скачать книгу бесплатно
– Тангыыр тоже живой, в некотором смысле. Юкши в его древке наполнены не только иэзи Нижнего и Верхнего Миров, но живыми сущностями людей, живших многие столетия назад.
– Которые были заключены в сэргэ, как я понимаю.
– Да, сэргэ хранят иэзи наших предков.
– Вот для чего вы разбивали сэргэ – чтобы найти юкши.
– Нет, чтобы наполнить сущностями те, что внутри тангыыра. Никто не знает, что такое юкши, и где их отыскал отец мне неизвестно. Сущности умерших людей связаны с иэзи, они дают посоху силу. Но отец не успел заполнить юкши, в Хин Сык пришел Устыыр.
Сардан задумался.
– Когда-то давно в артели проводились очень спорные исследования о духах, зарождающихся непосредственно в нашем мире, о призраках, но ни к чему конкретному ученые мужи так и не пришли. Но что дальше? Что ты хотела сделать с помощью этого посоха?
– Я хотела? – возмутилась Кюимеи. – Я ничего не хотела! Я не касалась тангыыра, пока вы не пришли в Хин Сык. Я не более чем женщина, дочь шамана! Я делала, что мне говорят, и не имела права ничего хотеть.
– А твой отец?
– Он хотел знать, чего можно хотеть, – Кюимеи горько усмехнулась. – Вы не понимаете силы тангыыра, вы не шаманы! Птицы не понимают людей. А люди не понимают рыб… Старики говорили, что тангыыр создал из жизней будущих людей первый шаман. Другие, что его уронил с небес великий хаасан Багарчаахлы. Много говорят, но всё молча… Зачем говорить, чего не бывает? Шаман старых времен Хаан Быгык пытался собрать тангыыр самостоятельно, он знал о посохе всё, но многие поколения не могли разобрать его записей на древнем языке. Недавно кто-то всё же сумел их прочесть, и оказалось, что старый шаман так и не сумел создать посох! Все шаманы Ооюта молчали, узнав об этом… На много дней не осталось у них слов и мыслей. А потом отец нашел таблички еще более древние, чем весь Ооют. Он прочитал их, он построил свой тангыыр. Он искал сущности людей в сэргэ. Мой отец был большим шаманом – он создал тангыыр! Никто другой не смог этого сделать. Но имя отца пропало, осталось в снегах, и никто его не узнает. У него было темное дыхание, и он был самым большим из шаманов, но и он не закончил тангыыр. В юкши до сих пор мало силы. Тангыыру нужны новые иэзи, однако и сейчас посох может всё, чего способен желать человек Среднего Мира. А когда юкши наполнятся силой, тангыыр будет повелевать всеми мирами. Ни один человек не в силах пожелать того, что сможет дать ему посох.
– И ты хотела владеть этой силой…
– Силой тангыыра желал владеть шаман, что привел вас с волками в Хин Сык, – стиснув зубы, процедила Кюимеи.
– Не верю, – сказал Сардан неуверенно. – Устыыр – белый шаман и…
– Не бывает белых шаманов, музыкант! – перебила Кюимеи. – Не бывает ни черных, ни зеленых, ни розовых. Бывают шаманы – и всё! Внутри у них дыхание, светлое или темное, как у каждого человека. Внутри у них красота добра и жажда зла. Внутри у них ненависть и любовь, и жизнь, и смерть… Белыми ооюты называют тех, кто живет состраданием. Но и оно не вечно. Когда внутренняя сущность шамана полна пустоты, когда вокруг холод и тьма, вместо любви человек тянется к ненависти, вместо сострадания к жадному своекорыстию. Ночью и днем всё разных цветов – и небо, и глаза, и кровь. Устыыр был хорошим шаманом. У него было светлое дыхание. И у моего отца оно было когда-то светлым, но тангыыр победил свет. Стремление к свободе и небытию сильнее любви и сострадания. Устыыр хотел быть хозяином тангыыра, а хозяин не может дышать светом. Устыыр погубил свое дыхание, а я убила его тело.
