Обратная сторона долга

– А, проснулись уже, вертихвостки мои, – тяжело дыша она стала снимать старую стеганую фуфайку. – Сейчас молочка спарю вам и пойду к Марфе, захворала уж больно она, второй день не встает. Побуду у нее пока. Не дай бог помрет еще, помочь то некому ей. А так глядишь и выхожу ее. Вы тут справитесь без меня?

– Да, конечно справимся, мамочка! – Анька подскочила и крепко обняла свою пожилую мать.

У меня на глаза навернулись слезы. Я так скучала по своей маме! Еще хоть разок, последний разок обнять бы ее и прижать к сердцу, вдохнуть ее такой родной запах, сказать ей, как сильно я ее люблю. Попросить прощения за все обиды, какие я по своей глупости нанесла ей. «Мама! Моя милая и дорогая мама! Ну почему ты так рано меня оставила? Ничего, я устрою этим скотам фашистским! – подумала я. – Я все сделаю, чтоб отомстить за своих родных, которые той злополучной ночью погибли при бомбардировке нашего поселка!»

Встав с постели и накинув на плечи пальто я вышла на крыльцо. Мне срочно нужно было вдохнуть морозного свежего воздуха, иначе я завыла бы, как белуга. И только зимний воздух наполнил мои легкие, как мне стало свободнее дышать! Почему-то пришло понимание того, что мне нетрудно смириться со своим заданием, до сегодняшнего утра, как мне казалось, камнем лежащего на моих плечах. Нет, я справлюсь! Справлюсь ради тысяч тех детей, у которых еще живы их матери. Справлюсь ради тысяч тех детей, которые уже их потеряли в этой кровавой войне. И когда-то, когда закончится эта проклятая война, какая-нибудь смешная девчушка с веснушками на щеках обнимет свою маму, а я буду знать, что это и благодаря мне тоже! Что я, так рано потерявшая своих родителей, не осталась в стороне, а внесла вклад в победу над черной смертью, пахнущей порохом и дымом. Посмотрев на восходящее солнце я поняла, что именно сегодня родилась новая девушка Катя и нет ей более пути назад.

Спустя мгновение на порог вышла Мария Дмитриевна и, с испугом схватив меня за плечи, втолкнула в дом, пробурчав при этом: «Ишь ты, на морозе стоит! Заболеть поди еще не хватало». А я повернулась и прижалась губами к ее морщинистой старенькой щеке, пахнущей мятой и вереском, и тихим шепотом сказала «спасибо», мысленно обращаясь к своей маме. Как будто эти слова были сказаны для нее, словно через эту старенькую женщину она меня слышала, слышала и прощала за все. Потом так же быстро я прошла в комнату и закрыла с улыбкой дверь за Марией Дмитриевной.

Анька сидела за столом и с аппетитом уплетала пирожок, запивая его горячим молоком. Посмотрев на меня, она перестала жевать.

– Чего случилось? – спросила она озабоченно.

– Ничего, все просто отлично.

– Да ты какая-то странная.

– Нет, правда, все хорошо, думаю о вечере сегодняшнем, что сыграть то мне сегодня.

– Аааа, – протянула она, подозрительно на меня косясь, затем добавила серьезно, – похоронный марш сыграй.

Мы переглянулись и залились громким хохотом.

– Ладно, а теперь серьезно. Кать, по поводу вчерашнего твоего лязганья зубами в сторону фон Вольфа.

– Аня, все теперь будет по-другому, не переживай. Я справлюсь.

– Я тебя очень прошу, не дерзи Габриелю. От того, насколько у нас налажены отношения в театре с приходящими немцами, зависит многое. Ты же понимаешь? Фон Вольф занимает второе место по статусу после Алекса, но если Алекс человек чести, то фон Вольф полная противоположность ему. Это черт, Кать! Понимаешь? Черт!

– Второе место говоришь, – я задумчиво погладила лоб.

