Счастливая была

– Мама, что с тобой? Ты какая-то странная.

Надя смутилась и встала с тахты, собираясь выйти из комнаты:

– Я просто радуюсь. Сегодня пойдем в театр, потом украсим дом к новому году… Сделаем самодельные игрушки, повесим гирлянду… А там уже скоро приедет ваш папа…

– Да, скоро, – улыбнулся сын.

Ксюша, позавтракав, лежала на диване с планшетом. Надя подошла к ней, поиграла лёгкими прядями дочкиных волос.

– Доченька, давай, может, порисуем?

– Я по ИЗО всё сделала в школе, – Ксюша перевернулась с живота на спину и потянулась.

– А просто так?

Дочка покачала головой.

– Ну ладно, – не расстроилась Надя. – В четыре часа начнём с тобой одеваться. Локоны накрутим…

Но когда в четыре Надя приблизилась к дочери с плойкой, та скривила круглую мордашку и изрекла такое, от чего у матери ёкнуло сердце:

– А можно я не пойду?

Надя рассерженно кинула плойку на диван:

– Как это «не пойду»! Мы давно договорились. Я тебя одну дома не оставлю! Да о чём ты говоришь!? Там такой красивый спектакль! Это же настоящая сказка! На сцене будут танцевать, рассказывать нам в танце и музыке историю про новый год, про одну девочку…

Ксюша с обречённым видом пожала плечами и показала пальчиком на плойку.

– Ну, можно хотя бы без этих…

– Чёрт с тобой! – психанула Надя. – Садись, заплету косу!

Сашка не захотел надевать белую рубашку категорически:

– Я запачкаю её, и кому будет хуже? У тебя опять же испортится настроение. И вообще я не любитель официоза.

Он уже потянулся к любимой толстовке с изображением Наруто, но Надя, вовремя заметив движение, выхватила из шкафа вешалку с клетчатой серо-чёрной рубахой:

– Тогда хотя бы это!

Ксюша нехотя напялила на себя синие колготки и шерстяное платье с белым воротничком.

– Сделали бы локоны, можно было бы надеть розовое. А так получается – школьный стиль, – сетовала Надя.

Сама она выбрала для себя тёмно-зелёное, малахитового цвета платье, и в тон ему – симпатичное колье с зелёными и синими вставками, которые блестели не хуже, чем какой-нибудь лазурит. В комплекте к яркому колье шли ещё серёжки. Волосы Надя уложила в причёску и её тоже украсила заколкой с камнями.

Когда все приготовления были закончены, Ксюша вдруг сказала:

– Мама, я хочу есть. Есть что поесть?

Надя всплеснула руками:

– Ты же недавно ела пельмени!

– Что-то хочется ещё, – развела руками дочь. – Можно хоть булочку съем, а?

– Иди, ешь, – вздохнула Надя. – Буду вызывать такси…

Машина приехала быстро. Когда они вошли в фойе театра, зрителей ещё было немного.

– Ты зря волновалась, – заметил Сашка. – Видишь, успели. Да и не так много народу пришло смотреть этот твой балет.

Они прошли в зал. Надя купила билеты в партер, но на боковые места и достаточно далеко от сцены: нижние места стоили слишком дорого и, кто знает, не слишком ли громко там играет оркестр?

С минуту Надя молча глядела на парчовый занавес, и ей начало казаться, что цветы и молнии на нём движутся, а из-за кулис начинают доноситься протяжные, еле слышные звуки. Она улыбнулась кому-то неведомому за сценой и закрыла глаза, желая, чтобы из приятной мечтательной полудрёмы её выхватила и унесла музыка.

– Мама, а тут перерыв будет? – тронула мать за подол Ксюша.

Надя только кивнула утвердительно.

Оркестр грянул внезапно, занавес раздвинулся, и на заднике сцены показалась огромная блестящая ёлка с нарисованными серебристыми шарами. Под весёлую мелодию выбежали красиво наряженные пары, стали кружиться вокруг ёлки, потом отходили от неё, словно любуясь.

