В поисках великого может быть

Всё это требует максимальной приближенности зрителя к сцене. Мы должны подробно рассмотреть обстановку, как бы вжиться в неё. Каждая деталь здесь говорит о многом. Недорогая мебель – герои небогаты. Книжный шкаф с изданиями в роскошных переплётах тоже характеризует обитателей дома. В этой драме, в сущности, осуществляется принцип, который впоследствии провозглашал Станиславский: сцена должна представлять собой гостиную, в которой отсутствует четвёртая стена. Однако у Ибсена в топографии самой сцены, не говоря уже о драме в целом, возникает своя особая символика.

Итак, перед зрителем уютная комната. Но в ней есть дверь. На двери висит почтовый ящик, и когда позже Крогстад опустит в него письмо, мы услышим звук упавшего на дно конверта, – это сыграет очень важную роль в жизни героини. За дверью – внешний мир, который вторгается в мир частный, внутренний, и дверь символизирует границу между ними.

Кроме того, в драме присутствует вертикальное построение пространства. Этажом ниже живет доктор Ранк. Это друг Хельмера, кстати, влюблённый в Нору. Но в финале драмы его ждёт могила. У доктора Ранка – наследственный сифилис. Уже сданы все анализы, и Ранку известно, что не осталось никаких надежд на выздоровление. То, что квартира доктора Ранка расположена на нижнем этаже – не случайно. Это сродни образу «трупа в трюме», о котором Ибсен писал в своем раннем письме в стихах.

И, наконец, существует ещё одна координата – верхний этаж, где Нора станет встречать Новый Год и танцевать тарантеллу. Зритель, правда, этого не увидит. Но в гостиной в этот момент окажутся подруга Норы фру Линне и Крогстад, которым будут слышны звуки музыки, доносящиеся сверху. Таким образом, в драме Ибсена реальное пространство обретает ещё и некое дополнительное символическое измерение.

Я уже говорил, что герои Ибсена существуют как бы в едином драматическом поле. В этой драме соединились разные личные истории – история доктора Ранка, история фру Линне и Крогстада, но в центре – история двух главных героев, Норы и Хельмера, поэтому нередко эту драму именуют также и по имени главной героини «Нора». События драмы разворачиваются под Рождество. Приближается праздник, украшена ёлка, Нора приносит подарки детям. Кажется, это такой благополучный, уютный мир. Тем более, что Хельмер, муж героини, получил наконец должность директора банка, так что материальное положение семьи обещает укрепиться. Впереди праздник. И все здесь вроде бы очень любят друг друга. Когда приходит Нора, Хельмер с ней подчеркнуто внимателен, ласков, хотя считает, что жена – транжира: опять растратила деньги на всякие праздничные безделушки. И даже шутливо корит её, взяв за ушко. Нора так непрактична! Хельмер смотрит на неё сверху вниз. Кстати, жесты здесь тоже очень существенны…

Но в этот праздничный мир вторгаются и другие герои. Приезжает подруга Норы – фру Линне. Она несчастлива, в отличие от Норы, жизнь которой, казалось бы, сложилась вполне удачно. В своё время фру Линне вышла замуж за человека, которого не любила, думала спасти тем самым семью, но никому это не помогло. Она надеялась, что муж богат, а он оказался беден, и теперь, став вдовой, она и вовсе осталась без средств. Она никому не помогла, жизнь её разбита, все жертвы были ни к чему. В самом начале пьесы обозначен этот контраст благополучной Норы и её неблагополучной подруги фру Линне.

