скачать книгу бесплатно
– Подожди, демидовские времена, а ты говоришь, что в саду у тебя…
– А Иван Исаевич был в третьем поколении от того Тавлова, о котором я тебе рассказываю.
– То есть ты от Натальи Демидовой и Ивана Тавлова через семь поколений стоишь?
– Все верно. А рассказал мне об этом мой прадед, Иван Исаевич, который в моём саду похоронен. Вместе с немцем.
– С каким немцем? – Пётр Федорович, с иронической улыбкой воспринимавший рассказ Лёни, посерьёзнел.
– А вот так. Во время войны это было…
– Расскажи.
– А что рассказывать? Ему было 83 года, когда умер. Стали хоронить. И солдатик тогда немецкий помер.
– От чего?
– От ран, наверное. От чего тогда умирали? Вот немцы тогда с моим отцом вместе вырыли могилу и похоронили сразу двоих.
– Вот интересно… Вместе вырыли, почти по-соседски.
– Наша семья в землянке тогда жила. Немцы скоро ушли. Бабушка рассказывала, что один наш солдатик, видимо, туберкулезный был, в госпитале лежал, а после того, как наши отошли – его оставили, так его деревенские и немцы вместе подкармливали.
– Почему? – Валерий с детской непосредственностью хлебал жиденький фазаний бульон и не сводил восторженных глаз с рассказчика.
– Да понятно было – не жилец. Жалели. Он спокойно ходил по деревне в своей советской форме. А когда он умер, то его вон под тем дубом немцы сами схоронили. – Лёня показал на старый развесистый дуб за оградой. – Не бросили, а похоронили. Это было в начале войны. Еще таких зверств не было. Еще что-то человеческое в людях оставалось. Вот бабушка рассказывала, что идут немцы по деревне: «Киндер, киндер! Ком, ком.». И детишек подкармливали. Но это в начале. А потом, мать рассказывала, в Брянске все колодцы были трупами завалены: дети, женщины… Страшное это дело – война. Хотя, когда они только к нам пришли, школы организовали, колхоз работал, госпиталь…
– Немцы организовали?
– Немцы – немцы. Школы были такие, что родителей наказывали, если детей не водили.
– А зачем им это было нужно?
– Им были нужны грамотные рабы. Может, программа какая онемечивания населения была, кто знает…
– А ты рассказывал, что какие-то приятели твои раскопали что-то и взорвались… – вернулся к больной теме Петр.
– Да, это Дроздовы такие были, пять братьев. Под Тютихой, под хутором, до сих пор огромная воронка стоит на месте их дома: они уже взрослыми накопали немецкие противотанковые мины – наши-то были деревянные квадратные, а эти металлические такие. Мы пацанами были, а эти Дроздовы – почти взрослые мужики. Накопали они штук тридцать таких мин, сложили их…
– Погодь, а разница в чем была?
– Да была. Мы делали мины с тротилом, а немцы – с гексогеном, страшное дело в соединении с медью. Взрывателей не было, они все были выкручены. Но само соединение – страшное. Я помню, это был май месяц, я в четвертый класс тогда ходил… – Лёня задумался. – Да, точно. Это был 1965 год. И такой взрыв. Подумать только, шесть с половиной килограммов гексогена в каждой, а их, этих мин было штук тридцать… Рвануло так, что окна во всех домах повылетали, а их-то, конечно, и не нашли никого.
– И вас, мальчишек, это не остановило?
– Да какое там. Мальчишек разве чем остановишь? Мы по болотам, по гатям болотным топали, на Аникинском болоте танк нашли. Как сами-то не утонули… Коровы, вон, все время тонули там.
– Так, чай, вы не коровы.
– Остряк. Помню, люк мы открыли, а там скелет – в истлевшем комбинезоне, пилотка набекрень и пистолет торчит. Мы такого деру дали. Это вечером было, а утром прибежали – кости разбросаны, пистолета нет. Кто-то из наших, видно, проболтался, и взрослые нас опередили. Вот такое опасное детство у нас было, Федорыч. – Лёня тепло потрепал Петра по плечу. – Не переживай, я отговорю парней или больше водить их не буду. Это я тебе как Демидов говорю.
– Вот и спасибо тебе за это. Пора ехать. – Пётр встал из-за стола. Дома, в Москве, его ждал сын.
– И не бойся ты так. – сказал на прощание Лёня. – Вся русская послевоенная деревня была вооружена.