Ксюша ёрзала в кресле, то наклоняя голову вправо, то вытягивая шею, будто голубь, вперёд.

– Видно плохо, – пожаловалась она.

Сашка встал со своего кресла:

– Меняемся.

Надя заметила, как соседка снизу обернулась к ним и пошевелила губами – видно, проворчала что-то неодобрительное.

Красивые пары тем временем закончили восхищаться ёлкой. Заиграл марш. Потом пары снова начали выстраиваться для танцев.

– Они, что ли, опять будут танцевать? – разочарованно спросила Ксюша.

Надя кивнула, но дочь не отставала:

– Всё танцевать и танцевать? А перерыв будет?

– Будет! Замолчи! Сиди молча! – шикнула Надя.

Ксюша обиженно отвернулась, но затихла.

Наде не было видно лиц артистов, но ей казалось, что все они улыбаются – все эти условные мальчики и девочки, с такой непринуждённостью порхающие по сцене с куклами и сабельками в руках. Она вспомнила, как в детстве с родителями ездила на новый год к деду, и там собралось сразу три или четыре семьи родственников. Дед, конечно, не был похож на кудесника Дроссельмейера, но в своё время тоже подарил праздник ребятишкам. Надя тогда получила на новый год какую-то белую лису из ГДР, её старший брат – металлический грузовик… А сейчас у детей столько хороших игрушек, у которых на лице вместо пуговиц идеально нарисованные глаза, столько машинок, луков, арбалетов – причём не только тех, которые можно подержать в руках, но и виртуальных. Как же нынешние ребята со всем этим богатством должны быть счастливы!

На сцене радостные дети удалились, уступив место степенным, но, кажется, тоже очень довольным жизнью родителям. Под неспешную музыку взрослые пары прохаживались и кружились, навевая на Надю неизъяснимую тоску. Когда они стали раскланиваться и прощаться, она отчего-то почувствовала облегчение.

Сцена опустела, и в этой пустоте, затянувшейся на долгие мгновения, стало исподволь чудиться что-то недоброе. На сцену вышла Мари в красно-белом платье, держащая за руки игрушку-щелкунчика, который начал преображаться из куклы в человека. Не видя её глаз, Надя была уверена, что Мари смотрит на Щелкунчика почти с материнской нежностью и в то же время с чувством восхищённого ожидания, какое бывает у невесты перед свадьбой.

Зло, присутствие которого до сих пор только смутно ощущалось, обрело материальность: будто из-под земли выросли мыши – нестрашные, но оставляющие неприятное чувство своими резкими скачками и выпадами. Сашка наблюдал за битвой мышей и игрушек с явным вниманием, и на сердце у Нади потеплело.

Щелкунчик победил, свет зажёгся.

– Перерыв! – радостно воскликнула Ксюша.

В крайних местах оказалась одна выгода: отсюда можно было быстрее выйти из зала и добраться до буфета.

Надя купила всем по десерту в стакане. Они расположились втроём за круглым столиком, Ксюша принесла маленькие ложечки.

– Ну, как вам спектакль? – с улыбкой спросила Надя.

Ксюша пожала плечами и стала недоверчиво осматривать пластиковый стакан с десертом.

– Примитивно, – изрёк Сашка. – Очень примитивные решения. Девочки все с куклами, мальчики с саблями. Это гендерные стереотипы.

Надя от растерянности даже не сразу сообразила, что сказать.

– А что ты бы хотел?

– Не знаю, – зажевав десерт, ответил сын. – Я подозреваю, искусство балета вообще исключает сложные решения. Тут везде всё просто до банальности. И ещё мужики в колготках… Мерзко.

– Ну, это условность искусства, – снисходительно улыбнулась Надя.