Тем временем в комнату входит ещё один персонаж – частный поверенный Крогстад. Фру Линне знакома с Крогстадом. Едва он появился на пороге, она заметно встрепенулась – когда-то этих людей связывала любовь. Вообще, прежде Крогстад занимался неблаговидными вещами, зарабатывал ростовщичеством, но он тоже рано овдовел, остался один с детьми на руках. Наконец он как-то устроился в банке. Но Хельмер, став новым директором банка, выгоняет Крогстада со службы. Почему он это делает? Они с Крогстадом были когда-то друзьями, разговаривали запросто, а теперь Хельмер боится, что это может навредить его репутации: человек с такой сомнительной славой, и с ним на «ты»! Поэтому Хельмер считает лучшим решением уволить бывшего друга со службы.

И вот Крогстад обращается к Норе. Вообще, кажется, что главная героиня драмы, действительно, легкомысленная «певунья», «пташка», «белочка, любящая сладости», но всё это не совсем так. Всё не столь просто в её жизни. Когда-то Хельмер тяжело заболел, и, чтобы избавиться от недуга, врачи посоветовали ему поехать на юг, к морю. Нора заняла деньги на поездку у Крогстада, ничего не сказав об этом мужу. Она до сих пор выплачивает этот долг, выкраивая средства на оплату процентов из семейного бюджета и даже подрабатывая тайком от мужа. Когда Хельмеру кажется, что она тратит деньги легкомысленно, на самом деле она пытается расплатиться с Крогстадом. И вот теперь Крогстад заявляет, что всё расскажет Хельмеру, если Нора не добьётся от мужа, чтобы его оставили в банке. Она не понимает, ведь всё аккуратно ему выплачивает. Но Крогстад на это отвечает: она подписала вексель от имени своего отца, допустив при этом серьёзную оплошность – указала дату уже после его смерти. Подделка финансового документа – это уголовное преступление, и если Хельмер уволит Крогстада, об этом станет известно. Крогстад хорошо знает Хельмера: он не потерпит скандала, не допустит, чтобы все узнали, что его жена подделала подпись! Крогстад советует Норе как можно скорее поговорить о нём с мужем.

Нора пытается убедить Хельмера не увольнять Крогстада, но Хельмер её даже не слушает. В этой сцене важен жест и, кстати, подтекст. Нора просит Хельмера. Он отвечает: нет, я не оставлю Крогстада, человека с такой репутацией, на службе в банке. Нора не решается рассказать мужу правду и начинает говорить о чем-то постороннем, но в ремарке указано, что в этот момент руки она держит на голове Хельмера, поглаживает его волосы. То есть продолжает просить. Но это передано не словом, а жестом.

Нора поняла, что ей не уговорить Хельмера, а Крогстад настаивает. Вот-вот всё станет известно…

События развиваются двояко. Приближается Рождество, а за ним и новогодний праздник. Нора просит мужа отложить в эти дни все дела, даже не заглядывать в почтовый ящик. Внешний ход драмы, её текст – это подготовка к празднику. А подтекст начнет проявляться, как только праздник закончится, и Хельмер прочтёт письмо. Крогстад опускает его в почтовый ящик. Этого не видно, но слышен звук падающего на дно конверта. Нора знает, что письмо уже в доме, и единственное, что теперь в её силах, – это отвлечь Хельмера предпраздничными хлопотами, разговорами о том, как она появится в обществе, какое платье наденет, и как будет танцевать тарантеллу. В тексте – подготовка к торжеству, в подтексте – ожидание развязки.

Самые простые детали здесь обретают драматизм. Нора примеряет праздничное платье, а в это время Крогстад опускает в почтовый ящик роковое письмо. Такая обычная вещь, как примерка наряда становится драматичной, потому что героиня слышит, как конверт падает в ящик. Особенно это заметно, когда Нора репетирует тарантеллу, которую она должна танцевать перед гостями. В этой сцене более сложный подтекст. Нора репетирует танец, зная, что после произойдет её разговор с Хельмером и он узнает правду. Аккомпанирует ей доктор Ранк, которому известно, что он обречён. Тут как бы сплетаются две линии. Видя, как Нора репетирует, Хельмер замечает: «Ты так танцуешь, как будто бы речь идёт о жизни и смерти». Самые обычные вещи в драме Ибсена начинают излучать драматизм. Благодаря подтексту самые простые слова, которые, казалось бы, ничего не значат, обретают вдруг иной, глубинный смысл.