– Да. Я с ним в хороших отношениях, поскольку мне покровительствует Фридрих, а они с Габриелем дружат. Поэтому в твоих интересах скорее найти подход к Алексу, кабы не бежать потом от этого волка, черт бы его побрал. А теперь давай собираться, нужно еще подогнать костюм, украсить зал, дел невпроворот.

Через полчаса за нами заехал Сашка.

– Ну чего, Анюта, готова крутить пупом перед фрицем? – розовощекий парень улыбался во весь рот.

– Да ну тебя, – Анька запустила снежком в смеющегося парня и надула губы.

– Ладно тебе, не дуйся, – крутя руль машины он посмотрел на меня. – Она просто наше спасение, на самом деле. Она такую информацию порой вытягивает из этих самовлюбленных фрицев, я просто диву даюсь, как у нее это получается. Не девка, а клад!

– Да я уже это поняла, – улыбнулась я в ответ.

Машина подъехала к театру и мы, собрав пожитки, зашли внутрь. Анька принялась подгонять костюм под свою фигуру. Я же села разучивать никак не поддающийся кусок из произведения Вагнера. Вокруг все суетились. Официантки бегали и расставляли столы полукругом. По задумке во время танца именинник должен был сидеть в центре на стуле, украшенном по типу трона, а восточная красавица в лице Ани исполнять перед ним свой танец.

За час до того, как гости начали собираться, приехал Фридрих и подошел к Ане. Они начали живо о чем-то спорить. Аня отчаянно жестикулировала, хватала немца за руки и, как мне показалось, была в отчаянии. До меня долетали обрывки фраз, услышав которые я поняла, что речь шла обо мне. Решив не теряться в догадках, я подошла к этой дискутирующей парочке:

– В чем дело? – спросила я.

– Майор фон Вольф… – начал было говорить Фридрих, но Анька его перебила.

– Она не сможет, Фридрих, просто не сможет….

– Аня, это ее работа, если она не может выполнять эту работу, пускай найдет себе другую. Это развлекательное заведение, а не пристанище для чопорных монахинь!

Я стояла и совершенно не понимая, что происходит, прикрикнула на них:

– Давайте я сама буду решать, что я смогу, а чего нет!

Фридрих оторопел.

– Чего соизволил хотеть господин офицер? – я с грозно приподнятой кверху бровью смотрела на Аньку.

– Понимаешь, Габриель хочет, чтоб это…, – она сделала паузу. – Ты танцевала вместо меня. Но я говорю, что ты не умеешь, у тебя не получится, ты сильна только в классике, – быстро тараторила Анька.

«Вот тварь», – мысленно подумала я. А вслух добавила спокойным тоном, обращаясь к Фридриху, скривив губы в презрительной улыбке.:

– Передайте господину майору, что я буду танцевать.

– Вот и прекрасно, – сказал Фридрих, потрепав меня по щеке. – А то не будет, не может, – передразнил он Аньку и спешно вышел из зала.

Мы же удалились в гримерную, поскольку времени оставалось совсем мало.

– Кать, ты прости, что так получилось.

– Да твоя-то какая вина? – снимая с себя всю одежду сказала я. – Тащи сюда свой чудо-костюм.

Анька быстро подала мне сверток с одеждой из тончайшей прозрачной ткани, надев который я поняла, что стою практически голая, за исключением расшитого бисером широкого пояса, который едва прикрывал мое нижнее белье, и точно такого же сверкающего лифа, едва закрывающего мою грудь. Повернувшись к зеркалу, я оторопела. На меня смотрела Шахерезада из сказок тысячи и одной ночи, которые мне читала еще совсем маленькой мама. Анька распустила мои длинные волосы, которые тяжелым покрывалом упали до самого пояса, на руки и ноги надела покрытые камнями браслеты. Найдя в шкафу прозрачный платок я соорудила подобие вуали на лицо и повернулась к Ане. Та стояла и чуть не рыдала, а я чтоб хоть как-то разрядить обстановку сказала:

– Ну чего, готова я пупком крутить перед фрицами?

