Шурави, или Моя война

Они прошли еще с квартал и остановились около большого дома, вход которого охраняли «береты» – солдаты парашютно-десантного полка и две боевые машины десанта. Марченко вызвал старшего по караулу и, переговорив минуты три, прошел вслед за ним в здание. Абрамов присел на лавочку и, закурив сигарету, стал ждать возвращения командира.

***

– Привет, братишка, – поздоровался с Абрамовым один из десантников, – ты откуда?

– От верблюда! – ответил Виктор. – Разве не похож?

– Ты что, братишка? Я смотрю на тебе наш комбез, вот и решил поинтересоваться. А вдруг земляк?

– Нет, ты ошибся, боец, я из Казани. А ты, из «вятских» будешь?

– Точно, а как ты догадался? – поинтересовался он.

– «Окаешь» больно много.

– Так это рядом с Татарией, значит, почти родня.

– Правильно, лапоть по карте. Какого русского не поскребешь ногтем, смотришь – татарин.

Виктор протянул ему сигарету, и он, прикурив, неожиданно спросил.

– Воевать пришлось?

– Да, с вашими беретами под Нахримом, – ответил Абрамов.

– Страшно было?

– Да. Страшно подниматься в атаку под огнем, но еще страшнее лежать на дороге, по которой бьет КПВТ (крупнокалиберный пулемет Владимирова, калибра 14,5 мм). Ты сам знаешь, от него не спрячешься.

– Представляю. А мне еще не приходилось воевать. Все время кого-то охраняю. Вот так вернешься домой, и нечего будет рассказать про Афганистан.

– Ты, смотрю, дурачок какой-то. В этой жизни главное – вернуться домой. У меня товарищ говорит, что лучше год молчать, чем много говорить, будучи без руки или ноги.

– Может, ты и прав, земляк, но повоевать ужасно хочется, даже руки чешутся. Скажи, у вас все в спецназе такие молчаливые, что не вытянешь из них и слова?

– Не знаю. Могу сказать за себя, что лишнего трепать языком не стану, кому от этого польза? Война, братишка, любит тишину.

Десантника кто-то окликнул, он поднялся со скамейки и, пожав руку Виктора, куда-то побежал, переваливаясь с ноги на ногу. Абрамов невольно улыбнулся вслед, удивляясь его технике бега. Докурив сигарету, он встал с лавки и заметил, как из здания вышел Марченко. Пожав руку сопровождавшему его офицеру, командир направился к нему.

– Ну что, Абрамов? Погнали на базу, – произнес он полушутя и, схватив Виктора под локоть, повел в сторону дороги.

Абрамов, молча, шел рядом с ним, сгорая от любопытства. Судя по его внешнему виду, его тоже распирало желание поделиться с ним новостями, но он всячески сдерживал себя и упорно молчал.

– Иван Тимофеевич, да не держи ты новости при себе, лопнешь от важности, – сказал Виктор.

Он взглянул на него, но продолжил хранить молчание. Выйдя на улицу, они стали ждать какую-нибудь армейскую машину, чтобы добраться до базы. Мимо их с шумом промчались несколько «барабухаек» (афганские грузовые автомашины, приспособленные для перевозки людей). Стоявшие в кузове люди что-то кричали в их адрес, грозя кулаками.

– Командир, хорошо, что мы не понимаем их языка, иначе уже давно нашинковали бы их свинцом, как капусту для засолки.

– Хорошо, Абрамов, что в тебе закипает кровь, а палец тянется к курку. Это – признак здоровья для мужчины. Ты становишься настоящим солдатом.

Наконец, им удалось остановить БТР, который двигался в сторону базы. Они залезли на броню и поехали. БТР, осторожно объезжая стоявшие в беспорядке машины, медленно продвигался вперед по узким улицам города.

– Ты знаешь, Виктор, что нашу группу расформировывают?

– Как расформировывают? – удивленно спросил Абрамов.

– А, вот так. Часть группы возвращается в Союз, часть остается тут.

Виктор с надеждой посмотрел на него и он, заметив его вопросительный взгляд, тихо произнес:

– Не обижайся, Виктор, но ты пока остаешься здесь в моем распоряжении. Кроме тебя, остаются Павлов, Лавров и Петровский. Группу сократили до тридцати бойцов, включая меня.

Абрамов снова удивленно взглянул на него.

– Принято решение о передаче групп специального назначения в распоряжение штаба.

– Что это значит? – спросил его Виктор.

