скачать книгу бесплатно
Они замолчали – каждый о своем.
Да, война – это страшно… Почему человек, ЧЕЛОВЕК, стал как зверь? Что с ним сделала война?! Как человек позволил ей?.. Почему люди рвут друг друга с воздуха, на земле, в воде? Снаряды и бомбы летят отовсюду. Люди убивают без сожаления: кто больше! Да что друг друга, вон на него, общего любимца человечества, Нестора, – и то стали охотиться.
Хотя нет, не все… Нестор вспомнил свою семью, Ивановых, щербатого водителя, который не бросил их с Туманом умирать на замерзшей трассе…
Нестор икнул:
– Наших в городе много?
– Да всех съели.
– Крысы разбушевались – знаешь?
– Ха! Едва ноги унес, – хрипло мявкнул Тиран.
– Плохо…
– А-а-а-а, ты думал, я сдохну?! – Тиран попытался встать в стойку, но Нестор посмотрел на него с каким-то новым и странным выражением, и это опять остановило старого разбойника. И запах… От рыжего пахло порохом!
– Надо собирать всех, кто остался. Должен был кто-то остаться. – Нестор оглянулся на Тумана: – Пасть закрой – свои. А ты своих найдешь?
– Попробовать надо. – Туман задумался: а кто у него свои? У него всегда своим был человек. Вот с ним и посоветоваться нужно…
Глава 8
Красавица, обезьяны и слониха Бетти
В первые дни блокады от обстрела погибла слониха Бетти, и это сразу стало всеобщей горькой новостью. Тогда пытались вывезти животных, но кольцо сомкнулось, и основная масса друзей человечества и отрада детства так и остались в городе. Вот и сейчас дети готовились к праздничному посещению зоопарка, а зоопарк пришел к ним. По городу бегали беззащитные, перепуганные обезьяны.
И что самое удивительное, голодные горожане ловили этих животных и отдавали обратно в зоопарк.
– Подумать невозможно, – повторяла в сотый раз Матрена, вспоминая прошлогоднюю историю, – соседи рассказали, что тогда всех обезьян поймали и отдали обратно в зоопарк!
– Ну и что, – безразлично отвечала соседка Клава. К ней вчера пришла похоронка.
– Как «ну и что»? Клаша, говорят, французы от голода съели весь зоопарк – а мы все вернули…
– Ну и что…
– А про Красавицу слышала? Так она с девятьсот одиннадцатого года в нашем зоопарке. Две революции пережила.
– Это бегемотиха, что ли? – Клава сдвинула густые казачьи брови и тихо завыла. – Мы с Гришей к ней ходили-и-и-и…
– Перестань, слышь, ну всё! – Матрена вытащила из кармана тулупа замызганную тряпицу, которой подтирала Сашке рот, и провела по глазам соседке. – Тебе еще мальчишек подымать. Вот кончится война, и все вместе пойдем в зоопарк…
– А-а-а-а-а. – На одной ноте вела свой разговор Клавдия.
– Знаешь, Клаш, а ведь Красавицу не вывезли. Слышишь, не успели эвакуировать.
– И что?
– А то. Говорят, с ней тетя Дуня, зоотехник, живет в вольере. Фамилия какая-то: Саша… Маша… Дашина! Представляешь? Она с Невы носит ей сорок ведер воды. Каждый день!
– Сорок ведер? – Глаза Клавдии просохли. – Да ну? И зимой?
– Да вот!
– А зачем?
– Красавица погибнет: говорят, кожа пересохнет и растрескается до крови. Да корма готовит килограмм пятьдесят каждый день.
– Да ну?
– Да то! Это она для бегемота так старается. А мы что с тобой, для детей наших не сможем?
– А-а-а-а-а! У нее же никто не погиб, Мотя-я-я-я!
– У кого сейчас никто не погиб, Клаш, покажи мне его?
– Да-а-а-а!
– Да хватит уже. Слышь, мне билеты на елку дали. Пойдем. И в театр с тобой пойдем. И в зоопарк, когда откроют.
– А откроют?
– А как же. Скоро. Вот увидишь!
Глава 9
Мяукающая дивизия
И вот дожили до весны. Нестор и Тиран с трудом нашли во всем городе двух котов и одну восхитительную кошку. Звали ее Василиса. Бои за Василису чуть не деморализовали всю кошачью группировку. А Василиса… Ох уж эта Василиса!
Банда зачистки работала тихо. По одному подъезду. Выходить на большую битву было нереально: их сожрали бы, не оставив коготка и кисточки от хвоста. В одном из сражений Нестор забрел в совсем убогое жилье: детки, двое – мальчик пяти лет и девочка восьми, – с ними была почти слепая старушка.
Думал кот недолго. Это было недалеко от родного очага – на бывшей Гороховой, как по старинке именовал ее профессор. Туман все понял и отпустил. Так даже было ближе к Тирану. И самое главное, Василиса жила там же, в подвале соседнего дома! А рыжий, ухоженный (по военным меркам очень даже!) кот, с пушистым хвостом (ой, то есть с половинкой) и командирскими замашками, которые он перенял у Иванова, сделали его вне конкуренции трем облезлым женихам. Тиран поскрежетал, поскрежетал зубами, пожаловался Туману – и принял. С трудом, но принял. И угомонил остальных.
