В поисках великого может быть

В истории юноши, поплатившегося жизнью за поступок, на который его толкнула страсть, Стендалю виделся подходящий материал для исследования общества, в котором страсти, по его словам, можно заметить лишь когда они прорываются в чём-то, караемом законом. «Описывать вещи, не имеющие отношения к душевной жизни, мне скучно», – заявлял он, ставя своей целью изобразить не столько быт, внешние приметы действительности, сколько «фибры сердца», сложную, полную оттенков и противоречий душу современного человека.

Образ честолюбца из низов, стремящегося вырваться из среды, в которой рождён, добиться успеха, опираясь на свои личные качества, характерен для французской литературы XIX века.

Герой Стендаля Жюльен Сорель с юных лет мечтал о славе и признании. Сперва он собирался стать военным: при Наполеоне это был верный способ выйти в люди. Но времена изменились, и теперь скорее церковный сан, убеждён Жюльен, мог позволить ему подняться «над всеми», дать то положение в обществе, которого он, как «исключительная личность», заслуживал.

Действие «Красного и чёрного» охватывает четыре года (в начале романа Жюльену девятнадцать, в конце – двадцать три). Но мы не можем сказать, как долго длилось пребывание Жюльена в доме Реналя, учение в семинарии, жизнь в Париже. Роман делится на главы, между которыми различные временные интервалы. Прерывистость определяет не только его композицию, но и стилистику. Между отдельными абзацами и даже фразами книги возникает свободное пространство, создавая ощущение не явленной в слове, стоящей за текстом жизненной реальности.

Сам образ главного героя у Стендаля необыкновенно сложен. В нём сочетаются противоположные начала: крайняя чувствительность и холодная рассудочность, высокие устремления и суетное тщеславие, бунт и приспособление, гордость и социальная униженность, сила и слабость.

Желая пробить себе дорогу, занять положение в обществе, Жюльен меньше всего ищет благополучия. Его кумир – Наполеон, «безвестный и бедный поручик», который сумел наложить отпечаток своей личности на ход европейской истории. Жюльену хотелось бы осуществить свой собственный наполеоновский проект: «добиться славы для себя и свободы для всех», доказать себе и другим, что он вылеплен «из той же самой глины, из какой выходят великие люди». Чтобы соответствовать наполеоновской маске, Жюльен должен обуздывать себя, бороться со своей чувствительностью, мягкостью, застенчивостью. В этом он видит свой «героический долг». Но кроме этой идеальной маски ему приходится носить ещё и другую, тартюфовскую. Он вынужден скрывать свои мысли и чувства, притворяться, идти против собственных убеждений. Маска выступает у Стендаля одновременно и как идеальный образец, которому подражает герой, и как средство приспособления.

И всё же «Красное и чёрное» не роман карьеры, а роман испытания. Герой стремится к осуществению своего наполеоновского проекта, но для него не менее важны и взаимоотношения с женщинами, принадлежащими враждебному ему миру. Желание одержать верх над ними, – вот что поначалу движет Жюльеном. В первой части романа Стендаль описывает любовь Жюльена к госпоже де Реналь, жене мэра французского городка Верьер, в дом которого молодой аббат (в те времена – почётная должность людей, решивших посвятить себя церкви, но ещё не принявших духовный сан) поступает гувернером; а во второй части – к Матильде, дочери влиятельного парижского политика и вельможи маркиза де Ла-Моль.

Чувство к госпоже де Реналь возникает исключительно из честолюбия. Когда Жюльен впервые приходит в её дом, он считает своим долгом заставить себя поцеловать её руку. И в дальнейшем ему всё время страшно, трудно, он робеет, преодолевает себя, но во что бы то ни стало пытается добиться от госпожи де Реналь взаимности. Вообще, ему проще было бы этого не делать, но он разыгрывает роль соблазнителя.