– А это значит, друг мой, как в песне: и вечный бой, покой нам только снится. Мы будем осуществлять глубокую разведку, помогать проводить колонны с техникой, если сказать короче, будем вечной затычкой.

– Зачистка кишлаков тоже будет входить в нашу задачу?

– Совершенно верно! Ты знаешь, Абрамов, кого я увидел в штабе? Я видел твоего земляка из особого отдела.

– А что ему здесь делать, командир? Думаю, он приехал сюда не по зову сердца.

– Я тоже так думаю. Он приехал скорее за звездами и наградами.

Они посмотрели друг на друга и громко засмеялись. Вскоре БТР остановился, и они, спрыгнув с брони, помахали рукой водителю и направились к себе на базу.

***

Весь следующий день бойцы посвятили подготовке к «работе» (участию в боевых действиях): чистили оружие, получали дополнительные боеприпасы. Марченко с утра снова отъехал в штаб и вернулся только к ужину. Для усиления группы командование придало им три бронетранспортера.

Это был последний ужин полным составом. Те, кто оставался, старались не смотреть на тех, кто возвращался в Союз. Каждый из них, молча, переживал это расставание. Испытывал ли Виктор в тот момент чувство зависти, сказать трудно, но, небесспорно, Бог был на стороне отъезжавших товарищей. Отряд покидали бойцы, которые принимали участие в штурмах резиденции Амина и других важных стратегических объектов. Те, кто не был задействован в этих операциях, оставались служить дальше.

– Виктор! – окликнул Абрамова Сергеев. – Вот, возьми на память этот нож. Нас, наверное, все равно перед полетом досмотрят, не хочу, чтобы он достался какому-нибудь «куску» (прапорщику). Мне он больше не нужен, а тебе еще пригодится.

Он протянул ему настоящий афганский кинжал, лезвие которого было испещрено какими-то знаками арабской вязи. Ножны кинжала, инкрустированные множеством различных камней, похоже, были серебряными.

– Спасибо, Валера. Не жалко расставаться с таким оружием? Это же не нож, а музейный экземпляр.

– Скрывать не буду – жалко. Однако лучше его подарить тебе, чем кому-то другому. Я кинжал взял в бою у какого-то большого местного начальника, который при виде нас так рванул, что мы его и не догнали. Товарищу достался хромированный пистолет, ну а мне – кинжал.

– Еще раз спасибо, Валера, – поблагодарил Абрамов его и прицепил кинжал к поясу.

Они обнялись на прощание, и он, опустив голову, направился в барак.

– Стройся! – послышалась команда.

Бойцы побежали занимать свои привычные места в строю. На середину двора вышел Марченко.

– Бойцы, сегодня мы провожаем наших товарищей, убывающих для прохождения дальнейшей службы на Родину. Многих из них я знаю давно: с кем-то учился, с кем-то пришлось повоевать в разных точках земного шара. Могу сказать, что они всегда были хорошими бойцами, верными и надежными товарищами. Пусть им сегодня повезло больше, чем кому-то из нас, но мы не в обиде. Они честно выполнили свой долг перед Родиной и уезжают отсюда, оставив частицу своего сердца с нами. Не нужно грустить, ребята, ведь мы – бойцы группы специального подразделения, а это значит, что мы все профессионалы. Мягкой вам посадки в Союзе. Не забывайте боевых товарищей. Через час за вами прибудет машина. Прошу всех быть готовыми к отъезду. А теперь – вольно, разойдись!

Строй рассыпался, словно замок, сделанный из песка. Кто-то побежал в барак продолжать сборы, кто-то присел на лавочки, сколоченные старшиной, и стал курить.

Подняв клубы густой серой пыли, около ворот базы остановился армейский УАЗ с красным крестом на дверце. Из кабины вышел майор медицинской службы в сопровождении молодой красивой женщины лет тридцати и направился с ней к воротам нашей базы. Дорогу им преградил часовой из комендантского взвода и потребовал документы.

– Мне нужен капитан Марченко. Если вам не сложно, пригласите его ко мне.

Караульный покрутил диск полевого телефона и сообщил своему начальнику о прибытии гостей. Через минуту из дверей барака показался Марченко и, улыбаясь, направился навстречу майору. Они представились друг другу и, отойдя в сторону, стали о чем-то беседовать. Сначала они говорили тихо, однако с каждой минутой их общения разговор становился все громче.