– Вот я бы папу никогда не представил на сцене вместо этого Щелкунчика, – сказал Сашка.

– А поваром представил бы? А строителем?

– Жизнь прижмёт, почему и нет, – пожал плечами Сашка, углубившись в десерт.

– Примитивно… А что не примитивно, аниме твоё? – спросила Надя с лёгким презрением.

Сашка прекратил жевать и сказал очень чётко, тоном, не допускающим возражений:

– Аниме. Не. Примитивно.

– Ясно, ясно, – поспешила примириться Надя и обратилась к дочке. – Ну, а ты что скажешь? Тебе нравится?

– Ага, – довольно сказала Ксюша. – Я вначале засомневалась, а потом оказалось круто!

Надя засияла улыбкой.

– А кто понравился больше всего, какой номер?

Ксюша уставилась на неё, моргнула круглыми голубыми глазами.

– Номер?

Тут только Надя сообразила, что дочь говорит про десерт.

* * *

На сцене сменились декорации: вместо огромной искрящейся тёмно-зелёной ёлки появился дворец. Это сразу вызвало неудовольствие Ксюши.

– Куда ёлочку убрали?

– Щелкунчик победил, они приехали во дворец сладостей, – раздражённо прошептала ей Надя.

Музыка заиграла бравурная, торжественная. Щелкунчика и Мари встречали с большими почестями и устроили для них представление.

– Сейчас будет испанский танец «Шоколад», – шепнула Надя Сашке.

– Почему «Шоколад»? – громко вопросил он. С переднего ряда оглянулась пара человек.

Надя только махнула ему рукой: мол, тихо.

После «Шоколада» представляли арабский танец «Кофе». Музыка здесь не была очень запоминающейся, зато одетые в светло-зелёные полупрозрачные костюмы танцовщицы удивляли чудесами гибкости. Танец длился долго и был весьма похож на цирковой номер.

– Мам, а скоро закончится? – тихонько спросила Ксюша.

Надя посмотрела на неё с искренним недоумением:

– Не очень. Сиди, смотри.

Ксюша вздохнула и отвернулась, уткнувшись носом в мягкое кресло.

Когда очередь дошла до танца «Трепак», Сашка вдруг оживился и стал слегка прихлопывать себя ладонями по коленкам. Но Ксюша уже совершенно не хотела смотреть на сцену и стала ныть об одном:

– Мама, дай телефон.

Надя мотала головой, пытаясь обойтись без слов, но дочь уже не хотела считаться с приличиями и продолжала канючить в голос.

– Да нельзя же! – довольно громко сказала Надя.

На них снова обернулись два или три человека с переднего ряда.

– Нельзя ли потише? – иронически вежливым тоном попросила седая дама.

Надя, опалённая стыдом, собралась извиниться, но Сашка опередил её, сказав:

– Мы сейчас выйдем.

– Куда?.. – недоумевающе спросила мать.

– Всё равно мы всем мешаем, – ответили дети и, быстро выбравшись из кресел, удалились, аккуратно притворив боковую дверь.

Пока на сцене плясали пастушки и мамаша Жигонь с паяцами, Надя ещё надеялась, что дети вернутся, и то и дело поглядывала на дверь. Потом был чудный «Вальс цветов» с нежной весенней мелодией. Белые и розовые фигурки, в мелькании похожие на пену лепестков, закружились, упорхнули со сцены, оставив её на мгновения пустой и немой.

Из темноты появлялись звуки – вначале робкие, потом набирающие силу и уверенность, как тепло весной. Ярким белым цветком на сцене явилась фея Драже, с нею – нарядный принц Оршад. Как влюблённые после долгого расставания, они протягивали друг другу руки и не могли насмотреться один на другого. Их гибкие движения не были похожи на танец – это была просто радость встречи, радость жизни, счастье любви.