Когда рыжий красавец появился в подвале, бабушка Акулина Григорьевна как раз рассказывала деткам сказку про королевича Елисея с пышными золотыми кудрями и зелеными глазами. И тут на авансцену вышел Нестор.
– Елисей! – закричала малышка. И Нестор понял, что заставило его уйти с сытого жилья Матрены. Девочка так была похожа на его Дашку…
Так его и прозвали в этом благословенном и забытом людьми подвале. Бабка совсем не выходила, а «крючки», как звали блокадных детей, ходили сами за водой и хлебом, прячась от людей, чтобы не попасть в приют и не расстаться с бабушкой.
Они бродили по разрушенным домам, собирали вещи и меняли их на отруби и дуранду. Акулина Григорьевна делала из отрубей кашу «Повалиху», от которой всегда хотелось спать. Каша могла быть настоящей радостью, если в нее бабушка добавляла мутную водицу из «земляного» сахара. Но это бывало не часто. Землица, пропитанная сахаром, и впрямь была золотая: за пакет такой земли из-под Бадаевских складов, сожженных немцами еще в начале Блокады, бабушка отдала золотую ложечку, которую долго хранила и все надеялась передать внукам. Смешное слово «дуранда» означало спрессованный жмых семечек подсолнуха после отжима из них масла. Дуранду кусочками клали в рот и рассасывали. Был в ходу также шрот – измельченные семена растений, – которым раньше кормили домашних животных. А еще ели хряпу – верхние зеленые листы капусты, которые были спасительным источником витаминов. Перед Исаакиевским собором разрешили разбить огороды, и люди выращивали капусту. Капуста, конечно, сразу не вырастала, но первым листочкам – «хряпам» – все очень радовались.
Так и жили. Бабуля еще пыталась шутить:
– Ну что, мои крючки, кушать будем? Щи безвырезовские? Или клейку?
Настенька помогала накрывать на стол, а бабушка во время обеда, чтобы ели медленней, рассказывала им сказки.
– Ну что, Дистрофия Шротовна, – обращалась она к внучке, на ощупь размазывая кашу по тарелке, чтобы казалось больше, – опять у нас постный день!
– Хоть бы на мяско посмотреть… – хныкал Митяй. Про мясо он только слышал, но, как оно выглядит, не помнил.
– Ну, Мить, это все живое! Что ходит, то и мясо!
– Елисей наш – мясо?
Нестор попятился к стенке. Приехали!
На Новый год он принес детям конфету – стащил у Матрены. Она шила рукавицы из заячьих шкурок и меняла их на продукты, а перед праздником выменяла на маленький кулечек конфет. Одну Нестор и умыкнул для «своих» детей. А ночами оберегал, чтобы крысы деток не трогали. Но серые твари и сами не заходили, как почувствовали кошачий дух.
В общем, Нестор старался как мог, и вдруг: «Съедим!» Кого? Его?
И тут рыжего осенило: крысы. Конечно же, крысы! Не они нас, а мы их! Охотник я или не охотник? Боец Красной армии или нет?
С того момента в доме ежедневно было мясо. Бабушка тщательно его промывала и долго-долго отваривала. Хотя оно все равно воняло мышами, но дети стали есть бульон и мясную еду. Это не то чтобы клей варить или обои есть… Свеженина.
Ночами наступало самое счастливое время. Нестор-Елисей, ложился вместе с бабушкой и внуками под гору тряпок и одеял между Митькой и Настеной. Так и грелись все вместе. Бабушка тихо рассказывала свои бесконечные сказки про королевича Елисея, говорящий ветер, солнце и луну, про Василису Прекрасную и Царевну-лягушку, про Ивана-царевича и серого волка. Дети тихо засыпали, а Нестор чувствовал себя нужным. На своем месте. А утром он приносил из подвала бабушке то, что они потом ели вместе с детьми.
Но однажды… Однажды рыжий сам попал в мышеловку: крысы поймали его на обычном предрассветном маршруте, загнав в тупик между канализационными трубами. Их было так много, что кот приготовился дать свой последний бой. Он прижался к трубе и, выгнув спину, страшно зашипел. В темноте крысы молча сжимали кольцо. Наконец одна, самая крупная, бросилась вперед. От сильного удара лапой она с визгом отлетела в сторону, но остальные, разинув зубастые пасти, тут же ринулись в бой. Нестор превратился в сущего тигра. Он бросался из стороны в сторону, оставляя вокруг окровавленные тела. А крыс становилось все больше. Они жаждали расправиться с заклятым врагом и не собирались упускать его из своих цепких лап. Вот уже несколько серых тварей повисли на коте. Еще, еще, еще. Они душили, топтали, рвали его на части. И, чувствуя, что погибает, рыжий завопил, но его голос утонул в глуши подвальной сырости. И уже угасающим сознанием Нестор уловил, как эхо, знакомый рык старого разбойника Тирана, и на крысиную стаю сзади обрушился грозно орущий когтистый ураган. Это было так неожиданно и страшно, что стая горохом рассыпалась по подвалу и мгновенно исчезла, оставив груду неподвижных тел. С тех пор на охоту коты ходили только вместе.