Например, Хельмер говорит Норе: «Знаешь, Нора… не раз мне хотелось, чтобы тебе грозила неминуемая беда и чтобы я мог поставить на карту свою жизнь и кровь – и всё, всё ради тебя». (Действие третье).

Казалось бы, пустая фраза. Но очень скоро наступит момент, когда ему на самом деле придётся что-то ради неё сделать. Благодаря этому все пустые слова, которые он когда-то, не задумываясь, произносил, обретают особый смысл.

И вот развязка этой драмы. Фру Линне договаривается с Крогстадом и, кстати, вместо него поступает на службу в банк. Оба они уже немолоды, одиноки, жизни их разбиты, и вряд ли что-то хорошее ждёт их впереди. Но всё-таки они решают соединить свои судьбы. Вначале в драме была одна счастливая семья и двое несчастных героев. Теперь, если и не счастье, то хотя бы относительное благополучие, кажется, ждёт фру Линне и Крогстада. Фру Линне просит Крогстада, чтобы тот вернул Норе злосчастный вексель. И он опускает в почтовый ящик второе письмо, в котором возвращает Норе её долговое обязательство. Таково условие их брака с фру Линне.

Наступает, наконец, праздничный вечер. Внизу в комнате – фру Линне и Крогстад, а сверху доносятся звуки музыки. На верхнем этаже – танцы, но мы-то знаем, что на самом деле Нора ждёт ужасной развязки, которая неминуемо случится, как только она спустится вниз.

Нора приходит к гостям. Появляется Хельмер… И здесь возникает ещё один важный подтекст. Хельмер очарован Норой, она кажется ему восхитительной, особенно танцующая в праздничном наряде. Но он всё-таки решает заглянуть в почтовый ящик, нет ли писем. Нора говорит Хельмеру: «Сначала я сниму маскарадный костюм».

Эта фраза приобретает символический смысл: до сих пор был маскарад, теперь начнется жизнь. Ещё один существенный момент: приходит доктор Ранк и прощается со всеми. Он благодарит друзей «за огонёк», за подаренное ему душевное тепло и оставляет на память открытку с чёрным крестом: больше он не появится в этой уютной комнате, его ждёт могила. Разные сюжетные линии здесь точно сливаются в одно целое.

А после Хельмер вскрывает первый конверт. Он в ужасе от прочитанного. Дело в том, что он представляет собой тип человека, с которым боролся Бранд. Для него важно, как на него посмотрят другие. Он живёт, всецело ориентируясь на реакцию со стороны. Поэтому книги на его полках непременно в роскошных переплётах и прочее… Достигнув, как ему кажется, благополучия, он не хочет держать поблизости неблагополучного Крогстада… Когда Хельмер всё-таки прочитывает письмо, Нора его успокаивает, говорит, что покончит с собой: «Раз меня не будет на свете, ты свободен». На что Хельмер ей отвечает: «Мне-то какой будет прок из того, что тебя не будет на свете… Ты погубила всё мое будущее». «Дело надо замять во что бы то ни стало. А что касается нас с тобой, то нельзя и виду подавать: надо держаться, как будто всё у нас идёт по-старому. Но это, разумеется, только для людей.» Он заявляет, что Нора, разумеется, останется в доме, но он больше никогда не допустит её к воспитанию детей. Но затем Хельмер открывает второй конверт. И тогда вновь появляется прежний Хельмер. Как Нора мила! Да, да, конечно, всё это она совершила ради него. Его репутация спасена, теперь он будет ещё больше заботиться о своей жене. Однако для Норы всё переменилось. Всё, что на протяжении драмы казалось жизнью, на самом деле было игрой.

