
Полная версия:
Кузины
К морщинистому стволу дерева прицепилась окуклившаяся гусеница а так как до лета было еще долго и тем вечером было холодно, из озорства я сложила руки над местом к которому прицепилась куколка и стала греть ее своим дыханием, и увидела что через некоторое время куколка раскрылась и оттуда выполз червячок розоватый как младенец и я перестала дышать и червячок замер замерзнув до смерти, обманутый моей подлостью хотя если бы не это он после наступления настоящей теплой погоды превратился бы в бабочку и я поняла что совершила преступление против природы и я проплакала в подушку много ночей.
Это событие уже почти испарилось из моей памяти но не знаю почему, когда Бетину отвезли в больницу, оно вдруг всплыло в памяти в таких подробностях словно произошло вчера но ничто не происходит случайно и у всего есть общая причина и вы видите что я уже почти свободно изъясняюсь хотя иногда случаются осечки но шаг за шагом я продвигаюсь вперед. Потерпите еще, потому что я продолжаю историю с Бетиной и меня не было когда ее увезли в больницу и отвез ее муж, мой зять и отец младенца и с ними поехала Руфина а когда мы с Петрой узнали то тоже приехали хотя не стали подходить близко и присели в отдалении потому что очень волновались и увидели как из родовой выбежала медсестра с окровавленными простынями в руках и унесла их куда-то вглубь по коридору.
История с розовым червячком жертвой моей несдержанности в тот момент единственная занимала мои мысли и я отметила что она вытеснила оттуда колыбельную Брамса которую играла моя музыкальная шкатулка купленная в подарок Бетине чтобы укачивать расплакавшегося новорожденного этой чудесной мелодией. Но мелодия в моей голове внезапно оборвалась как если бы шкатулка которую я собиралась подарить взорвалась и как выбитый взрывной волной вылетел из родовой палаты мой зять, он рыдал.
Мы с Петрой молчали а мужчина рыдал вытирая слезы клетчатым платком таким обычным и я подошла и он хотел обнять меня но я отстранилась и он сказал мне и Петре тоже что ребенок родился, едва заплакал и тут же умер, потому что по словам врача родился он раньше срока и к тому же с пороками развития а насчет Бетины, что?
Бетина была очень слаба и предполагали что она не поняла что потеряла ребенка и лучше бы не говорить ей так она сможет поправиться… а то мало ли что…
Слишком много чего…
Петра хотела увидеть Бетину и я вошла за ней в атмосферу того преступления на поле словно заключенная в невидимую рамку за которую не могла выйти и Петра рыдала как безутешная крестьянка так что ее попросили не шуметь а то она разбудит тяжелобольных а она отрезала что самая тяжелобольная тут Бетина но ей снова сделали замечание и она замолчала и мы вошли в родовую палату где увидели Бетину висящей на пластиковых лианах по которым текла кровь и другие жидкости и я говорю лианы вспоминая поле и о том о чем я уже рассказала но ребенка нам не показали.
Я отошла в сторонку и с дружелюбной улыбкой обратилась к медсестре и дала ей пятьдесят песо чтобы она поделилась со мной информацией о младенце и я добавила что речь о моем племяшке и она принесла сосуд внутри которого плавало что-то похожее на младенца но не совсем и я спросила можно ли так обращаться с новорожденным и она ответила мне что так как он представляет научный интерес то можно тем более что отец дал согласие. А мнение матери не учитывается так как у нее тяжелая форма инвалидности и она прошла дальше по коридору унося анатомический объект который станет учебным пособием на занятиях по неонатологии.
Петра хотела возразить но я остановила ее потому что у нас и так было уже слишком много похорон а то что плавало в колбе для меня было олицетворением семейного геральдического знака, и вы заметили наверное какими серьезными терминами я уже овладела благодаря словарю.
Нам сказали что Бетине нужно остаться в больнице на несколько дней но я и ухом не повела потому что уже достаточно поучаствовала во всем и теперь следовало уступить место отцу и Петра согласилась, а вот Руфина нет потому что ей некуда было идти если бы она покинула дом бывший раньше маминым который теперь стал бы моим и почему бы и нет также и Бетининым хотя это я бы хранила за семью печатями.
