Чайная церемония. Часть 1

– Пойдемте, Михаил Валентинович! – тревожно изрек Главный конструктор, – Мне самому надо взглянуть.

Он вдруг вспомнил, как пару дней назад, вечером, Вероника долго не проявлялась в его реальности, как мучительно тянулось время, как опадали пеплом ароматические палочки на деревянные подставки, как бесполезно оплавлялись свечи, остывал чай. Тогда он почувствовал панику, настоящую, бесконтрольную. Он впервые задумался о том, что ему не все подвластно, и может так случится, что девушка с той стороны однажды совсем не появится, уйдет, пропадет, раствориться в своем информационе. Сделать возможным перемещения между критическими реальностями необходимо, но что, если… Нет! Он справится! Иначе вообще не стоит никуда двигаться! У каждого свое предназначение. У него, Лекса, предназначение совершить переворот в проникающих свойствах веществ.

– Это еще не все! – воскликнул между тем Доброходов и в нервном возбуждении топнул короткой, толстой ножкой по разноцветным мозаичным панелям, составляющим замысловатый рисунок на полу, – Здесь комиссия! Опять! Они узнали, что вчера состоялся массовый опыт… Они хотят посмотреть, как вы перемещаете животных в критические реальности!

– Как они узнали? – удивился Лекс и тут же вздохнул, догадавшись по промелькнувшей по лицу Генерального смущенной тени, кто разболтал Министерству об опытах.

– Значит, мы сделаем это, переместим для них животных, – стараясь казаться спокойным сказал Лекс, – Сразу еще ни одна крыса не умерла. А по поводу вчерашних – я сегодня же разберусь в чем дело!

– Сделайте милость, Александр Игоревич! Выручайте!

В голосе Генерального проскользнуло раздражение. Он сверкнул глазами, развернулся на высоких каблуках и переваливаясь с боку на бок побежал вон из кабинета.

Прежде, чем устремиться вослед за своим непосредственным начальником, Сонечка метнулась к Лексу, прижалась к его боку выпуклой грудью, сочувственно махнула длинными ресницами.

– Что станете делать, Сашенька? – спросила она тихо, – Как же так могло выйти?

– Я разберусь, – повторил Лекс уже сказанное Генеральному, мягко отодвинул Сонечку и пошел к выходу вперед нее.

Ахмади ухватил Главного конструктора за плечо на пороге. Усики-тараканы возмущенно двигались из стороны в сторону.

– Что-то здесь не то! – зашептал он, приблизив свое лицо к лицу товарища, – Перемещаемые погибают иначе – просто испепеляются, лишаются важной части тела, каменеют… А наши крысы просто сдохли и все, как будто от старости или яда. Состариться разом они не могли, остается яд. Их кто-то траванул!

– Состариться разом… А вот об этом-то как раз и стоит задуматься, Зульяр Миладович – вымолвил Лекс, задумчиво хмурясь, – Мы отправляем их в иные реальности, где время может течь совершенно по-другому. Пойдемте, сейчас надо устроить показательное выступление для министерских, а потом я посмотрю, где ошибся.

– Их кто-то траванул! – упрямо настаивал Ахмади, – Твой Виджай скажет… Чандра, пойди сюда! Говори, что сказал мне! Быстро.

Виджай Чандра, молодой помощник Лекса, ведущий инженер-конструктор, наблюдающий за изменчивостями информационов, шагнул было к Лексу, но тот остановил его.

– Потом, Виджай, потом, Зульяр Миладович! Сейчас у нас задача поважней!

Он оторвал от себя Ахмади, сказал ему несколько успокоительно-утешительных слов и велел Чандре немедленно следовать в лабораторию, готовить опыт.

Бывают дни, когда все идет не по плану – валиться из рук, бьется, ломается, не складывается. Возникают препятствия, о наличии которых, никогда не задумывался прежде, предают обстоятельства или люди, казавшиеся надежными. Видимо сегодня как раз оказался такой день. Вселенная решила повременить с помощью Главному конструктору, отступила, желая посмотреть, что будет, как он справится без подсказок и поддержки.

Он не сразу сообразил, что именно сегодня ему следует быть осторожнее, не давать лишних обещаний, не совершать необдуманных действий. Ему бы вспомнить заглохшую магнитолу, которая до сих пор работала безукоризненно. Однако он совсем не подумал про оборвавшийся концерт Моцарта.

Комиссия во главе с веселым, нагловатым молодым министром, состоявшая из важных докторов наук и убеленных сединами академиков, была настроена вполне благожелательно по отношению к сотрудникам Института Света. Министр шутил не очень тактично, сам смеялся своим шуткам. Генеральный смеялся в такт руководителю. Доктора и академики хмурились, считая ниже своего достоинства поддерживать невоспитанность молодого выскочки.