Фру Линне с самого начала не могда понять, почему Нора сразу не рассказала Хельмеру, что заняла деньги, ведь всё это было сделано ради него. Ответ Норы был таков: «Это перевернуло бы вверх дном все наши отношения. Наша счастливая семейная жизнь перестала бы тогда быть тем, что она есть». (Действие первое).

Хельмеру нужна Нора – прелестная «куколка-певунья»! Она это знала и играла предложенную ей роль. То, что мы принимали за её жизнь, всегда было театром, а теперь она снимает маску. Последний монолог Норы – это первый серьезный разговор с Хельмером. Она говорит, что ни отец, ни муж не любили её по-настоящему, им только нравилось быть влюблёнными. Отец звал её куколкой-дочкой и забавлялся ею, как она своими игрушками. Потом она попала в дом Хельмера, где её поили, кормили, одевали. Её делом было забавлять мужа. Она стала куколкой-женой. Отсюда название драмы «Кукольный дом».

Чего ждала Нора, почему она боялась рассказать Хельмеру правду? В глубине души она всё-таки надеялась, что муж возьмёт ответственность на себя, скажет, что это не она, а он виноват во всём. Она не хотела, чтобы ради неё он жертвовал репутацией и карьерой. Она ждала чуда, теперь она больше в чудеса не верит. Она считает, что её брак был обманом. Оказалось, что она любила не Хельмера, а совсем другого человека, которого создало её воображение. Он – как все, а она ждала чуда.

Героине «Кукольного дома» присуща высокая норма Бранда. Она не знает, как должна поступить, но всё же решает покинуть дом Хельмера. Она знает, что общество осудит её за этот шаг. Она – жена, мать, и не имеет права бросать семью из-за минутной слабости мужа. Она и сама не уверена, что права, но всё же хочет во всём разобраться и скажет в финале: «Я все эти восемь лет жила с чужим человеком и прижила с ним троих детей…» (Действие третье).

Нора уходит. Она рвёт все связи, чтобы утвердить себя. Как сложится её судьба в дальнейшем, мы не знаем…

Эта драма Ибсена прозвучала в своё время необыкновенно остро. Главная тема века – тема утраченных иллюзий – получила в ней новый, неожиданный поворот. Нора расстается с иллюзиями, как расставались с иллюзиями все прежние герои романов, от Жюльена Сореля до Эммы Бовари. Но всё-таки главным мотивом литературы XIX века всегда было иное: человек расставался с иллюзиями и принимал законы мира, в котором вынужден был жить. Или погибал.

Для Ибсена эта проблема выглядела иначе. Она заключалась не в том, что живого человека, в данном случае – женщину, превращали в куколку. У Ибсена главное, что в игрушке пробуждалась живая душа. Это тема пробуждения человеческого «я». Современники, правда, были склонны рассматривать эту драму в духе модного тогда, да и сейчас, кажется, достаточно распространённого феминизма, считали, что речь идёт об освобождении женщины, о женском равноправии и т.д. Ибсен говорил, что не знает, что такое феминизм. Для него речь в драме шла об освобождении человека. Если выразиться языком Ибсена, о том моменте, «когда мы, мёртвые, пробуждаемся – так называется последнее его произведение – и узнаём, что никогда не жили». Эта мысль особенно отчётливо звучит в поздних драмах Ибсена. Героиня «Кукольного дома», Нора, пробуждается ещё с желанием начать новую жизнь. Последняя ремарка драмы – стук ворот. Нора покинула дом Хельмера, а значит, осталась какая-то надежда. Такого финала у Ибсена больше уже никогда не будет.