Мы оставили больницу и мужа с супругой и Руфиной. Мы с Петрой собирались пойти поужинать, потом в кино а потом на поиски съемной квартиры до тех пор пока мы не накопим достаточно чтобы купить однокомнатную квартиру.
Цвет зимы
Когда мы вышли из бара шел дождь превратившийся в настоящий водопад когда мы вошли в ресторан. Мы шагали по абсурдной погоде будто сбежавшей из календаря потому что в конце ноября летняя пора уже вступает в свои права, но в этом городе влажность истерически путается с неожиданностями и если возьмешь зонтик он тебе никогда не пригодится если выйдешь без пальто замерзнешь а если утеплишься то задохнешься от жары… ну и городок у нас открытый всем ветрам меняющим температуру и желание прогуляться или посидеть на лавочке на площади и поразмышлять и если ты гуляя в лесу носком ботинка перевернешь кусок глины почувствуешь влажность древних времен, как будто Ла-Плата насильно была возведена на непригодной земле по политическим или не знаю по каким еще причинам так как я никогда не изучала историю и единственное что я знаю это то что мне нравится этот влажный и угрожающий город в котором не страсть, а страх связал нас как в стихотворении Хорхе Луиса Борхеса[22] поэта который манит меня своей манерой изъясняться похожей отдаленно на мою собственную манеру изъясняться или уважительнее было бы сказать что я похожу на него. Однажды я видела как он ковылял по усыпанной гравием улице опираясь на трость и смотрел вокруг пустыми глазами мертвеца, и это меня поразило и я подумала что это был не Борхес а призрак Борхеса и я перешла на другую сторону улицы потому что заметила что душа ускользала из него и печально тянулась за ним а потом он умер во время своей поездки и больше не присутствует в нашей стране потому что его похоронили в Швейцарии.
И от того как эта размытая дождем фигура, скажем так, походила на мои печали меня пробрала дрожь как если бы я унаследовала семейную болезнь Паркинсона. Потом милый призрак никогда не возвращался проведать меня потому что не был знаком со мной и это одна из горьких для меня утрат но теперь я с Петрой.
Мы поужинали недалеко от железнодорожного вокзала а потом нашли номер в ближайшем отеле чтобы переночевать потому что я не хотела возвращаться домой. И мы искупались в удобной ванне и проснулись утром чтобы позавтракать прямо там точнее на первом этаже и потом договорились с хозяином отеля что еще вернемся потому что мы ищем местечко чтобы поселиться там надолго и Петра которая много чего знала отвела меня в агентство где предлагали квартиры в аренду довольно дешево и не очень далеко от центра города и я сказала Петре что нам надо пойти в банк где хранились мои накопления и снять со счета достаточно чтобы заплатить за месяц аренды а там посмотрим.
Мы выбрали однокомнатную квартирку, уже обставленную. Я заплатила установленную сумму и Петра отправилась домой чтобы забрать одежду и мои картонки, бумагу, холсты и прочее, Петра никогда ничего не забывала и зашла к себе домой чтобы предупредить маму, то есть тетю Инграсию, о нашем решении и потом рассказала мне что ее папа дядя Даниелито настаивал что мы могли бы жить с ними и просил Петру передать мне это что она и сделала, и я сказала что если она хочет то может остаться со своими родителями но я никуда не двинусь из этой квартирки и она с удовольствием согласилась остаться со мной и мы вместе все наладили и я сразу же села писать холст начатый до всех несчастий о которых вы уже знаете. Более того, когда пришел хозяин я сказала что хотела бы приобрести эту квартиру и когда он увидел холст то понял что я Юна Риглос черт возьми но ведь… И он предложил купить картину когда я ее закончу потому что он тоже пишет но это просто увлечение он ни на что не претендует.
Иногда удача находит меня в самый неожиданный момент как и произошло в случае с квартиркой из которой увлекающийся живописью хозяин вынес старую мебель и я организовала перевозку своей которой было меньше так что оставалось место для большого рабочего стола и не только.