– Что?! – воскликнул Сардан. – Ты убила Устыыра?!
– Только тело, музыкант. Устыыр – шаман. Он не исчез до конца. Он будет преследовать тангыыр и дальше. Он помнит свои желания. Он получил свой покой, но снедающая его жажда покоя не даст ему этого понять.
Сардан почесал висок и с прищуром посмотрел на Ашаяти. Та ответила долгим взглядом.
– А что же ты? – сказал музыкант после паузы. – Тоже собиралась стать хозяйкой посоха?
– Хозяйкой? Я? – Кюимеи печально усмехнулась. – В ооютском языке нет такого слова, музыкант. Быть хозяином – привилегия мужчины. Женщина рождается слугой. Женщину могут звать госпожой, хатын, из вежливости к тойону, но не к ней самой. Хозяйка, – она медленно произнесла это слово и замолчала надолго. – Сколько тьмы несет с собой несправедливость!.. Как много обездоленных хотят занять место своих угнетателей! Всю мою жизнь на меня смотрели свысока. Даже слуги, даже дворовые собаки. Скажите мне, музыкант, как я могу желать того же другим? Спросите вашего мрачного друга. Нищий почтальон, он глядел на меня надменно и с презрением – потому лишь, что я женщина. Всего-то женщина, что посмела встать у него на пути! Эту мысль я вижу в его глазах. Будь я хозяйкой, меня презирали бы и рабы. Музыкант, думаете я желаю кому-то моей судьбы? Как мало мыслей у вас в голове! Как много в ней пустоты… Одно желание знала я в жизни – избавление. И вечную тьму всему сущему! Но я женщина… И мне нельзя жить желаниями. Я не Устыыр.
Лодка проплыла под толстым изогнутым корнем и царапнула бортами его бесчисленные отростки. Скрип оборвал речь Кюимеи, и несколько секунд среди гудящего леса слышался лишь плеск весел. Все ждали, когда шаманка снова заговорит, а она не горела желанием продолжать.
– Я желала разрушить тангыыр, – наконец сказала Кюимеи.
– И что же случилось? Не сломался? – сыронизировала Ашаяти.
– Если разломать тангыыр, парень, сила иэзи помчится гибельным потоком по Среднему Миру. Погибнет всё – города и целые страны.
– Надо же, – пробормотал Сардан. – Тогда почему не выкинуть его куда-нибудь подальше? Закопать, например, швырнуть в бездонную расщелину, в глубокое озеро?..
– Где бы ни оказался тангыыр, он будет звать к себе всех, кто пожелает им воспользоваться. И всех он подчинит своей воле.
– Что же тогда?
– Тангыыр нужно разобрать так же, как его собрали. Старые шаманы говорили, что древний тангыыр обрушил половину Верхнего Мира, и хаасаны разделили посох на части. Только так можно заставить замолчать его зов, другого пути я не знаю. Тысяча лет нужна, чтобы растворить юкши в большой воде, в озере или море. На тысячу поколений это море станет ядом, и каждый прикоснувшийся к нему превратится в чудище более ужасающее, чем абааса. Юкши нужно утопить в соленом озере, до которого не добраться никому из живых, но в Ооюте нет соленых озер.
– Можно что-нибудь придумать. В Янаре есть озеро в глубоком разломе, куда не спуститься ни одному человеку. Еще одно, кажется, было в Сармарии. Его берега наверняка засыпаны скелетами – пустыня вокруг на несколько месяцев пути. И всё?
– Нет, древко нужно расщепить, щепки растолочь и сжечь, а пепел закопать в глубокой яме. Говорят еще, яму эту необходимо залить до краев кровью, но не думаю, что это правда.
– Ну как же, зачем на полпути останавливаться? – подала голос Ашаяти. – У тебя много крови.
– Короче, нужна глубокая яма, – отмахнулся Сардан.
– Но не такая глубокая, что достанет до Нижнего Мира.
