Без права на эмоции

Женщина окинула меня взглядом с некоей опаской, и мне стало неловко от этого.

− Я вам здесь деньги принесла, хватит на пару месяцев, я думаю, − проговорила я, кладя перед женщиной на стол пачку немецких денег. – И в коридоре мы оставили коробку с продуктами.

− Зачем вы все это делаете? – спросила женщина испуганно посмотрев на меня. – Вы ведь немцы.

Я в тот момент, по большому счету, вообще не представляла себе, что отвечать этой побитой жизнью молодой женщине, сердце которой уже не верило в какую-то человечность. Спас ситуацию Андрей, который понимал, что наш поступок нужно было как-то объяснить, чтобы не возникало ненужных вопросов.

− На самом деле, у нас к вам есть пара вопросов. Как обмолвился ваш сын, вы работали на заводе художником. Возможно вы пересекались там с девушкой одной, ее звали Катерина Стрижнова. Невысокого роста, светловолосая, худенькая такая. Она на упаковке работала, − спросил мужчина, пытаясь узнать хоть что-то о нашей пропавшей радистке.

По лицу женщины пробежала тень облегчения, поскольку непонятная наша помощь обрела свою причину. Нахмурив брови она спустя минуту молчания ответила:

− Да, была такая девушка. Она забирала у нас после сушки самые хрупкие предметы и работала на их упаковке. Дружить я с ней не дружила. Так, могла перекинуться парой ничего не значащих фраз. Поэтому ничего о ней сказать не могу определенного. Знаю только, что она резко перестала приходить на работу и ее заменили. В чем причина – тоже не знаю.

− А с кем она дружила или может тесно общалась с работы с кем-то? Может мужчина какой к ней приходил или встречал ее после работы? – спросила я.

− Не знаю даже. Время сейчас такое, понимаете, все стараются держаться обособленно. Она часто после работы шла домой в компании Златки из бухгалтерии. Они, кажется, с ней в одном доме жили. А мужчина, да. Один раз только приходил искал ее, наверное, после того, как она бросила работу. Хотя могу и ошибаться, это же когда уже было, − пожав плечами сказала женщина.

− А описать его вы не можете?

− Не могу точно сказать, не особо обратила тогда внимание на его вид. Высокий такой, темноволосый, кажется. Около пятидесяти лет ему на вид. Одет в обычную гражданскую одежду. Сигару курил еще. Его тогда Галина, та которая на проходной работает, отругала, чтобы он подальше отошел от двери. Поэтому я на него и обратила внимание. А так, собственно, и все. Больше ничем вам помочь не могу, − грустно посмотрев на нас сказала женщина, отпивая из чашки чай.

− Ничего, спасибо и на этом, − улыбнулась я. – Вы нам очень помогли.

− Да чем я-то помогла? Это вы вот, − со слезами на глазах сказала она, кивнув в сторону лежащих денег. – Мы погибли бы без вас.

− За мальчишками только смотрите. Если еще попадут в такую ситуацию, не факт, что на их пути встретятся такие люди, как Хильза, − вставая строго проговорил Андрей.

− Теперь я на поправку пойду, смогу теперь за ними получше присматривать. Да и они напуганы очень после своей выходки. Спасибо вам еще раз, − поблагодарила нас женщина и мы покинули ее дом.

− Высокий, темноволосый значит, − проговорил Андрей, сосредоточенно ведя машину.

− Как думаешь, тот же, который к Гюнтеру приходил? – спросила я.

− Скорее всего. Знать бы еще хоть какую-то примету.

− Ты по-прежнему считаешь, что это только кто-то из наших? Может нет? − осторожно сказала я.

− Нет, Оля, это однозначно кто-то из наших. Немцы не могли в таком масштабе срывать все, что здесь намечалось. Наша крыска где-то подтачивает, наша, − с нотками злости проговорил Андрей.