Но госпожа де Реналь оценила в Жюльене как раз нечто совсем иное: ту чувствительную душу, которую тот пытался ото всех скрыть. «Она находила, что его стоило послушать, даже когда он говорил о чём-нибудь обыкновенном, ну хотя бы когда он рассказывал о несчастной собаке, которая, перебегая улицу, попала под быстро катившуюся крестьянскую телегу. Зрелище такого несчастья вызвало бы грубый хохот у её супруга, а тут она видела, как страдальчески сдвигаются тонкие, чёрные и так красиво изогнутые брови Жюльена. Мало-помалу ей стало казаться, что великодушие, душевное благородство, человечность – всё это присуще только одному этому молоденькому аббату». (VII. Избирательное сродство). (448)

В какой-то момент Жюльен забыл, наконец, о своей наполеоновской роли. Страшно робея, он долго заставлял себя войти в комнату госпожи де Реналь: «Спальня была освещена, на камине под колпачком горел ночник – вот беда, только этого не хватало! Увидев его, г-жа де Реналь мгновенно вскочила с постели. "Несчастный!" – вскричала она. Произошло маленькое замешательство. И тут у Жюльена вылетели из головы все его тщеславные бредни, и он стал просто самим собой. Быть отвергнутым такой прелестной женщиной показалось ему величайшим несчастьем. В ответ на её упреки он бросился к её ногам и обхватил её колени. А так как она продолжала бранить его, и страшно сурово, он вдруг разрыдался». (XV. Петух пропел).

Победа над госпожой де Реналь – это победа чувствительного, а не честолюбивого Жюльена. Любовь, которая начиналась как сплошное честолюбие, обернулась очень искренним и глубоким чувством.

Сперва Жюльену казалось, что госпожа де Реналь видит в нём лишь существо более низкого статуса. Но когда заболел её сын и она восприняла это как наказание, обрушившееся на неё за связь с Жюльеном, сомнения исчезли. В какую-то минуту госпожа де Реналь даже готова была во всём признаться мужу. Жюльен понял, что в душе этой женщины у него нет соперника: она не боится ни молвы, ни людского осуждения, а только Бога, у которого ищет защиты и прощения.

И всё-таки Жюльен довольно легко расстаётся с госпожой де Реналь. В его системе ценностей любовь к женщине, личное счастье, не являются высшими. Главное для него – это осуществление его наполеоновских планов. И поэтому Стендаль говорит о своём герое: «Именно то, что делало Жюльена человеком высшего порядка, мешало ему насладиться любовью, которая сама давалась ему в руки». Он очень легко покидает госпожу де Реналь, отправляясь учиться в семинарию, хотя перед отъездом в Париж готов был рисковать всем, чтобы побыть с ней хоть час. Ему не жалко отдать жизнь ради любви, но отказаться от своих идеалов ради любви он не может.

Второй этап Жюльена Сореля – это жизнь в Париже и любовь к Матильде де Ла-Моль. Обе эти женщины, и госпожа Реналь, и Матильда, выражают как бы разные стороны личности самого героя. Госпожа де Реналь связана с чувствительной душой Жюльена, а Матильда – с его честолюбивыми планами.

Вообще, в противопоставлении Матильды и Жюльена можно увидеть некоторое отражение двух вариантов европейского и, в частности, французского романтизма. Матильда и Жюльен – представители одного поколения, дети одной романтической эпохи. У них много общих представлений, и оба стремятся к чему-то необыкновенному, исключительному. Но их романтические устремления по-разному окрашены, и это связано с разницей в социальном положении героев. Жюльен – сын плотника, живёт идеалами и героической историей третьего сословия, эпохой Великой французской революции и Наполеона.

Матильда, дочь маркиза, покорена образами XVI века, представлениями французского дворянства. Её привлекают невероятные чувства и духовное величие, о которых она читала в романах. Её легендарный предок Бонифас де Ла-Моль, «самый выдающийся человек своего времени», обезглавленный на Гревской площади, был когда-то любовником знаменитой Маргариты Валуа, будущей королевы Наваррской. Вот о такой героической любви она и мечтает. «Она стала припоминать про себя все описания страсти, которые читала в "Манон Леско", в "Новой Элоизе", в "Письмах португальской монахини" и т.д. Речь шла, само собой разумеется, о высоком чувстве: легкое любовное увлечение было недостойно девушки её лет и её происхождения. Любовью она называла только то героическое чувство, которое встречалось во Фракции времён Генриха III и Бассомпьера. Такая любовь неспособна была трусливо отступить перед препятствиями; наоборот, она толкала на великие дела. "Какое несчастье для меня, что у нас сейчас не существует настоящего двора, как двор Екатерины Медичи или Людовика XIII! Я чувствую, что способна на всё самое смелое, самое возвышенное». (X. Королева Маргарита).