– Тут уж не угадаешь. Всё?
– Да.
Сардан задумался. Джэйгэ, во время разговора угрожающе косившийся на Кюимеи, подскочил, стукнул кулаком по планширу, а потом выхватил меч и нацелил лезвие шаманке в лицо. Та дернулась вбок, но уперлась спиной в тюки с припасами.
– Каждое твое слово – яд, лисица! – зло сказал Джэйгэ. – Черная ты внутри, и все слова твои черные. Всё в тебе – ложь! Хитрым притворством хочешь спасти свою голову! Но я вижу твое темное дыхание глазами, что дал мне твой отец! Ты пепел лисица, ты – ночь! Люди для вас, шаманов, трава под ногами, вода в кадке! Много лет губила ты Сююрин… Много лет мучила ее, будто она старый вол, будто она рваная тряпка, а не человек. Каждый раз возвращаясь в Хин Сык я видел ее в слезах. Я видел новые шрамы на ее руках. Она разучилась улыбаться, а в глазах не осталось жизни!
– А много ли ее осталось в моих? – произнесла Кюимеи, взглянула на Джэйгэ украдкой и быстро отвела взор. – Ты думаешь я имела больше Сююрин? Твои глаза не видели цепей, почтальон, но они рвали на части мою шею. Ты презираешь тех, кто поднимает плети, а я не могла их не поднимать, потому что мои руки – чужие руки. Я чужая сама себе и принадлежу другим. Меня понуждали и соглашались за меня! Ты думаешь меня не наказывали, почтальон? До крови, до потери сознания? Ты думаешь, меня не унижали? Ты думаешь, что хочешь думать, а глаза, что дал тебе мой отец, видят то, что хотят видеть они. Дочь для шамана – разочарование жизни и его наказание. Вся ненависть отца первой приходилась на меня, на дочь, что родилась вместо сына. Потому что у шамана не бывает больше одного ребенка. Ведомый на казнь свободнее меня. Северная собака, что тащит упряжь под ударами хлыста, имела больше воли! Сююрин могла мечтать о том, что ты когда-нибудь вернешься и заберешь ее с собой, а у меня не было и мечты…
Среди листвы над головой заискрилось небо. В тишине жужжали насекомые, отрывисто кричали птицы, будто в шутку звали кого-то.
– В моей душе тьма, почтальон, тебя не обмануть, – сказала Кюимеи вполголоса и с каждой фразой всё больше переходила на шепот. – Я не высокий хаасан, сошедший из Верхнего Мира. Мое дыхание – злой ветер, мое сердце в узорах рубцов, мое тело горит от жажды выплеснуть ненависть, которую взращивал во мне весь этот мир. Выплеснуть – и затопить ею города и деревни. Как видишь, почтальон, я такая же, как и ты…
Сардан аккуратно отодвинул клинок Джэйгэ от лица шаманки. Кюимеи отвернулась к борту и опустила взгляд. Джэйгэ также не выдержал давления тишины, нервно впихнул меч обратно в ножны и ушел на нос лодки.
До самого вечера, пока не стемнело совсем, Сардан разглядывал артельные карты, хранившиеся свертком в углу ящика с инструментами. Он что-то вспоминал, отмерял пальцами и, подняв голову, долго думал и смотрел на темнеющие за листвой небеса.
Вечером лодка снова пристала к торчащим посреди реки корням мангрового дерева. Капитан разжег пламя в жаровне, а матросы рассыпали на плитках тлеющие щепки, кислый запах которых отпугивал мошкару, и вскоре все легли спать. Назойливо журчала река и шлепались о борта сампана нахальные волны. Лес хрипел и завывал.
Ашаяти встрепенулась среди ночи, открыла глаза. Губы чесались от комариных укусов, опухла левая щека и скула. Огонь в жаровне погас. Матросы спали на носу лодки и жалобно сопели. Ашаяти хотела уже было махнуть рукой, в надежде распугать дерзких насекомых, но вдруг заметила висящую над лодкой тень. Черный силуэт толстой змеюки медленно спускался к палубе с ветки.