Следующая драма – «Привидения» (1881) – выражает взгляд на жизнь, который и в дальнейшем будет характерен для театра Ибсена. В этой драме, кстати, много похожего на «Кукольный дом». В «Кукольном доме» тоже, собственно, ничего не происходило. Никаких новых событий, поворотов сюжета. Ведь изменило жизнь Норы вовсе не то, что Крогстад написал письмо её мужу, а то, что он его забрал. Выясняется лишь то, что было в прошлом. Это драма развязки. В «Кукольном доме» это ещё не так обнажено, поскольку в финале Нора всё-таки уходит от мужа, и создаётся впечатление, что её что-то ждёт впереди.

«Привидения» – это в чистом виде драма развязки. Главная героиня здесь – фру Элене Алвинг. Её муж капитан и камергер Алвинг умер довольно давно. На полученные в наследство деньги она строит приют. Возвращается домой её сын Освальд, молодой художник. В первом акте происходит её разговор с пастором Мандерсом. Здесь мы видим в образе героини прямое продолжение темы Норы. Когда-то фру Алвинг ушла от мужа к пастору Мандерсу. Но пастор заставил её вернуться к мужу и с тех пор считал этот поступок своим главным жизненным подвигом. Он отказался от любви и вернул Элене на путь добродетели. Она вернулась к мужу и через год родила от него сына, Освальда. Пастор Мандерс – это вариант Хельмера. Ему важно, как на него посмотрят другие. И собственно то, что он заставил любимую женщину вернуться к мужу, было в основном продиктовано тем, что он боялся вызвать осуждение в обществе. Например, когда он видит, что фру Элене читает какие-то легкомысленные современные романы, он не возражает, но замечает, что не следует делать это при всех. Его волнует, что подумают другие. Фру Элене рассказывает ему о своей жизни с камергером Алвингом, который ей бесконечно изменял, пьянствовал, с которым она была глубоко несчастна. Мандерс говорит Элене: ваша жизнь – замаскированная пропасть. И первая тайна здесь – это тайна камергера Алвинга.

А второй акт – это тайна её сына. Она воспитала Освальда вдали от отца, не хотела, чтобы тот видел его распутную жизнь. Освальд вырос за границей. И теперь он вернулся. Освальд неизлечимо болен – от отца ему достался наследственный сифилис. Здесь снова звучит тема доктора Ранка, только она уже как бы вплетена в сам главный сюжет.

Третий акт – Освальд впадает в безумие, таков результат болезни. Вот вкратце сюжет этой драмы. Это как бы продолжение истории Норы. Фру Элене – своего рода Нора, вернувшаяся в дом Хельмера.

Почему драма называется «Привидения»? В чём смысл такого названия? И что такое тема наследственности в этой драме? Дело в том, что у Ибсена символика никогда не возникает сама по себе, она обязательно вырастает из какой-то реалистической детали. Он, в общем-то, старается сохранить язык реализма, хотя придаёт происходящему глубинный символический смысл. Так Освальд обнимает служанку Регину, не зная, что на самом деле это его сестра. Мать Регины была любовницей его отца, она тоже дочь камергера Алвинга. Когда эту сцену видит фру Алвинг – когда-то она застала мужа, точно так же обнимавшего мать Регины – ей кажется, будто прошлое вновь возникло перед её глазами. Привидения – это мёртвые, которые восстали из могил. «Мне почудилось, что предо мной выходцы с того света. Но я готова думать, что и все мы такие выходцы, пастор Мандерс. В нас сказывается не только то, что перешло к нам по наследству от отца с матерью, но дают себя знать и всякие старые отжившие понятия, верования и тому подобное. Всё это уже не живёт в нас, но всё-таки сидит ещё так крепко, что от него не отделаться. Стоит мне взять в руки газету, и я уже вижу, как шмыгают между строками эти могильные выходцы. Да, верно, вся страна кишит такими привидениями; должно быть, они неисчислимы, как песок морской. А мы жалкие трусы, так боимся света!..» (Действие первое). (457)

Это как бы призраки прошлого, мёртвое, которое вдруг вновь обрело жизнь.