Потом фея Драже танцевала одна. Вкрадчивая волшебная музыка пульсировала и звенела, манила обещанием чудес, слегка пугала низкими настороженными звуками. Узнав мелодию, какой-то ребёнок в зале тихо воскликнул:

– «Китикет»!

Надя усмехнулась. На сцене появились счастливые Мари и Щелкунчик, которые были теперь частью манящего сказочного мира. Цветы, снежинки, марципаны приглашали их танцевать с собой. На сцене все радовались.

Отшумел финальный вальс. Всё стихло. Занавес опустили и вновь подняли через несколько долгих секунд. Перед зрителями была Мари, заснувшая в кресле. Она обнимала игрушку-щелкунчика.

Благодарные зрители встали аплодировать артистам. Шелестели платья, плыло по огромному осиянному огнями залу парфюмерное облако. Люди рукоплескали танцорам и оркестру, знакомые переглядывались, обменивались короткими репликами о спектакле, чтобы потом, за пределами театра, возможно, продолжить разговор. А Надя была одна в этой праздничной толпе, и ещё ни разу за два последних месяца её одиночество с такой неумолимой силой не выкручивало душу, оставляя внутри ощущение бесцветной и беззвучной пустоты.

Надя не сразу почувствовала, что плачет. Люди давно стали расходиться. Мари и Щелкунчик продолжали раскланиваться на сцене, и Надя бросила на них прощальный взгляд, полный сожаления от неизбежного расставания. Как во сне она вышла из боковых дверей, не заметив, что её, задумавшуюся, чуть было не толкнул какой-то господин необъятных габаритов.

Она остановилась напротив бронзовой скульптурной композиции, которая изображала двух нарядных кавалеров в жабо и их дам в пышных платьях с фижмами. Это была сцена из восемнадцатого века. Кавалеры и дамы держали друг друга за руки и, как казалось Наде, готовились начать танец.

– Мам, пойдём! – требовательно прокричала Ксюша.

Надя, сделав усилие над собой, отвернулась от скульптуры и медленно пошла по мраморной лестнице.

– Где номерки? – весело спросил Сашка, протягивая ладонь.

Надя услышала его, но отозвалась не сразу. Ей хотелось заставить детей ждать, а, может быть, и нервничать. К гардеробу тем временем волной прилила толпа, и уже поневоле пришлось стоять, пока она рассосётся.

– Ну вот! – разочарованно воскликнул нетерпеливый Сашка.

* * *

У самого выхода им встретилась женщина в круглой меховой шапке, держащая в руках светящиеся разноцветные шары на палке.

– Ша-арички ребятишкам берём, – призывно пропела она.

Ксюша оживилась немедленно:

– Мама, купи!

– Хватит вам, – отрезала Надя. – И так потратилась: сходили в театр на вечерний сеанс, десерт купили с коктейлем, – хватит.

– Да не нужен нам твой театр был! – бросил Сашка. – Пустая трата денег. Это ты решила пойти, а мы не хотели!

– Ма-ам, купи шарик, – заныла Ксюша.

Надя вдохнула морозный воздух – глубоко, чтобы заполнить лёгкие и проветрить голову. Но это не помогло. Слёзы предательски подступали к горлу. Неделю она мечтала о театре, рисовала в красках, как они втроём будут смотреть балет, как, счастливые, вернутся домой в новогоднем настроении. Но какое, к чертям собачьим, настроение, когда собственным детям на неё плевать, и одна хочет только жрать и играть, а другой хамит всем напропалую?!

Надя зарыдала и оттолкнула от себя Ксюшу, которая, похоже, упрямо собиралась предпринять новую попытку выпросить шарик.

– Пошли на фонтаны! – зазывно махнул рукой сестре Сашка.

Надя хотела было остановить их, но передумала: пусть проветрятся, забудут, по крайней мере, про эти дурацкие шарики. Надо же придумать такое – сразу на выходе из театра продавать ерунду, которой и так полно в магазинах. Да ещё по какой цене!