А тут оказалось, что в зоопарке родился детеныш обезьяны гамадрила. И ленинградские женщины в роддоме, все вместе, сцеживали понемногу свое молоко и выкормили обезьянку! Роженицы своим молоком – обезьянку! В голодном и холодном городе, где и людям не было места.
– Нет, мы – неубиваемый народ, – подняв обрубок хвоста, вещал Нестор с высокого парапета. За его спиной, укрытые мешками с песком, стояли и слушали рыжего ленинградского кота стражи вечности – сфинксы. Их сила передавалась ему, и сегодня он чувствовал себя потомком этих царственных животных.
Глава 10
Человеческое – это как?
Пришло лето. Нестор перешел на птиц. Ловил их легко, радостно. С одной стороны, с птицами было приятно иметь дело – все же не крысы. И есть их было вкусней, хоть и меньше еды получалось. Что там есть – перья да кости. А с другой стороны, жалко было птиц. Вон, люди спасали гамадрилу, а он тут синичек да воробьев ловит…
Нестор спрыгнул в подвал, – ух ты, а на улице теплее. «Надо бы наверх перебираться, – подумал он. – Столько пустых квартир стоит – что им этот подвал?»
И тут он обратил внимание на странную тишину. Настя стояла перед бабушкой навытяжку.
– И что ты думаешь? – хрипела раздосадованная старуха.
– Я думала, что ты обрадуешься, – лепетала внучка.
– Чему?
– Это ведь карточки на хлеб.
– Чьи?
– Я не знаю. Я нашла….
– А ты понимаешь, что ты жизнь человеческую нашла. И не одну! – гремела старуха помолодевшим вдруг голосом.
– Почему?
– Потому что мы будем жировать, а они с голоду умрут.
Настя стояла и теребила свое поношенное платьице. Бледные ножки из-под него выглядели спичечками. Была бы зрячей старуха, не посмела бы ругать такого дистрофика.
– Иди сейчас же и…
– Отдать продавщице? – Настя сделала движение, которое бабушка уловила.
– Стоять! Никакой продавщице! И ни у кого не спрашивай. Сама увидишь того, кто потерял… Ясно?
Девочка шмыгнула носом и кивнула.
– Теперь иди. И не плачь. Хорошо, что к тебе попало. – Бабка протянула сухенькую руку. – Ты прости меня, что я накричала. Самое трудное, знаешь что?
– Выжить? – с надеждой посмотрела Настя на бабушку.
– Нет, дорогая. Остаться человеком. Иди!
Настя повернулась и быстро поднялась по ступеням. Нестор из любопытства пошел следом. Он, конечно, себе объяснил это иначе: я на подстраховке! Я рядом. Мало ли чего…
Но ему было очень интересно, как это «остаться человеком»? И каким человеком? Тем, который с воздуха в них стреляет и бомбит дома с детьми? Или тем, который заворачивает под бомбежкой памятники? Весь Летний сад спрятали, его сфинксов запеленали в мешки, вокзалы и дворцы маскировочными сетками упаковали, как будто бы все это руины. По черной тарелке все время говорят: «Живы памятники – жив город!» И гамадрилу спасали…
Вот эти люди – люди? А те, которые кошек ловили и съедали, – тоже люди? А детей воровали и тоже… – люди? Ох, как сложно. А что на это сказал бы его профессор? Наверное, надел бы пенсне и произнес гнусавым голосом, поджав губы: «У Платона и Аристотеля по этому поводу нет общего мнения. Да-с… terra incognita».
Так рассуждал Нестор-Елисей, не теряя из виду девочку. Открыто ходить он уже не боялся. Больше голода горожане боялись крыс и с котами раскланивались при встрече, только что шляпы не снимали.
И вот Настена дошла до пункта выдачи хлеба.
– Настенька, – кто-то ее окликнул. – А что ты сюда снова пришла? Забыла что?
– Да нет… Я так…
Она вглядывалась в толпу, ничего странного не замечала: люди как люди…
И вдруг через час, когда она уже разомлела на солнцепеке, появилась заплаканная старушка. Она низко наклонялась к земле и подслеповатыми глазами что-то пыталась высмотреть на редкой травке.
– Бабушка! – Настя подошла к старой женщине совсем близко, чтобы никто не слышал. – А что вы ищете?
– Жизнь, доченька, жизнь…
– Жизнь? Свою? Тут?
– Внучат своих. Трое их у меня. Один совсем плохонький… без карточек не откормлю… – И снова заплакала: молча, только слезы текли по морщинам, как по руслам рек.
– Вы что-то потеряли? – догадалась девочка и произнесла это чуть громче.