– Да вы сами-то понимаете, что мне предлагаете? – жестикулируя, сказал Марченко. – Вы хотите, чтобы я взял на операцию санинструктора? Это, товарищ майор, спецназ, а не институт благородных девиц. У меня три десятка изголодавшихся по женскому телу мужиков и вы, вместо медбрата, направляете ко мне в группу женщину. Я должен ее невинность охранять?

– Не нужно возмущаться, товарищ капитан, – дружески похлопывая его по плечу, произнес майор, снова отводя в сторону Марченко, – как появится у нас первый медбрат, сразу же направлю к вам в подразделение.

– Ну а сейчас мне что с ней делать? – указывая на девушку рукой, чуть ли не закричал командир. – Куда я ее должен спрятать? Может быть, вы, товарищ майор, организуете ее охрану?

Виктор хорошо знал Марченко и по его интонациям понял, что он был готов к капитуляции. Махнув рукой, Марченко сказал:

– Хорошо, товарищ майор. Считайте, что вам удалось меня уговорить. Пусть она временно остается в нашей группе, но на операцию я ее с собой не возьму. Буду надеяться, что в самые короткие сроки вы найдете нам медбрата и замените ее.

Они пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны.

***

Санинструктор стояла посреди двора, пожираемая десятками мужских голодных глаз. Ей было где-то двадцать семь–тридцать лет. Короткие светлые волосы были собраны сзади в замысловатую прическу, которая придавала ее лицу аристократичность. Женщина была одета в полевую форму, которая сидела на ней как влитая, подчеркивая ее классическую фигуру. Ее длинные красивые ноги были обтянуты кожаными хромовыми сапогами.

Санинструктор оказалась не из робкого десятка и, встав среди двора, громко и отчетливо представилась:

– Старший сержант медицинской службы, санинструктор Мельникова Татьяна Васильевна.

Все бойцы, как по команде, заулыбались. Каждый, наверняка, в тот момент подумал, что это представление адресовано только ему одному. Она, подхватив свой небольшой коричневый чемодан, и в сопровождении старшины направилась в барак, вызвав своей походкой глубокие мужские вздохи.

Минут через сорок к воротам подъехала машина и бойцы стали прощаться с уезжающими в Союз товарищами. К Виктору снова подошел Валерка Сергеев и, обняв за плечи, пожелал ему вернуться домой живым. Взревев двигателем, «Урал» тронулся с места и вскоре скрылся из поля зрения. Проводив их, они вернулись обратно за ворота базы.

Зайдя во двор, Абрамов невольно почувствовал, как спазм стал сдавливать горло. Ему ужасно захотелось, как в детстве, заплакать и уткнуться в колени своей матери. Виктору стоило больших усилий, чтобы сдержаться от охватившего его желания. Он ушел в дальний конец двора, чтобы прийти в себя и побыть немного одному. Расставаться с друзьями всегда тяжело и грустно, а расставаться с боевыми товарищами – сложно вдвойне.

Абрамов прислонился спиной к старой айве и закрыл глаза. Перед его глазами поплыла все та же картина: на грязной дороге, простреливаемой из крупнокалиберного пулемета, лежит его убитый товарищ, который мог уехать в Союз, где наверняка кто-то его ждал – мать, жена, дети. Говорят, что Бог забирает самых лучших, может, и так, но он несправедлив в своем отборе – лучшие должны оставаться на земле, чтобы радовать своим присутствием других, чтобы люди тянулись к ним, очищая свои души от скверны.

– Чего грустишь? – услышал Виктор знакомый голос Марченко.

Он вскочил и приготовился по уставу ответить, но тот положил ему на плечо руку и остановил его неуместный доклад.

– Не суетись, Абрамов.

Марченко сел рядом под айву и тоже уперся в нее спиной.

– Я в последнее время часто думаю, Абрамов, что будет, когда нас не станет? Вот эта айва будет так же зеленеть, и плодоносить, будет светить солнце, радуя людей своими восходами и закатами. Ты знаешь, может, я – эгоист, но я ничего не хочу оставлять после себя, ни солнца, ни айвы. Пусть все погибнет вместе со мной. Представляешь? Раз – и ничего нет.

– Так не бывает, командир. Бог создал человека, чтобы тот передавал эту красоту тому, кто придет вместо него, а иначе, зачем нужно было создавать мир. Если бы каждый уносил за собой все, то давно бы уже была пустота. Бог – творец, а созданный им человек – обычный разрушитель.

– Интересный ты человек, Абрамов. Чем больше я тебя узнаю, тем большим уважением проникаюсь. Больше бы таких людей, как ты, может, и не было бы войны.