– О да, готова, –расхохоталась она хлюпая носом.

– Не переживай, я справлюсь, – обняв за плечи подругу прошептала я.

– Да я знаю, что справишься. Просто я ведь понимаю, зачем он это делает. Он унизить тебя хочет после вчерашнего. Он же видит, какая ты, как серьезно ко всему относишься. Он любит ставить людей на место. Ублюдок.

Я посмотрела Ане в глаза:

– Той девочки больше нет. Хочет танец, будет ему танец. Такова моя роль. Ты не забывай, мне нужно наладить контакт с кем-то из них, – вздернув гордо голову, я поправила лиф на своей груди и вспомнила слова Аиды Львовны: «Играй, девочка, играй».

В этот момент в гримерку вошел Фридрих, проверить точно ли мы выполняем указание. Зашел и застыл на месте от представшего его взору моего превращения. Я же подошла к нему вплотную и проговорила:

– Ну, как вы думаете, господин майор будет доволен?

Фридрих провел похотливым взглядом по моей груди, обнаженному животу, длинным стройным ногам, которые были отчетливо видны через прозрачную ткань восточного наряда и довольно кивнул головой. Я хмыкнула и подошла к занавесу.

За спиной я услышала, как Фридрих обратился к Ане с нотками сожаления в голосе:

– Все, пропала твоя сестра. Держу пари, что скоро она сдаст свою крепость Габриелю. Он же не уймется.

– Может быть ты повлияешь на него? – тихо спросила Аня мужчину.

– Нет, я не хочу наживать себе врага в лице фон Вольфа. И, кроме того, на него повлиять невозможно. Так что, Аня, извини, но здесь я тебе ничем не помогу, – резким тоном, не принимающим возражений, отчеканил Фридрих и вышел из комнаты.

«Все, теперь совсем без вариантов», – услышав эту реплику подумала я. Но в сердце было на удивление спокойно и когда в зале погас свет и зазвучала чувственная восточная музыка, я вышла на сцену в полной уверенности, что победа сегодня будет именно за мной.

– Второе место по статусу говоришь, Аня, – проговорила я тихо сама себе.

В темном зале, мрак которого рассеивали только зажженные свечи, звучала тихая мелодия, которая слово убаюкивала меня и тихим, слышимым только мне шепотом говорила: «Шшшшш, тише, успокойся». Я начала исполнять чарующий восточный танец, медленно продвигаясь к центру зала, к тому месту, где сидел с довольным видом виновник сего торжества, с наглой усмешкой взиравший на меня. Я не спускала с него взгляд, мои ярко накрашенные глаза зеленого цвета сверкали как у кошки при свете свечей. Каждый изгиб моего красивого молодого тела выполнял пьянящие движения. Среди толпы немцев послышался довольный шепот. Подойдя вплотную к Габриелю я сняла с себя вуаль и накинув ему ее на шею села на руки и резко притянула к себе так, что наши губы практически соприкоснулись. Пару минут мы молча смотрели друг другу в глаза, затем я прошептала:

– Ну что, майор, доволен? С днем рождения!

Не нужно было слов, его тело само ответило за своего хозяина. Я чувствовала это, сидя на нем верхом, что он не просто доволен, он охвачен безудержной страстью. Его тяжелое дыхание с легким запахом выпитого алкоголя обжигало меня. Его взгляд, наполненный коктейлем из изумления, восхищения и ненависти говорил мне о том, что победа действительно за мной. Я прижалась губами к его чувственному рту и больно прикусила его нижнюю губу, в ответ услышав животный стон мужчины. Не дав ему опомниться, я резко встала, и, повернувшись спиной к изумленному немцу, начала удаляться, выполняя плавные движения бедрами. Краем глаза я заметила Алекса, который стоял возле самой сцены. Проходя мимо него, я резко повернулась, вздернула подбородок и посмотрела ему в глаза своим полным слез взглядом. Поскольку почему-то стоять вот в таком виде именно перед этим человеком и было для меня унижением. Швырнув ему в лицо свою вуаль, быстро взбежала по ступенькам на сцену и скрылась за занавесом.