Когда фру Алвинг узнаёт о неизлечимой болезни сына, она пытается понять, что же всё-таки произошло в её жизни. Вот что она говорит о муже: «Ему пришлось прозябать тут, в небольшом городе, где никаких радостей ему не представлялось, одни только развлечения. Никакой серьёзной задачи, цели жизни, а только служба. Никакого дела, в которое он мог бы вложить свою душу, а только "дела". Ни единого товарища, который бы способен был понять, что такое, в сущности, радость жизни, а только шалопаи-собутыльники» (Действие третье. Сцена третья). Может, камергер Алвинг – жертва того мира, в котором он жил. Может быть то, что он стал пьянствовать и вёл распутный образ жизни, было каким-то протестом против той пустоты, в которой он волей судьбы оказался? Никакой задачи, никакой цели, только служба, никакого дела, только дела, ни единого товарища, который смог бы понять, а только шалопаи и собутыльники. Фру Элене чувствует здесь и свою вину: «У нас только и разговору было, что о долге, обязанностях – о моих обязанностей, об его обязанностях… И, боюсь, наш дом стал невыносим для твоего отца, Освальд, по моей вине» (Действие третье. Сцена третья). Понятно, что жизни не существует без обязанностей, даже любовь их накладывает, но когда возникает «ты должен» – всё меняется. И порой «здесь любви наступает конец».

Теперь вернёмся к главному вопросу – судьбе Освальда. Вообще, в этой драме всё кончается трагически. Приют, который построен фру Элене на деньги, оставленные Алвингом, сгорает в пожаре, а Освальд впадает в безумие. Тема наследственности не случайна в этой драме. Не исключено, что на Ибсена известное влияние оказали идеи Золя, но тема наследственности у него обрела новый, символический смысл. Это мёртвое прошлое, которое давит на настоящее. Кроме того, в этой драме очень важен пейзаж. Вообще, Освальд приехал с юга. Он очень любит южную природу, а здесь всё время пасмурно, идёт дождь, и он мечтает лишь о том, чтобы выглянуло наконец солнце. Драма завершается в тот момент, когда на небе появляется солнце. Последние слова Освальда: «Солнце… Солнце…» В этот момент он впадает в безумие, солнце восходит для него слишком поздно, когда уже ничего нельзя изменить.

Драма «Привидения» есть некий ответ «Бранду». Конечно, дух человека свободен и, как сказано в Библии, «витает, где хочет». Но люди не созданы из одного лишь духа. Кроме того, над ними довлеет прошлое, и сбросить этот груз никому не дано. Можно сколько угодно призывать живительное светило и оставаться, в сущности, мёртвым. Нужно что-то менять в самой каждодневной действительности, а не только в сфере духа.

Литература XX столетия.

Начнём с хронологических рамок. Вообще, все новые века в Европе, кроме двадцать первого, начинались не строго по календарю, а где-то к середине второго десятилетия. Так, скажем, восемнадцатый век берёт начало в 1715 году, с момента смерти французского короля Людовика XIV. Девятнадцатый век стартовал в 1815, когда окончательно рухнула наполеоновская империя. Наступление двадцатого века совпало с началом Первой мировой войны, пришлось на 1 августа 1914 года. Как писала Ахматова, «приближался не календарный – настоящий Двадцатый Век». Духовно же новые века всегда начинали проявляться уже где-то в конце предшествующих. Скажем, девятнадцатый век открылся эпохой романтизма. Истоки двадцатого столетия как духовного явления можно проследить с конца девятнадцатого. К сожалению, двадцать первый век вступил в силу ровно в 2001 году, с событий 11 сентября, без всякой предварительной духовной подготовки. Он буквально обрушился на человечество. К предыдущим векам люди всё же успевали подготовиться: в целом жизнь не менялась, но какие-то предпосылки, признаки назревающих перемен всегда начинали проявляться заранее…

В истории XX века можно обозначить ряд периодов. Первый – примерно с конца XIX века и до начала Первой мировой войны. Это время, когда изменения происходили лишь в сфере духовной. Общего строя жизни они не затрагивали. Второй – это период между двумя мировыми войнами. Третий – после окончания Второй мировой войны и примерно до середины 80-х годов, точнее – до распада СССР. Заключительный период – это последние десятилетия XX века, в которые происходили глобальные геополитические и глубочайшие духовно-нравственный и культурный кризисы.