С тяжелыми мыслями я уставилась в окно, безразлично смотря на мелькающие городские пейзажи. Мысль о том, что кто-то из наших мог сдать Димку и его ребят, да и всех остальных, кто погиб здесь, так и не выполнив задание, паршивым червячком ненависти подтачивала меня изнутри. Самое страшное, что этот кто-то мог быть кем угодно. Возможно даже я, отец, Андрей или еще кто лично знал этого ползучего гада, поскольку информация утекала такого уровня, что становилось ясно, что человечек с самих верхов черпал ее и сливал фрицам.

Проезжая возле поворота на центральную площадь, мое внимание привлекла понуро бредущая толпа людей, подгоняемая немецкими солдатами. Люди были на вид такими несчастными и истощенными, что мне стало не по себе. Здесь были все, начиная от женщин с младенцами на руках, и заканчивая согнутыми от старости стариками. Андрей замедлил ход машины и остановился у обочины.

− Это евреи? – тихо спросила я.

− Да, перегоняют скорее всего куда-то.

− Сволочи, как скот гонят, − с ненавистью проговорила я.

В этот момент какой-то молодой парень достал из кармана небольшой пистолет и выстрелил в не ожидающего такого поворота события солдата. Немец рухнул замертво и в толпе началась паника. Все начали пытаться бежать, спасая свою жизнь. Солдаты же открыли огонь, стреляя во всех без разбора. Люди падали, но все равно пытались скрыться от палачей, понимая, что их в любом случае ждет смерть в руках немецких карателей. Женщины бежали крепко обнимая своих малышей, молодые пытались помочь старикам, которые в свою очередь отталкивали их, давая понять, что им и так жить осталось недолго. Спустя минуту на улицу влетел грузовик и пара десятков вооруженных немецких солдат высыпала наперерез убегающим. На улице началась настоящая бойня. Не жалели никого, ни стариков, ни детей. Не прошло и пяти минут как все были убиты. Более сотни человек всего за несколько минут словно и не было на этом белом свете. Я сидела в машине в каком-то кошмарном оцепенении, не в силах поверить в то, что видела. Когда улицу укрыла тишина, знаменуя собой конец кровавой бойни, из грузовика вышел высокий молодой офицер и обходя побоище из пистолета добивал тех, кто еще подавал хоть какие-то признаки жизни. Метрах в пятидесяти от нашей машины среди других тел погибших людей приподнялась женщина и, склонившись над своим ребенком, закрыла его собой. Офицер увидел это и направился к ней, медленно, словно растягивая удовольствие до того момента, как прервет еще одну жизнь.

− Андрей, − беспомощно прошептала я, посмотрев на мужчину.

− Оля, мы не можем помочь, − хриплым голосом ответил он.

Я же, недолго думая, открыла дверцу машины и выпорхнула быстро наружу, не дав Андрею опомниться.

− Миллер, − гневно окликнул он и тоже вышел из машины.

− Господин офицер, − громко позвала я немца, который уже взвел курок и направил пистолет на женщину и ребенка.

− Черт, − услышала я позади себя гневную реплику Андрея.

− Господин офицер, − широко улыбаясь я соблазнительной походкой направилась к месту побоища.

Мужчина перевел взгляд на меня и опустил оружие.

− Слушаю вас, мисс, − с интересом смотря на меня проговорил мужчина.

− Господин офицер, − подойдя близко к нему я протянула ему свою руку и представилась. – Я Хильза Миллер, редакция газеты «Ангриф». Можно вас на пару слов?

− Да, но сейчас не совсем подходящий момент. Вы сами видите, чем я занят, − ответил офицер.