Зал взревел от восторженных криков и аплодисментов зрителей, только я не испытывала удовольствия от такого громогласного успеха. Я тихо прошла в гримерку и бессильно опустившись на стул перед большим зеркалом с остервенением стала сдирать с себя маску этой прекрасной Шахерезады, коей мне довелось быть всего мгновение назад.

В двери тихо постучались и, быстро накинув на плечи халат, я поспешила открыть. На пороге стоял Алекс. Я отпрянула. Его я меньше всего сейчас хотела видеть. Он, ничего не сказав, опустил вуаль на стул и прижал меня к своей груди, поцеловав в макушку. И тут я не выдержала и начала рыдать так, как рыдала, наверное, только на похоронах родителей. Слезы не прекращали лить ручьем из моих глаз. Он же, легко подхватив меня на руки, сел на стоящий в углу диван и держал меня так, укачивая как маленького ребенка. Так мы сидели до того времени, пока в комнату не влетела Анька, но, увидев нас, поспешила удалиться. Я же, придя в себя, поспешно встала с его рук и проговорила:

– Извините, господин офицер, это просто нервный срыв. Не каждый день приходится выплясывать вот так, практически голышом, перед мужчинами.

Алекс подошел ко мне, приподнял мое заплаканное лицо и проговорил:

– Больше тебя это никто не заставит делать, я тебе обещаю, – провел большим пальцем по моим губам, и чмокнув меня в мой красный нос вышел из гримерки, оставив меня в полном недоумении. В тот момент я поняла, что между нами рождается какая-то непонятная мне незримая связь, тонкой невидимой ниточкой все крепче и крепче сплетавшая наши судьбы воедино.

ГЛАВА 6

Как только за Алексом закрылась дверь в комнату шустро проскочила Анька.

– Катя, что тут было?

– Ничего, просто эмоции через край.

– А он что?

– Он утешал, – коротко ответила я, мне совершенно не хотелось сейчас говорить о Алексе, эта тема приобретала для меня сокровенное значение. – Ты мне лучше скажи, как там праздник.

– Довольны, сволочи. Особенно Габриель. Но ты, конечно, перегнула палку, Катька. То, что ты там вытворяла, бесследно не пройдет.

– Я этого и добивалась.

– Зачем? – Анька удивленно подняла брови.

– Я подумывала об этом, но именно сейчас приняла решение. Я не буду завязывать отношения с Алексом. Просто не смогу выполнить то, что мне полагается, если буду с ним, Аня, не смогу, я чувствую это, я слишком таю рядом с ним и ощущаю, что и он переживает то же самое. Если я напоминаю ему человека, который был ему дорог, то это неизменно приведет нас к глубокой связи, а здесь я должна рассуждать трезво, ты понимаешь?

– Кать, но у тебя есть задание и определенная цель, – строго проговорила Аня, резко вставая с дивана.

– Я знаю. Но идти к этой цели я буду по другому пути.

– По какому такому другому? – выглядывая за дверь зашипела Анька.

– Габриель. Ты сама сказала, что он второй человек по статусу после Алекса. А раз он стоит всего ступенью ниже, у него есть доступ к нужным документам тоже.