На нас набросилась осенняя неделя дождей делавшая груз воспоминаний только тяжелее и каждая из нас обратилась к соответствующим занятиям и единственное, о чем я попросила Петру так это никогда не упоминать о событиях недавнего прошлого так как мне хотелось почувствовать себя обновленной недавно пришедшей в этот мир как если бы я вылупилась из огромного яйца, я хотела стать птицей другого полета. И какую бы ты выбрала спросила Петра и я выбрала ласточку которая снует туда и сюда и никогда не остается в одном месте надолго, и чтобы она делала что хочет но мы не должны растрачивать понапрасну деньги заработанные каким бы то ни было путем и нас не должно заботить окружение потому что единственное что важно это мы сами и она меня поняла и назвала мудрой и мол она всегда будет прислушиваться ко мне и я уверила ее что тоже буду прислушиваться к ней но мы не должны быть как сиамские близнецы и я объяснила ей что значит сиамские близнецы и она снова поняла.
Нам стоило бы завести отдельный счет в банке и каждый месяц вносить туда деньги чтобы наконец купить квартирку и с этим Петра тоже согласилась.
Когда по вечерам я рисовала появлялся хозяин квартиры и просил разрешения присесть и я сказала чтобы он не разговаривал потому что это отвлекает меня и славный сеньор повиновался и когда возвращалась Петра он приглашал нас на ужин, что для нас было экономией.
Но я должна была ходить в институт и в первый раз когда я встретилась со своим зятем меня пробрал прямо арктический холод но я не подала виду когда мой зять учитель Хосе Хамелеон подошел ко мне я застыла столбом и он что-то сказал мне но я не поняла потому что если я не хочу слышать я и не слышу и учитель повесив голову направил стопы к своей аудитории а я посчитала сколько месяцев оставалось до моего выпуска и получилось два и потом не проходить даже по улице мимо этого места которое я так любила. Слово любила привлекло мое внимание потому что я произнесла его впервые и я ушла в противоположном избранному учителем Хосе Хамелеоном направлении. Так никогда и не узнала что он сказал, да мне и не интересно.
Мои картины которых ждали в галереях и на престижных выставках сводили с ума хозяина квартиры в которой мы с Петрой проживали, и он предложил заплатить недостающую для приобретения квартиры сумму если я соглашусь продать ему холст называвшийся «Ивы зимой». Естественно я согласилась и Петра привела нотариуса одного из своих клиентов уже знаете в какой сфере, и все было организовано официально в нотариальной конторе и нотариус поздравил бывшего хозяина квартиры с приобретением подлинной Риглос и назвал сделку весьма выгодной предложив ему установить кондиционер в квартире и господин бывший хозяин согласился и мы все отправились поужинать в ресторан неподалеку от ипподрома чтобы отпраздновать это событие.
Господин бывший хозяин заслуживает отдельного описания за свою несказанную любезность, он и понятия не имеет сколько проблем решилось благодаря его помощи. Он был среднего роста и очень смуглый, типичный коммерсант в его случае нашпигованный художником что конечно странновато но так обстояли дела, он всегда хорошо одевался менял костюмы, рубашки, галстуки и фирменные ботинки (по ним было видно) и все было лучшего качества и еще жуткий перстень на мизинце которым он постоянно пошевеливал чтобы заставить бриллиант сверкать.
У него было две машины и не спрашивайте каких марок, потому что в машинах я ничего не смыслю и нас он возил, когда приглашал, в самой красивой потому что хотел пустить пыль в глаза, но не мне, а Петре, но я сказала Петре что не хочу никаких шашней с этим сеньором и чтобы она следила за собой потому что в противном случае он перестанет нас уважать. И если ей и хотелось иногда повести себя недостойно она была умницей и сдерживалась, а когда приглашения стали набирать обороты я начала придумывать отговорки про срочную работу и их стало поменьше. Но сеньор которого все звали Качо все равно приходил по вечерам посмотреть как я работаю и я предложила написать его портрет, но только чтобы он не ждал что портрет будет обычным потому что я напишу его в своем стиле и он с восторгом согласился и поцеловал мне руку. Я ее потом помыла.