− О, дорогой господин офицер, сейчас как раз подходящий момент! Мы с моим напарником видели все, что сейчас происходило из окон нашего автомобиля. Это ужасающее зрелище. Столько злости и неповиновения в этих людях, − на ходу придумывала я свою речь, которую бы этот палач мог принять. – У меня возникла идея. А что если вы оставите в живых эту женщину и ее ребенка и заставите ее рассказать в гетто, чем может закончиться очередное такое непослушание со стороны ее людей? Вы ведь знаете, что информация, донесенная из первых рук всегда самая коварная, − хищно облизав свои губы, накрашенные кроваво-красной помадой и поведя бровью сказала я немцу.

Мужчина недоуменно посмотрел на меня и недовольно нахмурив брови ответил:

− Можно и оставить.

В этот момент к нам подошел наблюдающий до этого за нашим разговором Андрей и сказал:

− Хильза, вечно у тебя какие-то капризные выдумки, направленные на устрашение людей. Сколько можно так развлекаться?

− Вернер, прекрати! Это не развлечения, а моя работа! Господин офицер ведь знает, что я права, − кокетливо поправляя волосы и изо всех сил изображая то, что мне глубоко наплевать на то, что вокруг нас лежали десятки убитых людей.

Офицер подозвал одного из солдат и тот, выполняя приказ, помог женщине встать и взять на руки испуганного ребенка, затем он повел их к грузовику. Женщина испуганно оглянулась и в ее глазах я прочитала жгучую безысходность, словно все то, что я сделала, было зря.

− Вы не представились, − все так же улыбаясь, проговорила я офицеру.

− Штурмбанфюрер Гюнтер фон Риц к вашим услугам, мисс Миллер, − представился офицер и улыбка в два счета сползла с моего лица, настолько я не ожидала увидеть этого скота перед собой.

− Вернер фон Штольц, репортер, − переключил внимание офицера на себя Андрей, дав мне возможность справиться с эмоциями.

− Вы очень неосторожны, если останавливаетесь наблюдать за такими операциями, как эта. Пуля-дура, ненароком может и вас задеть, − проговорил немец, окинув нас взглядом.

− О, то, что сейчас происходило – сущий пустяк по сравнению с тем, что нам периодически доводится наблюдать, господин штурмбанфюрер. Работа, сами понимаете, − едва сдерживая дрожь в голосе елейно пропела я.

− А еврейку вы правда хорошо придумали оставить в живых. Пускай пощекочет нервы своими рассказами в гетто, − надменно усмехнувшись проговорил немец. – А сейчас извините, служба, − добавил он и поцеловав мне руку направился к своей машине.

Немцы сели в свои автомобили и спустя минуту мы с Андреем остались одни посреди этого кровавого побоища. Опустив глаза к земле, я посмотрела на лежащего рядом застреленного молодого парня. Из-под его тела к моим ногам, извиваясь, словно змея, пробиралась кровавая дорожка. Когда она была уже подле носков моих туфель я вздрогнула и быстро развернувшись пошла в машину. Сев на сиденье и закрыв дверь, я завыла как белуга.

− Не могу, это выше меня. Не могу на это смотреть и улыбаться, делая вид, что я довольная немка! Эта улыбка уже будто бы приклеена ко мне. Да что они за люди такие! Сколько людей в одно мгновение на тот свет отправили! Дети, женщины, старики! Никого не жалеют, сволочи! Не могу так!

Андрей молчал, нахмурившись смотря в окно. Затем повернулся ко мне и взяв меня за подбородок сказал:

− Ольга, еще один такой порыв твоей человечности, и мы все окажемся в такой же горе трупов вскорости! Ты роль играй. Да не заигрывайся! Ты женщину эту сейчас спасла, а завтра она уже будет гореть в крематориях Аушвица. Ты бездумно рискуешь! У нас цель с тобой другая! Помни об этом!

− Прости, я не подумала, прости, пожалуйста, − прошептала я, понимая, что Андрей действительно был прав.

− Ох, Соколова, − недовольно покачав головой проговорил Андрей и заведя машину направил ее прочь от этого места, которое пропахло запахом смерти.