– Дура ты! Фон Вольф страшный человек. Через него ты не сможешь подобраться никуда! Это заведомо провальное дело. Женщины для него ничего не значат. Так, поматросил и ты на улице! Была тут одна молодая девушка, официанткой работала, фон Вольф прохода ей не давал. Но потом, пару ночей и все, выкинул как использованную вещь. Она даже не смогла больше быть здесь, решила уехать к тетке в деревню. Он очень жестокий! А нам нужен такой, чтоб из ладони твоей ел. Фридрих как-то рассказывал, что, когда в гестапо не могут выбить из кого-то информацию, туда едет фон Вольф. Ты представляешь, что он сделает с тобой, если ты проколешься на чем-то? Зачем тебе это надо?

– Тебе не понять, я каким-то шестым чувством понимаю, что так будет лучше, я справлюсь, Аня, верь мне.

Подруга пожала плечами и спросила:

– У меня нет голоса влиять на твое задание?

– Нет, мне дали свободу действия. Было ясно сказано, неважно каким путем, но сделать.

– Ладно, дерзай, не утащи только всех за собой, будь предельно осторожна.

– Буду, Аня, буду, – ответила я и начала переодеваться в платье ярко-синего цвета, которое выигрышно оттеняло мою кожу. В нем я не казалась уже такой бледной. На шею я намотала длинную нитку жемчуга и украсила свою тонкую талию расшитым черным бисером поясом.

– Ловко ты почистила мой гардероб, – с улыбкой прокомментировала мой новый образ Аня, ей явно нравилось видеть меня в своих вещах.

– У тебя там столько всего, – я по-детски радовалась тому, что могу надеть на себя такую красоту.

В этот момент дверь бесцеремонно распахнулась и на пороге появился Габриель. Отрывисто бросив Ане сухое «выйди» он прошел в комнату и остановился возле окна.

– Господин майор, я на секундочку украду свою сестру, можно? – испуганно пролепетала Анька.

Габриель сделал жест рукой и мы вышли за дверь.

– Катя, мне это совсем не нравится. Алекса здесь нет, его в штаб вызвали. Он просил меня присмотреть за тобой, – шептала Анька испуганным голосом.

– Нет, я справлюсь. Ты сейчас пойдешь в зал и будешь развлекать там гостей. Ни под каким предлогом не заходи в гримерку, пока он здесь, ты меня поняла?

Анька отчаянно затрясла головой.

– Ты меня поняла? – зашипела я на нее, и подруга поспешно выбежала в зал.

Я же, сделав глубокий вдох и поправив свои волосы, собранные теперь уже в высокий пучок на голове, повернулась и открыла дверь в комнату, в которой, как мне казалось, меня ждала сама смерть.

Габриель стоял, облокотившись на стол и сложив руки на груди. Взгляд его холодных серых глаз, казалось, пронизывал меня насквозь. Мне стало не по себе, поскольку передо мной стоял не просто мужчина, стоял хищник. Таких мужчин единицы. Он был слишком умен, слишком проницателен. Обыграть его можно было только имея в рукаве козырь, а какой – я пока не знала.

– Спасибо за танец, – к такой услышанной фразе я не была готова и опешила.

– Не за что. У вас же праздник, а это моя работа, не более, – пожав плечами произнесла я в ответ.

– Ты очень красивая девушка, Катя, и умная. Ты прекрасно понимаешь, что я могу после всего просто взять тебя здесь на столе и мне никто не помешает. Но, несмотря на понимание этого, ты все равно бросила мне вызов. Поэтому я спрошу тебя прямо – чего ты хочешь?

Момент был решающий. От моего ответа зависело сейчас все.

