скачать книгу бесплатно
– Это прекрасно; в незнакомку, значит?
– Да, это так…
– И где ж ты, мой друг, ее увидел?
– Сегодня в лесу. Она ехала верхом. А с ней еще какой-то господин.
– О, молодые, горячие, полные жизни годы! – заметил старый князь, присутствующий при разговоре. – Когда ж не влюбляться как сейчас. В твои годы и меня тревожили грезы. Сколько раз бывал пылко влюблен – и не сосчитаю.
– Полно тебе, Павел Григорьевич, нашего друга подбивать на увлеченности, ему еще поступать в университет, – заметила княгиня. – Вот о чем у него голова должна болеть.
– Ах, Прасковья Сергеевна, разве мы думаем в его летах о том, что надо? Мы думаем о том, что нам хочется, о пленяющих нас грезах, что волнуют и тревожат нашу молодую душу…
– Оставь, оставь эти разговоры, мой друг, не отвлекай Николеньку от его предназначения, – строгим голосом сказала княгиня.
– По правде сказать, тетушка, я и сам пока еще не знаю своего предназначения, – признался Николай.
– Так узнаешь, мой друг, если о серьезном думать будешь, а не о пустяках, – назидательным тоном проговорила его тетушка.
– Да какие же это пустяки? – возразил старый князь.
– Прекрати немедленно эти разговоры! – сердитым голосом проговорила княгиня. – Нам не о том надо его наставлять.
– Кто ж в его годы слушает наставления стариков! – махнул рукой ее супруг. – Касательно меня так я никогда никаких наставлений не слушал.
– Ну и что из того? Что хорошего получилось? – недовольно произнесла княгиня.
– А что плохого? – пожал плечами князь. – Женился на тебе, трех детей воспитал и в люди вывел, в достатке живу. Что уж тут плохого получилось, позволь спросить. Ладно, не стану попусту пререкаться, пойду-ка лучше отдыхать, – сказал князь и пошел к себе.
– Не особенно его слушай, – посоветовала тетушка, обращаясь к Николаю. – Он всегда был слишком волен.
– Как это, тетушка? – полюбопытствовал тот.
– Да так… – уклонилась хозяйка дома от его вопроса.
– Все же поясните мне про вольность Павла Григорьевича, – продолжил настаивать Николай.
– Думаю, что рано тебе про это знать, – твердо проговорила княгиня.
– Почему же рано, мне уже восемнадцать, я гимназию с золотой медалью закончил, – с некоторой досадой в голосе произнес Николай.
– И хвалю за это, – отозвалась его тетушка. – И горжусь тобой, милый друг. А про вольности Павла Григорьевича… не хочу об этом говорить. Станешь повзрослее – сам всё узнаешь. А в твои года еще рано голову этим забивать. Ну, хватит о праздном, пора и на отдых. Что-то я устала к вечеру, – княгиня поднялась, поцеловала Николая в голову, перекрестила и пошла в дом.
Он остался один. Последняя часть разговора с тетушкой и особенно ее упоминание вольности ее супруга произвели в нем какое-то неопределенное волнение и даже любопытство.
Он поднялся и, услышав в глубине дома голос старого лакея Поликарпа, нашел его и поинтересовался:
– Скажи, любезный, а что в ваших краях говорят про Павла Григорьевича?
– О чем это вы, барин? – не понял его вопроса лакей.
– Я про то, что вольного делал дядюшка в молодые годы. Ты ведь давно тут служишь, а потому смею предположить, многое знаешь про это.
– Не пойму о чем вы, ваше сиятельство, – произнес лакей и едва заметно смутился.
По тому, как тот смутился, Николай понял, что ему есть что спросить у старого лакея.
– Сам знаешь о чем, – проговорил Николай настойчивым голосом. – Рассказывай что и как.
– Не могу знать, – увильнул от его просьбы лакей. – Простите, барин, мне еще за уборкой и мытьем посуды надо проследить, – он вежливо поклонился молодому графу и удалился.
– Фу ты черт! – недовольно произнес Николай. – Ускользнул, хитрец. Впрочем, надо бы у женской части прислуги спросить – женщины всегда про подобные дела разговорчивее.