Дома я сразу же залезла в горячую ванную словно пытаясь смыть весть тот увиденный кошмар, которым по моим ощущениям, и я была пропитана насквозь. Набрав в легкие воздух, я опустилась на дно ванной и пролежала так, затаив дыхание, практически минуту. Вынырнув я положила голову на край и закрыв глаза начала приводить эмоции в порядок, поскольку действительно поняла, что заигралась на этот раз, как и сказал Андрей. Из головы не шла мысль, как могли поступать так люди. Война – это понятно. Это сражения, битвы, смерти. Но как можно было поступать так, как поступали эти солдаты армии СС, без единых чувств истребляющие людей только потому, что какой-то там один тараканишка сказал, что евреев нужно стереть с лица земли. Высшая раса! Если такого рода люди – высшая раса, то не дай господь распространения такой высшей расы по всему миру. Одного Аушвица мне хватило выше крыши на тот момент. А теперь так вообще, после увиденного в моей голове все происходящее на этой войне не могло найти никакого объяснения такой бездумной жестокости. В моих глазах эти люди с одержимым блеском во взгляде были ступеньками, по которым дьявол восходил к вершине власти. Вот стоило только сделать так, чтобы ступеньки эти рухнули и весь проклятый карточный домик рассыплется, увлекая за собой того, кто так мастерски-кроваво его возводил. Выйдя из ванной, я увидела, что к нам в комнату пришла Света и сидела у балкона о чем-то болтая с Андреем. Девочка выглядела довольно-таки неплохо, если учесть то, что ее маленькое сердечко разрывалось от переживаний о своей матери, которую она вряд ли еще когда-либо увидит.

− О, мисс Хильза, − вскочив и подбежав ко мне проговорила девочка. – К нам сегодня приходил тот немец, господин фон Герцен, который разрешил меня забрать из Аушвица. Он оставил вам конфеты и еще какую-то коробку, − сказала девочка показывая на стол, где лежало все перечисленное.

Я вопросительно посмотрела на Андрея и подойдя к столу взяла в руки красиво перевязанную лентой коробку, и открыла ее. Внутри лежало красивое синее платье и длинные перчатки из черного шелка. К платью прилагалась записка, в которой было сказано, что он хотел бы увидеть меня в этом платье на ужине и ждет, когда я обозначу заветный день. Еще там лежала записка, лично подписанная ним для того, чтобы мы смогли беспрепятственно пройти на территорию кабаре мадам Лёли. Отдав записку Андрею, я повернулась к Свете и присев подле нее на кровать спросила:

− А господин фон Герцен долго был здесь?

− Нет, он отдал мне эти подарки и переговорив о чем-то со служанкой покинул дом.

− А у тебя ничего не спрашивал?

− Спросил. Довольны ли вы мною.

− И что ты сказала?

− Сказала, что я вас слушаю и ничем не расстраиваю, − подмигнув мне ответила девочка.

− Умница, − потрепав девочку по подстриженной головке проговорила я.

− Он же не вернет меня назад? Господин Штайнер сказал, что я теперь останусь рядом с вами, − заглядывая мне в глаза, как побитый щенок спросила девочка.

− Не вернет, не бойся, − уверенно ответила я.

− Спасибо вам огромное, − обняв меня своими исхудавшими от голода ручонками проговорила Света. – Если бы маму еще забрать оттуда, − мельком посмотрев на Андрея сказала девочка.

− Света, мы не всесильны, − сделав паузу проговорил Андрей. – Хильза и так сделала практически невозможное, когда вытащила тебя оттуда.

− Да, я знаю, − голосом с тенью горечи сказала девочка и встала с кровати. – Я пойду к господину Штайнеру, можно? Он обещал сегодня со мной поиграть в шахматы. Мой папа меня научил, когда я еще маленькая совсем была, − гордо проговорила она.

− Конечно, иди, − ответила я и взяв принесенные фон Герценом конфеты отдала ей. – Возьми с собой, выпьете чай с господином Штайнером.