Однако есть принципиальная разница между романтическими представлениями Матильды и романтизмом Жюльена Сореля. Его романтизм связан с недавним прошлым и устремлён в ближайшее историческое будущее: впереди у Франции ещё две революции – 1830-го и 1848-го годов. А экзальтированные порывы Матильды – скорее прихоть, желание быть необыкновенной, особенной. Она богата, знатна, своевольна, всё в её руках. Для Жюльена же стремление к исключительности – необходимость. Если он не станет исключительным, то будет ничем. Стендаль сумел показать эти разные формы романтического сознания…

Среди молодых людей, которые добиваются руки Матильды, она не находит никого, кто, по её убеждению, был бы её достоин. Лишь в новом секретаре своего отца Жюльене Сореле она угадывает героическое начало и считает, что непременно должна полюбить его. Она никогда не забывает, что между ней и Жюльеном – социальная пропасть, но это в какой-то мере даже привлекает её: тем более исключительным, особенным обещает быть её чувство. Поначалу эта любовь сугубо демонстративна. Когда Матильда решает назначить Жюльену свидание, она требует, хотя в этом нет никакой необходимости, чтобы Жюльен поднялся к ней по верёвочной лестнице. Жюльен мог бы пройти обычным путём по ступеням, но для Матильды это неприемлемо.

Что касается Жюльена, поначалу он тоже абсолютно холоден к Матильде. Он не испытывает к ней никаких чувств. Позже, получив от нее записку, он подумает даже, что Матильда решила посмеяться над ним. И всё же Жюльену льстит, что именно его, простого секретаря, Матильда предпочла тем многочисленным знатным поклонникам, которые её окружали. «Я, ничтожный крестьянин из Юры… могу стать её возлюбленным».

Первое свидание с Матильдой совсем не похоже на встречу с госпожой де Реналь. Жюльен, опасаясь какого-нибудь подвоха, является к Матильде с двумя заряженными пистолетами, и эти пистолеты – своеобразный эпиграф к их отношениям. «После долгих колебаний, которые постороннему наблюдателю могли бы показаться следствием самой несомненной ненависти, – с таким трудом даже твёрдая воля Матильды преодолевала естественные женские чувства, стыдливость, гордость, – она, наконец, заставила себя стать его любовницей.

Однако, сказать правду, эти любовные порывы были несколько надуманны. Страстная любовь была для неё скорее неким образцом, которому следовало подражать, а не тем, что возникает само собой. Мадемуазель де Ла-Моль считала, что она выполняет долг по отношению к самой себе и к своему возлюбленному.

"Бедняжка проявил поистине безупречную храбрость, – говорила она себе, – он должен быть осчастливлен, иначе это будет малодушием с моей стороны". (XVI. Час ночи).

И со стороны Жюльена не было ничего искреннего и нежного в чувствах к Матильде. Скорее «это был бурный восторг честолюбия». «Радость, временами охватывавшая его, была подобна радости юного подпоручика, которого за какой-нибудь удивительный подвиг главнокомандующий сразу производит в полковники, – он чувствовал себя вознесённым на недосягаемую высоту». (XVI. Час ночи).

Эта любовь исходит исключительно от честолюбивого Жюльена. Матильда для него – символ. Он горд, что одержал победу не только над ней, но и над теми молодыми людьми, которые тщетно добивались её благосклонности. Но именно он, Жюльен, стал её любовником. Он ощущал свое торжество над теми, кто раньше над ним смеялся. Напыщенная холодность, надменность Матильды лишь разжигали в нём страсть.

Уже на следующее утро Матильда раскаялась в происшедшем, заявив, что не может прийти в себя «от ужаса, что отдалась первому встречному».

– Первому встречному? – вскричал Жюльен и бросился к старинной средневековой шпаге, которая хранилась в библиотеке как редкость. (XVII. Старинная шпага).

Матильде понравился этот эффектный романтический жест. «Вообще, в этой любви, даже в самые острые моменты их страсти, даже в самые тяжелые моменты их горя было что-то искусственное», – заключает Стендаль.

Их первое свидание завершилось подчеркнуто театрально: Матильда срезала прядь волос. Так же и в финале романа: охваченная горем, она вздумает торжественно похоронить голову Жюльена, как когда-то её легендарная прабабка похоронила в склепе голову своего казнённого возлюбленного… На втором свидании Матильда вроде бы немного смягчилась, стала чуть менее притворной. Но всё же нечто театральное с самого начала и до конца присутствует в любви Жюльена и Матильды.