«Только куда подевались эти находки?», – подумалось Петру.
Глава 8. Зигзаг судьбы
Ваня так вошел в раж со своими раскопками, что чуть было не завалил зачетную сессию, явившись на следующий день после общей сдачи. Благо, препод, Семен Семенович Ростиков, давно его знал и замял ситуацию. Это он двумя годами раньше помог Ване с поездкой в Мюнхенский университет и нашёл ему подработку, чтоб поездка эта всё-таки состоялась… Это он утвердил ему дипломную тему. И только Иван отдышался, подтянул «хвосты» и сдал зачеты, как вдруг…
Выбегая из института под проливным дождем, он увидел перед собой огромный алый зонт. Он был такой глубокий, абсолютно семейный, в белый, желтый и черный горошек, и почти по пояс закрывал двоих. Такой грибок на четырех ножках. Из-под шляпки торчали и смешно передвигались желтые ботинки и черные ботфорты. Иван засмеялся и понял, как давно не видел Майку. Недели две назад она приглашала его в кино – он отказался, был «копательный день». Копали одни – дядя Лёня наотрез отказался их сопровождать. А на прошлой неделе Майка звала в театр: по эскизам ее отца построили декорации к спектаклю. И опять у Ивана не получилось, нужно было срочно сдавать «хвосты». Девочка тогда здорово обиделась. И трубку на следующий день не взяла, и в универе он не мог ее поймать. Даже в столовой ее не было. Иван достал телефон и снова набрал номер. Пора было мириться, тем более что с раскопками, скорее всего, до весны было покончено – пора было налаживать мирную жизнь. Зарядили дожди, дядя Лёня их кинул, да и в последний раз копали часов шесть, а повытаскивали не пойми что: старую мусорную бочку, жестяные банки, алюминиевый котелок, расстрелянный охотниками так, что его вывернуло наизнанку. Как же тогда разозлился мокрый и грязный Иван…
– Всё! Достала меня эта долбаная работа. – высказал он Глебу. – Что мы за два месяца нарыли? Два котелка: один для моряков, другой для дураков! Горстку ржавых патронов.
– И мину. Забыл?
– На которой чуть не взлетели, хорошо, что дядя Лёня был рядом. Где бы мы с тобой сейчас были?
Глеб не на шутку растерялся: его коммерческое предприятие трещало по швам.
– Вань, подожди. А штык мы нашли. Это ж какой трофей.
– Ну и что штык? Истлевший привет с восемьсот двенадцатого года.
– Вань, так ты историк или нет? – Глеб ухватился за новую идею. – Это я – коммерсант поганый, а ты – настоящий ученый. У тебя совсем другое сознание. Историческое. Ты тут не просто деньгу копаешь, ты… Ты нашел стык двух эпох!
Они шли с металлоискателем наперевес под проливным дождем по краю лесного оврага. Вдруг в небе сверкнула такая молния, что Глеб от неожиданности шарахнулся, поскользнулся и полетел в овраг, заполненный болотной жижей. Ванька скатился с лопатами вслед за ним.
– Живой?
– Живой. Как в машину-то теперь сядем? – Глеб осмотрел себя, облепленного жидкой грязью. Потом перевел взгляд на такого же лепного Ивана, сидевшего в луже. – Красавец!
Иван невесело рассмеялся: они были в глубоком, раскисшем от дождей овраге правильной округлой формы. А дождь всё усиливался.
Отдышавшись, Ваня с силой воткнул лопату в грязь.
– Шагай давай!
Он стал копать ступени восхождения, опираясь на лопату. Глеб последовал его примеру. И вдруг – звяк. Еще шаг – дзинь.
– Вань. Тут что-то есть.
– Да иди ты!
– Я тебе говорю, тут что-то… – Глеб снял с плеча металлоискатель. – Посмотрим.
Прибор тут же издал характерный писк.
– Я говорю тебе, тут что-то…
В этот момент блеснула такая молния, что ребята увидели всё, как днем: глубокая воронка, окруженная густым лесом, и они, словно на дне вулканического кратера. С треском лопнуло небо. Иван отбросил свою лопату и вырвал из рук Глеба металлоискатель.
– Ты чего?
– Убьёт!
И действительно, ливень, молнии… И они по колено в этой жиже, да еще с железом в руках. Неровён час…
– Выбираться надо.
Ребята стояли без движения.