Девочка, смешно сделав реверанс, схватила конфеты и выскочила из нашей комнаты.

Подойдя к Андрею, я села ему на руки и погладив ему шею легонько поцеловала в щеку.

− Чего, Соколова, подлизываешься? – строго проговорил Андрей.

− Я виновата. Прости за сегодняшнее происшествие. Просто, когда я вижу, что могу хотя бы попытаться предотвратить что-то, я не могу себя сдержать. Не знаю, как с этим бороться, хоть и понимаю, что поступаю неправильно, − опустив глаза прошептала я.

− Вот почему я и не хотел, чтобы ты ехала со мной. Я же знаю твой темперамент и то, как тебе трудно с ним сладить в ситуациях, когда ты видишь, что происходит что-то вопиюще несправедливое. Но здесь нужно контролировать свои эмоции, пожалуйста, пойми это.

− Нет, теперь все по-другому будет. Теперь я поняла, что капля в море – это слишком мало. Нужно мыслить глобальнее. Если наша группа сделает все, как надо, то мы прекратим череду будущих провалов заданий, которые готовят наши. Это слишком важно, чтобы вот так бросаться как в омут с головой в такие непредвиденные обстоятельства, как сегодняшнее. Я буду мудрее и сдержаннее, обещаю тебе.

− Ну и умница, девочка, − тепло посмотрев на меня сказал Андрей.

− И еще. По Гюнтеру. Ты думаешь Нинка справится?

− Справится. Она хитрая и умная. Думаю, сможет обратить на себя внимание.

− И все же. Я не пойму одного, зачем он стрелки переводил на фон Герцена? В чем может быть причина?

− Не знаю, Оля. По большому счету между фон Герценом и Гюнтером что-то есть негласное такое. А что – разбираться надо. На это нужно время, а его у нас нет. Доложим наверх, пускай там решают, что с ними обоими делать. Наша задача сейчас вычислить доносчика, а там уже дело за малым станет.

− А на завод может давай я наведаюсь? Я с владельцем познакомилась тогда во время игры в карты в ресторане. Попрошу посмотреть работу воочию, найду ту девушку, которая работает в бухгалтерии и расспрошу о нашей радистке.

− Позже. Сегодня надо Гюнтера на крючок подцепить, завтра в отряд наведаться, а там уже решим нужно ли насчет радистки справки наводить. Нечего нам лишний раз внимание к себе привлекать. И так уже засветились тут в ненужном свете, − строго проговорил Андрей, поправив локон выбившихся из прически волос.

− Хорошо. Буду собираться. Натягивать нужно на себя опять эту маску слащавой немки. Ты знаешь, странно так играть другого человека. Смотришь на себя будто бы со стороны. Мне даже жаль эту Хильзу немного, яркая жизнь такая у нее была. Это же надо, немецкая особистка в юбке с полномочиями агента контрразведки. Ты представляешь себе, что это за женщина была. Смотри как фон Герцен ее боится. Даже смешно становится порой, так осторожно он со мной разговаривает, каждое слово взвешивает. А когда я наобум предположила насчет Греты, ты б видел его. Он в шоке был.

− Да, опасная женщина. Была, − сделав паузу ответил Андрей. – Ладно, давай, приводи себя в порядок, а я пока к Гордееву схожу, скажу отставить пока визит на завод.