Я подошла к нему на расстояние вытянутой руки и смотря прямо в глаза сказала:

– Ты хочешь взять меня силой? Нет, не думаю. Твой интерес ко мне намного глубже, чем просто мимолетное наслаждение, иначе ты бы сейчас проделал все то, о чем сказал. Ты пресытился уже давно женщинами, которые легко даются тебе. Тебе нужна достойная партнерша, партнерша – противник, которую нужно укрощать. Только так ты можешь получить полное удовлетворение. Поэтому ты и захотел, чтобы я танцевала сегодня. Ты хотел меня укротить, поставить себя выше меня. Но сам попался в свою ловушку. Как жаль! Ты не думал, что молодая девушка обыграет тебя в этой игре. Я видела это в твоих глазах, когда сидела верхом на тебе. Ты не унизил меня. Мне абсолютно наплевать, танцевала я полуобнаженная перед толпой немцев или не танцевала. А вот сам ты еще больше загорелся желанием уложить меня в постель. Ты красивый мужчина, но чувства трепета ты во мне не вызываешь. Но ты был прав, когда сказал вчера, что мне нужен покровитель, сильный покровитель, который не даст мне погибнуть в это нелегкое время. Поэтому предлагаю сделку. Мое внимание в обмен на твою защиту. Я скрашиваю тебе жизнь здесь и не даю скучать, ты же оберегаешь меня от всего того ужаса, который тянет за собой слово «война».

Я произнесла эту речь совершенно спонтанно, но по его лицу увидела, что попала в точку.

Аида Львовна сейчас гордилась бы мной. Еще в разведшколе она отмечала мою природную способность отыскивать в человеке самое сокровенное и использовать это против него же. Возможно, поэтому она, не колеблясь, и отправила меня, молодую девочку, на такое важное задание. Она знала, что я справлюсь с ним, как никто другой. И дело было не в том, что я похожа на жену Алекса. Просто другой подходящей кандидатуры у них не было.

Я подошла вплотную к Габриелю и расстегивая пуговицы на платье бросила ему вызов, словно перчатку в лицо:

– Осилишь такое покровительство?

Серые глаза Габриеля стали темными от нахлынувших чувств. Одним рывком он притянул меня к себе и впиваясь в губы жестоким поцелуем прорычал:

– Осилю.

Пара движений его рук и разорванное платье лежало на полу. Меня колотила внутренняя дрожь, но я не подавала вида. Роль моя должна была быть сыграна великолепно. Он медленным движением, словно наслаждаясь моментом, вытащил из моих волос шпильки и они пушистым покрывалом скрыли мою наготу. Затем он уложил меня на ковер и проведя языком по моей шее впился зубами в мой сосок. Я застонала от боли, но мучитель не унимался. Он провел дорожку языком по моему животу и спустился ниже, чем вызвал у меня негодование. Но, когда его язык коснулся пульсирующего бугорка у меня между ног, меня пронзило томительное чувство предвкушения чего-то большего и застонав, я выгнулась ему навстречу. Далее он с господствующим взглядом снял с себя одежду, и закинул мои ноги себе на бедра. Я ни на секунду не закрывала глаза, хотя мне было ужасно страшно. Это не было тем занятием любовью, о котором мы шептались с подружками на скамейках в парке. Это было противостояние двух сильных личностей, каждая из которых хотела взять верх над другой. Это было противостояние красивого жестокого мужчины и молоденькой девушки, которая каким-то непонятным образом понимала, что, несмотря на кажущуюся неопытность, обуздает бешеный нрав этого человека.

Одним мощным рывком Габриель жестко овладел мной, вызвав тем самым невыносимую боль. Я до крови прикусила свою губу и застонала, закрыв глаза. Но через мгновение я почувствовала перемену в его поведении. Он, наверное, до последнего момента не верил в то, что я девственница. Уж слишком далеко мое поведение было от общепринятой застенчивости невинной девушки. Теперь же, когда он это ощутил, наткнувшись на преграду в моем теле, он лежал на мне, и в его взгляде читалось непонятное мне выражение немого вопроса. Подняв руки, я запустила нежно пальцы в его волосы, тем самым давая понять, что не хочу, чтобы он останавливался. Последующий за этим поцелуй был настолько нежным, что я невольно прильнула к нему. Затем он начал двигаться во мне настойчиво, но настолько ласково, что тупая боль постепенно отступала, а на ее место приходило доселе неизведанное мной глубокое чувство наслаждения. Я все крепче обхватывала своими ногами этого невероятно искусного любовника, он же ни на миг не отводил взгляд от моего возбужденного лица. Наше дыхание слилось воедино, как и наши тела. Почувствовав приближающийся пик наслаждения, я выгнулась под ним дугой и услышала ответное рычание испытавшего чувство бешеного удовлетворения самца.