Найдя в дальней половине дома немолодую служанку, он, вынув из кармана рубль, положил его перед ней и спросил:
– Если расскажешь все про своего барина, еще один такой получишь.
– Да про что вы спрашиваете, ваше сиятельство, ума не приложу, – проговорила та, не отрывая взгляда от лежащего на столе рубля.
– Сама знаешь про что, – Николай вынул еще один рубль и положил его рядом с первым. – Ну, говори. Если не скажешь, деньги у меня останутся.
– Уж не знаю, про что и говорить-то! – сказала служанка, все также глядя на то место на столе, где лежали деньги.
– Про то, что все тут знают, но мне не говорят. Обещаю, что никому, а тем паче хозяевам твоим, ничего не расскажу.
– Да тут такое дело… – служанка запнулась.
– Какое такое дело?
– Да что уж тут скрывать-то – старый барин в молодые лета очень был охочь до нашей, стало быть, сестры.
– Продолжай.
– А что тут продолжать-то? В наших-то деревнях, почитай, премного людишек от него произвелось. Вот какие дела. Впрочем, плохого никто про нашего хозяина не скажет. Насильничать не насильничал. Этого никогда про него не говорили. Но девок молодых, бывало, приглашал к себе в опочивальню. Про это многие из старых слуг ведают. Или где в лесу или там в другом месте… в общем, детишек, поговаривают, много от него народилось по округе. Нынче оне почти все взрослые. Но он хороший барин, никого не забывал, всегда о них справлялся и помогал. Никого не обидел. Хороший барин, все его тут любят.
– Вот оно как… – задумчиво произнес Николай.
– Да неужто это большой грех-то? – заметила старая служанка. – Возьмите, к примеру, меня. Жених-то мой меня после барина узнал. Вот так-то. Раньше так принято было. Барин – первый, а жених уже опосля. Привыкшие мы. Так издревле заведено, чего уж тут роптать. Одно вам скажу, ваше сиятельство, мой-то прежний барин после всего и не спрашивал что я и как. Словно и не было ничего. И про других тоже самое. А нынешний-то барин, Павел Григорьевич, ему не чета – славный, добрый, заботливый… Не в пример прежнему. Очень мы все нашими хозяевами довольны. Молим Бога, чтобы все оставалось как есть и чтоб подольше они прожили. Как на духу говорю.
Николай вынул еще один рубль, положил его рядом с прежними и сказал:
– Это твое. Но не болтай никому о нашем разговоре.
– Разве я глупая совсем, – заверила его служанка. – Я против себя не враг.
Он повернулся и пошел к себе. «Что ж, – думалось ему по дороге. – Так было в старое время заведено. Да и отменить прошлое никто не может. Что было, то было и быльем поросло».
* * *
Утром следующего дня, старый князь, подойдя к Николаю, предложил:
– Не составишь ли мне компанию в прогулке? Я решил проехаться верхом.
– С удовольствием, – согласился молодой гость.
Князь и Николай направились к конюшне, у которой встретили деревенского мальчишку лет семи.
– Поди, найди Фрола-конюха, – велел мальчишке князь. – И скажи ему, чтобы запряг Жужу и Нереста. Знаешь, где Фрол-конюх?
– Знаю, барин, – отвечал мальчик.
– И где же?
– Во хлигеле, – чай, поди, во хлигеле пьет.
– Вот тебе и русский язык! – усмехнулся князь. – Чай пьет или чай, пьет горькую – не разберешь их. Ну, так ступай и позови его сюда, – велел он мальчику.
Мальчик убежал.
Мимо них прошла беременная баба, остановилась и низко им поклонилась.
– Вот прошу видеть пример русской безалаберности, – усмехнулся князь. – Насколько я помню эту бабу – она без перерыва на сносях. Это зачем же столько?! – обратился он к бабе.
– Об чем ты спрашиваешь, батюшка Павел Григорьевич? – несколько недоуменным голосом отозвалась та. – Чегой-то я не пойму вас по своей глупости.
– Зачем столько… детей нарожала? – пояснил князь.
– Да ведь как же без этого-то?
– И скольких родила?
– Уж десятый в животе-то барахтается.
