Третье путешествие Биньямина

– Мерзавец! – встретила Рахиль своего муженька и попыталась влепить ему пощечину, но рука ее была перехвачена Биньямином, никогда раньше он не пытался так сделать и Рахиль была озадачена.

– Гет, Рахиль, гет, развод! – твердо сказал Беня. А Шлёма, который держал кобылку в узде, ласково похлопал лошадку по морде и сунул ей во влажные губы соленый сухарик. Да, такого разочарования жители Хелма не испытывали давно, скандал не состоялся.

Биньямин собрал свои пожитки и отправился к мамеле, Шлёма весело тащился сзади, неся узелок с вещами друга. Друзья, подруги, жены, любовницы… Только к мамам можно придти босым, голым, грязным и голодным и уже следующим утром оказаться отмытым в корыте и в свежей стиранной рубашке сидеть за накрытым столом, уставленном чаем, коржиками, сухариками и вареньем из ревеня.

Бейс дин – суд дал развод Биньямину, но теперь Беня должен был отдать полученное после свадьбы приданное выплатить положенное по ктубе, брачному договору. Голова кр'угом – где взять деньги? Нет, все-таки пробраться в Иерусалим было бы гораздо легче.– Здесь живет еврей Биньямин? – важный пан шляхетского вида остановил свои дрожки у халупы, где Беня жил со своими мамой, сестрой и братом, – Я буду очень краток. Мне нужен управляющий в мое поместье. Некоторые свои дела я обделываю с цыганом Бахтало. Его рекомендации, что ты исключительно честный еврей для меня достаточно. Пан управляющий, ты должен будешь исключительно честно вести моё хозяйство, особенно винокурню, потому что для нечестных дел у меня уже есть цыгане.

Пан Тадеуш, что так удачно для Биньямина нанял его управлять своим имением, предпочитал жизни в деревне проводить время в холостяцкой квартирке в Люблине, наезжать в Варшаву ему было приятней, чем развлекаться в Люблине, а уж гостить в отелях Вены и Парижа… Да что там говорить, разве могут польки из провинции сравниться с шикарными девочками из Парижа в умении развлечь не старого еще вдовца? А полу-аристократические венские дамы дадут много очков форы барышням шляхетских фамилий. Так что сельская клубничка не очень занимала пана Тадеуша. Но ведь десятины пашни, строевой лес и особенно винокуренный завод – источники подарков и знаков внимания, которыми пан одаривал барышень, замужних дам, вдов, модисток, куртизанок и представительниц парижской богемы. Надо заметить, что венская богема, по наблюдениям пана, была гораздо строже нравами, чем парижская. Так вот, пуды зерна, аршины леса, бочки настоек требовали надзора. Личности, которых пан Тадеуш облекал своим доверием сначала очень старались то доверие оправдать, но по прошествии времени немножко начинали путать хозяйский карман со своим, бывали нещадно биты и изгнаны. В какой-то исторической книге пан Тадеуш вычитал про придворных евреев немецких князей и решил, что природная деловая смекалка и привычка евреев к гешефтам сослужит ему добрую службу.

Цыгане помогали пану Тадеушу приобрести или продать какие-то партии товара, не отягощая казну подсчетами полагающихся акцизов. Бахтало вел со шляхтичем дела исключительно честно и при случае рекомендовал Биньямина как еврея, не склонного слепо следовать Закону, умеющего учиться и к тому же порядочного человека.

– Слушай, Шлёма, все бы ничего, с работой я справляюсь. Просматриваю записи в хозяйственных книгах за прошлые годы, наблюдаю, как идут работы в поле и в лесу, как выгоняются бочонки водки и ставятся на той водке травы. Но вот другое стало уже невмоготу! Приехала паненка, дочь хозяина. Здоровая кобылка, невеста уже – вышла из пансиона и заблажилось ей полечить нервы деревенским воздухом. Приехала она, стало быть и житья мне не стало! Слышу звонок из ее комнаты, зовет «Пан Биньямин!» Я поднимаюсь к ней на второй этаж, в комнате ее дверь нараспашку, стоит в одних панталонах: «Ой, нахал!»

Или вот говорит «Я иду гулять в парке, вы меня должны сопровождать». Ну ладно, я собирался на винокурню, но если паненка говорит «гулять» – значит гулять. Идем в парке, она вдруг чуть не падает и вешается мне на шею, а сама дышит часто-часто и губами мне ухо горячит. «Ах, вы мой спаситель, я чуть не упала, держите меня!» А вчера заявляет, что она идет купаться, а чтобы ей не бояться, я должен ее проводить и там у пруда ждать. Я спиной к пруду сел на травку, окликает «Ой, пан Биньямин, срочно сюда бегите!»