4
Темный силуэт беззвучно приближался к голове Кюимеи и всё вытягивался, как капля. Ашаяти шевельнула мизинцем в поисках рукояти меча, но вспомнила, что ближайший лежит у сложенной дохи, и чтобы его схватить, нужно долго и шумно двигать всей рукой. И в этот несчастный миг голова Ашаяти наполнилась мыслями… А нужно ли вообще искать меч? Ведь что бы ни спускалось сейчас с дерева, нацелилось оно на гнусную шаманку. На женщину, которая дважды покушалась на жизнь Ашаяти и неизвестно еще что задумала натворить в будущем. На женщину, которая умеет превращаться в дым и поднимать мертвых. На женщину, в конце концов, которая причастна ко всему тому, что случилось в последнее время и к страданиям многих людей. Стоит ли такую спасать? И не лучше ли подождать, пока эта нравственная проблема решится сама собой? Нужно ли мешать неизвестному чудищу изничтожать зло? Ведь бездействие не убийство?.. Наверное…
Не будет ли ничегонеделание тоже поступком, который приведет к убийству? Ведь именно этим занималась сама двуличная шаманка, долгие годы наблюдавшая человеческие муки и пальцем не пошевелившая… И если сердце Кюимеи полно боли за свои деяния, то хуже ли она, чем бессердечная Ашаяти, собравшая бесстрастно наблюдать за гибелью другого человека?..
Ашаяти протянула руку и дернула за штанину валявшегося рядом Сардана. Лучше было, конечно, разбудить Джэйгэ, от него в бою больше толка, но после перебранки с Кюимеи он надулся и улегся на носу.
Музыкант вздрогнул и хрюкнул. Только он разлепил глаза, как вдруг выгнулся весь и со всей дури махнул ногой у лица Ашаяти. Девушка вскрикнула от неожиданности, голень музыканта коснулась ее волос и врезалась во что-то мягкое позади. Хлопнуло, чавкнуло, и что-то шумно плюхнулось в воду за спиной Ашаяти. Та и подумать не могла, что второе чудище зависло над ее головой!
Шум воды расплескал тишину. Вскочили моряки, вскочил Джэйгэ и, еще не проснувшись, шатнулся к колчану со стрелами. Кюимеи взвизгнула и отпрянула от нависшей над головой тени.
– Нага! – воскликнул капитан.
Змея метнулась на зазевавшегося матроса – тому не посчастливилось уснуть рядом с Кюимеи. Матрос закричал, свистнул соскользнувший с веток хвост, и чудище вместе с человеком вывалилось в реку. Сардан успел разглядеть, что, несмотря на значительную ширину, длины в змеюке было метра два, не больше.
Все бросились к бортам, а второй матрос и вовсе выхватил из-за пояса нож и сиганул в воду. В ночи разволновалась черная река, забарахтались неясные силуэты. Кто-то вскрикнул раз, другой, потом что-то зашипело так свирепо, что стоявшие у планшира невольно отступили вглубь палубы. Снова крики, плеск и удары по воде. Капитан, живо следивший за происходящим и бегавший туда-сюда от носа до кормы, выхватил из воды и втащил на борт сначала одного матроса, а потом и второго.
Разожгли потухшую жаровню и ахнули – тело матроса, на которого накинулась нага, было исчерчено мелкими ранами, из которых на палубу струилась кровь. Пока Сардан спешно перерывал свой ящик, раненого уложили возле огня. Музыкант набросал в ногах оставшиеся у него мази, быстро осмотрел порезы и снова полез в ящик за перевязкой. Матрос стонал и брыкался, поэтому Джэйгэ и капитан держали его за руки и грудь. Кюимеи с интересом взяла одну баночку с мазью, понюхала, взяла вторую, третью.
– Вот, – сказала она, – помажь этим.
Сардан обернулся и покачал головой.
– Это для инструментов, – засомневался он. – Людей ей не мажут.