– Ну вот, и что ж тут хорошего?
– Так ведь замужем я, ваше сиятельство… – пояснила баба.
– Ну и что же, что замужем?! Вот я тоже женат, а детей всего трое. Что ж из того, что ты замужем?
– Ваше дело иное, барское… – заметила баба.
– Отчего же наше дело иное?
– Да то и дело, что иное… вы баре, знамо дело…
– Ах, бестолковый народ, не пойму я тебя что-то! – несколько раздосадовано воскликнул князь. – Толком разъясни – в чем тут разница-то!
– Дак разница велика… вы – баре, от того и живете в таких-то широких хоромах… просторно вам… разойдетесь и не встретитесь…
– Ну, так и что? – не понял рассуждения бабы князь.
– А у нас все другим макаром – избы, известное дело, тесные, как тут не встретиться…
– Что ж, обязательно брюхатеть от встречь-то этих?
– Так уж выходит… что ж поделать, когда у нас одно это и есть весельство…
– Все равно не пойму, зачем так плодиться!
– Да так, приключается. У нас ведь как говорят: «Слава Богу, не без доли: хлеба нету, так дети есть».
– Ах, ну что с ней поделаешь! – махнул на бабу князь. – Тоже ведь своя философия на все. Ну тебя, ступай с богом!
Баба поклонилась опять и ушла.
– Вот видишь – какого ума русские-то мужики да бабы, – заметил князь. – Рассудительности не более, чем у скота, прости господи!
– Однако есть множество путей помочь этому народу стать лучше, – сказал Николай. – На этот счет у меня есть свои мысли.
– О, расскажи мне, это было бы преинтересно.
– По моему мнению следует нам, людям просвещенным и с достатком, потрудиться на благо вот таких простых темных людей, как эта… что встретилась нам.
– И каким же образом? Поместья свои им раздать, а самим в избы переселиться?
– Нет, зачем же. Для улучшения их положения вполне достаточна целенаправленная деятельность для пробуждения дремлющих в этом темном народе сил…
– Тоже темных…
– Не понял вас, Павел Григорьевич.
– Если народ наш темен, то и пробудить в нем можно только силы темные, – заметил князь.
– Зачем же видеть людей в таком черном цвете, и без того в жизни много горького, а что ж будет, если никто никому не станет верить и никого не будет любить?
– Любить-то как раз и надо, но не всех и не всякого. Особливо я бы поостерегся любить низкий люд, это ему не на пользу, – убежденно проговорил князь. – Да и не понимает наш народ любви-то к себе, за дураков почитает добрых-то бар.
– Жестокосердие приводит к жестокосердию – в этом я убежден, – сказал Николай. – А потому твердо намерен держаться того мнения, что только прекрасные и полезные истины сделают сердца людские лучше.
– А я тебе скажу, что прекрасные и полезные истины, исходящие из уст господ радетелей народного блага, представляют для деревни лишь простое сотрясение воздуха, – проговорил с некоторым раздражением князь.
Во время их разговора к ним подвели двух оседланных лошадей. Николай и старый граф сели на них, при этом одинаково ловко. По тому, как быстро Павел Григорьевич оказался в седле, никак нельзя было сказать, что ему уже немало лет.
Они отправились кататься верхом. Во время их прогулки Николай все-таки не удержался и спросил:
– Дядюшка, а поговаривают, что у вас тут в деревнях есть свои дети? Это правда?
– Есть некоторое количество, – признался князь. – Однако не вижу в том ничего постыдного. Право первой ночи – с древних времен во многих местах бралось за правило. И у нас не исключение. Однако вот что тебе скажу – я этим никогда не злоупотреблял. И насильничать себе не позволял. Однажды даже такой у меня случай был. Девица одна гуляла с разными парнями, а как замуж собралась идти – так кинулась ко мне в ноги. Мол, помоги, барин, возьми меня перед венчанием к себе хоть на ночь. А то что я своему мужу скажу, когда он про мою прежнюю жизнь прознает. Вот так-то. И, кстати говоря, у нас с ней и не было ничего. Переночевала на моей половине в соседней комнате и пошла себе под венец. Так чего ж тут недостойного с моей стороны? Ровным счетом ничего.