Когда Андрей вышел я достала синее платье из гардероба Хильзы, туфли на невысоком каблуке, милую шляпку с затейливым бантом и красивый расшитый бисером пояс. Надев всю эту мишуру, посмотрела в зеркало и закончив свой образ прической и кроваво-красной помадой, осталась вполне довольна нарисовавшейся мне картиной. Взяв в руки сумочку, я вышла в коридор и спустилась на первый этаж ожидать Андрея. Остановившись напротив висевшего портрета Гитлера, я задумчиво стала его рассматривать. Что было в этом человеке такого, что он смог пол мира перевернуть вверх дном? Почему за ним шли люди и придерживались его идеологии, которая перечила всем законам человечности? Чем он обладал, этот ничем не примечательный на первый взгляд человек, что его так завороженно слушали миллионы? Что случилось в его детстве такое, что он пошел по такой кровавой тропе в свои зрелые годы? Об этом знал только он, этот темный человек, которого так боготворили те, кто пал жертвой его безумного влияния. Поежившись от гипнотического взгляда черных глаз, смотревших на меня с картины, я скривившись отвернулась.

Спустя несколько минут ко мне спустился Андрей, и мы с ним направились в кабаре мадам Лёли. Когда наша машина остановилась подле огромного двухэтажного дома с высокими окнами, за которыми слышалась музыка и смех, я, едва поборов дрожь в теле, подала руку Андрею и вышла на улицу.

− Что такое? – спросил Андрей, увидев мою реакцию.

− Не знаю. Не по себе просто при мысли, что после сегодняшнего нужно будет увидеть еще раз этого палача.

− Еще немного и все закончится. Ты справишься, − пожав мою руку проговорил Андрей и после этого его жеста мне и правда стало легче.

Он будто бы делился в такие минуты своей уверенностью со мной, придавая мне смелости и гася излишнюю тревогу. Как у него это получалось я до сих пор не могла понять, на меня даже Димка так никогда не действовал, как этот сдержанный мужчина со стальным блеском серых глаз.

На входе нас сразу перехватил одетый в строгий черный костюм мужчина, роль которого, скорее всего, состояла в том, чтобы отсеивать непрошенных гостей.

− Мадам, месье, можно узнать от чьего имени вы к нам? Вы у нас впервые, − улыбаясь и раскланиваясь проговорил мужчина.

− Мы от господина штандартенфюрера Вальтера фон Герцена, − протягивая записку мужчине проговорил Андрей.

− Мисс Миллер и мистер Штольц, рады видеть вас в нашем заведении, − отойдя в сторону проговорил мужчина, и мы прошли внутрь этого святая святых разврата.

В большом зале, одну сторону которого занимала вычурная сцена, на которой весело визжа вытанцовывали длинноногие барышни, одетые в откровенные костюмы танцовщиц, царил полумрак, рассеиваемый красивыми светильниками, отбрасывающими приглушенный красный свет на присутствующих здесь людей, которых, признаться, было немало. В основном это были офицеры, но окинув взглядом помещение я бегло насчитала человек пятнадцать и в гражданском. Как только мы вошли в зал, к нам сразу же подошла красивая женщина лет сорока – сорока пяти в длинном элегантном платье, украшенном красивой блестящей накидкой, прозрачная ткань которой едва скрывала пышный бюст ее обладательницы. Посмотрев на женщину, я отметила про себя, что даже в свои годы она была очень и очень хороша собой. Темные шикарные волосы, уложенные в красивую прическу, раскосые как у лани глаза цвета темного шоколада, чувственные пухлые губы, мастерски подкрашенные ярко розовой помадой, длинная изящная шея, опутанная нитью жемчуга, которая небрежно ниспадала в ложбинку меж ее шикарных грудей, тонкая талия и крутые бедра, изгиб которых явно сводил с ума всех мужчин, находящихся в этом зале.

− Добрый вечер. Меня зовут Лёля. Я хозяйка этого чудного заведения, в котором каждый может найти развлечения на любой вкус, − промурлыкала бархатным, томным голосом женщина. – Пройдемте со мной, я вам покажу один из наших лучших столиков.

Поблагодарив женщину мы с Андреем проследовали за ней и разместились за столиком неподалеку от сцены.

− Чего бы вы хотели? Шампанское, вино? Из блюд что? – улыбаясь спросила женщина, которая обслуживание за нашим столиком взяла на себя по-видимому от того, что от нас прозвучало имя фон Герцена.

