом

залиты уши у зевак,

а царь проснувшись поутру,

не помнит, где его жена

и слуги варят ему суп

из не проросшего зерна.

В хоромах целый день кутеж

иконы выброшены вон

и обменяли всех святых

на гашиш и ямайский ром

Я так устал от этих сцен,

и ветер тронул серебром

сухие губы

и глаза укрыл за золотым стеклом.

***

1

Ступает тяжело босой ступней

по мягкой и горячей глине

словно ведет коней на водопой

в следах кровь остывает

Нежный иней

лег на ресницы

Руки в черноте

прошедших лет

и жутких откровений

хрящей и переломанных

костей

и праха мертвецов

и быстрых теней

В глазах мерцают ужасы войны,

обманов муть,

предательств и ухмылок

хрустящий лед,

забытые псалмы

как плат

на сгорбленных плечах,

от страшных пыток

пять крыльев из шести

завязаны в узлы,

крик

как зерно

рассыпан по равнине,

А за спиной

иконы да кресты

над головою, в небе

все святые

благословляют

молча,

Благодать

открыла очи,

что почти слепы

бредешь

по незасеянным полям

Безмолвья мать,

Мать Немоты.

2

Пришла.

В ладонь горчичное зерно

зажала крепко

черный хлеб в мешке

вина бутыль

да грубые холсты

забрызганные грязью

На песке

следы

смываются водой

речной поток

несет цветы

и сок

сочится из надломленных ветвей

беспечной ивы

завершился срок

великой пустоты

больших огней

И ты пришла

навеки

к алтарю

немая

с блеском в золотых глазах

Позволь,

Тебе кровать я постелю

ты успокоишься на белых

простынях

Луна и солнце

лягут в голове

в ногах свернется

брошенная дочь

и Спас тебя утешит в тишине

и успокоит бешеную кровь

***

Я вижу радость

в каждом нежном звуке

в шуршанье листьев

в тишине ночей

в священном небе

и великом круге

благословенных Богом

долгих дней.

Ни камня не прошу

ни скорпиона

мне хлеб дают,

когда мне нужен хлеб

ни от любви я не ушел

ни от закона

Пока незряч,

но я уже не слеп

И дни мои скупы,

но безграничны

и сотканы из тысячи цветов

и я раздвинул каменные стены

и встал на перепутье трех дорог

***

Хлеб на столе.

Ветер пальцы свои

опустил к моей голове

Шепчу заклинанья дому

От порчи дочь свою прячу

Закрываю глаза ей руками

Разбился кувшин с молоком

Нити луны

в ладони пустые вплетаю

В ожиданье прихода

нового гостя

держу дверь открытой

грею чай

Говорю с темнотой за порогом

тихо

неслышно

забывая пустые обиды

Золотистый лук на окне

Лампада потухла -