Даже по-настоящему увлекшись Жюльеном, Матильда не может забыть о его невысоком происхождении: «Если я стану подругой такого человека, как Жюльен, которому не хватает только состояния, – а оно есть у меня, – я буду постоянно привлекать к себе всеобщее внимание, жизнь моя не пройдёт незамеченной. Я не только не буду испытывать вечного страха перед революцией, как мои кузины, которые так трепещут перед чернью, что не смеют прикрикнуть на кучера, который их плохо везёт, – я, безусловно, буду играть какую-то роль, и крупную роль, ибо человек, которого я избрала, – человек с характером и безграничным честолюбием. Чего ему недостает? Друзей, денег? Я дам ему и то и другое». <…> «Но в своих размышлениях о Жюльене она представляла его себе как бы каким-то низшим существом, которое можно осчастливить, когда и как тебе заблагорассудится, и в любви которого даже не может возникнуть сомнения». (XVIII. Ужасные мгновения).

Жюльена тоже с самого начала и до конца не покидает недоверие к Матильде. Она ждет от него ребенка, а он скажет: «Вы отдадите моего сына лакеям». Он всегда чувствует разделяющую их социальную пропасть. И только, повторяю, холодность Матильды, задевающая его честолюбие, разжигает в нём страсть. И страсть эта оказывается куда более сильной, всепоглощающей, чем чувство к госпоже де Реналь. Сам Стендаль скажет: «Честолюбие, мелкие утехи тщеславия когда-то отвлекали его от тех чувств, которые он питал к г-же де Реналь. Матильда поглотила его всего…» (XXIV. Страсбург). Для Жюльена добиться любви Матильды – значит покорить общество, это значит осуществить свой наполеоновский проект. Матильда для него – символ высшего света. Его привлекает не столько её красота, женские прелести или душевные качества, сколько её царственная осанка, роскошные туалеты. Когда он обнимает Матильду, ему кажется, что он держит в своих объятиях королеву. Теми же средствами, которыми он пытается покорить общество, он завоевывает Матильду. Жюльен надевает маску лицемера, потому что знает, что простые, искренние слова вызовут в ней только презрение. Она любит в нём исключительно наполеоновский лоск, амбиции, чувствительности же и душевной слабости никогда не простит. Ожидая свидания с Матильдой в тюремной камере, Жюльен читает мемуары Наполеона. Даже в такой момент, накануне казни, он не может позволить себе показаться перед ней уязвимым, охваченным сомнениями и тревогой.

Происходит нечто очень опасное для Жюльена. Наполеоновская и тартюфовская маски сливаются в одно целое и начинают прирастать к лицу. В обществе люди всегда носят маски, это естественно. Но здесь маска проникает в самое интимное, в чувства. В Париже Жюльен постепенно свыкается с законами мира, в котором живёт. Ему приходится совершать поступки, которые противоречат его совести. Например, он презирает человека, однако способствует тому, чтобы тот получил титул барона, или отдаёт должность низкому карьеристу вместо другого достойного претендента, честного геометра. Жюльен сожалеет о сделанном, но говорит: «Мало ли мне придётся совершить всяких несправедливостей, если я хочу преуспеть». Он покоряет общество в той мере, в какой сам ему покоряется. Будучи убежденным республиканцем, Жюльен участвует в монархическом заговоре, который возглавляет маркиз де Ла-Моль, и выполняет все его поручения. В тюрьме он скажет о самом себе: «Мои мысли не поднимались выше воротничка на моем мундире».

Кажется, Жюльен сумел добиться всего, чего желал. Он получил дворянский титул, должность офицера, покорил Матильду. Дочь маркиза ждёт от него ребенка, и вскоре они должны пожениться. Как будто бы сбылись все его мечты. Но один неожиданный поступок перечеркивает всё то, к чему он шёл с такой настойчивостью: Жюльен стреляет в госпожу де Реналь.

В этом эпизоде герой действует в каком-то невероятном темпе, совершает всё быстро и почти бессознательно, и поэтому никакого психологического объяснения того, почему он идёт на этот странный поступок, в романе нет. Это не противоречит поэтике Стендаля. Автор романа изображает лишь то, что Жюльен сам способен осознать. Остающееся за пределами его понимания, Стендаль опускает.