Прежде чем начать разговор собственно о литературе, несколько слов об общественных факторах, которые определили особенности XX века в целом. Первое – это появление феномена массы. А что такое масса? Мы очень часто употребляем выражения «средства массовой информации», «массовый зритель» и прочее. Но для сравнения, в XIX веке существовали другие понятия – аристократия, народ… В России XIX века огромную роль играла интеллигенция. И лишь в XX веке появилось понятие – масса. Что это такое? Прежде всего, масса – это неструктурированная людская общность. Кстати, массы возникли с появлением городов. В деревне никогда не было масс, потому что деревня – это структурированная общность. Масса могла возникнуть только в городе, причём в крупном городе. Поэтому, пока Россия оставалась аграрной, крестьянской страной, масс в ней не было.

Даже в течение дня человек неоднократно входит в различные общности. Скажем, если вы едете в метро – вы пассажир, и все, кто вас окружает, образуют вместе с вами некоторую общность. Она никак не структурирована, но вместе с другими людьми вы в данном случае составляете пусть и временное, но единство. Если идёте по улице – вы прохожий. В данном случае вы просто двигаетесь в одном направлении. А вот когда, скажем, люди смотрят одни те же телепередачи, читают одни и те же газеты, слушают одни и те же радиоканалы, они – часть массы. Каждый из нас – её часть. Масса, толпа – это некое анонимное объединение. В мирных условиях это нормально, и ничего опасного в этом нет, но не дай бог возникнет какая-то критическая ситуация. В такие моменты масса – это нечто страшное, потому что поведение людей в толпе абсолютно безответственно. Кроме того, коллективные эмоции очень заразительны. Хорошо, если люди в толпе объединены некой «позитивной идеей», но всё негативное здесь крайне опасно. Даже в мирное время нередко можно увидеть, как какой-нибудь молодой человек, спеша в метро, запросто толкает пожилую женщину или ребёнка, а случись нечто экстремальное? Это неструктурированная человеческая общность.

И противостоит массе уже не интеллигенция и не аристократия, а некая малочисленная элита. Кстати, этот термин в последнее время тоже довольно часто употребляется. Противопоставление массы и элиты имеет много разных аспектов, но нас в данном случае интересуют вопросы, связанные с культурой.

Дело в том, что понятие «масса» связано с ещё одним моментом, который очень существен для XX века – это противопоставление культуры и цивилизации. До XX столетия подобного разделения не существовало: культура и цивилизация были понятиями абсолютно тождественными. Но уже начиная с конца XIX века, эти понятия стали противопоставляться. Цивилизация, конечно, требует от членов общества определённого уровня образованности. Необразованный человек может быть культурным, но не цивилизованным. Средневековые люди были культурными, но не были цивилизованными. Кстати, русское крестьянство было, как правило, безграмотным, но обладало очень высокой самобытной культурой. Так что цивилизация предполагает как минимум грамотность. Человек должен окончить школу, овладеть какими-то базовыми навыками. Но основа современной цивилизации – это всё-таки потребление её достижений. Мало что надо уметь и знать, чтобы пользоваться достижениями современной цивилизации. К примеру, ничего не стоит, скажем, включить телевизор. Для этого совершенно не обязательно понимать, как он устроен, нужно просто нажать кнопку, взять в руки пульт и переключать каналы. Всё доступно. Так же обычно люди пользуются бытовой техникой, даже компьютером… Каждый может этому научиться.