– Ну и дураки. Мажь этой. А потом этой.
Сардан исподлобья посмотрел на Кюимеи, пробурчал что-то хамское и всё же нанес немного мази на рану на груди матроса. Кровь в порезах вспенилась, зашипела и перестала течь. Сардан замазал остальные раны, для верности посыпал порошком от паразитов и как сумел всё перевязал. Раненый матрос успокоился и вскоре заснул.
– Кровь наги, – сказала Кюимеи, как будто это что-то должно было объяснить музыканту.
Капитан, второй матрос и Джэйгэ поставили весла и пустили сампан дальше по реке. Ночью они часто и тяжело бились бортами о корни деревьев, но и когда небо посветлело – внизу оставался опасный полумрак. Все бросали тревожные взгляды на угрюмый лес, повсюду мерещились тени и глаза холодных оттенков. Шумный прежде лес зловеще молчал, и удары веслами о воду предательски разносились как будто на весь мир.
Сардан услышал какой-то шепот. В полумраке он не сразу понял, что это сидящий у левого борта второй матрос разговаривает непонятно с кем, повернувшись к лесу. Он то замолкал, то снова говорил, повторял одни и те же фразы. Сардан переглянулся с Джэйгэ. От этого шепота в тишине сырого леса по всему телу бегали мурашки.
– Он говорит с натами леса, – перевел Джэйгэ слова капитана. – Это всё, что я понял.
Река вскоре разделилась надвое, более узкий приток скрылся в листве. То же самое произошло двумя часами позже. Капитан не обращал на притоки внимания и правил лодку по центру реки. А та, казалось, мельчала, и к полудню из воды выступили кусты. Они торчали отовсюду, свешивались с деревьев, жесткими прутьями лезли из темной листвы леса, росли пучками прямо в воде. Капитан остановил лодку, оглянулся и понял, что пропустил какой-то из притоков. Но возвращаться не было желания, а темный лес позади враждебно молчал.
Лодка потащилась по траве. Кусты с нервирующим скрежетом царапали борта, хватали за волосы, а однажды Сардану привиделась в переплетении трав чья-то костлявая рука с длиннющими пальцами.
В листве над головой мелькали оранжевые и красноватые пятна – то птицы-носороги облепили верхушки деревьев. Напряженно молчаливые, они вертели головами, а порой, захлопав крыльями, срывались с ветвей и исчезали в лесу.
К вечеру, когда у горизонта появились первые луны, мангровый лес остался позади и вокруг снова лежала заросшая полевыми цветами равнина. Река так раздалась в стороны, что с одного берега с трудом можно было разглядеть другой. На склонах голых гор мерцали огни, темнели башни домов и плавучие острова, на которых выращивали рис.
Среди ночи лодка причалила у рыбацкой деревушки, куда капитан со вторым матросом отнесли раненого. Когда Сардан встал и собрался шагнуть за борт, капитан поспешил его остановить.
– В этой деревне живут пираты, – сказал он шепотом, и Джэйгэ перевел. – Местных они не трогают, но любят чужеземные драгоценности, – капитан кивнул на Ашаяти, прятавшую под шкурами корону.
И всё же на следующее утро, когда лодка продолжила свой путь по бесконечной Аривади, далеко позади замаячил силуэт. Крохотное суденышко, палуба которого была скрыта от любопытных взглядов тканями, неспешно двигалось у самого берега, тонуло в разросшейся траве и кустах, не отставало, но и не догоняло. Впрочем, преследователи не слишком осторожничали и часто выбирались из душного укрытия – всего до единого в черном, обвешанные оружием и заросшие волосами, как обезьяны. Они свирепо поглядывали на сампан впереди и с хищными улыбками отирали со лба пот.
– Кто это такие? – спросил Сардан.
С его зрением тяжело было разглядеть преследователей.
Капитан ответил, а Джэйгэ перевел:
– Бандиты. Где-то услышали о пассажирах.
– И чего они ждут?