Надя с тоской посмотрела на мраморное здание театра. Сквозь пелену слёз она видела перед глазами счастливую Мари, храброго Щелкунчика, мышиное войско, изящных танцовщиц в воздушных арабских костюмах и чалмах… Она, кажется, перестала даже чувствовать холод, погрузившись в волшебство дивной музыки. Мелодия па-де-де накатывала волна за волной: первые из них были тихие и вкрадчивые, пленяющие лаской, последующие – набирали силу и дерзость, тревожили в сердце такие потаённые струны, о существовании которых Надя забыла долгое время назад.

От очарованного сна её пробудил раскатистое:

– Ма-а-ма!

Вытерев лицо бумажной салфеткой, Надя повернула голову влево – оттуда доносился голос дочери. Она увидела Ксюшу стоящей на мраморном постаменте фонтана.

– Летом везде огоньки горели, а сейчас немного, – с сожалением сказала Ксюша и сделала шаг внутрь чаши фонтана.

Надя испуганно воскликнула:

– Там может быть ток!

В одно мгновение она оказалась рядом с фонтаном. Каблук скользнул по чуть припорошенному снежком мраморному постаменту.

– Ксюша! Слезь!!

Надя вскрикнула от резкой боли. Ногу повело вперёд и влево, равновесие было потеряно, и Надя рухнула вниз, на лёд. В ушах у неё тоненько зазвенело.

– Мам, вставай, – протянул руку Сашка.

Надя сделала порывистое движение, чтобы подняться, но почувствовала, что не может.

– Женщина, вам помочь? – с осторожной вежливостью спросил подошедший мужчина среднего роста, возраста и внешности.

Надя печально посмотрела на него.

– Вызывайте скорую, – убитым голосом сказала она.

Прохожий достал сотовый. Ксюша присела на корточки, подобрав подол модного серебряного пуховика, взяла мать за руку:

– Мам, тебе больно? Потерпи, сейчас дядя доктора вызовет…

Надя только слабо кивнула. Ей не хотелось видеть сейчас детей рядом. В глубине души она вообще надеялась, что всё обойдётся ушибом, и этот неприятный эпизод не испортит капитально воспоминаний о театре.

– Позвони бабе Гале, она тут недалеко, – попросила она Сашку. – Пусть приедет, заберёт вас отсюда. Побудете до завтра у неё, переночуете. Я могу и в школу позвонить, объяснить…

– Нет, мы с тобой! – протянула руки Ксюша.

Надя чуть пошевелила ногой, и от ступни до колена почувствовала тупую боль.

– Домой тогда езжайте.

Прохожий сказал, что скорая уже выехала. Дети топтались в ожидании.

– Домой езжайте, говорю! – крикнула им Надя.

Сашка не стал спорить и только попросил:

– Дай сотку.

* * *

В окне большой комнаты была щель, из которой всегда потихоньку поддувало, а сейчас, в декабрьскую стужу, намёрзла тонкая серебристая полоска льда. У Нади раньше руки не доходили до этого окна, а теперь она радовалась тому, что не успела укрепить раму: от морозного свежего дуновения серебристая полоска росла вширь, и в сумеречном зимнем полумраке становилась похожа на заснеженный лес, над вершинами которого искрились едва заметные белые звёздочки.

Дней через восемь Надя кое-как научилась передвигаться на костылях, но по дому ничего делать не могла: навыка хватило только на то, чтобы кое-как обслуживать себя саму. Раз в два дня приходила помогать с хозяйством жена одного из Андреевых друзей, работавших в юрфирме. Люба подметала пол, покупала в магазине полуфабрикаты и фрукты, пару раз пожарила вкусные котлетки из куриного фарша. Надя много её благодарила и в первые два дня настойчиво предлагала деньги. Та отказывалась:

– Что я, не понимаю, что ли? У самой ребёнок.