Причиной рокового выстрела стало письмо, которое написала госпожа де Реналь. Это письмо, адресованное маркизу, Матильда показала Жюльену. Маркиз де Ла-Моль, прежде чем дать окончательное согласие на брак дочери, обратился к госпоже де Реналь с просьбой рассказать о служившем в их доме Жюльене, его будущем зяте. Реналь написала это письмо под диктовку своего духовника. В нем было сказано о Жюльене: «Бедность и жадность побудили этого человека, способного на невероятное лицемерие, совратить слабую и несчастную женщину и таким путём создать себе некоторое положение и выбиться в люди. Мой тягостный долг заставляет меня при этом добавить, что господин Ж… не признаёт никаких законов религии. Сказать по совести, я вынуждена думать, что одним из способов достигнуть успеха является для него обольщение женщины, которая пользуется в доме наибольшим влиянием. Прикидываясь как нельзя более бескорыстным и прикрываясь всякими фразами из романов, он ставит себе единственной целью сделаться полновластным господином и захватить в свои руки хозяина дома и его состояние». (XXXV. Гроза)

Прочтя это письмо, Жюльен произнёс: «Я не смею осуждать господина де Ла-Моля. Он поступил правильно и разумно. Какой отец согласится отдать свою любимую дочь такому человеку? Прощайте!

Жюльен выскочил из экипажа и побежал к почтовой карете, дожидавшейся его в конце улицы…». Добравшись до Вирьера, он купил пистолеты, пришёл в церковь, где шло воскресное богослужение, и дважды выстрелил в госпожу де Реналь. Изложение всех этих событий в романе помещается на полутора страницах: «При виде этой женщины, которая его так любила, рука Жюльена задрожала, и он не в состоянии был выполнить своё намерение. "Не могу, – говорил он себе, – не в силах, не могу".

В этот миг служка, прислуживавший во время богослужений, позвонил в колокольчик, как делается перед выносом святых даров. Г-жа де Реналь опустила голову, которая почти совсем потонула в складках её шали. Теперь уже Жюльен не так ясно ощущал, что это она. Он выстрелил и промахнулся; он выстрелил ещё раз – она упала». (XXXV. Гроза).

Что это за выстрел, который привёл Жюльена к тому, что он оказался в тюрьме и разом перечеркнул всё достигнутое? Как во всяком настоящем поступке, здесь нет какой-то одной-единственной решающей причины. Этот выстрел вызван к жизни сложным переплетением различных мотивов, которые Стендаль не раскрывает, поскольку сам герой не осознаёт их до конца. Это задача читателя: понять, что скрыто в подтексте сцены. Жульен, конечно, воспринял письмо госпожи де Реналь как ещё одно препятствие, которое возникло на его пути. Но в то же время, уже ничто не могло измениться в его отношениях с Матильдой. Перед тем, как дать прочесть Жюльену это письмо, Матильда прислала ему записку: «Всё погибло, и боюсь, безвозвратно; не сомневайтесь во мне, я буду тверда и предана Вам во всех невзгодах. Я люблю Вас». (XXXV. Гроза).

Итак, на саму Матильду это письмо не произвело никакого впечатления. К тому же, Жюльен знал, что маркиз де Ла-Моль горячо любит дочь, и она всегда добьётся от него того, что захочет. Случившееся, конечно, могло вызвать некоторые промедления. Но Матильда ждёт от Жюльена ребёнка, она его любит, и отец уступит желаниям дочери, рано или поздно.

Почему же он всё-таки стреляет?

Конечно, письмо госпожи де Реналь, казалось бы, ничего уже не могло изменить в судьбе Жюльена. Он знал, что завоевал Матильду, «это чудовище гордости». «Отец не может жить без неё, а она не может жить без меня», – говорил он себе. Наверное, первое, что двигало им в этот момент: его гнала Матильда. Его оскорбили, значит, он должен совершить поступок, который выглядел бы как достойный ответ. Он выстрелил в госпожу де Реналь и необыкновенно вырос в глазах Матильды. Она и в самом деле скажет о Жюльене: «Он – воскресший Бонифаций де Ла-Моль, только ещё более героический». Этот поступок только подогрел её чувства к Жюльену. И в этом смысле Жюльен решился на это ради неё. Но уже по дороге в Верьер он забывает о Матильде, а после выстрела любовь к ней окончательно умерла в его сердце.

Нет, не страх потерять Матильду очевидно заставил Жюльена сделать этот безрассудный выстрел. Он и сам до конца не мог отдать себе в этом отчёт, но в тюрьме он скажет: «Меня чудовищно оскорбили, и я отомстил». Перед тем, как показать письмо госпожи де Реналь, Матильда передала ему письмо отца, где было сказано: "Я мог бы простить всё, кроме заранее обдуманного намерения соблазнить Вас только потому, что Вы богаты. Вот, несчастная дочь, вот Вам страшная правда. Даю Вам честное моё слово, что я никогда не соглашусь на Ваш брак с этим человеком. Ему будет обеспечено десять тысяч ливров ренты, если он уберётся куда-нибудь подальше за пределы Франции, лучше всего – в Америку…» (XXXV. Гроза).