– Капитан говорит, впереди засада. Нападут вместе.
Джэйгэ перебрался на корму, достал лук и, натянув тетиву, стал целиться. Но целился так долго, что заморосил дождь, который вмиг сменился ревущим ливнем. Поднялся яростный ветер, и капитан с матросом бросились складывать мачту. Травы и кусты по берегам реки припали к земле, согнулись одинокие деревца.
И снова по краям от реки появились высокие железные ворота и каменные стены, покрытые темным плющом. Река пенилась, плевалась и дыбилась шипящими волнами мутной воды. Она подхватила робкий маленький сампан, понесла его боком и едва не вывернула на берег. А там, в запутанных зарослях травы, чернели мертвыми окнами руины гигантского города – большие многоэтажные дома с колоннами поблекшего красного цвета, пагоды, каменные дороги и полуразвалившийся купол из цветного стекла, в ранах которого проглядывали кости ржавого металлического каркаса, серые деревья и кусты. Прятавшиеся от дождя под куполом птицы были последними жителями погибшего города. Сардан открыл рот от удивления и совсем позабыл о льющемся за шиворот дожде. Он никогда не видел таких высоких городов, но и сейчас ничего толком не успел разглядеть – где-то рядом сверкнула молния, грохнул гром и одновременно с ним лодка врезалась в поваленное на берегу дерево. Сампан завертело, снова подхватило волнами и на палубу шлепнулась пена! И вдруг ливень прекратился… Так внезапно, что еще несколько минут всем казалось, будто он по-прежнему идет. Река продолжала беситься и брызгаться, а наверху, через порезы в тучах, рвались солнечные лучи.
Капитан и матрос кое-как сумели выровнять сампан и вернули на место парус. И когда закончили, у берега показалась пиратская лодка: свалившимся от ветра деревом ее раскололо напополам, разбитую корму унесло по реке, а нос торчал из травы. Незадачливые пираты вылезли на камни у берега и, красные от позора, стыдливо сели к реке спиной.
– Бестолочи вшивые! – крикнула им вслед Ашаяти и погрозила кулаком.
Пираты понурили головы. Их товарищи, до сих пор преследовавшие чужеземцев, замедлились и отстали.
– Не злитесь на этих людей, – сказал капитан через Джэйгэ. – Они не самые худшие из людей. Каждый второй в Ланхраасе когда-нибудь был пиратом. Все хотят выжить… И не самое большое зло выжить золотом тех, у кого его и так много.
– И правда, – согласилась Ашаяти.
К вечеру, когда на вишневом небе показались луны, окружающая равнина потихоньку перешла в глубокую низину, в то время как сама река осталась на прежней высоте и теперь бежала по искусственному каналу. Он выступал далеко над землей и вился прихотливо по широкой долине – над рисовыми полями, цветущими лугами и лесами. Перегнувшись через планшир можно было дотронуться до каменных краев канала. Внизу копошились люди с мотыгами, унылый бык тащил крестьянскую телегу, с песнями возвращались в родную деревню гуляки. Когда стемнело совсем и золотая Саяни поплыла среди звезд, в рассеянных по склонам гор деревнях зажглись свечи – как будто вспыхнули где-то вдали светлячки. Было тихо. Мягко плескалась река да поскрипывали колеса внизу. Огромный, живописный мир окружал маленький сампан, и казалось, что лодка парит в небесах.
Канал извивался и тянулся куда-то далеко-далеко – за горы на горизонте.
– Волшебная красота, – прошептал Сардан. – Первый раз такое вижу.