Демонстрацию перемещения подготовили и провели гладко, без сбоев и сложностей. Настроили визуализирующее поле, чтобы можно было следить за грызунами на расстоянии, подключили аудифиры для звукового сопровождения опыта. Закодировали и настроили свето-информационные поля грызунов. Все крысы, отправленные в критическую реальность, пробыли там около часа и благополучно вернулись назад. Лекс рискнул воспользоваться новыми наработками, чтобы улучшить эффект, а заодно протестировать измененный код. Пять крыс из десяти оказались абсолютно целыми и визуально не изменившимися при возвращении, что действительно внушало надежду на полный успех.

Казалось бы, опыт удался. Следовало поскорее выдворить проверяющих, чтобы крысы (если бы с ними приключилась такая же внезапная, непонятная беда, как с их предшественницами) могли спокойно трансформироваться и умирать вдали от чужих глаз. Генеральный уже расслабленно приглашал высоких гостей в свои апартаменты на «чай с тортиком», Зульяр Миладович предлагал угостить шутника-министра иранским кофе с перцем, доктора и академики со знанием дела общались с персоналом, восхищаясь масштабами, проделанной работы, и вот тут-то совершилось неладное.

Страшное!

Молодой министр, впечатленный проведенным на его глазах чудесным экспериментом, вдруг страстно захотел переместиться туда, где только что побывали крысы. Он был полон бесшабашного энтузиазма, восторга первопроходца. Его не могли остановить никакие весомые доводы, казавшиеся ему пустыми отговорками. Министр привык перемещаться между разными точками Земли по нескольку раз в день, бывал в параллелях с дружественными визитами. Ему думалось, что нет ничего особенного и сверхнеобыновенного в точно таком же перемещении, просто немножко подальше.

Академики и доктора наук попытались погасить горячность министра уговорами, Генеральный выдал очень убедительную речь, обещая послать молодого Руководителя в неизведанное, когда это неизведанное достаточно хорошо изучат подготовленные люди, и безопасность неприкосновенной особы высокого руководителя можно будет стопроцентно гарантировать. Лекс наотрез отказался выдать министру закодированный модулятор, напрямую заявив, что такие перемещения в настоящий момент крайне нежелательны и чреваты последствиями.

Министр побледнел, насупился, рассердился, попытался настаивать на своем, но быстро понял, что ему никто не уступит, даже если он издаст Директиву о собственном перемещении. Он сильно напомнил Лексу в этот момент мальчишку-хулигана, которому отец не позволяет безобразничать. Министр отступил, но было понятно, что внутри него зреет злоба на тех, кто не разрешил ему совершить его маленькое, восхитительное приключение. Министр отвернулся к выходу. Лекс выдохнул, считая спор исчерпавшим себя, обернулся к помощникам, приказывая убрать технику и животных. Генеральный подскочил к гостям, опять завлекая необыкновенно воздушным, кремовым тортиком. Ахмади внимательно осматривал крыс, выискивая в них изъяны.

Неожиданно, когда все были убеждены, что больше ничего необыкновенного не случится, что все разойдутся по своим делам, а секретная лаборатория наконец начнет функционировать в обычном рабочем режиме, министр резко развернулся, подлетел к Лексу, выхватил модулятор, небрежно брошенный главным конструктором в широкий карман белого кимоно, и активировал перемещающий код.

Глава 4

В те давние времена, когда в Поднебесной правил мудрый император Яо, над землей вставало не одно, а сразу десять солнц. Правда, вставали они по очереди, день за днем, никогда не встречаясь вместе на небосклоне. Однажды солнцам надоело ждать друг друга, и они, сговорившись, поднялись на небо вместе. С той поры не стало людям спасения, ведь десять солнц, греют в десять раз сильнее и светят в десять раз ярче. Зной губил посевы, сушил луга, плавил камни, сжигал леса и города. Люди и животные искали спасения у воды, но озера и реки тоже постепенно испарялись от невыносимого жара.

Мудрый император Яо, беспокоясь за свой народ, призвал к себе отважного охотника Хоу И, чьи меткие стрелы, без промаха поражали любую цель, как бы далека она ни была. Император дал охотнику волшебное покрывало, сотканное из слез страдающего от засухи народа, еще дал девять нефритовых стрел и повелел поразить девять солнц, а одно оставить на небе.

На рассвете Хоу И взобрался на гору Хуанганшань, дождался, когда все десять солнц поднимутся над землей, и стал стрелять по ним. Солнцам некуда было деваться от метких стрел смелого охотника. Они пытались сжечь Хоу И жаром своих лучей, ослепить ярким светом, но стрелок мог метится не глядя, а волшебное покрывало из слез, охраняло его от жара напуганных светил.