Поворачиваюсь, ведь хозяйская дочь зовет, она стоит по колено в воде как есть голышом «Ой, что-то я забылась!» и прикрывается так, что ничего не прикрыто.

– Ойц, Беня, ойц! Интересно, чего она добивается?!

– Шлёма, ты прямо как маленький мальчик – чего она добивается! Не знаю, добьется она или нет, но меня она точно добьет! Не станет по её – отцу родному нажалуется. Станет по её – отец родной прибьет меня, не поморщится. Не знаю, Шлёма, не знаю… Я ведь не из камня сделан, я ведь живой человек! Скажу тебе по секрету, все что успел рассмотреть – это то, на что стоит посмотреть! Это таки надо видеть!

Специализированная клиника

– Вы же знаете, Семен Семенович, что самоубийство признается грехом в любой религии. Ну, разве что буддисты-индуисты да древние греки с римлянами не возражают. Но вы же не древний грек? Только вот не о греховности, я о вполне, так сказать, осязаемых неудобствах. Семен Семенович слушал, сидя в удобном мягком кресле, прикрыв глаза, и непонятно было, слушает он внимательно или подремывает – обстановка в кабинете располагала.

– Повесить себя за шею… Дешево и сердито. А кто из самоубийц перед этим в туалет идет или клизму себе ставит? И лежат они потом мокрые и, простите, обосранные, а санитары их моют и матерят. Или взять яды. Где вы их найдете? Сильных и быстрых, как в книжках про шпионов или в исторических романах днем с огнем. Крысиный яд в хозмаге или люминал из аптеки? Мучительно, тошнотно, желудок ваш наизнанку вывернется, организм-то умирать не хочет. И лежит потом такой «самоубивец» в блевотине своей, медиков стесняется. Застрелиться? А где пистолет возьмете? А даже если возьмете, не факт, что в сердце попадете, а если в рот – тьфуй, как некрасиво мозги разлетятся, запачкают все кругом! Или того хуже, случай реальный: стрелялся один в голову, и не промахнулся ведь – а выжил. Выжил! А записочка предсмертная уже прочитана и женой, и следователем, знакомые в курсе. Стыдно ему было – хоть снова самоубивайся.

Хозяин уютного кабинета достал из бара бутылку коньяка, плеснул в рюмку и поставил ее перед Семеном Семеновичем.

– Мы же предлагаем вам красивый уход, причем у вас будут организованы великолепные две недели исполнения ваших желаний, хотите – пощекочете себе нервы острыми ощущениями, нет – отдохнете перед, так сказать, вечным отдыхом и встречей с вечностью.

– И сколько? – кажется, это были первые слова Семена Семеновича.

Хозяин кабинета черкнул число на листочке, посмотрев на который Семен Семенович присвистнул.

– Так ведь вопрос решается. Если ваше мнение не изменится, вы оформляете кредит в банке, мертвые ведь «сраму не имут», так?

А можно жизнь и здоровье застраховать, еще и наследников порадовать сможете, как ни кощунственно это звучит. Это самоубийцы страховку не получают, а в нашем медицинском центре все так будет оформлено – комар носа не подточит. Нам ведь, знаете, проблемы с правоохранителями тоже не нужны.

Медицинский центр, в приемной которого стоял Семен Семенович, внушал уважение – расписание работы специалистов, прайс в кожаной папке, две миловидные регистраторши. Оформление заняло минут пять, не больше, и вот новый клиент клиники уже в палате, которую и палатой-то не назовешь – симпатичный гостиничный номерок не менее, чем на 3 звезды. Сестричка в униформе, так отличавшейся от стандартной больничной спецодежды, проводила пациента в номер.

– Вы обедать в номере будете или спуститесь в обеденный зал? Заказать завтрак, обед и ужин вы можете по телефону. Меню рекомендуется, но наша кухня приготовит любое блюдо, какое вы только пожелаете. Вы можете подняться в бар на третьем этаже или спуститься в подвал – для наших клиентов там работает казино. Любые напитки в баре за счет клиники, в казино вы получите фишки для игры на сумму пять тысяч евро.

Это подарок от клиники, он делается однократно. Посещения ваших друзей и родных к нам в клинику ограничены, очень ограничены, мы объясняем это как необходимость строго соблюдать режим. Девушек вы можете заказать у нас на рецепшн по телефону. Количество и время пребывания ограничивается только э-э-э… вашими желаниями. Девушки опытные, выполнят любой ваш каприз.