− Шампанское, пирожное, − ответила я и взглянув на Андрея, который кивком головы дал понять, что будет то же самое добавила, − и моему спутнику так же.

− Хорошо, вам сейчас все принесут, − улыбнулась женщина и отошла от нашего столика, дав нам наконец возможность осмотреться.

За столом в центре зала сидел Гюнтер в компании какого-то офицера, поодаль за столиком среди картежников сидел Туз и играл в карты, изредка поглядывая в нашу сторону, Нинка же стояла за его спиной, поглаживая ему плечо. Роль спутницы Туза ей удавалась на славу. Одетая в ярко-зеленое платье с глубоким декольте, в которое то и дело заглядывали проходящие мимо нее мужчины, с высоко подобранными волосами, открывающими ее красивую шею, с ярко накрашенными губами, которые то и дело трогала надменная улыбка, Нинка была во всеоружии.

− Хороша, − едва сдерживая улыбку тихонько прошептала я Андрею.

− Настоящая бандитка, − смеясь ответил он, и нахмурив брови спустя минуту сосредоточил внимание на столике Гюнтера.

Офицер сидел и медленно потягивая из бокала вино с видом хищника наблюдал за танцующими на сцене девушками.

− Надо начинать, пока он еще не выбрал себе развлечение на сегодня, − проговорил Андрей. – Выйди на сцену и спой что-нибудь. Подтяни к себе Нину, а я пока выведу Игоря отсюда, перекинусь парой фраз с ним. Гюнтер пока на вас.

− Хорошо, − ответила я и пошла к мадам Лёле, которая стояла у стойки подле сцены, наблюдая за происходящим в зале, готовая в любую минуту оказать помощь тому, кто скучал или же нуждался в чем.

− Я могу вам чем-то помочь, мисс Миллер? – приветливо улыбаясь спросила женщина.

− Да. Мне бы хотелось спеть что-то. Можно это организовать?

− Конечно! Это прекрасная идея. Что вы будете петь? Максимилиан знает весь репертуар немецких песен, − проговорила Лёля, указывая на худощавого мужчину, который тотчас же сел за фортепиано.

− Лили Марлен пожалуйста, − улыбнулась я и когда женщина подала знак танцующим девочкам, и они убежали за кулисы, вышла на сцену.

Дождавшись, пока в зале воцарится тишина я окинула взглядом присутствующих и спросила:

− Девочки, может кто составит мне компанию и споет со мной?

Женская половина зала, как я и предполагала, лишь переглянулась между собой, никому не хотелось петь немецкие песни. Нинка же что-то шепнув Тузу соблазнительно покачивая бедрами направилась ко мне и поднялась на сцену.

− Прекрасно. Как приятно видеть ценителей нашего искусства, − пропела я бархатным голосом и наклонившись к уху Нинки тихо прошептала ей, делая вид, что обсуждаю то, что будем исполнять. – Столик справа от вашего. Там сидит молодой, высокий такой офицер, в левой руке бокал, курит сигару. Это Гюнтер. Пой, а сама глаз с него не своди.

− Черт, какой-то он опасный на вид, − наигранно улыбаясь проговорила Нинка.

− Хуже, Нина, − ответила я, подав знак пианисту.

Приняв задумчивую позу и склонив голову набок, я запела.

Нинка подпевала мне своим красивым звонким голосом, то и дело бросая взгляд в сторону Гюнтера. Мужчину явно заинтересовало происходящее на сцене и он, загасив сигару, подозвал Лёлю. Сказав ей что-то, он откинулся на спинку стула, и наблюдая за нами довольно улыбнулся. Женщина отошла к сцене и стала ждать окончания песни, нервно теребя свои бусы. По такому напряженному жесту я поняла, что она была у Гюнтера под каблуком, если можно было так выразиться и, скорее всего, опасалась его.