Среди ночи снова обрушился ливень и вмиг затопил палубу. Сардану с Ашаяти пришлось лихорадочно вычерпывать воду кувшинами, пока Джэйгэ и моряки пытались справиться с парусом и рулем. Порывами жестокого ветра лодку швыряло к краям канала и ежеминутно грозило вышвырнуть в долину. А там, внизу, грязные лужи быстро превращались в темные озера. Вода бурлила, пенилась, среди волн кувыркались обломки деревьев и кустов. В блеске молний Сардан разглядел мужика, который тащил упиравшегося быка по склону горы. Канал содрогался от грома. Вода в нем не накапливалась, а через отверстия выплескивалась в долину водопадами струй. Внизу, среди водоворотов пены, уже не различить было ни полей, ни садов – всё оказалось под водой. Вскоре канал, выступавший прежде метров на двадцать над равниной, стал опускаться ближе к земле и почти поравнялся с ней так, что вокруг сампана теперь шумело штормовое море. Волны его взрывались брызгами о края канала и обрушивались на лодку. Второй матрос и Джэйгэ наконец сняли мачту и вцепились в фальшборт, чтоб удержаться на палубе. Капитан снял пробки, закрывавшие узкие шпигатные отверстия, и ухватился за руль, но теперь лишь для того, чтобы не вывалиться за борт. Большие волны сих пор не дотягивались до сампана, а разбивались о края канала и взмывали над палубой разъяренными драконами. Сардан помог Ашаяти забраться под навес на корме, где, вцепившись в тяжелые тюки, пряталась Кюимеи, а вскоре к ним пролезли и остальные.
Ливень не прекращался весь следующий день, и река несла потерявшую управление лодку всё дальше по мутной воде, и если бы не хитро устроенные края канала, то она давно разбилась бы о камни или жестокие волны. На третий день ливня разошелся ураган. Он содрал часть шкур с навеса, расковырял планшир, раскурочил короткий бушприт и всё порывался вышвырнуть сампан из канала в ревущее море. В это время люди под навесом на корме как могли укрепляли свое крошечное убежище, цепляли крюками и гвоздями шкуры, которые вырывал из рук ветер, и не решались выглянуть наружу.
Лишь на четвертый день, когда ураган снаружи как будто бы утих, а дождь перестал грохотать и сыпался теперь с мелодичным звоном, Сардан просунул голову в сшитую два дня назад щель. Вода все-таки поднялась выше уровня канала, и неуправляемая лодка неспешно плыла правым бортом вперед по мутной грязи беспокойного моря.
5
Назойливый дождь моросил беспрестанно, ветер, не такой и сильный, дергал истрепанный парус, пока Джэйгэ и матрос ставили мачту. Капитан возился с рулем, а потом долго стоял на носу судна и разглядывал горы впереди. Лодка сидела глубоко и вяло покачивалась на волнах темного моря. Мимо бортов плыла трава, кусты, ветки и стволы деревьев, обломки кровли крестьянских домов, а однажды Сардан заметил голову животного – большой олень проплыл среди пенящихся волн и с трудом выбрался на склон горы. А еще дальше впереди покачивалась на воде потрепанная беседка – такие ставили у дорог для отдыха путников.
Капитан вернулся на корму.
– Нужно плыть на запад, – сказал он. – За тем склоном деревня, переждем ливни там.
– Это надолго? – спросил Сардан.
– Начинается время дождей, – пожал плечами капитан, а его слова взялась переводить Кюимеи. – Вода поднимется до холмов, поэтому корабли не отплывали из Кокотука. Дожди будут идти недели две или три, а потом нужно ждать, пока вода спадет. Месяц пройдет, не меньше.
– Я не буду ждать месяц! – вспылил Джэйгэ. – Вам заплатили золотом! Везите нас дальше!
Только он это сказал, как лодка поднялась на гребень небольшой волны и склонилась на левый борт. Джэйгэ схватился за мачту, чтобы не вывалиться в воду.
– Нам нужно пристать к берегу, – сказал капитан.
Джэйгэ подошел к борту, посмотрел сначала на высокие горы далеко впереди, потом на волны.
– Тогда я поплыву сам, – заявил он.
– До дна уж точно, – покачал головой Сардан. – Представляю, как плавают ооюты. В шубах подо льдом. Но я не понимаю, почему нельзя идти дальше на юг? – спросил он капитана. – Это же настоящее море, плыви куда хочешь!