Обед, предложенный шеф-поваром, был выше всяких похвал – легкий итальянский салат, мясо по-бургундски, красное вино. Народу в обеденном зале было немного, как заметил Семен Семенович, в кафе обедали не только клиенты-пациенты, но и сотрудники клиники.

Поднялся в бар – выбор спиртных и безалкогольных напитков не удивлял, было практически все, что производится в мире. После одного «Том Коллинза» Семен спустился в казино, сделал несколько ставок на рулетке, посидел за покером и поднялся к себе в номер. Попросил пригласить к нему двух девушек, а когда они ушли, пора было и поужинать.

«Вряд ли сегодня», – подумал он лениво, «нелогично это, да хлопотно. Только пациент вселился, и тут же – на тебе! А ведь можно и поспать, устал я что-то.»

Утро началось с визита процедурной медсестры, которая уколола палец, взяла кровь из вены.

После завтрака пригласили на электрокардиограмму. «Ну конечно, вдруг у покойника сердечная блокада или тахикардия – надо ведь подлечить,» – грустно пошутил и пошел на процедуры. В кабинете электролечения на руки и на голову Семена Семеновича нацепили металлические электроды. «А что, очень удобно! Хороший разряд и все кончено. Лучше бы, конечно, ввели что-то внутривенно. Сначала снотворное, потом… А, к черту, выпивка, азарт, девочки – можно и оттянуться, неплохо и оттопыриться, или как там говорит молодежь!»

Нехитрый набор удовольствий – еда, выпивка, проститутки и казино во второй день продлился до середины ночи. Третий день начался для Семена чуть ли не перед обедом, завтрак он проспал. В процедурном кабинете его ожидала внутривенная инъекция.

Вы знаете, Семен Семенович, доктор прописал вам общеукрепляющие препараты. Вы понимаете, что клиника с нашей специализацией не может обойтись одними физиопроцедурами и постарайтесь отнестись с пониманием. Вены у вас хорошие, я ведь не сделала вам больно? – процедурная медсестра была очень симпатична и профессионально вежлива.«Интересно, когда и как они это сделают? Можно, наверное в кафе в пищу или в баре в напитки.

Но так достаточно сложно и муторно. К чему так, если ежедневно делаются инъекции и отпускаются процедуры. Гораздо проще, гораздо проще. Заведена история, пациент с задокументированной серьезной болезнью, если патологоанатом участвует, то все будет красиво и безопасно, а как, собственно, без него? Когда? Ну ясное дело – не в первые дни пребывания и не в последний, кто же откладывает такое на последний день. Да ладно, к черту, решение принято, возврата не будет, да и ни к чему этот возврат. Финал известен и мне понятен был сразу, как только… Хватит, потоптался. Дети выросли, жена проживет. Что мог и должен был, я в этой жизни сделал: дом, дерево, сына. Жена уже несколько лет как ушла и живут они врозь. И дом не один, деревьев – роща точно высажена, сыновей двое. Своих они и сами поднимут, дед им тут не помощник. Обидно немного, но уж лучше так, чем ждать, пока превратишься в овощ или в бессловесную скотину. Ни самому, ни людям. Только обуза, а потом лови на себе то скорбные взгляды, то недовольные. Вон, в «Евгении Онегине» дядя какой молодчик! Оставил наследство, а племянника и не озаботил своей персоной ничуть. Так и надо, так и правильно! В казино за покерным столом сидела средних лет женщина, но так вполне, ничего себе.

Не красавица, полноватая фигура, аккуратный макияж и элегантный костюм. В покер ей не везло, пока Семен Семенович не подсел за ее стол вторым игроком. Когда им обоим «пошла карта» – заказали коньяк, понемногу завязался разговор. Продолжали разговор уже в баре на третьем этаже, затем в номере у Семена. Что Инна (она представилась Инной Аркадьевной, но скоро оба перешли на ты) делает в клинике, Семен не спрашивал. Было легко и свободно. Оказалось, что и книги и фильмы они читали и смотрели одинаковые, любят одних и тех же писателей, героев, актеров и режиссеров. Легко и свободно Инна осталась в номере у Семена Семеновича, утром вместе проспали завтрак. В номере Семена нашелся второй махровый халат, полотенца, зубная щетка. Кофе с бутербродами пили в баре, Семен Семенович чувствовал необыкновенный подъем духа, как в молодости (не сказать, что «как в юности»).«Черт возьми, а почему нет?! Разорвать контракт, деньги пусть оставляют себе, в конце-концов – выплатить неустойку! Отработаю, отбатрачу! Сыновья помогут. И кто мне внушил, что умирать буду овощем да чуть ли не скоро-скоро! Годами живут и жизни радуются. Ну что ж, подлечусь, иногда в больничках полежать придется. Бог ты мой, Инна, вот где встретить довелось – и ведь никому не расскажешь!