Хоу И выполнил повеление императора, спас Землю и народ от ужасной засухи, за что в награду император отдал ему одну из своих дочерей, красавицу Чанъэ.

Хоу И и Чанъэ сильно полюбили друг друга. Их дни, согретые единственным, оставшемся в небе солнцем, и благоволением императора Яо, текли счастливо и беззаботно.

Отец десяти солнц, Владыка Востока, разозлился на охотника за гибель своих детей и поклялся ему отомстить. Пока отважный стрелок был на охоте, осиротевший отец пришел к жене Хоу И, Чанъэ, с подарком. Он преподнес ей элексир бессмертия и сказал так:

–Если ты станешь бессмертной, красавица Чанъэ, твоя красота никогда не увянет и любовь мужа навсегда останется с тобой.

Соблазнившись невероятной возможностью, Чанъэ в тот же день выпила элексир. Ее тело мгновенно стало легче крыла бабочки, ветер подхватил ее, вынес в окно дворца, в котором она жила с мужем, поднял над осенним садом, над облаками. Любимый кролик Чанъэ, наблюдая, как хозяйка уносится все выше, попытался допрыгнуть до нее и вернуть на Землю. Он сумел ухватить ее за кончик развевающегося шарфа и потянуть вниз, но в этот миг мимо проплывала Луна. Вместо Земли, Чанъэ и кролик опустились на Луну.

Хоу И вернулся домой и не нашел своей Чанъэ. Он долго искал жену, не понимая, куда она могла подеваться, а потом поднял глаза к небу и увидел ее тонкий силуэт на поверхности Луны. Несчастный Хоу И стал звать ее назад, но она не могла вернуться. Охотник, думая, что она, может быть, за что-то обижена на него, попытался приманить ее дарами. Он разложил на столе под ночным небом вино, фрукты и мед, но Чанъэ не спустилась к нему.

Хоу И вскоре умер от горя, а бессмертная Чанъэ так и живет на Луне со своим единственным спутником, верным кроликом. Люди чтят ее, как богиню, приносят ей подношения пятнадцатого числа восьмого месяца, в ту самую, осеннюю ночь, когда она покинула Землю, когда Луна особенно близка к Земле и особенно прекрасна.

Чан-Сяолун умолк и разлил чай по двум маленьким нефритовым пиалам. Напиток светло-золотистого цвета источал яблочно-цветочный аромат, а на вкус получился словно растопленный мед. Восхитительный, ни с чем не сравнимый, невероятный Бао Хао Инь Чжень, один из лучших сортов белого чая, любимого напитка китайских императоров. Элексир бессмертия – так его называли когда-то, так его называют и теперь. От него начинается веселое покалывание в конечностях, кружится голова, тело становится легким, а мысли уносятся в заоблачное пространство. На Луну!

Чан настоящий мастер! Гуру! Он понимает все тонкости, все секреты каждого чайного листа, может с точностью фармацевта определить нужное соотношение листьев и воды, никогда не передерживает и идеально соблюдает температурный режим. У меня не получается настолько безупречно заваривать. Мой чай то горчит, то становится безвкусным. Чан говорит, что дело в воде, но я-то знаю, что вода всего лишь немаловажный атрибут, дело в мастере, в том колдовстве, которое он добавляет в процесс создания чая. А еще в удивительном умении рассказывать сказки, наполняя пространство и сам процесс чаепития ни с чем не сравнимой магией.

Умение рассказывать… Магия…

Я почувствовала боль, где-то за грудиной, зрение застлал липкий туман. Поднесла пиалу к губам и поняла, что не могу пить чай, он показался мне невыносимо горьким на вкус. Как же так? Неужели Чан ошибся? Мой рот невольно искривился от неприятия.

Лекс пропал. Не приходил уже вторую неделю, я совершенно извелась не понимая, что делаю не так или может быть сделала? В последний раз мы виделись поздно ночью, после моего похода в бар. Потом уговорились встретиться через два дня – раньше не получалось. Но он не пришел. Ни тогда, ни на другой день – совсем… Я не сразу испугалась. Решила, что ошиблась днем, не так поняла своего далекого героя. Потом мне стало больно. Очень! Потом страшно, и, наконец, накатила тягучая непроходящая тоска. Я вдруг подумала, что Лекс вообще никогда не появится, что я больше не услышу его музыкального голоса, не увижу нефритовых глаз… В отчаянии день за днем я зажигала свечи, проливала ароматный чай сквозь серебряное ситечко. Ждала! Может быть сегодня, сейчас, когда-нибудь… Я не писала друзьям. Не отзывалась на звонки. Не работала. Лелеяла бесконечное горе, печальную, бесполезную любовь.