Итак, ему гарантируют благополучие: это огромная сумма – десять тысяч ливров. Но это цена за отказ от Матильды. Его заподозрили в корысти, решили купить! Но не только Матильде, а прежде всего себе самому Жюльен должен доказать, что нечто высшее – то, что сам он называл героическим долгом, явилось главным движущим мотивом его поступка.

Жюльен чувствовал, что стрелял в то чёрное, что всегда стояло на его пути. И вот теперь, когда, казалось бы, достигнуто всё, к чему он стремился, это чёрное вновь возникло перед ним, приняв облик бывшей возлюбленной. Но на самом деле он стрелял в госпожу де Реналь и едва не убил женщину, которая так его любила. Он стрелял именно в неё. Дело в том, что на всем протяжении его романа с Матильдой он всё время сравнивал её с госпожой де Реналь. Он никогда её не забывал. Он и стрелял именно потому, что всё ещё любил. Она была самым чистым, светлым, самым искренним, что было в его жизни. И вот эта женщина, которую он называл «ангельской душой», написала письмо, в котором так очернила, унизила их любовь. Этого он не мог простить.

Если выразить поступок Жюльена какой-то одной-единственной фразой – это был некий стихийный взрыв страстей, загнанных внутрь. Жюльен всегда был начеку, считал необходимым играть роль, каждую минуту соответствовать тем принципам, которые должны были обеспечить ему достижение поставленных целей. Но больше он не хочет себя обуздывать и даёт волю чувству, которое не способен даже осознать до конца и к пониманию которого приходит только в тюрьме. Дело в том, что этот выстрел – акт отчаяния. В душе Жюльена рушится вера, которую давала ему эта женщина. Он стреляет не потому, что рухнула карьера, ему теперь плевать на карьеру, а потому, что рухнула святыня. «Мне нечего больше делать на земле!» – признается он.

И вот финал. Жюльен в тюрьме в ожидании приговора. Это вполне закономерный итог. Но не случайно первая глава романа предварялась эпиграфом: «Собери несколько великих людей в тёмной камере и будет свет». Дело в том, что для Жульена, как и для шекспировского Гамлета, весь мир – тюрьма, ему тесно в этом мире. Кстати, этот образ-метафора присутсвует и в «Пармской обители» Стендаля: крошечные, точно тюремная камера, размеры Пармы, где разворачивается действие романа, и наконец, келья пармского монастыря, в которую сам себя заточает главный герой Фабрицио дель Донго. Это – ограниченное пространство, в котором не может раскрыться в полную силу человеческая личность.

Но, с другой стороны, тюрьма – это свобода. Именно здесь Жюльен обретает наконец своё истинное «Я». Ему больше не нужно притворяться, приспосабливаться, играть роль, наконец-то он может быть самим собой. В тюрьме происходит переоценка всех ценностей. Он проходит самое высокое и самое трудное испытание и перед лицом смерти начинает по-новому оценивать свою жизнь. Его больше не интересуют отношения с другими, ему безразличны те люди, которые будут его судить. Он судит себя сам, и это «тот суд, которым будет судить Бог, если он существует». Честолюбие умерло в его сердце, рухнула его наполеоновская идея. Жюльен понял, что ничего ему не достичь. В случае успеха это был бы лишь покоренный мир, а совсем не те мечты, которые всегда его пленили. Вместе с честолюбием умерла и его любовь к Матильде. Как в зеркале, он видит в ней свою честолюбивую мечту. Матильда готова на любые безрассудные поступки, даже умереть вместе с ним, но Стендаль замечает, что Жюльену было невмоготу от всего этого напыщенного героизма. Он чувствует, что за всем этим скрывается поза, тщеславие, что Матильда очень гордится своей необыкновенной любовью, величием своих поступков, всё время точно ждёт аплодисментов. "Если он умрёт, я умру вслед за ним, – говорила она себе с полным убеждением. – Что сказали бы в парижских гостиных, если бы увидели, что девушка моего круга до такой степени боготворит своего возлюбленного, осуждённого на смерть? Только в героические времена можно найти подобные чувства. Да, такой вот любовью пылали сердца во времена Карла IX и Генриха III». (XXXIX. Интрига).