Да и ей нечего тут делать, облокотится на меня, ей поддержка не меньше моего нужна! И ведь примет, чувствую, что ждет она от меня и слов, и поступка! – Скажите, девушка, как можно заказать цветы? – у регистраторши на реcепшн дежурная улыбка, как же, «клиент всегда…» – Мы приносим свои извинения, но сегодня это не получится, у нашего поставщика огромные неприятности, просто беда. Но если вы очень торопитесь, прямо напротив нашей клиники, через дорогу цветочный магазин, там очень хороший выбор и букет вам сделает отличный флорист. Скажу вам по секрету, флорист там гораздо лучше нашего, прямо вот обидно! Ну почему его не пригласить к сотрудничеству с нашим Центром?! Просто перейдете дорогу, там моя подруга работает, скажете ей, что от Ларисы! «Ага, вот он, магазин «Цветы. Букеты.», только дорогу перейти. Ох, ёёёё! Сводка происшествий. При переходе улицы вне установленного пешеходного перехода мотоциклистом сбит пожилой мужчина. От полученных при столкновении травм пешеход скончался на месте. Следственный комитет рассматривает вопрос о возбуждении уголовного дела, поскольку мотоциклист с места происшествия скрылся.

– Инна Аркадьевна, зайдите, пожалуйста в бухгалтерию, вам выписана премия…

Котенок

В маленьком доме старого Ицхака пахло старостью и пустотой. Невыразимо густые запахи: немного мочи и много грусти, смешанные с запахами несчастья и пыли, запахи, которые моментально поселяются там, откуда уходит женщина. Жена Ида ушла – скоро будет уже два года, хоть и была она на два года моложе. Ушла легко, во сне, не мучая себя и мужа. Детей у Ицхака и Иды к её смерти уже не было. Сразу после свадьбы она исправно рожала, но дети умирали, не прожив и года, двух мальчиков не успели даже обрезать, умерли сразу после родов. Удалось вырастить двух сыновей, но первенца Давида забрали в солдаты, послали на Кавказ, где он и погиб в штыковой атаке на какой-то аул. Сендер вырос, но Богу было так угодно, чтобы умер он от ран, полученных от хулиганов во время погрома, а их, погромов, в год смерти царя Александра было достаточно. Нет, старый Ицхак не гневил Б-га жалобами, он только задавал вопросы, обращая их непонятно к кому «Зачем?» и «Почему именно я?»

Еще мальчишкой родители отдали Ицхака в обучение к портному Лейбушу, где Ицика между работой по кухне и качанием колыбелек научили шить сюртуки и лапсердаки. Вот только уже лет двадцать он не шил ни одной новой вещи, только изредка перелицовывая и подгоняя одежду под рост – лапсердак в семье носится долго, переходя от деда к внуку. Что так? Почему перестал шить? Глаза уж не те стали, по часу нитку в иголку мог вставлять, руки дрожать начали – иголку уронит на пол, ищи ее потом. Началось это у Ицхака потихоньку, исподволь, как получили они с Идой письмо от начальников бедняги Давида. И ведь можно подумать, что еврею из Хелма были какие-то дела до того горного аула и живущих там горцев, гори оно все огнем и синим пламенем!

Получал Ицхак очень даже небольшой пенсион за погибшего в атаке сына, пенсион небольшой и совсем нерегулярный, то ли военному министру деньги Давида были нужнее, то ли министру почты – Ицхак не разбирался и идти разобраться не собирался. Хватит с него того, что один вид полицейского или жандарма наводил на старика трепет, а чтоб придти и задавать вопросов – так совсем нет, спасибо вам за такой нахес! Приходили в домик к старику жена хелмского раввина, ее дом стоял через два дома отсюда, да иногда Малка, соседка из дома напротив заходила. Помоют женщины полы в доме, сварят старику молочной лапши, заставят съесть ее при них. А сам Ицхак ничего не готовил, да и то, что ему сварят женщины, не всегда съедал – забывал. Если раньше, когда Ида еще жила, каждый шабес ходил он в синагогу, надевал филактерии, покрывал голову талесом, теперь если только кто-то зайдет за ним утром, старик покорно поплетется следом. Да что уж там говорить, если в баню он ходил совсем не каждую неделю, а умываться и зубы чистить часто забывал! Скажите, можно жить на свете, если интереса к жизни совсем не стало?