Молния еще раз чиркнула небо, и тут Ваньку осенило:
– Это же не овраг. Это воронка. Военная, от бомбы!
– Ну? А я тебе о чем…
– Это же… Тут же…
– Тут все может быть, братишка! Пошли?
– Поехали!
И Ваня, презрев опасность, как с горки, съехал по скользкому склону вниз, в самую грязь.
Тут, на самом дне воронки, прибор заверещал, как ненормальный. Ребята переглянулись и, забыв обо всём, бросились копать. Яму заливал дождь, глина тяжелела с каждым взмахом лопаты, и все же через полчаса сумасшедших усилий они вытянули из-под земли тяжелый обломок металла непонятной формы, сантиметра два в толщину и около полуметра по диагонали.
– И что это? – Глеб подошёл поближе.
Иван старался очистить поверхность от грязи.
– Кто его знает. Отмыть надо. Какая-то хрень.
– Может ещё пороем, а? – Глеб просительно уставился на Ваню.
– Ну уж нет, достаточно с меня грязевых ванн.
– Такую воронку мы с тобой надыбали!
– Она никуда не денется, А долбанет молнией, так и воронка не нужна будет.
Ваня запихнул, как мог, грязный кусок железа к себе в рюкзак, и, опираясь на лопату, стал подниматься наверх.
– На карту сейчас занесем… эту твою воронку… дома рассмотрим… эту твою железку… Тогда будет понятно… – Он вылез наверх и обернулся. – Эка силища!
– Что?
– Воронка! – Прокричал Иван сквозь шум ливня.
– Вот Ванька, вот ученый! Вот что мы нашли! – Радостно отозвался Глеб и полез вслед за Иваном. У него появилась надежда, что это – не последний их поход.
Но поход оказался последним: зарядили непрерывные дожди. Одно утешение: их находкой заинтересовались у Ивана на кафедре. Когда ее хорошенько почистили, «железка» оказалась куском лафета, разбитого ядром, судя по всему, от французской пушки времен войны 1812 года.
– Это не мое время, – разочарованно сказал Иван. – Мое – это немцы, а это…
– Но ты ведь мне поможешь?
Настойчивости Глеба не было предела. Иван молчал.
– Весной, – наконец-то произнес он. На том и расстались. Иван не сомневался, что до весны Глеб ему даже не позвонит.
И вот теперь совершенно свободный от раскопок, но несколько температурный Иван шагал с последнего зачета. Опять шел дождь, но под зонтом он ему не мешал. В смысле Иван не мешал идти дождю, и дождь отвечал ему взаимностью. Иван легко, даже в какой-то эйфории шлепал по лужам. «Хвосты» были закрыты, до сессии допущен, мирная жизнь налаживалась. Пора было подумать о себе, то есть о ней. Легкая лихорадка температуры делала все нереальным. Впереди зонт – грибок на четырех ножках бежал вприпрыжку по лужам. Смешно: большой летний зонт, алый и в горошек, а под ним – четыре ноги. Он набирал Майкин номер, напевая любимую песню деда: «Первым делом, первым делом самолеты, ну а девушки… А девушки потом!».
Майка не отвечала. Иван решил приехать к ней домой и там ждать. В крайнем случае, может, ее мама дома, не оставит же она его мокрого и больного на улице. Ваня еще раз набрал номер. Удача!
– Алло?
– Майка! Ты где?
– Какая разница? Ты освободился от своих бравых мужских дел?
– До весны.
– А кто Вам сказал, Иван Петрович, что я соревнуюсь с дождями за право обладания Вами?
– Май, ты это чего?
– А кто Вам сказал, Иван Петрович, что я – демисезонная девушка?
– Май, ну…
Вдруг грибок остановился, зонт тут же скукожился и… Ваня узнал: Майка! И… Глеб? Это температура, не иначе.
– Глеб?
– Ваня, привет! Вот уж не думал.
– Да и я не думал… вас вместе…
– Да тут человечка пришлось встретить. Знакомься…
– Неожиданно, правда? – Мая, сузив глаза и задрав нос, с вызовом посмотрела на Ваню.
Глеб переводил взгляд с растерянного Ивана на огненную Майку.
– Что это? – Ваня, как в тумане, видел странное несоответствие этих лиц: бледного, поросшего рыжей щетиной – его, и нежного, разрумяненного гневом, и от того еще более красивого – её.