И Качо стал приходить по пятницам к семи вечера чтобы позировать мне. Он приходил в белом костюме и розовой рубашке с белым галстуком. Ботинки тоже были белые. Я собиралась стилизовать этот образ, с его темным лицом итальянца его рабочими большими руками и эту позу которую принимают, как им кажется, навечно те что родились в бедности и разбогатели но так и не достигли того положения о котором мечтали. Я собиралась заново создать достойного Качо Искрипламини, такая у него была фамилия, и он восхищался бы мною как утренней Авророй, я уже занимала определенное положение в артистических кругах так что мне предложили заменять занятия в институте потому что учитель Хосе Хамелеон уходил на пенсию. Я согласилась потому что уже достаточно владела устной речью и собиралась меньше говорить и больше рисовать.
Начало прекрасной дружбы
Качо, чье настоящее имя было Кармело, а фамилию его вы уже знаете, мне она приводила на ум дракона изрыгающего пламя, пришел вовремя чтобы позировать в тот день когда я вернулась со своего первого занятия в институте которое прошло хорошо я думала о словах и выражениях прежде чем извергнуть их как это сделал бы выдуманный дракон Искрипламини. Студентов на курсе было не очень много так что я решилась проиллюстрировать цветным мелком свои слова касавшиеся хронологии развития стилей и манер художников, и я обрадовалась увидев что студенты конспектировали все с уважительной сосредоточенностью но должна признаться что когда зазвенел звонок я вздохнула с облегчением но после первого урока будет уже легче стоять перед аудиторией студентов как будто во мне нет затаенных страхов, которые могут вырваться наружу в любой момент давая студентам понять что та кто пытается наставлять их на самом деле обученная инвалидка и позволяя им получить плюсы от моих врожденных минусов.
Как прекрасна юность подумала я про себя… здоровые и гибкие словно молодой тростник на берегу реки, бледные или румяные и что за живые человеческие глаза на их лицах способных ко всему благодаря тому что они родились в хороших семьях и какие руки… я собиралась написать картину под впечатлением от этого маленького собрания ангелов, фей, изящных рыцарей, вызывавших в моей памяти гравюры и картины музеев в которых я побывала и художественные альбомы чьи глянцевые страницы были проиллюстрированы точно такими героями, без сомнения рожденными от любящих супругов, без вожделения и без инцеста от которого плод гниет на ветке орошаемой одной и той же нечистой и застоялой кровью. Так наблюдала я за ними пока они выходили на улицу беззаботные хозяева своей жизни, а я вернулась в костницу на родную похоронную арену моего разума.
Мне следовало приручить колючего зверя царапавшего мою душу, потому что я была не исключением а путем спасения из этого сумасшедшего цирка, из этой злополучной плеяды, из океана утомительных помертвелых жидкостей, да, я должна была одержать победу надо всей этой жуткой мешаниной из экскрементов и уродства, и я могла сделать это по крайней мере пока жизненные силы молодости на моей стороне. Мои труды вовсе не были нетрудными я часами просиживала без сна впившись в книги не только по литературе и искусствам, но и по анатомии и разговаривала как ни в чем не бывало с экспертами по разным отклонениям, и так и протекала моя жизнь и каждое занятие или встреча с учениками и преподавателями означали огромное усилие и страх и после вздох облегчения потому что никто не догадывался о моих страданиях возможно превзойденных достоинствами моих картин которые с каждым годом стоили все больше и которые упоминали в первых рядах вместе с другими ценнейшими работами. Но страх падения так и не оставил меня потому что я происходила из выродившегося и гибнущего рода.
Качо заметил что я устала и я объяснила что только что вернулась из института проведя свою первую пару, и предложила пойти в бар перекусить и освежиться я угощаю а Качо или Кармело воскликнул еще чего не хватало это он угощает и мы вышли. Сэндвич с хамоном и газировка а Кармело заказал коньяк и прежде чем ему подогрели бокал я поняла что он пытается показать что он не лыком шит. Он спросил меня не нравится ли мне коньяк и я ответила что никогда не пила алкоголь. Вскоре мы вернулись в квартиру где Петра уже готовила ужин. Кармело нацепил на свое свежевыбритое лицо с подстриженными усами такое дурацкое выражение что я чуть не рассмеялась но сдержалась. Я довольно много писала в тот вечер. Чем быстрее я закончу портрет тем лучше потому что на подготовку к моим занятиям требовались часы, так что я написала Кармело-Качо как есть хотя и изобразила его черты и манеру более изящными. Я пообещала ему отдать портрет на следующей неделе и накрыла картину холстом. Но робкая модель и не попросила посмотреть.