Осень, совсем уже осень. Дождь мелкий, холодный, сеет с ночи, не дай Б-г идти по такой погоде по каким-то делам. Среди шума дождя какой-то посторонний звук, как будто кто-то жалуется на жизнь, на судьбу. Сколько уже можно, даже лежать на кровати – любимое занятие Ицхака последнее время, он и ложился, не раздеваясь – невозможно! Да еще собака соседская лает, мешает молитву прочитать по памяти. Встал Ицхак с постели, кряхтя, прошелся по комнате. Холодно, но печь растопить так нет желания. К чему?

Пусть у себя дома топит печь тот, кому жизнь тяжела, но не в тягость. А снаружи всё жалуются на жизнь своими стонами, собака разоряется. Она, конечно, дура несусветная, но старик вышел на крыльцо. Вейз мир, из-под крыльца вылез намокший котенок, максимум два месяца ему. Вылез – и к ногам Ицика подошел, мяукать перестал – сил не стало или верит, что человек ему чем-то поможет? Собака словно взбесилась, так лает. Ицик котенка взял на руки и зашел в дом.

Старой рубахой обтер котенка, положил его на кровать, пошел печку растопить.

Дрова занялись, запах дыма в комнате разбавил запахи одиночества и запустения, обещая тепло. Взял Ицхак котенка на руки, сердечко маленькое стучит часто, сам доверчиво жмется и «разговаривает» со стариком. Ну что тут поделаешь, надел старик старый лапсердак, накрыл голову от дождя рогожкой и пошел к соседу – молока попросить стакан, да хотя бы кусок свежего хлеба, дома ведь и корки сухой не найти.

Мазл тов, Иерушалаим!

Шоссе из Тель-Авива в Иерусалим оставило латрунский монастырь справа и потянулось среди светло-желтых скал. Проехать в Иерусалим мимо монастыря в Латруне невозможно. Обязательно надо остановиться, чтобы навестить монастырский магазинчик. Улыбчивый монах в коричневой сутане, подпоясанный веревкой, с ловкостью профессионального лавочника упакует вам бутылку великолепного латрунского бренди, предложит мед и варенье. Бренди – из монастырского виноградника, варенье из собственного сада, мед от латрунских пчел. Купить это все где-нибудь еще невозможно. Покупайте, пробуйте. Здесь, в монастыре вам не будут предлагать щепки от ковчега старика Ноя или масло оливы, высаженной Иисусом Навином.

Первый раз в Иерусалиме, а совсем недавно побывать в нем – словно слетать на Луну. На Луну даже легче.

Пройдя туристическими маршрутами по городу царя Давида, я приехал на смотровую площадку. Иерусалим расположен среди скал, смотришь на город сверху вниз, как будто заглядываешь в чайную пиалу, скалы противоположного склона видны, если нет тумана. Город внизу словно залит густым, как оливковое масло, воздухом. Маленький пятачок – пространство между Храмом Гроба Господня, Западной стеной Храма, мечетями Омара и Аль-Акса. Здесь Иисус был распят и вознесся, здесь приносил жертвы Соломон и заправлял светильник Маккавей, здесь Мохаммед привязал своего крылатого осла Борака перед тем, как подняться на небо для беседы с Аллахом. Христиане направо – к Храму, иудеи налево, к Стене Плача, мусульмане проходят к мечети по переходу сверху.

Старый город, мечети, христианские храмы, новые городские кварталы, прорезанные широкими улицами и проспектами. Воздух в этой «чашке» города густой, насыщенный энергией, над ним стоит марево, словно над кастрюлей с кипящим бульоном. Новостройки мной не узнаются, даже самые знаковые, пытаюсь увидеть комплекс университета – он на противоположной стороне «чаши», рассмотреть храмы в Старом городе – мечети, церкви, синагоги…

На площадке перед Стеной только молящиеся и туристы. Веришь – не веришь, а записку между блоками, из которых сложена Стена, вложи. Бог помогает любому тем, что дарит надежду. Молодые люди в черных костюмах, белых рубашках, с завитыми пейсами из-под широкополых шляп спрашивают: «Йехуди»? Накидывают талес, на левую руку повязывают кожаный ремешок филактерии. Повторяешь: «Ата адонай элохейну, мелех ха-олам…»

Для молодых хабадников весь ритуал наполнен сакральным смыслом.