Виктор засмеялся над его словами.

– Командир, не смеши меня. Если бы мир был таким, как ты говоришь, что бы ты делал без войны?

– Как что? Полетел бы в космос, стал бы осваивать новые планеты или еще что-то такое.

– Вот и я об этом. Мир, я думаю, просто не может находиться в равновесии, иначе произойдет самый обыкновенный застой. Вот смотри, и в природе нет баланса: снизится количество птиц, автоматически вырастет количество разных паразитов, которые начнут пожирать зелень. И так во всем.

– Ты хочешь сказать, что война была специально создана Богом?

– Трудно сказать, но ничего в природе случайного нет. Война – это обратная сторона мира.

Абрамов не успел развить свою мысль дальше, так как в это время Марченко окликнул дежурный, и он, легко вскочив на ноги, направился к воротам. Виктор загасил сигарету и пошел за ним.

***

Утро выдалось ветреное. С гор тянуло холодом. Абрамов не любил это время года, когда погода столь изменчива, что не знаешь, как одеваться. Рано утром отряд подняли по тревоге. Марченко привычно прошелся вдоль строя и остановился напротив Виктора.

– Ну что, бойцы! Есть возможность отличиться, – то ли шутя, то ли всерьез, произнес командир. – Сопровождаем колонну афганских войск, которые охраняют местное руководство. Имеются сведения, что в районе появилась большая группа моджахедов. Наша главная задача обнаружить эту группу, установить ее численность, вооружение и по возможности – ее задачи. Идем тремя группами: головную группу веду я, вторую – Абрамов, замыкает колонну – Орлов. Тридцать минут на сборы! Разойдись!

Через полчаса подошли три БТРа и бойцы стали рассаживаться на броне. Забросив старый матрас наверх бронированной машины, Абрамов быстро взобрался и удобно устроился рядом с башней. Виктор постучал по башне, давая понять водителю, что готовы к движению. Машины вытянулись в колонну и тронулись, грозно ревя мощными двигателями. При выезде из города к ним присоединились машины афганской армии. Между БТРами разместился армейский УАЗ, в котором ехали представители местной власти и народной милиции. Остальные машины выстроились позади БТР Орлова.

Это был первый выход их отряда на задание. Идущий первым БТР Марченко неожиданно остановился. С машины спрыгнул командир и ловко забрался на БТР Абрамова.

– Подвинься, – произнес командир и сел рядом с Виктором.

Он достал сигареты и протянул их Абрамову.

– Командир! Скажите, афганцы скоро отстанут? Уж больно много их, около роты, не меньше.

– Нет, у них другая задача, – ответил он. – Ты, Абрамов, лучше смотри за дорогой и меньше болтай.

– Понял, товарищ командир, – произнес Виктор, положив руки на автомат.

Машины проезжали мимо каких-то непонятных строений. Темные оконные проемы, крыши покрытые соломой, высокие дувалы из серой глины. Там за этими стенами мог укрываться враг, который в любой момент мог открыть по ним огонь. Из-за гор стало подниматься багровое солнце. Природа словно ожила. Виктор смотрел на эту красоту и не верил, что где-то рядом идет война. Кругом стояла первозданная тишина, разрываемая лишь моторами их бронированных машин.

Наконец, колонна нагнала первого афганца, который, не торопясь, брел вдоль дороги. Мужчина был одет в старый грязный халат неопределенного цвета, подпоясанный выгоревшим на солнце поясом, на голове – чалма. Впереди него, понуро опустив голову, шел старый худой ишак. Дехканин приветливо махнул им рукой и что-то крикнул на своем языке. Шум моторов не дал Абрамову разобраться, что он кричал, однако Павлов тоже помахал ему рукой в знак приветствия.

– О чем он кричал? – спросил Павлова Виктор.

– А черт его знает. Главное, что не стреляет.

– А может он – разведчик? Вот так идет по дороге, а сам считает машины.

– А может и разведчик, кто его знает….

В голубоватой дымке, справа от дороги, показался кищлак.

– Всем приготовиться! – отдал команду Абрамов и посмотрел на Марченко, который дремал, положив голову на плечо Виктора.