Петра тем временем готовила простой ужин из равиолей и мяса. Она купила десерт в La París, нашей любимой кондитерской неподалеку, и позвала меня и я пошла на кухню и Петра спросила не против ли я пригласить Качо. Я сказала что не против но только в этот раз, потому что достаточно уже и тех приглашений что мы получаем от этого сеньора. Петра поняла меня. Потом мы еще серьезно поговорим.
Петра пригласила молчавшего, теперь, Качо или Кармело, который принял приглашение. Я заметила как он обрадовался и попросил разрешения купить вина или шампанского? я сказала что мы не пьем хотя Петра выглядела разочарованно она-то как раз пила, но он настоял потому что запах равиолей пробуждал в его итальянской душе желание опрокинуть парочку стаканчиков и я не нашлась что возразить и сказала Петре ты пьешь безалкогольные напитки и никогда не споришь с тем что я решаю и я знаю почему это делаю и она согласилась.
Мы приступили к ужину и Кармело принялся восхвалять равиоли про которые Петра сказала что сделала их с начинкой из зелени и томатный соус тоже был ее авторства но я знала что в мусорке лежит упаковка из-под купленных равиолей и коробочка из-под томатного соуса и я почувствовала что эта карлица что-то замышляла ведь ее коварство превосходило ее на несколько метров, и Кармело взял с хлебной тарелки хлеб и макая его в соус превозносил вкус который напомнил ему соус его итальянской mamma, потому что они Искрипламини были сицилийцами и очень любили пасту, и он с жадностью поглощал лживое коронное блюдо Петры которая не подозревала как опасно может быть врать сицилийцу, пусть даже о пасте. После когда трапеза закончится мы проясним несколько темных мест. Читатели оценят мои успехи в письме хотя я все еще не справляюсь с пунктуацией но обещаю исправить проблемы с пунктуацией и вам придется извинить меня но все сразу невозможно а я и так за недолгий срок преодолела марафонскую дистанцию. Думаю я образованна. Стану еще более образованной если моя слабосильная натура позволит.
Пришлось к слову включить радио и послушать новости и Кармело спросил нет ли у нас телевизора, и нет, у нас его не было, но нет, пусть он даже не думает а почему бы и нет? спросила Петра и хватит уже сказала я серьезно.
Телевизор не поместился бы потому что мой стол и картины занимали много места и свободного места едва хватало на две кроватки одну мою и другую Петры и на стулья со столом за которым мы иногда ели хотя я предпочитала есть в баре а Петра не знаю где. Телевизор это тиран который держал бы Петру перед экраном без дела а мне нужно было готовиться к занятиям и писать картины. У нас он не поместится, настаивала я, объяснив все это и больше об этом не говорили.
Мы немного послушали радио и Кармело, довольный, откланялся. Я наблюдала за Петрой. Мне совершенно не хотелось наживать проблемы.
Я сказала Петре что нам нужно серьезно поговорить о, и я не побоялась произнести это имя, Качо-Кармело Искрипламини, потому что об этом мы бы говорили со всеми точками и запятыми которые мне нужно научиться ставить в правильных местах. Тем временем можно было бы выпить вместе капучино, по-дружески. Петра что-то стала зазнаваться и это мне не понравилось.
Петра, сказала я ей, сеньор Качо-Кармело Искрипламини уже завершил сделку купли-продажи квартиры и я больше не хочу водить с ним дружбу потому что ничего не знаю о жизни сеньора Качо-Кармело Искрипламини и прежде чем все зайдет слишком далеко, я надеюсь показать ему что целью нашего сближения была покупка квартиры и чтобы он не смел предлагать дорогие подарки потому что мы девушки работящие из тех что зарабатывают на жизнь в поте лица и всех других частей которые могут потеть ты понимаешь о чем я… Не подумай Петра что я забыла на какие зверства ты способна и я тебя не осуждаю но сеньор этот итальянец с острова Сицилия и с такими людьми не шутят потому что хоть они и просто душки но если ты в чем-то их подведешь забудь о том чтобы увидеть живьем следующий за твоим надувательством день, а теперь объясни мне почему ты соврала про равиоли и томатный соус… ты кокетничаешь с этим сеньором а это опасно… я знаю что говорю и я больше не буду вытаскивать тебя из беды ты знаешь что я хочу сказать, а сеньор придет за портретом на будущей неделе и я ему его подарю чтобы избавиться от груза благодарности если он есть.