А хасидам, что собрались недалеко от Стены, хорошо. Танцуют, встав в круг и положив руки друг другу на плечи. Черные и коричневые лапсердаки, штаны до колен, на ногах белые чулки и тяжелые башмаки. Головы покрыты круглыми широкополыми шляпами, бороды и пейсы развеваются по ветру. Молодой цадик выделяется шапкой, отороченной мехом куницы.

В сумрачном Старом городе заблудиться легче легкого. Бесчисленные повороты под неожиданными углами, после третьего поворота не представляешь, как оттуда выбраться. Лавки, лавочки, магазинчики… наборы специй, пряностей, поделок. Ноly Land – бренд. Щепка от креста Спасителя, флакончик с маслом, пузырек святой воды, щепоть земли.

Всё в лавках Старого города аутентично, папирус написан Моше, стрелу выпустил Йоав, сандалии носил легионер Веспасиана. Воздух над городом густой, словно оливковое масло. В этом воздухе злоба и ненависть, любовь и вера. По этому городу проезжала царица Шеба на встречу с царем Шломо. Йонатан Хасмоней возжег здесь светильник, который горел восемь дней.

В этот город Назаретянин въехал на ослице под крики толпы «Осанна» и вышел из него с крестом на спине.

Меридианы сходятся не на полюсах, они встречаются здесь, в Центре Земли, параллели, вопреки Евклиду и Меркатору, стремятся в Иерушалаим. Энергия всего Мира клокочет в замкнутом окружающими скалами пространстве. Века, тысячелетия пульсируют с каждым годом все чаще. … прибыл лес от царя Хирама из Финикии, рабы доставили кедровые бревна в Иерусалим из Яффо и сейчас везли их по узким улочкам на строительство Храма. Воины Невухаднеццара, смешавшись с легионерами Тита, шли на приступ городских стен. Сикарии с помощью кривых ножей расправлялись на узких улочках со своими политическими противниками, ревниво оберегая чистоту веры. Йосиф бен Матитьяху, стоя рядом с Титом, со слезами наблюдая за пожаром в Храме – вместе с гибелью Второго Храма заканчивалась Иудейская война, приходил конец Иудеи. Иешуа из Назарета, тяжело дыша, нес крест на Голгофу, на Лысой горе каменщики возводили Храм Гроба Господня. Мухаммад, только что прибыв по воздуху из Мекки, привязывал крылатого скакуна кольцу в стене разрушенного Храма, собираясь на встречу с Аллахом.

По улицам города бродили сефарды из Испании, кто-то в арабских халатах и чалмах, кто-то в испанских костюмах, между ними сновали ашкеназы в длинных лапсердаках, штанах до колена, в белых чулках, на ногах тяжелые башмаки. Вот хасиды, среди которых Баал Шем Тов, запели веселую песню и уже через минуту пустились в пляс. На них одобрительно смотрел рабби Йехуда Лёв бен Бецалель, Голем был уже вылеплен, заклинание написано на клочке пергамента, оставалось только положить этот клочок под язык Голема. На большом пустыре литовские наци прикладами сгоняют жителей маленького местечка, словно баранов в стадо. Среди них раввин Хаим, мой дядя, пытается поддержать евреев хоть словом. Автоматные очереди длятся долго, превращаясь в винтовочные выстрелы, разрывы гранат, грохот пушек. Колонна автомашин с врачами и медсестрами, которая направлялась в больницу на горе Скопус – окраину Иерусалима, атакована воинами Арабского легиона…

На стене Храма, примыкающей к стене Города, стояли дозорные, кутаясь в грубые шерстяные плащи. Наконечники копий бросали отблески от Луны. Иногда раздавались их перекличка: «Элиэзер!» «Иезекия!» Склоны гор, окружавшие Город, покрывали тысячи костров, в лунном свете угадывались тараны, катапульты, стенобитные машины. Видны были построенные римскими инженерами передвижные штурмовые башни. Настроение у сидевших рядом со мной защитников Иерушалаима – настроение обреченных.– Когда воины Иоханана из Гуш Халав разбили и изгнали из Иудеи римские войска Цестия Галла, когда это было? Да, тому уже шесть лет. Мне казалось, что Рим отстанет от Иудеи. К чему Риму такая далекая и неспокойная страна?