***

Вот и первый кишлак. Это большое торговое поселение. Мечеть разбита в куски, террасы глинобитных и саманных домов перепаханы снарядами и танковыми гусеницами афганских танков. Как тут могли выжить люди – понять трудно, прятались, вероятно, в ближайшем лесу. Теперь воронки от тяжелых гаубичных снарядов, накрытые соломой или ветками, норы, вырытые в горном склоне, несколько саманных сакль, чудом уцелевшие при артобстреле, были их жильем. Чем они жили, сказать трудно. Что ели? Где пасли своих тощих коз и ишаков?

Улицы пусты, лишь кучка мальчишек бежала за их машинами, выпрашивая на ходу еду. Однако, заметив следовавших за нами в машинах солдат правительственных войск, они с криками разбежались в разные стороны. Кишлак словно вымер. Отряд сделал короткую остановку. Оставив в кишлаке УАЗ с местным начальством и машины с солдатами правительственных войск, отряд двинулся дальше.

По-прежнему никого, кроме мальчишек, одни из которых что-то кричали и махали нам руками, другие же наоборот грозили кулаками, а иногда ребром ладони проводили по своему горлу.

– Павлов? Ты видел, что они показывали? – спроси его Абрамов. – За что это они нас так, ведь мы им пока ничего не сделали?

– Не слепой, – коротко ответил он, – вот и пытаюсь разобраться, кого мы здесь защищаем, их или себя. Ты знаешь, Виктор, нам говорят об интернациональном долге, но перед кем? Перед этими дехканами или перед правительством?

– Зачем же ты сюда поехал, Павлов? Мог бы отказаться, и все было бы нормально, сейчас был бы дома.

– Просто хотел проверить себя. Для меня это очень важно, Виктор.

Они замолчали и стали рассматривать дорогу, которой, как им тогда показалось, была без конца и начала. Солнце стало припекать, и броня потихоньку стала раскаливаться.

«Сейчас бы окунуться в Волгу», – почему-то подумал Виктор, вспоминая Казань, которая была сейчас так далека от него.

– Сейчас бы искупаться, – произнес Павлов и посмотрел на Абрамова, который достав носовой платок, вытирал им вспотевший лоб.

– Смешно, но я думаю о том же, – улыбаясь, ответил Виктор. – Ты хоть раз видел Волгу? То-то и оно.

– Вот вернемся отсюда, непременно приеду к тебе в гости. Хочу посмотреть на мать рек русских.

Жара становилась все сильнее и сильнее. Серое облако пыли, которое словно шлейф тянулось за первой бронированной машиной, стало накрывать их с головой. Дышать становилось все трудней и трудней.

– Павлов! Передай водителю, пусть немного отстанет! Что он уткнулся ему в зад!

Тот постучал прикладом автомата по башне.

– Ты что, хочешь задушить нас! – выкрикнул он, когда из башни появилась грязное лицо водителя.

Тот, молча, кивнул головой, давая им понять, что он их услышал. БТР сбросил скорость и тем самым облегчил участь десанта.

– Скажи, Абрамов, тебе не жалко гражданскую жизнь? – спросил Виктора Павлов. – Мне если честно нет, а тебе?

– Я не думал об этом. Мы с тобой не кадровые офицеры, а лишь «партизаны». Так что рано или поздно все встанет на свои места.

– Смотри, впереди снова кишлак, – произнес Павлов.

– Всем приготовиться! – громко скомандовал Абрамов и снял автомат с предохранителя.

***

Второй кишлак тоже оказался абсолютно пустым. По улицам бродили куры, но жителей в нем не оказалось.

– Командир! А, где жители? – спросил Абрамов Марченко. – Смотри, они так быстро бежали, что оставили не потушенным очаг. Откуда они узнали о нас?

– У них, Абрамов, тоже существует разведка. Поступил сигнал и они ушли в горы.

Рассыпавшись в цепь, они зачистили кишлак.

– Какая будет команда, командир? – поинтересовался у Марченко Орлов.

Командир достал карту и, развернув ее, начал рассматривать.

– Двигаемся вот по этой дороге. Конечный пункт кишлак Даланг. Погнали, ребята.

Все быстро заняли свои места и БТР, урча моторами, медленно двинулись вперед. Выехав из кишлака, машины увеличили скорость. Вдруг идущий впереди их БТР Марченко, начал чихать, а затем, выпустив густую струю черного едкого дыма, остановился. Виктор спрыгнул с бронетранспортера и бегом помчался к командиру. Марченко стоял около заглохшей машины и распекал матом водителя.

– Почему не подготовил машину к «дороге»? – кричал он. – Под суд захотел?

– Я все поправлю, – шептал он, бросая испуганный взгляд на Марченко. – Я сейчас, сейчас.