Миниатюрная фигурка Петры сдулась и она заплакала. И я сказала ей что мы еще никогда так спокойно как теперь не жили и хорошо бы это сохранить, но так как я не имею привычки приказывать ближнему своему потому что моя натура совсем не деспотична если у нее имеются другие перспективы и она хочет отделиться от моего образа жизни то пусть сейчас же об этом и объявит.
Петра принимает решение
Мы легли спать и я сразу услышала похрапывание Петры и поняла что от моего предложения по ужесточению дисциплины ей ни жарко, ни холодно.
Лежа на подушке в полумраке в который просачивался сквозь окно лунный свет я смотрела на малютку в женской оболочке тем не менее из-за нее я не могла спать а мне нужна вся ночь чтобы отдохнуть так же как весь день чтобы работать.
У Петры не было предрассудков а может она была просто неспособна понять какими омерзительными были ее дела с представителями мужского пола ставя свою так называемую работу наравне с моими работами хотя и плохо оплачиваемую из-за прихотей ее клиентов и ударов и укусов и засосов на шее которые помогали ей найти новых клиентов осведомленных о сущности ее проделок потому что отметины на шее которые она не могла закрыть ни косметикой ни платочками или шарфами обнажали всю безнравственность, всю неприглядную реальность ее существования и жестокость людей с которыми она якшалась и несчастная скатывалась с каждой неделей все ниже и ниже после самых бурных и хорошо оплачиваемых встреч. Я никак не могла понять куда отнести этот обломок раболепной человечинки, раньше мне все было ясно, но теперь когда приложив усилия я подчиняла себе письменную речь и заканчивала последний курс в институте а вдобавок еще и сумела благодаря качеству моих картин замещать преподавателей у младших курсов с блестящими результатами. Куда отнести это жалкое мышиное подобие человека которому я всегда помогала и которое было тесно связано с моей не вполне нормальной сущностью, которого я спасла от тюрьмы но никогда не пыталась спасти от греховных ласк и лап женатых стариков и отсталых холостяков и кто его знает кого еще… много или мало я сделала для Петры? Я бы никогда этого не узнала. Я никогда этого не узнаю.
Вдруг среди этой белой от просочившегося лунного света ночи я заметила что глазки этого человекоподобного мышонка глядели на меня и я попыталась притвориться спящей но она объявила что знает о чем я думаю и что сей же час если бы я попросила она собрала бы свои пожитки и исчезла бы и чтобы я не беспокоилась, она перебралась бы к своим родителям, к тете Инграсии и дяде Даниелито, пусть даже худшее из жестоких происшествий перепрыгнет через разделительную ограду и перелезет по другой стороне этой ограды а душа Карины будет упрекать ее неизвестно в каких ужасах, так что одно мое слово определит ее будущее и я сказала ей чтобы она засыпала а мне не спалось и я решила закончить портрет Качо-Кармело, и она обняла подушку и тут же снова захрапела, такое хрупкое сознание с таким восприимчивым подсознанием.
Но в моем случае дело обстояло иначе и пока я мыла кисточки при свете моей лампы в темноте сошедшей ночи я строила предположения о том что предложить Петре. Потому что мои старшенькие студенты должны были прийти ко мне в квартиру-ателье и юноши, надеюсь что нет, но это возможно могли узнать Петру сами знаете почему.
А Петру ни с кем не спутать.
Утро уже вступало в свои права когда я закончила портрет. Качо-Кармело вышел гораздо лучше настоящего. Я особенно ярко выделила перстень на мизинце потому что он меня попросил и бриллиант на его грубой рукеконтадино[23] прямо сверкал. Петра проснулась и принялась готовить кофе и рогалики к завтраку. Я обратила внимание, что лицо малышки постарело, хотя может это все мое воображение.