Сашка после школы жарил картошку, варил пельмени, делал тосты с паштетом, мыл посуду. Утром он вставал сам, будил сестру, насыпал ей и себе хлопьев с молоком. Ксюша подходила к матери, чтобы та её заплела, а потом под опекой брата доходила до своего класса в школе.

– Саша, сынок, – чуть не плача от умиления, говорила Надя. – Почему ты раньше всего этого не делал?

– Раньше не надо было, – флегматично отзывался сын.

Когда дети уходили на уроки, Надя обычно смотрела что-нибудь на Ютубе или читала. Она немного умела вязать крючком, но с появлением второго ребёнка забросила это занятие, а теперь, найдя интересные ролики в интернете, затеяла вязать ажурные снежинки разных размеров и узоров.

– Красиво, – сказала Ксюша, с удивлением ощупав снежинку. – Повесим их на ёлочку.

Надя с чувством умиротворения глядела на то, как Сашка и Ксюша собирали, а потом украшали ёлку. При собственной беспомощности дети казались ей почти божествами, которые взращивали у неё на глазах мировое древо.

– В этот раз я вам и подарки не смогу купить, придётся папу ждать, – вздохнула Надя.

– Ничего. Это мы тебе купим. Ты что хочешь? – спросил Сашка.

– Ой, да ничего мне не надо…

Сашка посмотрел на неё в упор:

– Мама, говори уже.

Чего она хочет, Надя знала давно, только скрывала даже от себя. Помолчав, она призналась сыну:

– Есть такой инструмент – калимба. Называется по-другому «ручное фортепиано». Но сколько стоит, не знаю…

Надя лукавила: она прекрасно знала, что цена этой дивной игрушки, рождающей музыку Карибских островов, около двух тысяч. Но, когда Сашка одним махом нашёл искомое в интернет-магазине, притворно вздохнула:

– Ой, дорого… Если ещё с доставкой.

– Я съезжу, заберу, – Сашка без колебаний нажал кнопку «Купить по блиц-цене».

– Это же далеко! – испугалась Надя уже искренне. – И где ты, интересно, деньги собрался взять?!

– Я давно видел, куда ты их прячешь, – засмеялся сын.

* * *

Андрей говорил с родными по громкой связи, сказал, что ждать его домой надо двадцать восьмого декабря к утру.

– Ура! Ты ещё посмотришь мой праздник в школе, – обрадовалась Ксюша.

Пока дочь была в садике, Надя ходила на её утренники сама. Ей и в голову бы не пришло просить мужа о такой глупости, как присутствие на детском празднике. Однако сейчас Андрей как-то сразу согласился:

– Конечно, схожу к вам в школу.

Вечером Надя нашла в сети мультфильм «Песнь моря», позвала детей посмотреть его вместе. Сашка отговорился уроками: мол, четверть заканчивается, надо подтянуть математику до четвёрки. Когда мультик уже перевалил за середину, неожиданно пришла Ксюша. На экране земной мальчик Бен уговаривал колдунью-сову Маху спасти его сестру:

– Ты должна помочь ей! Иначе этой ночью умрёт она, и ты, и весь ваш вид!

Ксюша осталась с матерью, одним глазом посматривая на мультик, другим – в детский планшет. Сестра Бена Сирша, в чьих жила текла кровь матери-волшебницы, приподнялась от земли в белых одеждах, начала петь, и мелодия золотой рекой разлилась по небу. Ксюша в удивлении замерла перед экраном ноутбука.

Спев чудесную песню, от которой ожил каменный великан Мак-Лир, Сирша стала приближаться к матери, не касаясь земли.

– На гироскутере как будто едет, – съюморил вдруг оказавшийся в комнате Сашка.

Сирша не стала уходить за матерью, осталась в доме с отцом и братом и сделалась обыкновенным ребёнком. Посмотрев финальные титры, где она купается в море, смеётся и окунает брата лицом в торт, Сашка усмехнулся и вышел на кухню.