Чумазый водитель хотел еще что-то сказать, однако не решился, заметив злобные огоньки в глазах командира. Он виновато моргал длинными, склеившимися от пота ресницами, и молчал.

– Абрамов! – приказал Марченко. – Оставь здесь четверых своих бойцов. Пусть помогут водителю с ремонтом, а затем догоняют нас.

Виктор развернулся и побежал к своей машине выполнять приказ. Четыре бойца спрыгнули с брони и, не торопясь, направились к сломанному БТРу. Остальные стали перегружать боеприпасы, продукты и воду на две оставшиеся машины.

– Вот что, мужики. Как только отремонтируетесь, идите вслед за нами. Мы вас будем ждать вот в этой точке через три часа. В бой не вступать, все время быть на связи. Задача ясна?

Судя по их лицам, они все поняли.

– По машинам! – закричал Марченко и через минуту они двинулись дальше.

БТР, выбросив из своего нутра облако черного дыма, направились дальше.

– Виктор, а почему он выбрал наших ребят? – поинтересовался у него Павлов.

– Я не обсуждаю приказы командира. Он лучше знает ребят, чем я и ты.

По дороге им попались еще два кишлака, ни в одном из них ни моджахедов, ни жителей, они не обнаружили. Практически невозможно отличить моджахеда от простого крестьянина. Многие из них утром пашут поля, выгуливают скот, а вечером достают из тайника автомат или винтовку и вливаются в боевой отряд повстанцев, который обстреливает проходящие мимо них советские колонны, а затем снова возвращаются в кишлак, чтобы скоротать остаток ночи в объятьях жены.

Стоя в пустом кишлаке Даланг, отряд поджидал отставших товарищей. Время, отпущенное Марченко на ремонт машины истекло, но БТР до сих пор не догнал их. Что с ними, никто из них не знал – эфир был пуст. Лицо Марченко посерело. Даже невооруженным глазом было видно, что он сильно волнуется за ребят.

– Может что-то там произошло? – тихо произнес Орлов. – Но почему молчит рация?

Абрамов посмотрел на Марченко, стараясь угадать, о чем он думает.

– Командир, разреши вернуться, ведь там мои люди? – обратился Виктор к Марченко.

– Подождем еще минут десять, может быть, ответят.

– Хорошо, – ответил Виктор и стал забираться на БТР.

Марченко молчал, поглядывая на свои наручные часы. Наконец, он не выдержал.

– По машинам! – громко крикнул он.

Все вскочили на броню и на предельной скорости двинулись в обратную сторону.

Абрамов приложил к глазам бинокль, стараясь разглядеть, что там впереди.

–Ну что, там? – поинтересовался у него Марченко. – Что видно?

– Пока ничего, товарищ командир – все чисто.

Бойцы молчали, думали о чем-то своем, но мысли каждого все равно крутились вокруг судеб, оставленных товарищей. Виктор снова приложил к глазам бинокль. Пока радовало, что не видно было черного дыма горящей машины. Наконец сквозь шум и треск в эфире, они услышали голос водителя оставленной ими бронированной машины.

– Восьмой, восьмой, я седьмой, как слышишь?

Обрадованный Марченко схватил наушники и громко закричал в мегафон.

– Седьмой, седьмой, я восьмой, почему молчал? Где ты?

– Я там, где вы меня оставили. Только что устранили поломку, куда двигаться?

– Стой, где стоишь. Сейчас мы подойдем.

Машины, увеличив скорость, понеслись вперед.

– Командир! – обратился Виктор к Марченко. – Прикажи сбросить скорость. Неужели сам не видишь, что невозможно удержаться верхом на прыгающей броне, так можно и без боя людей потерять.

По приказу Марченко машины замедлили ход и все облегченно вздохнули. Военнослужащие Советской армии предпочитали передвигаться верхом на броне БТР и БМП. В начале февраля 1980 года моджахеды получили значительную военную помощь из Пакистана и Ирана и стали вести минную войну против механизированных русских колонн. Статистика подрывов наглядно свидетельствовала, что при взрыве мины у БТР отлетали в сторону колеса, и это давало экипажу машины и солдатам, находившимся внутри машины, хоть какие-то шансы выжить. При подрыве же боевой машины пехоты шансов у экипажа почти не было. БМП солдаты окрестили не иначе как – братская могила пехоты. Поэтому при малейшей возможности десант занимал верхнюю броню и старался не лезть внутрь машины.