Пока я лежала под ним, пытаясь унять громкий стук сердца, Габриель приподнялся на локте и сказал, вытирая пот с моей шеи:

– Для меня это честь.

Я же положила ему на губы свои пальцы, давая понять, что не хочу это обсуждать.

– Почему ты мне не сказала? Если бы я знал, я бы дал тебе время привыкнуть ко мне. Первый раз всегда важен для любой девушки.

– У меня нет времени, – произнесла я фразу, значение которой он вряд ли понял тогда, – да и что бы это изменило? Не думаю, что ты бы отступился.

– Не отступился бы, ты права. Даже наоборот. Но ты же понимаешь, что теперь я тебя не отпущу, – нахмурив брови продолжил он.

Я, почти оправившись от нашей схватки, продолжила играть свою роль:

– Ты попробуй удержи сначала, – с вызовом сказала я ему, напоминая о нашей сделке.

Он расхохотался, встал и поднял меня с ковра как пушинку. Ему видно приходилось по вкусу все, что происходило между нами. Опустив меня на стоящий в углу диван, он начал одеваться, а я наблюдала за ним. Сейчас он не казался мне таким уже страшным. Правду говорят, что постель сближает людей. Приведя себя в порядок, он присел на край возле меня:

– Я так понял из вчерашнего разговора, что ты сирота и живешь у Анны сейчас?

– Да.

– Я хочу, чтобы ты переехала ко мне и ушла из театра, – тоном человека, не принимающего возражения, проговорил Габриель.

Но не на ту нарвался.

– Я перееду к тебе тогда, когда сама посчитаю, что хочу этого. И в театре я буду выступать столько, сколько нужно, – но увидев, что наталкиваюсь на волну недовольства, переползла ему на руки и тихо прошептала ему на ухо, – больше только не заставляй меня танцевать полуголой, я тебе это едва ли еще позволю, – больно укусив его за мочку уха я вскочила и укуталась в халат.

Габриель только бровью повел. Было видно, что ему нравится то, что я сама хочу рулить по дороге своей жизни.

– Хорошо, тогда я дам тебе машину и шофера, не хочу, чтоб ты передвигалась одна.

Я поморщилась, поскольку понимала, что он начинает меня контролировать. Машина была как нельзя кстати, но вот шофер.

– Нет, – проговорила я. – Не сейчас.

– Сейчас, – наше перетягивание одеяла продолжалось.

– Габриель, мне не нужен твой приставленный за мной хвост, хочешь удержать, не натягивай поводок, а то могу сорваться, – вспылила я и поняла, что перегнула палку.

Немец молча встал и подойдя ко мне больно схватил за подбородок. Вот тут-то я и начала понимать, что противник еще тот у меня.

– Твой поводок держать я буду очень твердой рукой, не получится сорваться, – проговорил строго он.

У меня затряслись коленки от ужаса, но я решила не отступать:

– Нет, говорю тебе, – ответила я и приготовилась к печальным последствиям.

Габриель стоял и его, скорее всего, восхищала моя смелость. По глазам ведь он видел, что мне ужасно страшно, но непоколебимая сила воли заставляла меня стоять на своем. По-видимому, он часто видел этот взгляд у русских, когда ему приходилось выбивать из них информацию. И сейчас я тоже не сдавалась, о нет, я сражалась против него всеми доступными мне средствами. Хватка его железных пальцев ослабла, он поцеловал меня долгим нежным поцелуем и отпустив пошел к выходу. Уже у самых дверей он обернулся ко мне и промолвил: